Литературное движение половины прошлого века, известное под именем реализма, нашло в произведениях Элиот одно из сильнейших выражений; тонкость индивидуальных характеристик и правдивость бытовых картин обеспечивают им почетное место в истории литературы.
Романы Д. Элиот
«Адам Бид» (англ. Adam Bede, 1859);
«Мельница на Флоссе» (англ. The Mill on the Floss, 1860);
«Сайлес Марнер» (англ. Silas Marner, 1861);
«Ромола» (англ. Romola, 1863);
«Феликс Холт, радикал» (англ. Felix Holt, the Radical, 1866);
«Миддлмарч» (англ. Middlemarch, 1871 — 1872);
«Дэниэль Деронда» (англ. Daniel Deronda, 1876).
Роль науки и философии в творчестве Д. Элиот
Период «позднего» викторианства в истории английской литературы: проза Джордж Элиот
Литература викторианского периода - явление далеко не однозначное. На рубеже XIX -XX вв. оно, казалось бы, утрачивает свою актуальность, и до 1950-х гг. считается классикой, интересующей лишь узкий круг специалистов-литературоведов. Однако с середины прошлого века ситуация кардинально изменяется: произведения писателей-викторианцев вновь завоевывают сердца широкой читательской публики, переиздаются и даже входят в моду.
Тенденция к изображению человека «таким, каков он есть», характерна для всего европейского искусства второй половины XIX века. Особого внимания в этом ключе заслуживает творчество английских писателей, вступивших в литературу в 60-е - 70-е гг. позапрошлого столетия: Дж.Элиот, Э.Троллопа, Дж.Мередита (или - «поздних викторианцев». как их принято именовать в современной критике).
Долгое время считалось, что поздние викторианцы - всего лишь добросовестные продолжатели предшествующей традиции, «второстепенные» и «посредственные»; что они уступают «классическим реалистам» 30-х - 50-х гг. в значительности проблематики, силе социального обличения и воздействия на читателя, что их вклад в развитие литературы не так уж и существен. Теперь же творчество Дж. Элиот, Э.Троллопа, Дж.Мередита принято рассматривать как новый этап в эволюции реалистического романа, которому свойствен особенно изощренный характер представления человеческой психологии (в частности, более адекватное отображение глубоких внутренних связей между индивидуальным и социально-историческим началами в деятельности человека).
Викторианский период в истории британской литературы иногда принято именовать «негероическим». Здесь следует иметь в виду и понятие «роман без героя» У.М. Теккерея, отрицающего возможность существования в реальной жизни героя положительного, достойного подражания; и рассуждения Ч. Диккенса о долге писателя «изображать неприглядную жизнь таких смиренных людей, которые не только не кажутся героями своим лакеям и служанкам, но и не имеют ни лакеев, ни служанок, перед кем можно было бы покрасоваться своим геройством..., заурядных людей, в которых нет ничего героического». Отказ от абсолютизации пороков и добродетелей; сознательное неприятие исключительности, преувеличений, эффектов и «кульминаций»; стремление к изображению сферы «будничного» и «обыденного», воссозданию жизненных ситуаций, в центре которых - типическая личность (т.е. рядовой член общества, ничем не примечательный современник), - все это отличает и поздние произведения мэтров «классического реализма», и произведения т.н. «поздних викторианцев».
Такая ситуация в литературе складывается под воздействием многих факторов. Смешение акцентов в подходе к реальности и изменение принципов ее представления в сфере искусства - логический результат длительной эволюции, которую претерпевает европейское общество и культура ко второй половине XIX века. Многочисленные естественнонаучные открытия, становление и развитие психологии как науки, философия позитивизма (во многом определяющая особенности западноевропейского культурного сознания); и, как следствие, кризис индивидуализма, охвативший Европу в этот период, заставляют переосмыслить отношение к отдельной человеческой личности. Установка на значимость и самоценность каждого индивида (уникальность и неповторимость его жизненного опыта, проявление его индивидуальности в познании общих закономерностей мира), повышенный интерес к нравственной структуре «обыкновенной» и «негероичной» личности, к ее психологическим проявлениям позволяют говорить о совершенно новой модификации концепции человеческой личности. В английской литературе наиболее зрело и целостно она представлена именно в творчестве поздних викторианцев, и в частности, Джордж Элиот.
Первое же произведение, сборник повестей «Сцены из жизни духовенства», вызвало активный читательский интерес, который и сопутствовал писательнице на протяжении всей ее дальнейшей жизни. Среди почитателей таланта романистки были Ч.Диккенс и У.М.Теккерей, А.Тэннисон, Дж. Рескин, Г.Джеймс, Г.Спенсер и Дж.Г. Льюис, Р. Оуэн и М. Фарадей, И.С.Тургенев, Н.Г.Чернышевский, С.Н.Ковалевская и многие другие выдающиеся представители этой эпохи.
Творческие установки Дж.Элиот, казалось бы, мало отличаются от установок позднего Теккерея или Троллопа: те же «бессюжетность», «морализм», «уход в прошлое». Сюжеты ее произведений трудно назвать увлекательными в общепринятом смысле, - в них нет ярких авантюр, захватывающих приключений, выдающихся подвигов и демонических страстей. Однако Дж.Элиот «обладает искусством увлечь читателя сюжетом избитым, скучным и даже приторным,... победоносно обойти сентиментальные скалы и мели, и придерживаться поразительной последовательности в развитии событий». Обязательное присутствие в ее произведениях Всезнающего Повествователя и обилие авторизованных комментариев, даже «излишняя навязчивость авторского голоса», соседствуют с глубоко поэтичными картинами природы и изысканными психологическими этюдами.
Несмотря на сомнения относительно своей способности написать что-либо беллетристическое и размышлений по поводу ее права на то, чтобы высказывать людям собственные взгляды, Дж.Элиот изменяет природу английского романа, во многом предвосхищая романную структуру XX века. Далеко не случайно некоторые исследователи творчества писательницы называют ее «предшественницей современных мастеров психологической прозы», а иногда - и «первым современным английским романистом», который «отваживается на смелое экспериментирование с романной формой, во многом определяя направление поисков, свойственных творчеству прозаиков XX века».
В плане общей организации повествования Дж.Элиот в целом оставалась традиционно викторианским писателем. А вот ее «способность создавать общие типы при их резкой индивидуальности,... осязательно живые лица для воплощения отвлеченной идеи»; живописать работу «расстроенного мозга, одержимого неотвязной мыслью» и «картины помешательства, способные привести в восторг психиатра», - все это позволяло существенно обогатить содержательный аспект произведений Дж.Элиот, стимулировало поиск новых выразительных средств. Без обширных познаний, без активного интереса писательницы к научным завоеваниям того времени это вряд ли было бы возможно. Сама романистка была убеждена: если некоторым читателям т.н. «научные иллюстрации» на страницах художественных произведений и кажутся излишне навязчивыми, - скорее недостатком, чем достоинством, - то она сама отнюдь не видит в этом большого прегрешения. Собственные же «научные познания» писательница оценивала не иначе как «поверхностные». Установка Дж.Элиот на активное осмысление современных научных достижений и их культурного контекста, не было личной причудой эстетствующей дамы, которая решила, занявшись на досуге сочинением романов, «сказать новое слово в литературе». Напротив, писательница ставила перед собой очень сложную задачу: заинтересовать читателя и определенным образом воздействовать на его «мыслительную» природу историями о том, что он видел вокруг себя практически ежедневно. Сознательно избирая ракурс обыденности в «рассказывании правды о человеческой жизни», Дж.Элиот в то же время предлагала собственный вариант понимания и изображения личности, чем, по мере возможностей, старалась способствовать разрешению насущных проблем своего времени.
Творчество Джордж Элиот: о степени изученности «интеллектуального» аспекта
Основной особенностью творчества Дж.Элиот является ее неослабевающий на протяжении всей жизни интерес к разнообразным типам человеческого мышления и интеллектуальных привычек. Это отмечают и авторы «прижизненных» рецензий на произведения писательницы, и критики, которые обращаются к анализу ее творчества в конце XIX - первой половине XX вв. Но, по большому счету, дальше простой констатации данного факта дело не шло, и специальных работ, посвященных осмыслению собственно «интеллектуального» аспекта в творчестве Дж.Элиот, практически нет.
Объясняется это, на наш взгляд, несколькими причинами. Во-первых, в 1890-х гг., да и в первые десятилетия XX века, ее произведения вызывают все меньший исследовательский интерес, поскольку, на фоне бурных политических и социально-исторических изменений, представляются несколько устаревшими. Во-вторых, в исследованиях этого периода (приблизительно до конца 40-х гг. прошлого столетия) литературная деятельность писательницы рассматривается чаще всего через призму ее биографии, а анализируется, главным образом, содержательный уровень ее произведений, - вследствие чего эти работы имеют, в основном, «обобщающий», а не проблемный характер.
По сложившейся в зарубежном литературоведении этого времени традиции доминирующее место в подобных работах отводится исключительно романам Дж.Элиот. Исследователи обращают особое внимание на то, как в них преломляются религиозные взгляды писательницы (в частности, различные аспекты евангелизма), интересующие ее философские идеи и эстетические концепции (связанные с именами Б.Спинозы, Ф.Штрауса, Л.Фейербаха, Ч.Дарвина, О.Конта, Дж.С.Милля, Г.Спенсера, Дж.Рескина). Они сравнивают творчество Дж.Элиот с творчеством как ее предшественников и современников (Дж.Остен, В.Скотта, Ш.Бронте, Э.Гаскелл, Ч.Диккенса, У.М.Теккерея, Э.Троллопа), так и - «младших» ее современников и последователей (Дж.Мередита, С.Батлера, Т.Харди, Г.Джеймса, Дж.Конрада, Дж.Джойса, Дж.Г.Лоуренса). Предпринимаются попытки выявить особенности ее творческого метода, определить место и роль писательницы в развитии английского реалистического романа и - шире - европейской литературы в целом.
О роли метафоры в творчестве Джордж Элиот
Обращение Дж.Элиот к проблемам мышления тесно связано с тематикой, преобладающей в ее творчестве. Прежде всего это вопросы, касающиеся интеллектуальной активности человека, особенностей реализации приобретаемого им духовного опыта и категорий его осмысления.
Б.Уилли называет ее писательницей, которая, обладая обширными научными познаниями и свободно ориентируясь в потоке разнообразной интеллектуальной информации, обеспечила для жанра романа новую «интеллектуальную базу». Именно она привнесла ярко выраженное интеллектуальное начало в английскую литературу. А.Смит отмечает, что каждое произведение писательницы всегда способно удовлетворить разнообразные запросы читателя, доставляя не только собственно эстетическое, но и чисто интеллектуальное наслаждение, поскольку первое, к чему апеллирует Дж.Элиот - это ум читающей публики.
Как и многих выдающихся представителей викторианской эпохи, Дж.Элиот занимает вопрос, сформулированный еще Локком: каким образом осуществляется познание, как взаимодействуют «ум» и «природа», являющиеся качественно разными субстанциями. Викторианская литература настаивает на первостепенной роли ума, по-своему продолжая традиции романтиков, - в частности, подхватывая романтический протест против изгнания живого мышления личности из сухого, рационального, строгого механистического мира. Но аналогом природы в этой системе выступает сфера человеческой культуры (непосредственное знание о природе, сосредоточенное в рамках определенных научных дисциплин), поскольку познающий субъект помещен прежде всего в общество, и мыслится прежде всего как некто, воспринимающий культурно продуцируемые объекты. Неслучайно один из исследователей викторианской литературы, Дж.П. Макгоуэн, отмечает: «Дж.Элиот склонна одобрять такой тип культуры, где преобладает образ реальности, основой и источником которого является человек».
Художественную прозу Дж.Элиот отличает стремление вызвать у читателя искреннее сочувствие не столько к героям книг, сколько к людям, ежедневно окружающим читателя в реальной жизни. Дж.П.Макгоуэн: «сочувствие» становится ключевым термином в системе ее эстетических воззрений.
Подобная задача стимулировала поиски языка, который помогал бы наиболее адекватно выразить движущую писательницей идею. При этом он должен был быть понятен не только узкому кругу высокообразованной интеллигенции, но и простым «читателям с улицы».
По мнению У.Аллена, прозу Дж.Элиот отличает прежде всего стремление «дать скорее впечатление от факта, нежели написать или сообщить о каком-либо факте непосредственно». Одной из стилистических особенностей, помогающих Дж.Элиот добиться необходимого эффекта, является использование метафоры.
К.Кребер: писательница достигает большей глубины и технического совершенства прозы, по сравнению, например, со своими знаменитыми предшественницами Дж.Остен и Ш.Бронте, именно за счет мастерского владения метафорическим языком.
Дж.Бир в своем фундаментальном исследовании «Darvin s Plots: Evolutionary Narrative in Darvin, George Eliot and Nineteenth-Century Fiction» (1983) представляет романы писательницы как грамотное и последовательное воплощение идей Дарвина.
К.Б.Манн: метафора - сущность художественного языка Дж.Элиот. Выбор писательницей определенных метафор отнюдь не случаен, поскольку во многом способствует энергетической насыщенности высказывания, позволяя ей в полной мере раскрыть грани своего таланта.
Метафоры «познания» Джордж Элиот: постановка проблемы Изучение работ зарубежных (и отчасти - отечественных) исследователей творчества Дж.Элиот позволяет говорить об огромной роли и безусловной значимости метафорического языка в художественной практике писательницы. Попытка выявить некоторые особенности обращения Дж.Элиот к метафорическому языку и его употребления дает основания утверждать, что она прибегает преимущественно к метафорам т.н. «обыденно-бытового» характера. Это позволяет писательнице облечь сложные размышления философского или теологического свойства в «адаптированную», общедоступную для читателя почти любого уровня подготовленности/образованности форму.
Изыскивая различные возможности для того, чтобы говорить о «сложном» и «возвышенном» простым и понятным языком, Дж.Элиот пытается всеми доступными средствами разрешить актуальную для ее времени общественную проблему - проблему «информационного роста». Заложенные в основе этой проблемы трудности эпистемологического характера предполагают неизбежное обращение к т.н. метафорике «познания».
Своеобразную «интеллектуальную» наполненность получают и так называемые «световые» метафоры, которые издавна принято трактовать как метафоры «разума», «духа», «морального знания», «нравственной мудрости». Ко второй половине XIX века в английской (и шире - европейской) литературе уже складывается определенная традиция использования «световых» и «зеркальных» метафор.
Метафора «зеркала» приобретает необычайную ценность в эстетических системах Диккенса и Стендаля. Предложенный последним яркий и запоминающийся образ, посредством которого осмысляется особенность восприятия жизни художником, до сих пор выступает в качестве ведущей характеристики реалистической литературы.
Дж.Элиот тоже достаточно активно обращается в своих произведениях к т.н. «оптическим» метафорам. По наблюдению У.Баклера, «зеркало» нередко возникает в текстах ранних романов писательницы как способ подчеркнуть внешнюю привлекательность, тщеславие, или - непостоянство, склонность к кокетству того или иного ее персонажа. На это же указывают К.Б.Манн и Т.Р.Райт, обращаясь к одному из «поздних» романов Дж.Элиот, «Мидлмарч». В свою очередь, К.Кребер считает одним из неотъемлемых элементов повествовательной структуры романа «Мидлмарч» метафору «поцарапанного зеркала» и относит ее к разряду тех языковых средств, которые представляют в тексте Дж.Элиоттему «науки».
Метафоры «света» в произведениях писательницы, по мнению исследователей, чаще всего приобретают ярко выраженный трансцендентный смысл. Практика их использования у Дж.Элиот непосредственно связана с особенностями религиозного мировоззрения ее персонажей.
Метафора сети: приобретает особую смысловую значимость и в романе американского писателя Г.Мелвилла «Моби Дик, или Белый Кит» (1851): процесс изготовления мата постепенно трансформируется в сознании героя-повествователя в процесс плетения ткани Судьбы на Ткацком Станке Времени, где прямые нити основы-необходимости перекрещиваются с поперечными нитями свободной человеческой воли, порождая случай, который «сам попеременно управляет ими, и ему принадлежит последний удар, определяющий лицо событий».
В этой метафоре, по мнению Дж.Бир, безусловно привлекательны прежде всего ее гибкость, возможная многозначность, «неиерархичность». «Сеть» может выступать и как пространство конфликта, явного напряжения, и как пространство гибких связей, устойчивых, но не «застывших» соединений; может включать в себя и пространственные, и временные отношения; наконец, может означать «процесс постижения знания», «путь к знанию». Все возможности этой метафоры, как считает исследовательница, Дж.Элиот активно использует при написании романа «Мидлмарч».
Таким образом, метафоры «зеркала», «света» и «сети» ко второй половине XIX века являются традиционными и для английской и - для европейской литературы. Но в произведениях, созданных Дж.Элиот, эти «привычные» метафоры, по нашему мнению, приобретают новую смысловую наполненность и функциональную значимость.
Метафорический язык Дж.Элиот не ограничивается упомянутым «набором» традиционных выразительных средств, он включает в себя и индивидуальные, «авторские» метафоры, употребление которых определяется исключительно особенностями мировоззрения и личностно-психологического склада писательницы. На наш взгляд, имеет смысл предполагать наличие некоего целостного комплекса метафор познания в творчестве Дж.Элиот, - который не только способствует обсуждению (в сугубо художественной форме) проблем, стоящих перед европейским обществом второй половины XIX века, но и позволяет существенно обогатить образный язык европейской литературы в целом.
Литература как «искусство жизни»: формирование философских и эстетических взглядов Дж. Элиот (письма)
Философские взгляды и эстетическое мировоззрение Дж.Элиот принято рассматривать преимущественно через призму позитивистского учения, оказывавшего мощное воздействие на европейское культурное сознание в течение практически всего XIX века. Безусловно, нельзя отрицать, что комплекс позитивистских идей, выдвинутых О.Контом и развитых Дж.С.Миллем, Г.Спенсером или Дж.Г.Льюисом, повлиял на становление личности будущей писательницы, а впоследствии - и на весь характер ее художественного творчества.
Характерные для позитивистов размышления о человеке, его физической, интеллектуальной и нравственной природе, особенностях познания им окружающей реальности и осмысления индивидуального жизненного опыта, тесно связанные с теорией усовершенствования общества, находят живой отклик и в размышлениях Дж.Элиот. Восприятие ею позитивистских идей носит несколько «стихийный» характер (что вполне объяснимо складом ума, духовными интересами и запросами будущей писательницы). Однако и неоднозначность ее реакции на эти идеи очевидна.
Скорее частичное, чем безусловное (а в чем-то даже и полемическое) приятие Дж. Элиот «философии альтруизма», в сочетании со всей культурной атмосферой, царящей в европейском обществе середины - второй половины XIX века, несомненно, способствовало формированию ее эстегического мировоззрения. Цели искусства; задачи, к разрешению которых, по мнению Дж.Элиот, должен стремиться художник; принципы, которые призваны определять специфику его творческих поисков; способы представления действительности в произведениях искусства; суть понятий и категорий, которые осознаются как существенно важные в современном ей литературном процессе, - все это находит непосредственное отражение в эпистолярном наследии Дж.Элиот.
О письмах, служащих в данной работе материалом исследования, можно сказать следующее. Адресованы они главным образом людям, которые, и по признанию самой Дж.Элиот, и по свидетельствам тех, кто ее знал, сыграли огромную роль в жизни писательницы. Это люди, с которыми ее, как правило, связывали не только тесное знакомство или деловое общение, но - близкое духовное родство. Довольно сдержанная и замкнутая по натуре, склонная к меланхолии и депрессиям, в ситуации личной беседы более расположенная к роли слушателя, нежели рассказчика, в письмах она позволяла себе не просто высказаться, но - поделиться самым сокровенным, являющимся результатом длительных, серьезных, а иногда и мучительных раздумий. Уже тот факт, что будущая романистка подписывалась под своими посланиями как «любящая тебя женщина Мэри Энн», «Мэриэн» (имя, которым она часто называла себя, когда училась в пансионе), «Поллианн» или - «Доктор Поллианн» (как прозвали ее в тесном дружеском кругу в Ковентри); а также - довольно высокая интенсивность переписки (иногда с интервалом в один-два дня!) свидетельствует о достаточно близких и доверительных отношениях между нею и ее адресатами.
Среди корреспондентов Дж.Элиот особое место занимает Мария Льюис, ведущая гувернантка пансиона в г.Нэнитоне, где с 1828 г. и до отъезда в Ковентри в 1841 г. находилась Мэри Энн. Будучи протестанткой, она оказала огромное влияние на духовное становление своей ученицы, придав большую строгость и определенность ее религиозным воззрениям, а также - постоянно стимулируя и направляя ее любознательность, умело поддерживая присущее девочке от природы интеллектуальное любопытство. Переписка с М.Льюис, свидетельствующая о близком, искреннем и по-своему необходимом для обеих общении, длилась в течение более чем десяти лет (до 1841 г.) и угасла, лишь когда Мэри Энн поняла, что «переросла» свою наставницу.
Место мисс Льюис в ее душе постепенно заняла Сара София Хеннэл, «женщина значительного ума, склонная к метафизическим рассуждениям», старше Мэри Энн на семь лет, которая, особенно до 1852 года, считалась самой близкой ее подругой. С 1852 г. «самым доверенным» лицом будущей романистки стала Барбара Ли-Смит, в замужестве Бодишон, которая искренне разделяла все интересы и устремления Мэри Энн, даже в тяжелый для писательницы период общественного осуждения ее гражданского брака с Дж.Льюисом.
Помимо писем, адресованных близким подругам, представляют безусловный интерес и послания Мэри Энн к некоторым другим ее знакомым, людям выдающимся и незаурядным. Это и Чарльз Брэй, нотариус из Ковентри, автор «Философии необходимости» (работы, получившей в те годы высокий общественный резонанс), глава кружка интеллектуалов, придерживающихся прогрессивных, даже радикальных, взглядов, к которому одно время была близка будущая писательница; и его жена, Каролина (родная сестра С.Хеннэл), женщина исключительного ума, интересовавшаяся философией и писавшая учебники для школ; и Джон Сайбри, знакомый по Ковентри, в свое время отказавшийся от карьеры духовного лица, чтобы стать школьным учителем, переводчик «Философии истории» Гегеля; и Джон Чепмэн, издатель и владелец одного из ведущих лондонских обозрений, «Westminster Review», с которым долгое время сотрудничала будущая романистка; а также - Джон Блэквуд, бессменный издатель всех ее произведений.
Переписка Мэри Энн Эванс интересна тем, что позволяет проследить духовное развитие ее личности, становление ее философских воззрений и взглядов на литературу, художественное творчество в целом. Особый интерес, на наш взгляд, представляют те письма, в которых М.Э.Эванс, сначала и не задумывающаяся о литературной карьере, а позже выступающая в качестве переводчика и сотрудника «Westminster Review», высказывает свои суждения о жизни и окружающих ее людях, об известных писателях, любимых художниках и прочитанных ею книгах. В свете того, как складывается дальнейшая судьба М.Э.Эванс/Дж.Элиот в литературном мире викторианской Англии, эти суждения можно расценивать как своего рода творческие декларации, которые проливают дополнительный свет на ее весьма скупые и немногословные высказывания об искусстве повествования.