В видениях мелькавшие проcтранства
Я знаю — нет там солнца, окон нет,
И не ведут ступени вверх, где свет,
Ты там один.
Игрушка плюшевая детства твоего,
Которую таскал ты за собою,
Засыпана священною землею,
Навеки спрятана.
Когда ты говоришь, я слышу гул огня
Обманутых желаний дневников парчовых
И дней потерянных, и дней таких никчемных,
Пристанище твое — пружинная кровать,
Хоть совесть нечиста, ты все же сможешь спать.
Цель — непорочность.
Скажи прощай всему, что сделать не сумел,
Смиренно улыбнись и улыбнись прощально,
И магия твоя никчемна и печальна.
Заклятья непонятны.
Что до манер — то места нет для них,
Изящества они не сохранили.
Ирония — удел немногих сих,
В ком веры нет.
Aztec Camera
Он сидел в проеме окна — светловолосый мужчина в темной мантии, расшитой сулящими несчастья созвездиями. Ветер трепал его волосы — не светлые, не белые, а какие-то совершенно бесцветные. На мгновение они отразили стальное небо, став серебристыми.
— Салазар, — заложив руки за спину, через силу заговорил мужчина с темными волосами. — Зачем ты все это делаешь с собой? Из-за женщины? Или как?
— Тебе легко говорить, Годрик, — не глядя на него, ответил Салазар Слизерин. — Ведь она выбрала тебя.
— Она независимая. Она сама делает свой выбор — она такая, какая хочет, она поступает, как считает нужным. Сейчас это может подразумевать и меня. Только не считай, что я идиот, и думаю, что смогу удержать ее, — если она так решит, я потеряю ее…
— Все это ничего для меня не значит, — отрезал Салазар. — Все мы в нашей жизни делаем или то, что можем, или то, что должны. Я делаю то, что должен.
— Существуют другие пути, — возразил Годрик. — Другие пути, ведущие к смерти, ведущие в Преисподнюю, — куда более быстрые и доблестные.
— Если ты предлагаешь мне принять смерть от твоей руки, кузен, то знай, что я в качестве ответа предлагаю тебе то же самое.
— Правда? — в том же тоне ответил Годрик.- Так почему бы тебе не убить меня прямо сейчас?
Салазар взглянул на него безо всякого интереса:
— Ты стоишь на моем самом любимом ковре, — указал он. — Я вовсе не хочу, чтобы он превратился в рухлядь: очень немногие вещи доставляют мне удовольствие в жизни. Почему я должен отказаться от одной из них?
Годрик открыл рот, потом закрыл и покачал головой:
— Ты же можешь убить меня мановением руки, можешь одной мыслью превратить меня в горстку пепла, и при этом твой ковер совершенно не пострадает.
— О, нет, — с величайшей серьезностью и торжественностью возразил Слизерин. — Если я возьму твою жизнь, то я пролью твою кровь. Можешь быть уверен.
* * *
Спустя две недели после заключительной встречи со Слизерином, вечером накануне дня рождения Гарри Поттера Драко оставил играющих у камина в Подрывного дурака Сириуса, Нарциссу, Гарри и Гермиону и отправился на вершину холма. Он не смотрел на этот дом, где были похоронены его воспоминания об отце. Ночное небо над ним было чистое и прозрачное, будто кто-то положил стекло, а сверху насыпал сияющих бриллиантиков звезд. Днем моросило, трава вокруг была сырая, и каждая травинка поблескивала, словно вбитый в землю гвоздь. Над ним возвышался воздвигнутый в память о его отце мавзолей, сделанный из черного оникса, — он казался нарисованным в ночной мгле.
Он сам не мог понять, зачем он сидит здесь ночь напролет — то ли пришел попрощаться, но ли надеялся, что ему удасться побеседовать с неугомонным призраком отца, — что бы он сказал призраку, если бы тот появился?
Когда он шел сюда, никто не попытался его остановить, все эти дни с ним обращались настолько бережно, как если бы он был чем-то ужасно хрупким, грозившим непременно и немедленно расколоться. Не то, чтобы никто из тех, кто сейчас был в Имении — он сам и Гарри, Гермиона, Джинни и Рон, Сириус, Люпин и его собственная мать — не прошел через этот кошмар, однако только он оказался в его эпицентре. Всех их так или иначе касалась тьма, но лишь Драко был ей почти проглочен, находился в ней, был ей… Пусть Знак Мрака исчез с его руки, но воспоминания о том, что было, все еще кипели и бурлили внутри него, столько всего предстояло осознать, понять, забыть — ну, или хотя бы попытаться забыть… Он беспокойно мотался по темным залам Имения, заглядывая в зеркала, безуспешно пытаясь найти в них ответы. Назавтра был день рождения Гарри, намечалась вечеринка, но он совсем не хотел на нее идти. Сириус намеревался устроить праздненство для них обоих — но Драко отказался, ему не хотелось никаких сборищ, неделю назад был спокойный тихий обед, он получил подарки… да он и их сначала не хотел!
Новая мантия от матери, черные кожаные огнеупорные штаны от Гермионы, книга от Джинни… Чарли Уизли прислал ему фигурку дракона, изрыгающего в начале каждого часа безопасное пламя. А Сириус презентовал ему меч взамен того, что забрали демоны, — не Живой Клинок, конечно, но вполне ничего себе. Гарри в продолжение этой темынеожиданно преподнес ножны, заколдованные так, чтобы уберегать их владельца от ранения — видимо, Гарри достаточно насмотрелся крови за последнее время.
Драко поднялся на ноги и взглянул на темнеющее в серой мгле Имение. Такое знакомое. Огромная крытая терраса, по периметру окружающая этот квадратный каменный дом, башенки с узкими окнами в каждом углу — как раз для того, чтобы лить отличную раскаленную смолу на головы врагов… Сейчас между ними лежали тени. Он подумал обо всех остальных, оставленных им у камина… Отблески огня на волосах Джинни, смех Гермионы, как всегда — молчание Гарри.
Хватит.
Драко отряхнул колени от мокрой травы и подошел к мавзолею — резная серебристая надпись гласила: «Люциус Малфой. 1958-1997. Arte Perire Sua
— Привет, отец, — тихо произнес Драко, чувствуя под рукой холод камня, слушая замирающий в тишине собственный голос, чувствуя, как колотится в груди сердце. — Давненько мы с тобой не беседовали. Во всяком случае, создается такой ощущение…
Ночь ответила ему тишиной и прохладой. Развернувшись и привалившись спиной к холодному мрамору, он снова уставился в сгущающуюся тьму, где тонкой цепочкой огоньков светилось Имение.
— Я много размышлял о тебе в последнее время, отец. Наверное, ты бы удивился, услышав это… Но это правда. Может, и бессознательно, но я всегда держал тебя в уме. Думаю, он хотел стать мне чем-то вроде отца — я имею в виду Слизерина — вот только вряд ли лучшим, чем ты. Он ведь желал того же, что и ты: заполучить средство для увеличения собственной мощи. Ты изображал Создателя, сделав меня по желанию Темного Лорда, ведь на самом-то деле ты никогда не хотел иметь сына. Ты не Создатель, отец! — его голос стал громок и отрывист, он взрезал сонное тепло летнего воздуха. — Я вовсе не слаб. Ты говорил, что я сломаюсь, как запущенные в обратном направлении часы, — однако я не сломался.
Драко прикрыл глаза, и перед его внутренним взором, словно сыплющиеся и разлетающиеся карты, замелькали разрозненные образы: он вжался в стену в камере отца… башни Слизеринского замка, опаленные огнем… умирающий Гарри, из-под которого по полу ручьем текла кровь… восставшие из Ада черные демоны, пришедшие взять своё…
Из Ада… Оттуда, где сейчас ты, отец. Оттуда, куда ты хотел меня отправить.
Он услышал слова Люциуса: «В конце концов, ты такой, каким я сделал тебя.»
Эти слова, как ему показалось, прозвучали прямо у него в голове. Он слышал их. Он был готов к тому — полу — ожидал, полу — боялся. Горе черным наводнением накатилось на него, накрыло с головой, он даже не почувствовал спиной стену мавзолея, когда оно разрушило его разум и зрение… Он едва увидел очертания огромной черной собаки, стоящей на гребне холма и смотревшей на него огромными светлыми глазами, светящимися в темноте, как драгоценные камни.
* * *
Сириус видел, как Драко упал у стены склепа, и не поверил собственным глазам: Драко закрыл лицо руками, плечи его тряслись и содрогались. Даже не зная причины этих рыданий, Сириус безошибочно распознал этот вид горя, эти задушенные всхлипы, от которых его тело билось о камни; он скрючился на траве, уткнувшись головой в руки, — в Азкабане Сириуса не раз душили такие же сухие, яростные, отчаянные рыдания…
Хватит. Он распрямился из своего собачьего обличья и приблизился. Он никогда не делал раньше ничего подобного (даже для Гарри, хотя, случись что-то, он бы тоже так поступил) — подойдя, он присел рядом с Драко, оторвал его тело от стены, и решительно поднял его на руки, словно это был не семнадцатилетний юноша, а шестилетний ребенок.
Драко не сопротивлялся, он крепко-накрепко прижался к Сириусу, и тот с удивлением увидел, что он вовсе не плакал, — с ним случилось что — то иное, куда более сложное и причиняющее куда больше боли, чем слезы; его тело дрожало и судорожно сотрясалось, но слез не было. Сириус вспомнил слова Нарциссы, что ее сын не плачет. Но ведь… это же невозможно — все плачут… Он держал и держал его, неловко поглаживая Драко по спине — как успокаивают любое живое существо, пришедшее за поддержкой и помощью; а Драко все колотило.
— Поплачь, — сказал Сириус. — Поплачь, если нужно… если хочешь.
Но Драко отстранился от него и опустился на холодный темный мрамор мавзолея, качая своей серебристой головой. Лицо было бело и сухо.
— Нет. Я не могу.
— В этом нет ничего дурного, — мягко произнес Сириус. — С тобой столько всего произошло… У тебя на это куда как достаточно причин…
— Нет, — уже тверже ответил Драко. — Не могу.
И он снова отвернулся к мавзолею и замер в молчании. Сириус безмолвно присел рядом с ним.
Всходило солнце, его лучи разлетелись над Имением.
Наступил день рождения Гарри.
* * *
— Да где же Драко и Гарри? — возопил Сириус, когда шестая по счету почтовая сова приземлилась на полированную поверхность библиотечного стола, заваленного кучей пакетов, помеченных буквами Г и Д. — Это уже ни в какие ворота не лезет… подарки… письма поклонников… эти очередные кожаные штаны…
— Они на лестнице, — сообщила сидящая с Гермионой на подоконнике Джинни. Платья для них уже прибыли, и они были поглощены обсуждением нарядов на грядущий вечер. — Потеют.
- Фехтуют, — строго поправила Гермиона.
— Я буду придерживаться собственной терминологии, — возразила Джинни, касаясь тафты своей палочкой, от чего ткань изменила оттенок от зеленоватого к синеватому. — Смотри, по-моему, так лучше.
— То же самое, — не удержался Рон, лениво листающий на полу в ногах у девушек Ежедневный Пророк со статьей о вечеринке в честь семнадцатилетия Гарри на первой полосе и с подрагивающей фотографией Имения.
— Ничего подобного, — не согласилась Джинни, но все же снова ткнула ткань палочкой. Она приобрела теплый золотистый цвет шампанского.
— Отличный цвет для тебя, — одобрительно заметила Гермиона.
Дверь с размаху распахнулась, и вслед за Гарри появился Драко, — оба румяные, взмокшие, улыбающиеся. Гарри, скрестив руки на груди, спорил с совершенно взлохмаченным Драко о тонкостях фехтовального этикета. Драко отвечал, что тот может радоваться и считать свои знания достаточными лишь тогда, когда благодаря им сумеет-таки пронзить мечом врага.
— Врага? — усмехнулся Гарри.
Губы Драко дрогнули. Он оглядел себя — потертые джинсы, прилипшая к телу мокрая майка. Он снова перевел взгляд на Гарри.
— Противника, — поправился он.
— Балда, — произнес Гарри, чтобы последнее слово было все же за ним и, подмигнув Сириусу, отправился к Рону и Гермионе, которая тут же заклинанием Reductus сжала платье до размеров ладошки и спрятала его за спину. Гарри наклонился и поцеловал ее улыбающееся лицо.
— Не думай, что я не сумею достойно ответить на это, — высокопарно произнес Драко, присаживаясь на край стола и роясь в куче пакетов. — Я смогу. И этот день грядет. Однако я сегодня дозволяю тебе цепляться — все же у тебя день рождения.
— Вы только послушайте, — Рон, вытаращив глаза, поднял вверх Пророк: «С днем рождения, Гарри: средоточие интереса всего волшебного мира, к которому прикованы все взгляды, — Мальчик-Который-Выжил — станет сегодня центром всеобщего внимания в связи с одним счастливым событием: состоится прием в честь его семнадцатилетия… Последний год он провел в Имении Малфоев, родовом гнезде могущественного клана Малфоев, теперь являющемся домом Сириуса Блэка… » так, тут немного скучно, я пропущу… огромный список гостей… тра-та-та, приглашены сотни волшебников и волшебниц… тэк-с… ага, включая Министра Артура Уизли, директора Хогвартса Альбуса Дамблдора, чудесным образом пришедшего в себя после магической комы… «Это чудеса волшебной медицины», — комментирует случившееся доктор Симон Брэнфорд…»
— И вовсе не чудеса, — отрезала Джинни. — Все потому, что Драко убил Слизерина, — все его заклинания потеряли силу…
— Этот Брэнфорд — та еще задница, — рассеянно пробормотал Сириус, занявшийся при помощи своей палочки открыванием заваливших за стол коробок. Сидевший на краешке стола Драко, полу прикрыв глаза, наблюдал за ним с вялым интересом.
— Однако ты и его пригласил, — заметила Нарцисса. — А вообще — существует ли кто-то, кого ты не позвал?
Сириус пожал плечами и подмигнул крестнику:
— Я хотел, чтобы у Гарри была грандиозная вечеринка. Чтобы компенсировать все пропущенные дни рождения.
— Я предпочел бы грандиозные подарки, — заметил Гарри, присаживаясь рядом с Роном на пол у ног Гермионы.
— Размер не имеет значения, — с хитрой улыбкой произнесла Джинни.
— О, укол от нашей маленькой мисс Уизли, — чуть улыбнулся Драко. — А я-то волновался, что мы в депрессии с тех, пор, как отправили твоего дружка обратно в Каменный век…
— Во-первых, Бен не был моим «дружком», а во-вторых, все было в Средние века, — Джинни демонстративно потянулась к чему-то на столе Сириуса, меняя тему разговора. — А это что?
Сириус мельком взглянул:
— О, это макеты движущихся фигур.
— ЧТО?! — подскочил Рон.
Гарри смутился, у Драко же был весьма самодовольный вид.
Сириус пожал плечами:
— Несколько человек, которые делают вкладыши для Шоколадных лягушек, интересуются распространением движущихся фигурок Драко и Гарри… ну, как рекламный ход… Вот они и прислали макеты для одобрения…
— И вы это одобрили? — завороженно спросила Джинни, вскочив на ноги. В этот миг маленькая фигурка Драко с силой ткнула в спину фигурку Гарри, швырнув его через край стола, и с тихим смехом исполнила полный злобного торжества танец. Джинни присела, подняла фигурку Гарри — просто копию его настоящего, в алой квиддичной мантии — и поставила на ноги. — Бедный Гарри…
— Нет, не одобрили. Вкладышей в Шоколадных лягушках вполне достаточно… Драко и Гарри не нуждаются в том, чтобы их лица красовались на каждом волшебном щите до Оттери-Сент-Кэчпоула, рекламируя все подряд: от мятных зубных нитей до навороченных метел…
— Кроме того, я сам на себя не похож, — критически заметил Драко, разглядывая свою миниатюру, выглядящую его совершенно копией, вплоть до усмешки. — У него не достаточно моих признаков.
— Ты это о чем? Он же точь-в-точь ты!
— Я о том, что у него не все мои признаки, — приподнял бровь Драко. — Если вы понимаете, о чем я говорю.
Гарри взглянул на Малфоя, похоже, сообразив, о чем идет речь.
— Ты раздевал его, да, Малфой?
Драко порозовел:
— Ну, я…
Брови Гарри сошлись в сердитую линию:
— А мою фигурку ты тоже раздевал?
— Увидимся, — пробормотал Драко и бочком поторопился к дверям. — Мне надо одеться.
Джинни и Гермиона захлебнулись от смеха, когда Гарри вскочил на ноги, перешагнул через Рона и, упиревшись руками в бедра, яростно заблистал глазами.
— Малфой! — закричал он вслед ускользающему за дверь Драко. — А ну вернись!
В этот миг раздался громкий хлопок, и в камине появилась голова и плечи Артура Уизли.
— Здорово, Сириус, — приветливо произнес он, распространяя вокруг себя копоть и сажу.
— Что-то ты рано, — взглянул на каминные часы Сириус.
— О, папа, — не поднимаясь, Рон помахал рукой.
— Я не останусь, просто хотел сообщить, что получил известие от Чарли… Он придет позже всех. Я, конечно, понимаю, все в последнюю минуту…
— Ладно, — перебил его светящийся искренней радостью Сириус. — Никаких проблем, Артур. Я же говорил тебе, чтобы вы пришли всей семьей.
Гермиона взглянула на Драко. Конечно, на его лице не отразилось ничего столь же выразительного, однако по быстрой вспышке его глаз она могла с уверенностью сказать, что он был рад тому, что Чарли обещал прибыть. Словно почувствовав, что она смотрит на него, он перевел на нее свои глаза, и на мгновение их взгляды скрестились. Она совершенно отчетливо поняла, что он хочет ей сказать, и поднялась на ноги.
— Пойду оденусь, — нежно прикоснулась она к плечу Гарри.
Он поднял глаза:
— Еще же долго…
Рон фыркнул:
— Ты знаешь, хорошо, если она будет готова к святкам.
— Пожалуй… — согласился Гарри.
— А не стоит тебе некоторое время потратить на свои волосы? — заметила Гермиона, уклоняясь от его шутливого тычка. Она чувствовала, что Драко все смотрит на нее, и надеялась, что Гарри этого не заметит и что у Драко хватит сообразительности немного переждать, прежде, чем выйти из комнаты вслед за ней.
* * *
Она успела принять душ и высушить волосы заклинанием Conarus, платье ждало ее на кровати, когда он постучал к ней. В черной китайской шелковой мантии и комнатных тапочках, она открыла дверь — в проеме стоял Драко, подсвечивающее его сзади пламя факела превращало серебристые волосы в ореол. Гермиона почувствовала в горле кисло-сладкий комок и с трудом сглотнула его. На нем была темная мантия, волосы влажно поблескивали, словно он только что вышел из душа. От него пахло мылом и специями.
— Драко, что это?
— Последние ингредиенты, — он неуверенное протянул ей пакет в темно-коричневой обертке, и Гермиона, приняв его, заулыбалась.
— Розмарин, паутина, сушеные незабудки… — она развернула пакет и углубилась в его содержимое. — Что ж, это все… Вернее, почти все.
Драко прислонился к косяку, не решаясь перешагнуть через порог, равно как и не собираясь уходить.
— А что тебе еще нужно?
— Ты, — не раздумывая, ответила она.
Он поднял на нее глаза, и она ощутила, что заливается каким-то дурным румянцем, он едва не улыбнулся, но почти тут же его лицо вновь померкло. Рядом с ним так легко было забыть, что за каждым его выражением поблескивают искры опасности. Легко. Но неразумно.
Скрестив запястья, он вытянул их вперед и мягко улыбнулся:
— Вот. Теперь у тебя есть все.
Она не коснулась его рук:
— Пройди, присядь на кровать.
Он послушно сел, совершенно дико выглядя на розовом стеганом покрывале в цветочек. Гермиона выгребла остатки компонентов для Думоотвода из секретера и присела напротив него, поставив между ними плоскую белую чашу, бросила в нее то, что принес Драко, смешала с приготовленным ей накануне Зельем Памяти и несколькими листьями эстрагона. Смесь закипела, задымила и превратилась в зеленую пасту.
Гермиона взглянула на Драко — он был несколько взволнован, словно считая у себя пульс.
— Ну, теперь ты, — пригласила она. — Обычно это делается палочкой, но, думаю, ты вполне управишься и без нее. Просто сконцентрируйся на воспоминаниях, которые ты хотел бы сохранить в Думотводе, и отправь их в чашу.
— Спасибо, — она ничего не смогла прочесть в его глазах, и поняла, что он хочет остаться один. Встав, Гермиона подхватила с кровати туфли, платье и чулки и отправилась в ванную приводить себя в порядок, поплотнее прикрыв за собой дверь.
Платье, выбранное ею на нынешний вечер, было по покрою очень похоже на то, что много месяцев назад дала ей в Имении Нарцисса, — оно до сих пор оставалось самой любимой её вещью, пусть даже принадлежало ей совсем недолго, — такой же зашнуровывающийся на спине корсаж, широкая юбка, вырез, глубоко открывавший плечи и грудь (куда глубже, чем она привыкла носить). Только сейчас цвет был другой — глубокий цвет темной корицы вместо лавандового. К этому прилагались прозрачные чулки и пара эффектных туфель с ремешками на высоких каблуках.
Напоследок она занялась своими волосами: с помощью заклятья Couffuris она собрала пучок на затылке, оставив несколько локонов свободно виться, обрамляя лицо. И вот — последний взгляд в маленькое зеркальце над раковиной, которое показало ей лишь часть ее отражения и дало такой же краткий комментарий, и она, подхватив одной рукой юбку, вышла из ванной.
Драко все сидел на кровати, уставясь в Думоотвод, в котором теперь вился беловатый дымок. Он поднял взгляд и увидел ее — глаза его расширились и потемнели, однако все, что он сказал, было:
— Ну, с одеванием все? — она знала, что он восхищен и, более того, что он вспомнил то платье, которое послужило образцом для этого её наряда. Конечно, вспомнил. Он всегда обращал внимание на такие вещи…
— Ты закончил? — кивнула она головой в сторону Думоотвода.
Драко кивнул:
— Угу, это было просто.
Она подошла к большому зеркалу на туалетном столике, бросила в него быстрый взгляд, взяла серебряное колье с топазом и приложила к шее, нервно теребя застёжку.
Драко поднялся и опустил Думоотвод на кровать.
— Хочешь, я тебе помогу?
— Ну, если не возражаешь… — она мгновение поколебалась, и все же вложила колье ему в руку.
Она застегнул его вокруг ее шеи, и под весом тяжелого дымчатого топаза оно скользнуло вниз… Он замер, его руки прикасались к волнующему изгибу, где шея переходила в плечо, от его прикосновений к шее у нее по телу побежали мурашки; он смотрел на нее, и глаза его были темны и серьезны… и внезапно она увидела себя — такой, какой он ее видит: эти плавные изгибы, поднимающиеся из шелкового корсажа, тщательно уложенные темные локоны, длинная прядь, вьющаяся у лица, широко раскрытые темные глаза, пухлая нижняя губа, чуть подрагивающая от волнения… Эти руки, прикасающиеся к ее коже, — такое знакомое и незнакомое чувство… все потому, что в нем была часть Гарри, хотя они такие разные… Если бы она закрыла глаза… ей пришлось бы вспомнить, чьи это руки… Серебристые, а не черные волосы… Серые — не зеленые — глаза… Она повернулась в его объятьях и услышала щелчок застегнувшегося замочка.
Он отступил от нее, часто дыша.
— Готово, — тихо произнес он.
— Драко…
— Не надо… — и добавил. — Ты прекрасна…
Она знала, что это так, знала, что сейчас необыкновенно хороша.
— У тебя с Джинни что-то есть? — вопрос сорвался у нее с языка, она даже не успела подумать.
Эти слова повисли между ними, и на мгновение ей показалось, что ее слова задели его… Он слегка поправился и вернул себе потерянный вес, но плечи по-прежнему угловато торчали под рубашкой, а черты лица все еще были заостренными. Как же он уязвим…
— Для того, чтобы между нами что-то было, во мне должно быть что-то, что я смогу дать ей, — ответил он, тщательно взвешивая каждое слово. — А я не думаю, что сейчас могу что-нибудь кому-нибудь дать…
— Драко, ты самая цельная личность из всех, которые я когда-либо знала.
— Не считая Гарри?
— Ты такой же.
— Я должен ждать… — покачал он головой.
Она прикусила губу:
— Не жди, просто будь счастлив, — чуть сдавленно произнесла она.
— Это то, чего бы ты хотела для меня? — в его голосе появилась резкость, словно мелькнуло острое лезвие бритвы. — Счастья?
— Более чем, — ответила она, и в этих словах была и правда, и частичка лжи.
Они замерли. Он нарушил молчание первым, развернувшись и подняв со кровати Думоотвод.
— Спасибо за это. Без тебя у меня бы не вышло.
— Драко, — вспыхнула она, на самом деле даже не зная, что ей сказать, — это разные вещи…
— Стоп.
Она подчинилась. Он стоял и смотрел на нее, так долго, в такой безмолвной тишине, что предыдущее молчание показалось просто пародией. Наконец он заговорил, и она закрыла глаза, слушая этот мерный, прекрасный, глубокий голос, эти слова…
— Как долго я мечтал услышать, что, не будь в твоей жизни Гарри, ты была бы со мной… Я все ждал и ждал, но ты все не говорила и не говорила, и, наконец, я понял, что этого бы не было никогда… И не потому, что ты не хочешь меня. Просто потому, что это невозможно. Просто потому, что ты не представляешь свою жизнь без Гарри.
Она открыла глаза, потрясенно взглянула на него и заговорила — еле слышно, едва шепча:
— Можно ведь любить одновременно нескольких людей… Ты ведь знаешь…
— О, да… Я знаю.
— Но ты должен сделать выбор.
Он отвел глаза. Пламя факела отбросило на его светлую кожу золотой отблеск.
— У нас только одна жизнь, — ответил он, — и мы поступаем, как можем. Или должны.
У нее оборвалось сердце.
— Драко…
— Увидимся на вечеринке.
Он прошел к двери, провожаемый ее пристальным взглядом. Дверь давно уже захлопнулась, а Гермиона все стояла и стояла и смотрела ему вслед.
* * *
Сириус потрясенно осмотрелся: Нарцисса превратила большой зал для балов — когда-то огромное, сырое и мрачное пространство — в страну чудес и света. За западной террасой
Сибби Мэйлон и ВИА Дорожных Эльфов установили свою аппаратуру. Тяжелые бархатные занавеси с огромных, от пола до потолка окон, вдоль западной стены были сняты, и в окно были видны катящиеся к озеру малахитовые поля, далекую полоску деревьев, над макушками которых спускалось заблудившееся в переливах багряного и золотисто — желтого солнце. Залитый его лучами, зал сиялполупрозрачным, эфирным розоватым светом; словно бусы, на тонком шнуре повсюду лениво покачивались разноцветные фонарики, меняющие свою форму, — то яркая пчелка, а через секунду уже сияющая звезда. По светлому мраморному полу с золотыми изображениями знакомых созвездий весело плясали разноцветные пятнышки.
Нарцисса обратилась к профессионального прорицателю, который заверил ее, что расположение звезд самое счастливое, и сулит новорожденному удачу, любовь и благоденствие.
Длинные палисандровые столы вдоль стен ломились от всевозможных кушаний, а за потрясающий бар с рядами разноцветных булькающих и дымящих напитков отвечала сама мадам Розмерта, прибывшая сюда из Хогсмида.
— Великолепно, — Сириус обернулся к улыбающейся Нарциссе, необыкновенно красивой в смелого покроя сиреневой мантии с разрезом и с совершенно потрясающим, расшитым бисером корсажем. — Как и ты.
Нарцисса просветлела — так же, как и ее сын, она улыбалась редко, но (так же, как и у Драко) эта редкость превращала улыбку в лучезарное сияние.
— Да ты и сам неплохо выглядишь… — она прикоснулась пальцем к лацкану элегантного пиджака. — Кеннет Тролль?
— Армани для волшебников. Нарцисса, я так ценю, что ты сделала для Гарри… Все это … Особенно с учетом того, что Драко вообще не захотел для себя никакой вечеринки…
Ее улыбка погрустнела.
— Я полагаю, это и для него тоже… даже если не могу в этом признаться. Может, я не права, но…
— Нет. Коль это осчастливит Гарри, Драко будет только рад. Хотя он скорее отдаст себя на растерзание пикси, чем признается в этом.
— Фу, не вспоминай про пикси, это к несчастью, — Нарцисса легонько хлопнула Сириуса по руке и повернулась к выплывшему из соседней стены призраку-дворецкому, Антону, повязавшему ради такого случая прозрачный, напоминающий цветок, галстук-бант.
— Прибывают первые гости, — объявил он.
Первым гостем оказался Чарли Уизли, в кои-то веки сменивший свою рабочую одежду на элегантный черный костюм, на фоне которого его совершенно невообразимо выделялась его фамильная шевелюра.
— Я знаю, что рано, — задорно произнес он и, вытащив из кармана золотистую бутылку, протянул ее Сириусу. — Держи, я тут кое-что захватил…
— Вино? — приподняла брови Нарцисса.
— Грандиозное вино, — прищурился на этикетку Сириус. — Отличная вещь… Полстакана сшибут с ног, стакан — и придешь в себя через три дня… Крепковато для юного Гарри, ты не находишь?
Чарли покачал головой:
— Это тебе, Сириус. Для Гарри я припас кое-что другое…
Чарли неожиданно посерьёзнел, взбудоражив любопытство Сириуса:
— А что для него?
Но Чарли отказался рассказать хоть что-то, и Сириус перестал на него давить — начали прибывать гости, друзья, целые семь и даже Снейп прибыл, чтобы отпраздновать семнадцатилетие Гарри.
* * *
— Ну, давай же, Драко, — просяще ныла Джинни. Она улыбнулась Гарри, сидевшему рядом с ней на кровати в комнате Драко. Гарри был уже одет к приему — черные брюки и темно — зелёная рубашка от Кельвина Кляйна. От него приятно пахло лосьоном после бритья, но волосы все также растрепанно торчали в разные стороны.
Она знала, что Гермиона в своей комнате накладывала последние штрихи — тушь и все такое — свой выход она обставляла с той же методической тщательностью, что и готовила зелье — сама же она еще и не начинала одеваться, хотя была совершенно уверена, что этот процесс займет никак не меньше нескольких часов. Вступая в зал для балов, она хотела произвести впечатление — чтобы все глаза воззрились на нее… и особенно те, серебристо-серые…
— Ну, Драко, мы не будем смеяться над тобой, клянусь!
— Я НЕ надену это — и точка, — отрезал Драко. Он стоял за покачивающейся черной ширмой китайского шелка, отгораживающей гардероб от остальной комнаты — были видны только его черные ботинки. — Мать, должно быть, сошла с ума.
— Разброд в семействе, мне сказали, — с удовольствием заметил Гарри.
Драко отодвинул ширму и сверкнул глазами:
— Поттер…
Гарри прыснул, а Джинни зажала себе рот, чтобы удержаться и промолчать. Драко вспыхнул и набычился. То, что подобрала ему мать на прием, было совершенно неописуемо, — существительное «рюшки», а также прилагательные «сияющий» и «белый» немедленно пришли ей на ум, лишь только она взглянула на него. Хотя… это что — воротничок в пейзанском стиле? А это… хм… нет, это конечно, искусственные бриллианты?…
— Кошмар, — мрачно констатировал Драко.
Гарри захрипел от хохота:
— Ты похож на пингвина — альбиноса.
— Я думаю, он выглядит весьма сексуально, — заметила преданная Джинни.
— А то! Для другого пингвина-альбиноса, — великодушно согласился Гарри. — Причем слепого и одинокого — и уже не первый год.
— Что-то ты сегодня не в меру боек, Поттер, — и Драко отступил обратно за ширму. Полыхнула какая-то разноцветная вспышка, посыпались искры — Джинни даже на мгновение испугалась пожара, и тут же зашлась в новом спазме хихиканья. Гарри сделал большие глаза:
— На сегодня модных дефиле с меня хватит, пойду — ка найду Рона, — он собрался подняться, но Джинни схватила его за рукав и дернула обратно на кровать. По непонятной причине мысль о том, чтобы остаться с Драко наедине, ее будоражила и пугала.
— Постой, — попросила она, и Гарри плюхнулся обратно на кровать, окончательно разлохматившись.
Когда Драко снова вышел, смех застрял у Джинни в горле. Черные брюки, сидевшие на нем, как влитые, мягкий джемпер цвета индиго, благодаря которому синие круги под глазами стали незаметны, ботинки коричневой кожи, выглядевшие так, будто каждый шнурок стоил по меньшей мере сотню галлеонов… Теперь он выглядел немного старше, куда как элегантней и ужасно, ужасно респектабельно. Это даже немного пугало…
Он посмотрел на Джинни и улыбнулся. Волосы, отросшие достаточно, чтобы доставать до воротничка, делали заметным шрам на его загорелой щеке — он вспомнила, как касалась его, когда они целовались в замке Слизерина… Внезапно она пожелала, чтобы Гарри немедленно отвалил.
— Так, я говорю, — Драко приподнял бровь, и по его тону она сообразила, что он повторяет свой вопрос, — так лучше?
Джинни кивнула, потеряв дар речи и позабыввсе слова.
— Несколько менее отвратительно, — согласился Гарри, что на их с Драко языке означало одобрение.
— Пожалуй, я пойду тоже оденусь, — заторопилась Джинни, боясь, что сейчас зальется краской, подбежала к двери и не успела коснуться ее, как та распахнулась сама. За ней стояла Гермиона, блистательная в коричневом атласе, с собранными назад волосами, обрамлявшими лицо каскадом локонов. Гермиона настолько редко занималась своей внешности, что Джинни совсем позабыла, как потрясающие она может выглядеть, если захочет. Ее глаза тут же скользнули к Гарри — он приподнялся с кровати, ошеломленно глядя на нее:
— Ты прекрасна…
Гермиона порозовела и промолчала. Гарри подошел к ней и нежно коснулся губами щеки, отодвинув непослушный локон. Глядя на выражение его лица, Джинни почувствовала укол зависти — как бы ей хотелось, чтобы кто-то — и вовсе даже не обязательно, чтобы это был Гарри, — смотрел на нее так же, с таким же выражением…
Она покосилась на Драко — засунув руки в карманы, тот стоял со скучающей миной. Она бы удивилась, если бы в глазах Драко промелькнуло такое же чувство, когда он смотрел на кого-то… Да, серые глаза были куда холоднее, чем зеленые, от Драко таких взглядов ожидать не приходилось.
— Мне хотелось бы напомнить, что это моя спальня, — холодно указал он заигравшимся в гляделки Гарри и Гермионе. — Если вы собираетесь миловаться, отправляйтесь в другое место.
Гермиона покраснела.
— Я просто пришла сообщить, что гости уже прибывают, — холодно произнесла она. — Джинни, твои братья уже здесь…
— И Билл с Чарли? — радостно перебила ее Джинни.
— Да, и в жизни не догадаешься, кого Билл привел в качестве своей дамы, — Флер.
— Она вернулась, — впечатлённо отметил Гарри.
— Она развернулась: на 360 градусов, — хмыкнул Драко. — Разве они с Биллом не были раньше знакомы?
Джинни бросила на него пронзительный взгляд, пытаясь понять по его тону, как он относится к этому новому увлечению Флер. Кто бы там чего ни говорил, она до сих пор свято верила, что Флер все же тащится от Драко — от его серебристой макушки до пресловутых носков в уточку.
— Точно, — кивнула Гермиона, — Перси и близнецы с подружками тоже, Чарли пришел один.
— Это ненадолго, — усмехнулась Джинни. —Чарли просто магнит для девчонок.
— Наверное, все дело в кожаных штанах, — с каменным лицом заметил Гарри.
— А ну, все вон отсюда! — рявкнул Драко, чье терпение лопнуло после шуточки о штанах. — Мне нужно закончить с одеванием. — Валите — валите, всей толпой.
Гарри с Гермионой исчезли, махнув ему рукой, Джинни пошла за ними, но неожиданно ее руки что-то тихонько коснулось. Она обернулась: Драко смотрел на нее, в его глазах сверкали озорные огоньки.
— Подожди секунду, Уизли. Хочу тебе сказать пару слов.
Хлоп.
Сердце упало в пятки, и мысленно она погрозила себе пальцем: это же просто Драко, и не надо тут ничего устраивать только потому, что он коснулся моей руки… ну, ладно, ладно… это бы подействовало на кого угодно, и дело тут вовсе не в количестве причин… Это нечестно… он так потрясающе выглядит, словно все эти вещи сшиты специально для него… Ну, конечно… так оно и есть… С его-то деньгами… Однако ни за какие деньги нельзя купить эти волосы… эти удивительные серебристые глаза… заостренные скулы — ими, наверное, бумагу можно резать… Это просто случайность… или наследственность … или какая-то их комбинация…
Драко чем-то замахал у нее перед глазами, и ей пришлось приложить некоторые усилия, чтобы сфокусировать свое зрение: маленькая книжица в красной обложке — да это же та самая книга, что она подарила ему неделю назад, на день рождения: «Генеалогия и История Основателей Хогвартса» Фабианны Паттер-Браун.
— Интересный подарочек, — заметил он. — Я-то все думал, с чего бы ты мне ее вдруг преподнесла, пока не наткнулся тут на рассказик про Бенджамина Гриффиндора… к слову, он был ужасным занудой… так я нашел там упоминания о загадочной рыжеволосой девушке, которая то появлялась, то исчезала в его лагере… А это часом не ты ли в одном из своих сверхсекретных временных путешествий? Вернулась во времени, чтобы найти себе классного дружка?
Джинни совершенно неизящно хрюкнула:
— Это Бен — то? Классный дружок?
— Почему бы и