Кейс «Постижение мудрости педагогической любви»




 

Педагогическая профессия является самой гуманной и самой эстетической профессией в мире, в основе которой лежит любовь к детям. Только любящий педагог, как ваятель, способен красиво изваять и расписать «Божьи изо­бражения» – детей, чтобы придать им «наибольшее сходство с оригина­лом» (Я.А. Коменский). Понять ребенка, проникнуть в его внутренний мир и наполнить этот внутренний мир любовью может только тот педагог, чье сердце отдано детям, кто заботится о них как о драгоценных цветах нашей жизни. Будущие педагоги с первых дней обучения в вузе должны уяснить, что без любви к детям профессиональная деятельность превращается в технологический процесс по передачи знаний, умений и навыков. Это деятельность без души, результатом которой может стать формирование человека с бедным внутренним миром, способного на зло и предательство. Для подготовки к вопросам кейса рекомендуется прочитать отрывок из книги Я. Корчака «Как любить детей», стихотворение З. Письман «Остановись мгновенье» и воспоминания А. Шарова о Я. Корчаке.

 

Вопросы и задания для обсуждения:

1. В чем сила источника, из которого подпитывался Я. Корчак, чтобы справиться со всеми трудностями?

2. Как Вы понимаете «уважать труд познания» ребенка?

3. Применима ли педагогики К.Корчака к современным детям? (обоснуйте).

4. Обоснуйте связь мира мечты ребенка, мира познания и физического развития. На чем основываются эти миры?

5. В чем успех Я. Корчака? Попытайтесь успех педагога выразить в нескольких позициях, которые Вы считаете основополагающими.

 

Материал к кейсу

…Я никому не желаю зла. Не умею. Даже не знаю, как это делается…

Я. Корчак

1. У ребенка есть будущее, но есть и прошлое: памятные события, воспоминания я много часов самых доподлинных одиноких размышлений. Так же как и мы – не иначе – он помнит и забывает, ценит и недооценивает, логично рассуждает и ошибается, если не знает. Осмотрительно верит и сомневается.

Ребенок – иностранец, он не понимает языка, не знает направления улиц, не знает законов и обычаев. Порой предпочитает осмотреться сам; трудно – попросит указания и совета. Необходим гид, который вежливо ответит на вопросы.

Уважайте его незнание!

Человек злой, аферист, негодяй воспользуется незнанием иностранца и ответит невразумительно, умышленно вводя в заблуждение. Грубиян буркнет себе под нос. Нет, мы не доброжелательно осведомляем, а грыземся и лаемся с детьми – отчитываем, выговариваем, наказываем.

Как плачевно убоги были бы знания ребенка, не приобрети он их от ровесников, не подслушай, не выкради из слов и разговоров взрослых.

Уважайте труд познания!

Уважайте неудачи и слезы!

Не только порванный чулок, но и поцарапанное колено, не только разбитый стакан, но и порезанный палец, синяк, шишку – а значит, боль.

Клякса в тетрадке – это несчастный случай, неприятность. «Когда папа прольет чай, мамочка говорит «Ничего», а мне всегда попадает». Непривычные к боли, обиде, несправедливости, дети глубоко страдают и потому чаще плачут, но даже слезы ребенка вызывают шутки, кажутся менее важными, сердят.

«Ишь, распищался, ревет, скулит, нюни распустил». (Букет слов из словаря взрослых, изобретенный для детского пользования.) Слезы упрямства и каприза – это слезы бессилия я бунта, отчаянная попытка протеста, призыв на помощь, жалоба на халатность опеки, свидетельство того, что детей неразумно стесняют и принуждают, проявление плохого самочувствия и всегда – страдание.

Уважайте собственность ребенка и его бюджет! Ребенок делит со взрослыми материальные заботы семьи, болезненно чувствует нехватки, сравнивает свою бедность с обеспеченностью соученика, беспокоится из-за несчастных грошей, на которые разоряет семью. Он не желает быть обузой.

А что делать, когда нужно и шапку, и книжку, и на кино; тетрадку, если она исписалась, и карандаш, если его взяли или потерялся; а ведь хотелось бы и дать что-либо на память близкому другу, и купить пирожное, и одолжить соученику. Столько существенных нужд, желаний и искушений – и нет!

Не вопиет ли факт, что в судах для малолетних преобладают именно дела о кражах? Недооценка бюджета ребенка мстит за себя – наказания не помогут. Собственность ребенка – это не хлам, а нищенски убогие материал и орудия труда, надежды и воспоминания.

Не мнимые, а подлинные сегодняшние заботы и беспокойства, горечь и разочарования юных лет.

Ребенок растет. Интенсивнее жизнь, чаще дыхание, живее пульс, ребенок строит себя – его все больше и больше; глубже врастает в жизнь. Растет днем и ночью, и когда спит и когда бодрствует, и когда весел и когда печален, когда шалит и когда стоит перед тобой и кается.

Бывают весны удвоенного труда развития и осенние затишья. Вот разрастается костяк и сердце не поспевает; то недостаток, то избыток; иной химизм угасающих и развивающихся желез, иные неожиданности и беспокойство.

То ему надо бегать – так, как дышать, – бороться, поднимать тяжести, добывать; то затаиться, грезить, предаться грустным воспоминаниям. Попеременно то закалка, то жажда покоя, тепла и удобства. То сильное горячее стремление действовать, то апатия.

Усталость, недомогание (боль, простуда), жарко, холодно, сонливость, голод, жажда, недостаток чего-либо или избыток, плохое самочувствие –это не каприз и не школьная отговорка.

Уважайте тайны и отклонения тяжёлой работы роста!

Уважайте текущий час и сегодняшний день! Как ребенок сумеет жить завтра, если мы не даем ему жить сегодня сознательной, ответственной жизнью?

Не топтать, не помыкать, не отдавать в рабство завтрашнему дню, не остужать, не спешить и не гнать.

Уважайте каждую отдельную минуту, ибо умрет она и никогда не повторится, и это всегда всерьез; раневая минута станет кровоточить, убитая – тревожить призраком дурных воспоминаний.

Позволим детям упиваться радостью утра и верить. Именно так хочет ребенок. Ему не жаль временя на сказку, на беседу с собакой, на игру в мяч, на подробное рассматривание картинки, на перерисовку буквы, и все это любовно. Он прав.

Уважайте, если не почитаете, чистое, ясное, непорочное, святое детство (Корчак Януш Как любить детей. – Мн.: Нар. асвета, 1980. – 80 с.).

 

2.

Остановись мгновенье,

Услышать тишину.

Не в смерть, не в темноту

Ведет детей в бессмертье Корчак,

Вступая, в дым и тьму.

Затихли в страхе, голоса детей,

Лишь дым и чернота, и гул печей.

Сердечки бьются замирая,

И слезы капают из глаз.

Обнял детей отец, страдая,

В последний раз, в последний раз.

Темнея небо, тучами покрылось,

Звенели голоса, и горе в пепле билось,

А души к свету поднимались,

И в память звезды-свечи загорались,

Чтоб помнилось, не забывалось

И в поколениях осталось.

Светит на небе слезою звезда

О горе, о горе – Треблинка,

Я черная в поле песчинка,

Я в облаке с дымом кружилась,

На землю с дождем опустилась.

Я девочкой Перл когда-то была,

Сгорели в Треблинке и мама, и я,

Душа моя стала небесной звездой,

И светит в тумане слезой голубой.

Я в звездах и травах, я в ветре живу,

Живет в душах память во сне, наяву,

Над Треблинкой дождь слезы горькие льет,

А ветер то крики, то стоны несет.

З. Письман

 

3. Он делал все невозможное – ничего возможного уже не оставалось, – чтобы каждое мгновение было здесь чуть счастливее, нет, не счастливее, а чуть менее страшным. До последнего дня в классах шли уроки, репетировалась пьеса – сказка Рабиндраната Тагора «Почта».

Корчак писал в дневнике:

«Пасмурное утро. Половина шестого. Кажется, день начинается нормально. Говорю Ганне:

– Доброе утро.

Она отвечает удивленным взглядом.

Прошу:

– Ну, улыбнись же.

Бывают бледные, чахлые, чахоточные улыбки».

Надо было «извлечь из своей души» силы жить и дать их двумстам обреченным детям; насколько это труднее, чем самому умереть.

Сотни людей пытались спасти Корчака. «На Белянах сняли для него комнату, приготовили документы, – рассказывает сотрудник Корчака Игорь Неверли. – Корчак мог выйти из гетто в любую минуту, хотя бы со мной, когда я пришел к нему, имея пропуск на два лица – техника и слесаря водопроводно-канализационной сети. Корчак взглянул на меня так, что я съежился. Видно было, что он не ждал от меня подобного предложения... Смысл ответа доктора был такой... не бросишь же своего ребенка в несчастье, болезни, опасности. А тут двести детей. Как оставить их одних в запломбированном вагоне и в газовой камере? И можно ли все это пережить?».

...В комнате Корчака – не той, на чердаке, откуда виден был весь мир, а в гетто, рядом со спальней, – лежали больные дети и отец одной из воспитанниц, умирающий портной Азрылевич. Больных становилось все больше, и ширма, отгораживающая стол Корчака, придвигалась, вжимая хозяина комнаты в стену, надвигалась, как знак приближения конца.

Днем Корчак ходил по гетто, правдами и неправдами добывая пищу для детей. Он возвращался поздно вечером; иногда с мешком гнилой картошки за спиной, а иногда с пустыми руками пробирался по улицам, между мертвыми и умирающими.

По ночам он приводил в порядок бумаги, свои бесценные тридцатилетние наблюдения над детьми – их ростом, физическим и душевным, – писал дневник: «Последний год, последний месяц или час. Хотелось бы умирать, сохраняя присутствие духа и в полном сознании. Не знаю, что бы я сказал детям на прощание. Хотелось бы только сказать: сами избирайте свой путь».

Он еще верил, что умрет один, дети останутся. Не мог поверить, что есть кто-то, способный убивать и детей.

И, думая о детях, повторял самую свою главную мысль: избирайте свой путь, не давайте подменить его чужими, фальшивыми, навязанными вам путями.

...Пятого августа сорок второго года по приказу гитлеровцев Дом сирот – дети и взрослые – выстроился на улице. Корчак и его дети начинали свой последний путь. Над детским строем развевалось зеленое знамя Матиуша. Корчак шел впереди, держа за руку двух детей – мальчика и девочку. Фашисты невольно сторонились. Казалось, идут победители.

Колонна обреченных с детской силой и бесстрашием разрезала самый строй фашизма. Человеконенавистнический фашизм еще жил, он и сейчас не погиб окончательно, но ему не оправиться от этого ножевого удара.

Дети шли на Умшлагплац молча, в полном порядке.

Возглавлял колонну Корчак, больной старик, до конца неся на своих плечах и на сердце самую тяжелую ношу на земле.

Из Варшавы поезд повез детей в Треблинку. Только один мальчик выбрался на волю: Корчак поднял его на руки, и мальчику удалось выскользнуть в маленькое окошко товарного вагона. Но и этот мальчик потом, в Варшаве, погиб.

Говорят, что на стенах одного из бараков в Требинке остались детские рисунки – больше ничего не сохранилось.

История гибели Корчака – предупреждение человечеству: это не может повториться.

************

Дом сирот не был отделен от окружающей среды – зло проникало и в него. В это время кодекс товарищеского суда Дома сирот провозглашал свой противостоящий фашизму закон человечности: «Если кто-нибудь совершил проступок, лучше всего его простить. Если он совершил проступок потому, что не знал, теперь он уже знает. Если он совершил проступок нечаянно, он станет осмотрительнее. Если он совершил проступок потому, что ему трудно привыкнуть поступать по-другому, он постарается привыкнуть. Если он совершил проступок потому, что его уговорили ребята, он больше не станет их слушать.

Если кто-нибудь совершил проступок, лучше всего его простить в надежде, что он исправится.

...Суд – это еще не сама справедливость, но он обязан стремиться к справедливости; суд – это еще не сама истина, но он жаждет истины.

Судьи могут ошибаться. Судьи могут наказывать за поступки, которые и им самим случается совершить, и называть плохим то, что и им самим доводится делать. Но позор тому судье, который сознательно вынесет несправедливый приговор».

Начальные сто параграфов кодекса кончаются одним словом «простить».

«Простить», «простить», «простить...» – почти как молитва разносится по миру, который все яростнее стремится осуждать справедливо или несправедливо, – наказывать, пресекать.

«Не давить» – это для Корчака основа всей педагогики. В детском суде он был секретарем, а не председателем. Он участвовал во всех дежурствах, даже в дежурстве по уборке туалета. Он следил, чтобы ничто не нарушало равенства.

Корчак был замечательным педагогом, сказочником и одновременно выдающимся врачом.

Он видел и изучал ребенка сразу в трех главнейших мирах, в которых протекает детство: сказочном мире мечты, мире познания и мире физического развития. Эти миры теснейшим образом зависят друг от друга.

Корчак наблюдал неустанно. В последние дни жизни одной из главных его забот было переправить туда, за стену гетто, результаты многолетних наблюдений.

Корчак создал детскую республику, государство в государстве крошечное ядрышко равенства, справедливости внутри мира, построенного на угнетении.

Корчак должен был отгораживаться от внешней среды. Не просто отгораживаться, а как бы строить баррикады, чтобы создать и сделать устойчивой внутреннюю среду.

В Доме сирот не было насилия, тирании, неограниченной власти. «Нет ничего хуже, когда многое зависит от одного, – писала «Школьная газета» Дома сирот. – Уж такова человеческая натура, что когда кто-либо знает, что он незаменим, он начинает себе слишком много позволять, а когда знает, что без него могут обойтись, скорее идет на уступки».

Когда в корчаковском детском доме создался суд, вскоре предусматривается право детей подавать жалобу и на воспитателя, если тот поступил несправедливо, и право – даже моральная обязанность самого воспитателя просить суд дать оценку своему поступку, если он считает этот поступок несправедливым или хотя бы сомневается в справедливости совершенного.

Если воспитатель никогда не сомневается в разумности своих действий, какой же он воспитатель?

А если, усомнившись, он скроет свои сомнения, как может он учить правдивости; и все равно не уйдет он «от суда людского»; в спальнях, в темных углах, пусть тайком, шепотом, будет произнесен ребячий приговор, всегда менее обоснованный и более суровый, чем приговор открытого суда.

И с этим общим равенством перед законом в душу ребят и в душу воспитателя – он ведь и самого себя тоже продолжает воспитывать в живую душу Дома сирот входит сознание того, что пусть там, за стенами дома, бесконтрольно правят жандармы, войты, большие и маленькие чиновники, те, кто обладает силой, тут все – обязательно все – подчиняются главным нравственным законам.

Корчак несколько раз подавал на себя в суд: когда необоснованно заподозрил девочку в краже, когда сгоряча оскорбил судью, когда выставил расшалившегося мальчишку из спальни и т. д.

Он давал показания судьям – маленьким и большим, назначенным по жребию, – слушал их выступления, принимал приговор. В этом не было и тени позы, это каждый раз было для него серьезнейшей проверкой, порой очень горькой и болезненной. Это позволяло ему еще и еще раз увидеть себя в особых измерениях – в координатах детского мира.

Один раз суд применил к нему семьдесят первую статью: «Суд прощает, потому что подсудимый жалеет, что так поступил». Три раза была применена двадцать первая статья: «Суд считает, что подсудимый имел право так поступить».

«Я категорически утверждаю, – писал Корчак в книге «Дом сирот», – что эти несколько судебных дел были краеугольным камнем моего перевоспитания как нового «конституционного» воспитателя, который не обижает детей не потому только, что хорошо к ним относится, а потому, что существует институт, который защищает детей от произвола, своевластия и деспотизма воспитателей».

..Эмануэль Рингельблюм, замученный впоследствии фашистами, руководил подпольным архивом варшавского гетто. В архиве сохранился его рассказ о последних часах жизни Дома сирот: «...Нам сообщили, что ведут школу медсестер, аптеки, детский приют Корчака. Стояла ужасная жара. Детей из интернатов я посадил на самом конце площади, у стены. Я надеялся, что сегодня их удастся спасти, уберечь до следующего дня... Стоял и с дрожью в сердце смотрел, удастся ли мой план. Я все время спрашивал себя, все ли вагоны заполнены. Погрузка шла без перерыва, но места еще оставались. Люди шли огромной толпой, подгоняемые нагайками. Вдруг пришел приказ вывести интернат. Нет, этого зрелища я никогда не забуду! Это не был обычный марш к вагонам, это был организованный немой протест против бандитизма!.. Началось шествие, какого никогда еще до сих пор не было. Выстроенные четверками дети. Во главе – Корчак с глазами, устремленными вперед, держа двух детей за руки. Даже вспомогательная полиция встала смирно и отдала честь. Когда немцы увидели Корчака, они спросили: «Кто этот человек?» Я не мог больше выдержать – слезы хлынули из моих глаз, и я закрыл лицо руками».

Игорь Неверли приводит рассказ другого очевидца об отправлении Корчака и его детского дома из гетто в Треблинку: «Я был на Умшлагплаце, когда появился Корчак с Домом сирот. Люди замерли, точно перед ними предстал ангел смерти... Так, строем, по четыре человека в ряд, со знаменем, с руководством впереди, сюда еще никто не приходил. «Что это?!» – крикнул комендант. «Корчак с детьми», сказали ему, и тот задумался, стал вспоминать, но вспомнил лишь тогда, когда дети были уже в вагонах. Комендант спросил Доктора, не он ли написал «Банкротство маленького Джека». «Да, а разве это в какой-то мере связано с отправкой эшелона?» – «Нет, просто я читал вашу книжку в детстве, хорошая книжка, вы можете остаться, Доктор...» – «А дети?» – «Невозможно, дети поедут». – Вы ошибаетесь, – крикнул Доктор, – вы ошибаетесь, дети прежде всего!» – и захлопнул за собой дверь вагона».

Корчак знал, что до самого конца он должен всем добром, которое еще есть на свете, всеми сказками, всей кровью сердца отбивать, отталкивать надвигающиеся неотвратимо гибель и страдания. Сберегать детей, пока они живы, а потом вместе с ними умереть.

Он это и совершил. Сказки окутывали страшный поезд, везущий ребят в затянутую дымом газовых камер Треблинку. Жизнь детей продолжалась. И пока это было возможно, до последней секунды, Корчак перенимал, пытался взвалить на свои плечи страдания сотен доверившихся ему детей.

На следующий день Януш Корчак погиб вместе со своими детьми в одной из газовых камер лагеря смерти в Треблинке.

Незадолго до гибели своих детей Корчак писал: «Если бы можно было остановить солнце, то это надо было сделать именно сейчас» (Шаров А. Януш Корчак / А. Шаров. – К.: Радянська школа, 1988. – 25 с.).

 

 

Темы рефератов

 

1. Гуманная педагогика Я. Корчака.

2. Жизнь и деятельность А.С. Макаренко.

3. Жизнь и деятельность В. А. Сухомлинского.

4. Использование идей А. С. Макаренко и В.А. Сухомлинского в современной школе.

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-04-03 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: