ПРОБЛЕМА ДЕМОКРАТИИ В ТУРЦИИ И ЕЕ ДЕМОКРАТИЧЕСКОЕ КОНСТИТУЦИОННОЕ РЕШЕНИЕ




 

A. ВОЗНИКНОВЕНИЕ, РАЗВИТИЕ И ПОСЛЕДСТВИЯ ПРОБЛЕМЫДЕМОКРАТИИ В ТУРЦИИ

Проблема демократии, имеющая вселенский характер, возникла вследствие процесса обособления верхнего иерархического слоя родоплеменных сообществ. Отделение правящей прослойки в родоплеменном сообществе, представлявшем собой естественную демократию, положило конец вышеупомянутой естественной демократии. Углублением данного процесса стал переход от иерархического государства к деспотическому. Системы цивилизации, в сущности, определяются именно этим процессом. Цивилизация устанавливает определенную авторитарность в докапиталистическом обществе Европы.В обществе бережет свой нравственный и политический потенциал. Привилегированное положение, признаваемое европейской цивилизацией за нацией и национальным государством, что, кстати, обусловлено требованиями капитализма и индустриализма, приводит к глубокому раздроблению нравственного и политического общества, глубоко проникает в общество. Это воздействие, воплотившееся в виде идеологической власти и монополии капитала, доводит до установления невиданного в истории господства над обществом. Современность ознаменована полнейшим ослаблением позиций личности. Любые проявления борьбы стремятся погашать ограниченными реформами. Европейская демократия старается при помощи реформ продлить существование личности и общества. Стержнем и оболочкой этой демократии являются права и свободы личности, а также институт правового государства. Евросоюз представляет собой систематическое состояние этого фундамента. Но поскольку монополистская система продолжает насаждать свое господство сверху, возникающая демократическая система не может выйти из своих крайне суженных рамок, оставаясь контролируемой системой власти. Проблема демократии продолжает существовать.

Автохтонные сибирские племена, начиная с 7000 гг. до н.э., когда происходило таяние ледников на Южно-Сибирском плоскогорье, под влиянием неолитической революции, происходившей на ближнем и Среднем Востоке, уже в 4000 гг. до н.э. пережили собственную неолитическую революцию. В 2000 гг. до н.э. начался переход от иерархии к цивилизации, государству. Первая цивилизация с центром в современном Китае вышла на историческую арену в середине II тысячелетия до н.э. Она находилась в состоянии постоянной борьбы с племенами, являющимися прототипами современных японцев, корейцев, вьетнамцев, монголов и турок. Эту борьбу можно считать естественным демократическим проявлением в отношении китайской цивилизации. В историческом наследии Китая впервые упоминаются предки турок, называвшиеся тогда гуннами. В связи с тем, что племена гуннов переживали период первобытно — общинного строя, у них происходили постоянные стычки с китайской цивилизацией, к которой их было нелегко приобщить к цивилизации. Испытывая определенные трудности, эти племена сменили свой курс на Запад. Западные гунны в V веке н.э. еще продолжали жить на обширной территории — вплоть до Центральной Европы и Рима. Тем не менее, избежать растворения в котле цивилизации не удалось. На Востоке гуннов ассимилировали китайцы, на Западе — славянские племена. Несмотря на то, что этот ассимиляцинный процесс сначала хотели прекратить при помощи таких религий, как индуизм и манихейство, но по-настоящему этому процессу положил конец именно ислам. Имевший место еще раньше, в середине VI и VIII веков, опыт создания Гёктюркского и Уйгурского государства остался на уровне конфедерации.

Прото-тюрки по-настоящему приобщились к цивилизации только в IX веке, когда они вступили в тесный контакт с исламом и приняли мусульманскую веру. Проблемы тюркизма и демократизации, начавшиеся еще со времен Караханлы и продолжающиеся по сей день, тесно связаны именно с этим процессом цивилизации. Ближневосточная тюрко-исламская цивилизация началась, в общем-то, с Сельджук-бея и его владений. Прототюрки и прежде старались укорениться в цивилизациях Ближнего и Среднего Востока. Но хорошо известно, что в массовом порядке, как племена, они впервые поселились на Ближнем и Среднем Востоке только во времена Сельджук-бея и его сыновей. На своем пути к оседанию на Ближнем и Среднем Востоке Сельджук сам сталкивается с двумя религиозными течениями, коими были иудаизм и магометанство. Тот факт, что он назвал своих четырех сыновей иудейскими именами, свидетельствует о глубоком влиянии, которое оказал на него Хазарский каганат, бывший, в общем-то, иудейским тюркским государством. Именно поэтому нельзя конкретно утверждать, насколько глубоко он воспринял мусульманство. Тюркизацию, как процесс, можно связать с мусульманством, поскольку мы не встречаем никакой иной тюркской цивилизации, за исключением цивилизации Гёктюрков, просуществовавшей очень недолго, несколько ранее Сельджуков. Можно предположить, что так их назвали арабы. Но следовало бы очень хорошо осознать, что до начала эпохи национализма общества идентифицировали себя не при помощи фамилий, или названий родов, а называя свое вероисповедание. В тот период речь могла идти или об исламе, или о другой религии. Именно так были созданные социальные реалии.

Начиная с XI века, Сельджукский султанат стремится установить жесткое господство над подконтрольными ему племенами. Но эти племена оказывают яростное сопротивление. Согласно историческим данным, первые тюркские племена огузов, перешедшие в Иран в 1017 г. проявили недовольство крайне жестким характером господства над ними. Эта первая волна, насчитывавшая пять тысяч человек, нашла свое спасение именно в миграции на территорию Ирана. Ясно, что среди племен, мигрировавших на Ближний и Средний Восток, изначально зародилось яростное сопротивление цивилизации, выражавшейся в комплексе урбанизации, классового расслоения и огосударствления. Эти племена, получившие название «туркмены», находившиеся под постоянной угрозой подавления и превращения в крепостных крестьян, стали этническим стержнем современных турок. Родоплеменная аристократия не только считала туркмен презренными, но и сама не желала называться тюрками. Они предпочитали называться арабами, персами, шахами, султанами и, забывая тюркский язык, использовали османский язык, собранный из арабского, персидского языков и множества наречий и говоров. Но действительно аристократические круги тюрок сохранялись в недрах туркменских племен.

Прокомментировать этот краткий исторический экскурс мы можем при помощи следующих фактов:

Начиная с XI века, одновременно с переходом на Ближний и Средний Восток, в тюркских племенах начался глубокий процесс классового расслоения. Возможно, тогда же возникла проблема демократии. То, что они закрыли в клетке султана Санджара - последнего сельджукского султана, повелевавшего туркменскими племенами, и возили его с собой, со всей очевидностью свидетельствует о том, насколько они были привержены независимости и демократическому образу жизни.

С принятием ислама разделение тюркских племен на две основные группы становится сутью проблемы демократии. Если аристократия, точнее, военная и религиозная знать, и землевладельцы, сконцентрировавшись внутри государственной машины, сформировали монополию власти, то неимущие слои, выдворенные за рамки системы, или, подобно старым кочевым племенам, мигрировали с летних пастбищ на зимние, или же, пополнив ряды городских и сельских бедняков, продолжали свое существование, занимаясь ремеслами и хозяйством. Это расслоение, переживаемое всеми народами Ближнего и Среднего Востока, завершилось многочисленными волнениями и вынужденным переселением. С тем же связано и конфессиональное расслоение. Если суннизм стал обретать официальный статус как конфессия господствующей прослойки, то оппозиционные ему алевиты, шииты, ишракиюн, мевлеви и бекташи стремились к продолжению своего существования в статусе полутайных сект. В Средневековье демократическая борьба воплощалась в виде этих конфессиональных реалий. Демократизацию того периода старались обеспечить именно на базе этих конфессий. В принципе, жизнь кочевого племени сама по себе является примером демократической борьбы. Наиболее точной формой отображения демократической сути всех родоплеменных систем средневековья было бы ее истолкование в качестве демократической борьбы.

Если рассматривать официальный ислам как идеологическую монополию, то идеологии полутайных сект можно считать демократическими речами. Эти демократические народные движения, происходившие до начала XIX в. перейдут на новую стадию, когда современный капитализм установит влияние на Ближнем и Среднем Востоке. С одной стороны, имперские режимы, являющиеся старыми гегемонистскими силами, распадались под давлением тенденций национального государства, с другой стороны, мелкие национальные государства, созданные на их месте, осложняют решение проблем демократии. Национальные государства воплощают собой двойное отчуждение: с одной стороны, отчуждение власти, являющейся пережитком старой цивилизации, с другой стороны, отчуждение ввиде национального государства, вызванное усилиями современного капитализма. Ужесточающаяся монополия власти использует режимы, приводящие народную культуру к гибели. Капитализация, осуществляемая руками государства, происходит в тесном взаимодействии с превращением в буржуазию и фашизм. Данный процесс в крайне жесткой форме происходил в Турции в XX веке. Эту истину выразило движение, называвшее себя «Обществом единения и прогресса».

Все данные указывают на то, что «Общество единения и прогресса» было прототипом фашистской партии Италии и нацистской партии Германии 20 - х годов прошлого века. Аналогичные процессы, происходившие во многих странах, поздно вступивших в фазу капитализации, были не случайными, а связаны с актуализацией современного капитализма. В данном случае определяющей является ответственность бюрократической буржуазии, считающей, что из углубляющегося затяжного кризиса современности ей удастся выйти только путем жестких классовых войн и массовых убийств.

Не следует приуменьшать роль, которую сыграл при этом социализм, избравший в качестве главной цели достижение уровня национального государства и индустриализма, являющихся элементами стремящейся к систематизации современности. Не только демократия, но и сам демос, народ, как культурная ценность, столкнулись с проблемой жизни и смерти. Две мировые войны и период между этими войнами можно считать яростным стремлением современного капитализма утвердить при помощи трех своих главных элементов (общественного строя, национального государства и индустриализма) гегемонию в мировом масштабе. Если многие нации, народы и культуры до мозга костей ощутили угрозу этого агрессивного устремления, то те, кто сумел найти возможность спасения, тем не менее, явно преувеличили свои возможности и не смогли уберечься капитуляции перед господствующей системой. III Интернационал, кстати, так и не сумевший разрушить тенденции современности, в 30-е годы прошлого столетия хотел создать трудовой, народный и антифашистский фронты, но этот опыт не внес сколько-нибудь существенного вклада в развитие демократии. Либеральная демократия, народная демократия реального социализма, вышедшие на арену в период холодной войны, то есть сразу после Второй мировой, по своей сути были отрицаниями демократии. Ведение войн за гегемонию под маркой демократии было попросту вопросом тактики. Распад социализма стал, в сущности, гибелью либерализма. Проблема демократии со всей серьезностью встала на повестке дня в конце 90-х, когда мир изнывал под углублявшимся структурным кризисом системы. Демократия вновь стала утверждаться в мировом масштабе; как с точки зрения содержания, так и формально она прилагала усилия к систематизации в виде современной демократии.

В условиях этой всемирной «турбулентности» Турция с одной стороны столкнулась с проблемой жизни и смерти, с другой же стороны, как республика она обрела шанс сделать новый старт. Мустафа Кемаль - паша как историческая личность, некогда совершившая этот первый шаг, может быть отождествлен с республикой. Анализ этих двух ценностей и сегодня не теряет своей актуальности и необходимости. Об этом свидетельствует также и тот факт, что Мустафа Кемаль вынашивал и хранил в себе мысли о республиканском строе, но, тем не менее, подчеркивал, что раскроет ее, когда наступит подходящее для республики время. Но сегодня, к сожалению, без ответа остаются такие вопросы: «Против чего и как была создана республика? На каких мировых принципах она базируется?». Вот фундаментальные вопросы, на которые нужно дать правильные ответы: «Соответствует ли это демократии в смысловом значении или нет? Если нет, то почему ситуация доведена до такого состояния?». Полное осознание проблемы демократии, блокирующей жизнедеятельность современной Турции, возможно только в результате тщательного анализа реалий, лежащих в основе этих проблем.

Для того, чтобы внести ясность в эти вопросы, недостаточно изучения новейшей истории Турции. Как и в любой стране мира, ситуацию в Турции и аналогичных странах можно осознать только в связи с укрепляющейся гегемонистской цивилизацией Европы. В этот период система -гегемон достигает апогея глобализации, поэтому анализ событий, происходящих даже в самых отдаленных уголках, независимо от анализа системы-гегемона, конечно же, окажется неполным. Второе важное обстоятельство заключается в том, что преобразования, пережитые Турцией, стали отражением конкретных событий, имевших место в Европе. Ключевым понятием в данном случае является якобинство. Не осознав в полной мере сущности якобинства, в наиболее определенной форме вышедшего на историческую арену в период Французской революции, но, так или иначе, дающего о себе знать во всех революционных событиях современной эпохи, нельзя осознать явления якобинство как явление и его последствия, присутствующие во всех остальных уголках мира, в том числе и в Турции.

Прежде всего, необходимо предположить, что якобинство стало универсальным современным явлением и сыграло главную роль в разрушении теократической традиции, оставившей глубокий отпечаток на главнейшей, длившейся пять тысячелетий, цивилизации. С классовой точки зрения якобинство представляет интересы средних слоев и буржуазии, стремящихся к власти. Это радикальная прослойка революционной буржуазии. В идеологическом и практическом смыслах якобинство является выражением радикализма. Наиболее благоприятные для себя условия власти якобинство видит в обстановке аннексии, начатой силой, считающейся чужеземной. Без обстановки неприкрытой агрессии шансы якобинской буржуазии на достижение власти ничтожно малы. Только тогда, когда открытая агрессия воспринимается как бедствие для всего общества, «на улице якобинцев наступает праздник». Обстановка в высшей степени благоприятствует выходу на историческую арену в качестве власти. Общество, как правило, ищет спасителя. Теократические монархии, являющиеся традиционными власть предержащими, не только не могут предотвратить агрессии, но давно уже освоили свою ренегатскую роль. Они могут защитить свои интересы только в тесном сотрудничестве с иноземными силами. Именно по этой причине общество переживало серьезную утерю легитимности. В этой ситуации наиболее благоприятные идеологические и организационные позиции были не у соглашательских высших слоев, а у средних слоев общества. Якобинская буржуазия оказалась наиболее организованной и образованной силой во всем среднем классе. Прототип якобинцев можно видеть в революционных событиях Голландии и Британии. Например, в 1640 году, то есть задолго до Французской революции, Оливер Кромвель стал лидером наиболее крупной «якобинского» типа революции в Британии, сокрушившей собственную монархию. По сути, масштабнейшая якобинская революция произошла не в 1792 году во Франции, а в Британии. Франция стала второй или третьей версией этой модели.

Голландию, пусть и в несколько иной форме, можно считать страной настоящей революции, вдохновленной якобинством. Якобинство — это движение к власти в условиях, когда традиционные высшие слои неспособны управлять обществом, а у низших беднейших слоев нет необходимой для управления идеологической и организационной оснащенности. Когда во всех трех странах сформировались аналогичные условия, вперед бросилось якобинство и своими резкими лозунгами о независимости, свободе и равенстве буквально подняло на ноги и взяло под свое крыло подавляющее большинство общества. Критический миг — это тот миг, когда большая часть общества пробуждается для захвата власти. Это — мгновенья самых серьезных перемен. Все сотрясается до мозга костей — но эти потрясения необходимы для рождения нового. Для Франции самым критическим мигом стал апрель 1792 года. Король-ренегат, не только сотрудничал со всей европейской аристократией, против революции 1789 года; но он еще и был в бегах. Умеренная прослойка среднего класса в лице жирондистов не хотела идти на радикальные шаги. Позиции следовавших за Г. Бабёфом коммунистов были крайне слабы. Обстановка складывалась как нельзя более благоприятно для якобинцев. Один из известных истории масштабных периодов террора начался именно в этих условиях и закончился в июле 1794 года, когда лидер якобинцев Робеспьер был отправлен на гильотину. Период 1792-1794 гг. во Франции одновременно является периодом первой революционной республики. Несмотря на то, что после 1794 года могут быть отмечены различные периоды, собственно говоря, имел место поиск новой системы. Этот поиск продолжается и в период Пятой Республики, дошедший до наших дней.

При анализе якобинства необходимо в общих чертах упомянуть некоторые его особенности. Первая особенность заключается в том, что оно было не движением меньшинства, а массовым движением. Второе: несмотря на частое употребление лозунгов о свободе и равенстве, якобинство в основном было движением радикального среднего класса, стремящегося к власти. Якобинство можно также назвать периодом диктатуры. Третья особенность заключается в следующем: после того, как все внутренние и внешние угрозы сошли на нет, якобинское движение, утерявшее свою материальную базу, пошло на спад. Свое место оно повсеместно уступало более правым силам, в редких случаях – левым силам. Это видно на кратковременных движениях, имевших место на примере Парижской Коммуны 1870 года и более ранних революционных событий 1848 года.

Еще одно важное обстоятельство, которое следует отметить в связи с якобинством, заключается в том, что с самого начала оно объявило себя новой нацией и, в момент захвата власти национальным государством. Эта привязанность к идеям нации и национального государства стала названием и формой новой святости, занявшей место традиционных форм общества, коими являются мировое господство, экуменизм и общинность. Объявленные ими нация и национальное государство стали новой религией. Она занимает место старой религии. Для того, чтобы прийти к власти, необходимо формальное объявление общества новой святостью. В противном случае оно будет подавлено старой общиной. Очень жесткое зарождение французской модели национального государства тесно связано с чрезмерно террористическим характером революционных условий. Обретение революцией террористических черт является особенностью радикализма среднего класса. Порой для того, чтобы прийти к власти, он становится чрезмерно жестоким и безжалостным. С этим же связано и быстрое сползание среднего класса к пацифизму после исчезновения шанса на обретение власти. Опять же, среди якобинцев надо искать те самые слои, которые при ослаблении надежд и условий на захват власти быстрее всех угасают и в большинстве своем сдаются на милость правым силам. Незначительная часть якобинцев, усилив свои радикальные позиции, примыкает к коммунистам или непосредственно превращается в коммунистическое движение. Во всех революционных процессах Европы, а позднее и всего мира можно встретить такой поворот позиций. Другим важным обстоятельством, которое следует раскрыть на примере европейской конкретики, является связь фашизма и большевизма с якобинством.

Якобинство, конечно же, не исчерпало себя в 1794 году, оно продолжило свое существование, в той или иной форме оставив, свой отпечаток на всех последующих революционных процессах. Оно также стало отцом двух радикальных проявлений – классовой власти и национализма. Немецкий национализм и его крайняя форма – нацизм – имеют якобинские корни, русскии национализм и болшевизм тоже имеють якобинские корни. В еще более открытой форме своими корнями уходит к якобинству итальянский фашизм. Нацизм и фашизм (сюда же можно прибавить все разновидности фашизма) представляют собой наиболее терористическую форму монополизированной буржуазной власти якобинцев. В определенной степени связаны с радикализмом большевизм и все схожие с ним течения, выражающие тероризм всех прослоек, пришедших к власти от имени беднейших слоев. Такие понятия, как нация и национальное государство выражены и созданы здесь от имени различных классов, но в чрезвычайной форме. Но, тем не менее, нельзя отрицать того, что они имеют общий источник в лице якобинства.

Очень важным обстоятельством, которое следует прояснить в данном случае, является вопрос о том, насколько большевикам удалось стать коммунистами. Я лично убежден в том, что, несмотря ни на какие идеалы большевиков, они имеют якобинское происхождение. Стремление большевиков к власти и приверженность их классово-национальной идеи способствовали тому, что они позиционировали себя в рамках модели национального государства, являющегося основным государственным режимом капитализма, против которого они же и выступали. Когда же большевики возглавили индустриализацию, это сделало неизбежным их превращение в современных радикалов, от революции уже не осталось ничего. Эти истины подтверждаются опытом построения реалного социализма в Советском Союзе и Китае.

Гораздо очевиднее связь якобинства с либерализмом. Якобинство играет роль революционного террористического течения либерализма. То есть оно является радикальным крылом либерализма, которого следует воспринимать в качестве осьминога, действующего не одной, а многими присосками. Два движения, которые либерализм не смог включить в сферу своего влияния, — это католическое мировоззрение и демократическое общественное движение. Либеральные взгляды, использующие различные формы субъективного и объективного идеализма и материализма позитивистской идеологии, — это идеологическая гегемония, труднее всего поддающаяся анализу. То, что капитализм буквально растворяет в своем современном котле все течения и стили жизни, которые кажутся противоречащими ему, начиная с наиболее радикального анархистского движения и заканчивая самыми актуальными феминистскими и экологическими, свидетельствует о том, что одним из реальных источников капитализма является идеологическая гегемония либерализма.

Таким образом, становится ясно, что рождение современной Турции необходимо рассматривать в связи с глобальными устремлениями капитализма и реалиями якобинства. Когда капитализм в 1870 году перешел на стадию империалистического монополизма, особенно после Берлинского соглашения 1878 года, Османская империя уже находилась на стадии распада. Национально-государственные течения изнутри и извне сотрясали старые традиционные имперские структуры. Реформаторские меры не давали должного эффекта; главной целью было спасение империи. Движение, получившее название «младотурки», стало отражением на имперские реалии европейского течения под предводительством Д. Мадзини. Оно сформировалось как националистическое крыло якобинства.

Среди всех движений, которые можно отнести к османскому национализму, своими специфическими особенностями выделяется «Единение и прогресс». Первая особенность заключается в том, что оно стало движением, или течением, сформировавшимся не в обществе, а в недрах государства. Вторая важная особенность заключается в том, что оно изначально было организовано в форме государственного национализма. Третья особенность – это преобразование капитализма и буржуазии, как системы, руками государства. Эти три особенности открыто свидетельствуют о правом фашистском характере якобинства, воплощенного в образе «Единения и прогресса». То, что в отличие от германского нацизма и итальянского фашизма, сформировавшихся в массах, а позднее организовавшихся в структуры государства, «Единение и прогресс» полностью существовал в структуре государства, отражает его фашистский характер, ставший наиболее реакционной формой якобинского национализма, точнее, вышедший далеко за рамки якобинства. То, что турецкое движение организовалось как государство, параллельно существующее в государстве, говорит о нем как об организации, аналоги которой очень трудно найти. Оно стало не прогрессивным государством в сравнении с традиционным, а самым настоящим фашистским государством внутри государства. В этом смысле оно стало пионером, примером для других. Неслучайно Гитлер позднее использовал модель «Единения и прогресса» в качестве образца для своей партии.Оно является первой моделью государства в государстве.

Гораздо интереснее тот факт, что руками государства в его же структуре они создали идеологию национализма. То, что первые четыре создателя организации, не будучи тюрками по происхождению, принялись создавать прототюркскую нацию, является предвестником проблемы демократии, которая со временем начнет усугубляться. Созданное ими параллельное государство изначально было антагонистично и традиционному государству, и социологическим реалиям. Оно целиком было искусственно созданным — в этом еще явственнее становится определяющий фашистский характер. То, что общество с начала ХХ века стало ориентироваться на экстремизм, в каком-то смысле похоже на гражданскую войну. Еще в 1906 году вооруженный экстремизм мог привести общество к гражданской войне. Сам факт гражданской войны внутри государства является крайне примечательным и практически беспрецедентным примером. Этот шаг в дальнейшем будет принят за модель переворотов, даже демократии западного типа сделало не возможным.

Использование официального государства в качестве неофициального ядра по смыслу своему является самым тяжким нарушением принципа демократизации. Еще ужаснее то, что государство перестает быть государством. Самой прямой функцией государства является управление обществом, официально и при помощи определенных правил. При всех недостатках у османских султанов были очень четкие традиции управления государством. У них была определенная этика и правила, пусть и религиозного характера. К тактике заговоров они обращались в редчайших случаях, причем это могло носить сугубо личностный характер. Что касается движения «Единение и прогресс», то их стиль управления государством и обществом полностью состоял из заговоров и переворотов. Это подтверждается тем, что государство полностью было нейтрализовано. Накануне Первой мировой войны эта истина проявила себя во всей своей красе. Если посмотреть глубже, то при помощи самых деградированных и фашистских методов якобинства государство нельзя спасти, напротив, его можно полностью ликвидировать. Превращение государства в бандитскую структуру означает то, что оно перестает функционировать как государство. Несмотря на все благие намерения, I и II периоды конституционных реформ в Турции внесли свой «весомый вклад» в формирование неконституционного, бандитского государственного или негосударственного мировоззрения, что полностью противоречило их целям. Бюрократический бандитизм довел новое государство до такого состояния, что впору было ностальгировать о старом государстве.

Деградацию, которую пережил немецкий фашизм в 1945 году, еще в 1918 году пережил фашистский режим иттихадистов, что отразилось на всех тюрков. Иное было невозможно. Государство, изнутри пронизанное преступностью, уже давно находилось в состоянии деградации. В 1918 году в Анатолии и Месопотамии не просто государство, но и общество оказались лицом к лицу с неприкрытой агрессией. В самой глубокой форме ощущался кризис государства и демократии. Остальные механизмы государства и общественные силы, противостоящие этой ситуации, не могли найти никакого иного средства, кроме как перейти к самообороне. Ясно, что на фоне такой картины лидерские позиции Мустафы Кемаля ассоциируются с якобизмом. Шаг за шагом происходила неприкрытая агрессия. Традиционная правящая элита давно уже сотрудничала с иноземными силами. У очень слабого коммунистического движения не было никаких лидерских позиций. Оставался только шанс на переход к движению среднего класса от имени всего наиболее радикального и организованного общества. Мустафа Кемаль, и как личность, в силу своей зрелости, и как источник воли, стал лоцманом в море этих условий. Более того, значительно облегчило ситуацию хорошее знание французского языка и четкое понимание III республики, усвоение принципов якобизма. Он хорошо усвоил республиканские идеи якобинцев и обладал яркими организаторскими способностями. Оппозиция руководству организации «Единение и прогресс» и объединение в составе собственной группы с момента распада этой организации способствовали большому вкладу в формирование его статуса лидера якобинского толка. Оставался только переход к активным лидерским позициям.

Известно, как Мустафа Кемаль в 1919 году перешел к активному руководству своей группой. Самый главный вопрос, который следовало бы задать, связан с английской колониальной администрацией и низвержением султана Вахдеттина. Ответ на этот вопрос, являющийся предметом многих спекуляций, теряет свое значение с переходом к активному руководству. Процесс, начатый с объявления в 1920 году о создании Великого национального собрания (Меджлиса) Турции выражает идею социальной революции, которая, по своей сути, оказалась выше противостояния агрессии. Характер и цели Меджлиса подтверждают эти факты. Самая важная особенность, о которой необходимо сказать, заключается в том, что основную роль в этой революции сыграли не раздробленные государственные силы, а общественные. Без поддержки общественных сил механизмы больного государства, находящегося в стадии глубокой деградации, не могли бы управлять революцией. Ясно, почему Мустафа Кемаль, хорошо осознавший эту ситуацию, считал Меджлис единственным источником легитимности. Меджлис, пусть и не достаточно глубоко, осознал революционную ситуацию. Он представлял преимущественное большинство общества. Известны демократические функции первого Меджлиса. Он внес ясность в Национальный Турецкий пактi, который взял за основу в комплексе всех его религиозных, национальных и классовых особенностей. До последнего он противостоял агрессии. Религиозный характер общества был выше его национального характера. Основу общества составляли турки и курды, исповедующие мусульманство. Он не был врагом коммунизма. Дружил с Коммунистическим Интернационалом в лице Ленина. Очень сильно влияние среднего класса на Мустафу Кемаля. Значительная часть бюрократии и дворянства происходила из среднего класса, и он видел в его действиях борьбу за выживание. Если говорить более конкретно, силы, вступившие в союз в рамках ВНСТ, — это идеологически принадлежащие к среднему классу светские турецкие националисты, дворяне, турецкие и курдские вожди племен, входящие в исламскую общину (уммету), а также симпатизировавшие большевикам социалисты, принадлежавшие низшим слоям. Эти течения и представители вступили в действие как общественные силы, противостоящие агрессии, пусть и не в определившейся форме.

Лидерство Мустафы Кемаля, пусть и с трудом, но было принято. Открытую агрессию страны, предотвратила позиция этих социальных сил. 1920-1922 годы прошли под знаком революции, в которой преобладающим фактором было применение силы и военных мероприятий. Якобизм как процесс успешно осуществился. С точки зрения демократизации этот период предоставил очень важный шанс, получивший продолжение уже в 1923 году, когда была провозглашена республика. Однако Конституция 1924 года оказалась намного слабее Конституции 1921 года, а в 1923 году в ВНСТ была загублена идея плюрализма. Депортация курдов под предлогом подавления курдского восстания в 1925 году повернула вспять этот исторический шанс, и тогда же было принято решение о переходе к однопартийной системе.

Вопрос о том, как и почему начался данный процесс, по сей день стоит на повестке дня и является предметом постоянных обсуждений. Но убийство лидера Турецкой коммунистической партии Мустафы Супхи и руководящих деятелей партии в результате заговора в январе 1921 года, а также высылка в 1923 году видных деятелей исламского движения Саид–и Нурси и Mехмета Акифа, заговоры и провокации, имевшие место во время курдского восстания 1925 года, причины и силы, стоящие за всем этим, открыто свидетельствуют о разрушении демократического союза и торжестве гегемонии. Мнение, что Мустафа Кемаль является ответственным за начавшийся процесс гегемонии, способствует игнорированию основных причин. Мустафа Кемаль в достаточной степени сыграл свою историческую роль в предотвращении агрессии и провозглашении республики. Но ему не удалось защитить демократический союз республики, помешать его распаду. Внутренние и внешние причины в данном случае возымели намного больший эффект, нежели роль личности. Большое значение в исключении курдов из процесса внутри страны сыграли подстрекатели курдского восстания и приспешники султаната, хотя в ходе тайного голосования 1922 года 373 голосами против 63 было принято решение о создании меджлиса, основанного на идеи автономии курдов. В начале 1924 года Мустафа Кемаль своими личными заявлениями подчеркивал проекты урегулирования, которые могли соответствовать идеи автономии для курдов.

Исключение курдов из жизненного процесса связано не с преднамеренной этнической чисткой, устроенной Мустафой Кемалем, а с провокациями, которые осуществляли вместе с британскими сторонниками султаната, несмотря на Национальный Турецкий пакт, Мосул и Киркук были выдворены за пределы границ. Откровенно говоря, имело место следующее: в противовес Мосулу-Киркуку было заключено соглашение о ликвидации курдов, точно так же, как греков и армян. Почему республика выдворила курдов за пределы системы в ответ на привилегии, предоставленные ей Британской империей, против которой сама же республика вела войну за независимость? Это связано не с исторической ошибкой, а с осознанным выбором. Видимо, республика посчитала, что нет необходимости в союзе с курдами. Более того, опасалось поддержки курдов, англичанами. Достигнутое соглашение было похоже на соглашение с греками, русскими и французами. В данной ситуации одним из серьезных антидемократических шагов республики на заре своего провозглашения стала курдская тема. Итогом стали боль, материальные потери и постепенное сползание республики в антидемократическом направлении.

Нарушение союза с исламской общиной стало вторым серьезным антидемократическим шагом. Как бы ни пытались под маркой светского образа жизни представить постоянные идеологические и практические кампании против исламской общины уммета и выдать проблему в форме «прогрессивности-отсталости», все, что осуществлялось, было гегемонистским выбором системы. То, что система подмяла под колесами своей гегемонии мировоззрение и массы господствовавшего в обществе исламского уммета, стало умышленным антидемократическим действием современного капитализма, в каковую стадию вступила система. В данном случае очень важную роль сыграли передовые гегемонии Европы во главе с Британской империей. Выбор сделан в рамках их утверждений. Отрыв новой Турецкой Республики от исламского уммета как внутри стран, так и за ее пределами, был предусмотрен в качестве стратегической цели; так и действовали, такой был сделан выбор. Представителей трудя



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-04-26 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: