XVII
Кларк и Селина вдвоем тем временем поднялись на мансарду, вошли в комнату Шона. Селина, стоя в дверном проеме, по автомату тут же включила свет, и оглядела комнату: сначала скат крыши снизу вверх по диагонали, затем спустила взгляд по вертикальной стене на двухместную постель, как у новобрачный, и на тумбочку, посмотрела в распахнутое настежь окно. Но заострила внимание именно на двухместной кровати. Из окна веяло холодком, но Селина не обратила на это внимание.
– Прикольно! – Восхищенно сказала она, затем взяла Кларка за руку и потащила за собой, на середину комнаты – туда, где под скатом крыши стоял столик с теликом. – Нам бы такой дом, только нам с тобой, Кларк, и нашим с тобой будущим деткам, и никому другому… – Восхищалась она, влюблено глядя своему парню в глаза, снизу вверх по диагонали.
Кларк отвечал молчанием, и взаимным взглядом, сверху вниз. В этот момент Селина заметила, что он стоит прямо рядом с кроватью.
– А пока, Шон, мы позаимствуем у тебя только постель! – С этими словами она бросилась Кларку на шею и крепко приникла губами к его рту, и тот с удивлением, но не сопротивляясь, всей своей массой обрушился на постель. Теперь Селина, отняв губы и глубоко вдохнув, смотрела на него сверху, осязая все его мощно накачанные грудные мышцы и пресс и получая от этого ни с чем не сравнимое удовольствие.
– Давай, займемся этим? – Восторженно предложила она.
– Э… – Замялся Кларк, басом после глубокого вдоха. – На кровати Шона?!
– Шона, Джеймса! – Возмущалась Селина. – Разве это имеет значение?!
Услышав «Джеймса» Кларк усмехнулся.
– Ну… У нас еще целая ночь впереди. Прибережем лошадей…
– Давай сейчас, а потом еще ночью! – Стояла на своем Селина.
– Забей, Селина! – Ответил Кларк, настоятельно отвергая. – Я сейчас не хочу. Серьезно.
Кларк слез с постели вслед за тем, как Селина слезла с него. Демон тем временем, стоя на участке перед окном в комнату, наблюдал за их силуэтами. При ярком комнатном освещении, они сильно выделялись и выглядели, как парочка из концовки какого-нибудь фильма про любовь. На улице было необычно темно, почти как ночью. Как никогда раньше, надбровные дуги Демона выделялись, и на них выступали по ряду совсем маленьких шипиков, как у гремлинов в одноименном фильме[8]. Щупальца вокруг рта заметно удлинились, теперь они были длиной почти фут. Черты эти делали вид Демона значительно солиднее и ужаснее.
Селина почувствовала прохладный ветерок. Она обернулась к окну, зная, что ветерок оттуда, но не приметила темноты на улице, а только подошла, и закрыла окно. Демон, чтоб остаться незамеченным, отошел влево. Кларк и Селина нехотя направились вниз.
Демон с безразличием отвернулся от окна, в котором погас свет. В этот момент из дома, что был слева от дома Шона, вышел толстый сосед.
– Черт, половина седьмого, и так темно! – Возмущался он. Глянул на небо, и его возмущение усилилось. – Впервые такая хрень за лето!
Небо уже не было покрыто легкими серовато-белыми облаками, а было затянуто серо-синими, уже достаточно плотными тучами, потому и было так темно, и ветер с каждой секундой постепенно набирал силу.
Сосед подошел к смежному с участком Шона забору и облокотился на него.
– Шон! – Нагло почти крикнул он Демону. – Неприлично подглядывать!
Демон медленно, не поворачиваясь сам, повернул голову в его сторону, тряхнув при этом щупальцами, и посмотрел на него грозно и с презрением. Человек-невидимка так огрел толстяка по животу, что у того перехватило дыхание. Демон тут же резко отвернутся и принялся обходить дом. На ветру его балахон, такой черный, что почти металлический, развевался каждой складкой, слегка приподнимаясь над землей. Мужик, вновь облокотившись на забор, глядел ему в след.
– Ну ты и нарядился, Шон… – Сказал он тихо, застенчиво, так как аппарат, отвечающий за узнавание лиц, твердил: это не Шон.
XVIII
Фредди продолжал рассказ:
– К лету тысяча четырнадцатого года всех девятерых отловили по одиночке и заточили в одном месте, не помню в каком именно, чтобы казнить повешеньем. Так вот в чем прикол: Анри Бальмон был единственный, кого не казнили.
– И как же так? – Спросила Джесси.
– Когда всех девятерых поставили на плаху и надели на них петли, у Бальмона, – Фредди усмехнулся. – Случился сердечный приступ, и он умер, сами понимаете, ему было уже под девяносто.
Все с интересом выслушивали его, но реакция на смешок у них была неодобрительна. Фредди продолжил.
– Вплоть о самого момента своей смерти, уже стоя на виселице, все они уповали на какого-то мифического бессмертного Демона, что они его поймали и заточили в магические кандалы, но перед этим он успел стереть с лица земли ту злосчастную деревушку в Шампани. Они твердили, что не заковав они того Демона в магические кандалы, он обратил бы всех людей Земли в себе подобных и захватил бы мир. Это объявили сущей ересью, вот их и повесили. После чего орден «Девяти кругов» был распущен, но его члены все равно еще долго преследовались и далеко не все из них умерли своей смертью.
– Очень печальная история. – Охарактеризовала Саманта. – Вот только как ее так точно пересказали? Ведь это было почти тысячу лет назад?!
– Здесь все просто. – Явно уже гордясь собой, отвечал Фредди. – Один из их «внедренных агентов» был писателем, я не помню его имени, точнее их у него было подряд идущих штук десять. Это он и вел хроники деятельности их ордена, и даже смог присутствовать на казни своих покровителей. Он-то прожил долго, и его записи были обнаружены все той церковью уже после его смерти. Вроде, он последний, кто умер из ордена, а прожил под сто, если и не за сто. Так вот, эти записи, а их там было томов шесть-семь…
– Ого. – Прервал Том удивленно. – Ни хрена?!
… пролежали в архивах Ватикана вплоть до восьмого года. Да-да! До две тысячи восьмого года. Только тогда об этом и рассказывали, притом немного. Вот и я случайно услышал по телику, и заинтересовался. Да уж! – Говорил он через смех. – Католическая церковь по хранению секретов в сто раз круче и ЦРУ, и ФБР… Тысячу лет хранить тайну! – Дальше он на секунду прервался. – Вот только где ты, Шон, об этом слышал?
– А… – Замялся Шон, думая, что ответить, и соврал – Не помню… А в голове все кружили расплывчатые образы его, Бальмона, и его приближенных, и тех злополучных девяти кругов…
Джорджия нежась в кресле-качалке, потягивалась так, что при этом ее грудь сильно выпирала, и соски выпирали через светло-кремовый, почти белый топик.
– Черт, Фредди. – Радостно выдавила она, ожидая такой же реакции. – Ты никогда не подумывал пойти учителем в школу, например? У тебя это получается просто супер!
– Иди ты! – Недовольно ответил Фредди, почти крича. – Думаешь я не знаю, как учителям мало платят?! Надеюсь ты не хочешь прожить остаток жизни на хлебе и воде?!
Джорджия обиженно отвернулась и принялась с кресла смотреть в окно.
– Вот только как? – Поинтересовался Том, обращаясь к Фредди низким голосом. – Как этот писатель знал, что у, как его, Бальмона был именно сердечный приступ. Я ведь знаю, медицина тогда была на нуле.
– Согласен. – Ответил Фредди лениво и на выдохе, как бы не желая продолжать. – Но это церковь не признавала науку, а парни из «Девяти кругов», напротив ее тщательно изучали. Если верить парням из Би-Би-Си, то они, во всяком случае знали, что такое сердечный приступ, откуда берется кровь и где переваривается еда. Все! – Громко сказал он. – На сегодня лекция окончена! Больше я ничего не помню, и рассказывать не буду.
Джесси принюхалась к себе.
– Почему так тихо?! – В недоумении отрезал Шон, пытаясь расслышать доносившиеся из другого конца комнаты слова песни “Pump it up!” Он встал, подошел к музыкальному центру, и повернул регулятор громкости на 180 градусов. Музыка заиграла, как бешеная. «Так то!» - довольно, сквозь песню, сказал Шон. (Не хватает только прожекторов, зеркальных шаров и всего такого) – Мысленно подметил Фредди.
Шон, приплясывая, подошел к все еще сидящей на диване Саманте, и, подав ей руку, предложил:
– Потанцуем?
В этот момент в гостиную вошли Селина и Кларк.
– Выпускной вечер был давно! – С издевкой обратилась Селина.
– Да, Селина! – Ответил Шон, держа Саманту за руку и ведя ее за собой на середину гостиной, и радостно добавил:
– А сейчас – мой день рождения!
– Веселятся! – Думала в слух миссис Каннингем, глядя в окно на дом Шона и слушая доносящиеся оттуда звуки все той же песни “Pump it up!”
XIX
Джесси вошла в кухню, вслед за ней Том.
– Что ты ищешь? – Спросил он у нее.
– Ищу, где здесь ванная. – Ответила она. – Мне все кажется, что от меня воняет. Хочу помыться.
– Если не ошибаюсь, там. – Указал Том.
Джесси проследовала в ванную, Том поставил руку закрывавшейся за ней двери. Джесси обернулась.
– Могу я к Вам присоединиться. – Галантно спросил Том.
– Я сейчас не в настроении.
– Ну ладно. – Сказал Том, со слабым недовольством. – Тогда я выйду на улицу, покурю. – Обернулся, и пошел. Позади раздался щелчок засова.
– Неплохо. – Сказала Джесси, оглядев ванную, которая совмещала в себе и туалет. На стенах был постелен белый кафель с редким светло-синим узором, а на полу – кафель покрупнее, сделанный под малахит. Ванна была белая, раковина тоже, и обе очень округлых форм. Джесси подошла и повернула вентиль смесителя – он поворачивался удивительно плавно и без скрипа, что доставляло еще больший кайф.
Джесси поспешно вынула ступни из босоножек, затем сняла свои джинсовые шорты и красный топик, и повесила на вешалку, оставшись в трусах и лифчике. Она перелезла в ванную, сняла душ со стойки и включила кран, бросив душ в ванную, поспешно сняла белые с бахромой трусики, случайно немного их замочив, затем лифчик. Она увидела в зеркале свою грудь и, пытаясь сдержаться, улыбнулась, будто впервые обнаружила прелесть такой объемной. Радостная завесила штору.
Первоначально она окатила теплой водой голову, плечи, прозрачные капельки воды принялись скатываться вниз по ее груди и у сосков, как с края утеса в пропасть, падали вниз, оставляя после себя блестящие, даже молочно-белые ручейки. Ее волосы, бывшие до этого кудрявыми и распущенными, вымокшие, лежали ровно, как бы прижавшись к телу. Длинными, вероятно накладными ногтями свободной руки она провела по одной из грудей, задев сосок и оставив пять бледных полосок.
Демон безо всякого интереса смотрел на ее очертания через штору. Джесси высунула руку и взяла с полки полупрозрачную голубую бутылку жидкого мыла, сделанную в форме медвежонка и с зеленой конусовидной крышкой. Силуэта Демона за шторой она не заметила.
XX
Том вышел на участок, и сел на скамейку, что стояла рядом со входом. Тут же он уставил взор на окна соседнего дома, дома Каннингемов. На первом этаже горел свет, на мансарде – нет. Том не обратил внимание на темноту. Он порылся рукой в кармане, и достал оттуда наполовину опустошенную пачку «Кемэла». Вытянув одну сигарету, он зажал ее губами, и полез в карман за зажигалкой. Несколько раз пламя зажигалки сбивалось, тухло. Том с силой чиркнул и наконец закурил.
Затянулся, уставившись на небо, и только в этот момент он обнаружил, как темно. Тучи двигались быстро, гонимые уже не шуточным ветром, и гипнотизировали. Поэтому Том дезориентировал во времени, и попытался вспомнить его, но попытка не удалась. Он по привычке посмотрел на руку, но часов на ней не было.
Том смотрел на луну. Было полнолуние, и луна, казалось, была много больше обычного. На ней, желтой, виднелись светло-серые лунные пятна, она очень сильно выделялась на всем небе так как тучи будто огибали ее и давали ее отраженному свету достигнуть Земли. Это тоже гипнотизировало Тома.
XXI
Джесси, вся в пене от жидкого мыла, мочалкой растирала его по своей груди, круговыми движениями вокруг сосков, заставляя при этом грудь двигаться вверх-вниз, и смотрела вверх на потолок, дабы мыло не попало в глаза. Хотя на этикетке бутылочки-медвежонка было помечено: «Без слез». После этого она окатила себя душем, смыв пену, и за шторой что-то упало. По автомату Джесси, не развешивая штору, повернулась, и увидела за шторой силуэт.
– Том? – Спросила она, следуя первым возникшим в голове мыслям.
Силуэт стал больше – приблизился.
– Том, я же сказала, что я не в настроении заниматься этим сейчас!
Четыре зеленых, когтистых пальца медленно загнулись вокруг края шторы и рука резко ее отодвинула. Демон глазел на нее непомерно жаждущим взглядом. Не на ее женские прелести, и не на фигуру, а осматривал ее всю – прицеливался. Пронзительный крик вырвался из ее уст, но тут же прекратился: коготь среднего пальца руки Демона вонзился ей прямо в гортань. Демон отнял руку, из раны начала стекать струйка крови, сначала по шее, потом между грудей. Джесси схватилась за горло и прижалась к холодной стене, она пыталась кричать, но только сипела из-за дыры в гортани.
Демон снова целился: искал за что ее схватить, так как одежды на ней, понятно, не было. Он схватил ее за волосы и рванул с нечеловеческой силой – Джесси перелетела через край ванной и с грохотом упала на пол, ударившись голенью об угол фанерной стенки. На ноге осталась большая рваная царапина, а на голове – зияющая рана. В руке Демон держал оторванную прядь волос вместе с куском скальпа в крови. Он отбросил это на пол.
Ни Шон, ни кто из остальных не слышали звука падения. Шон колбасился теперь уже под Раммштайн, Саманта ему пританцовывала, Фредди тоже зарубался под музыку, пытаясь заставить танцевать Джорджию, которая просто ходила по гостиной. К тому же, звук падения приглушал звук лившейся из душа воды.
Джесси билась всем телом, изо всех сил, не обращая внимания на раненую ногу и холодный пол. Она брыкалась ногами, тянулась одной рукой до головы Демона, так как другую он прижал к полу своим коленом. Рукой он прижимал ее к полу за горло. Щупальца вокруг рта Демона, почувствовав плоть, обвились вокруг руки Джесси и впились в нее своей кислотой, прожигая глубокие красные борозды до костей. Джесси почувствовала жгучую боль, и вновь попыталась закричать, но вновь только просипела, и отдернула руку.
Демон достал армейский нож Шона, и поднес его к горлу Джесси. Та схватилась за его руку, в которой был нож и, прилагая последние силы, попыталась отвести ее. Но Демон с легкостью пересилил ее, и коснулся ножом ее гортани. Ее рука, пронзенная кислотой, под давлением с хрустом переломилась, и Джесси снова просипела, пытаясь кричать от боли. Перелом был открытым, белая кость грифелем торчала из плоти. Демон надавил вниз и вперед, больше вперед, поэтому и получилось вперед: нож прорезал гортань, будто это был пожарный шланг, глубоко, не попав точно в рану, и по мощной струе крови с обеих сторон полились на кафельный пол, стремительно растекаясь по нему, так как он был достаточно гладким, и даже скользким.
Джесси тут же вся обмякла от головы и плеч до кончиков пальцев ног, и растянулась на полу во весь рост, будто поколотая иголкой резиновая секс-кукла. Глаза застыли во взгляде куда-то выше лба Демона, рот наполовину раскрылся и высунулся язык. Демон выдернул нож, первоначально расшатав его, при этом послышалось густое чавканье плоти. Затем он снова резанул, уже глубже – до середины шеи, раздались хлесткие звуки разрываний сухожилий, и вынул снова расшатав и снова с тем же мерзким чавканьем. Он резанул еще раз, и еще раз, и теперь голова Джесси висела лишь на позвоночнике и полоске плоти, так как спинной мозг был тоже перерезан.
Демон напрягся, придавив грудь Джесси коленом, и обеими руками оторвал ей голову, при этом раздался звук бьющейся яичной скорлупы, только намного более сильный и опять с хлесткими звуками рвения сухожилий.
Он встал над телом с безразличием во взгляде, осматривая чистые стены ванной. В одной руке он по-прежнему держал нож, а в другой – голову Джесси, изо рта которой все еще по-идиотски выглядывал язык, за волосы. На его балахоне отливали в свете фар, запекаясь, множественные пятна крови. Комната была пропитана паром.
XXII
Том кинул сигарету на землю, встал и затоптал ее ногой, затем вошел в дом. Из гостиной доносилась медленно-торжественная музыка Эннио Морриконе. Том направился туда. Там были все шестеро: Шон, Саманта, Фредди, Кларк, Селина и Джорджия. Кларк и Селина отдыхали на диване, обнявшись, Кларк снова прихлебывал пиво, а остальные танцевали парами под музыку Эннио, будто на выпускном вечере, Джорджия все нехотя.
– Вам что, нравится это старье?! – Крикнул он Шону.
– За старье получишь! – Крикнул в ответ Шон.
– Вы не видели Джесси? – Спросил Том у Кларка и Селины.
– Нет. – Ответила Селина.
Том смутился.
– Неужели она все еще моется? – Спросил он уходя у никого. Селина усмехнулась в след, том не обратил внимание.
Он подошел к двери в ванную. Дверь была приоткрыта, а свет выключен. (Странно) – Подумал Том. Он включил свет, затем осторожно заглянул в ванную. Воздух там был чист, и зеркало не запотело, будто никто и не мылся. Никаких следов крови на стенах и полу не было. (Странно) – Подумал снова Том. – (Может, она наверху?) Закрыл дверь, позабыв выключить свет, и направился наверх.
Поднявшись на мансарду, он сперва заглянул украдкой в комнату Шона: там никого не было. За исключением Демона, который бесшумно притаился за дверью. (А что там?) – Мысленно спросил сам себя Том, глядя на вторую комнату, и вошел туда. Это была детская. Небесно-успокаивающего цвета обои с изображениями неразлучных друзей Багза Банни и Дональда Дака, кроватка со стенками, манеж и игрушки (клоун-пирамидка с башкой на стержне, на который и нанизывать разноцветные кольца, плюшевые Гуфи со своим верным псом Плуто, Микки Маус), а на стене – часы с циферблатом в виде головы кота Гарфилда и маятником-хвостом. Зрачки Гарфилда двигались влево – вправо одновременно с маятником. «Круто!» – Подумал Том вслух, совсем забыв зачем сюда пришел. – «Только разве у Шона есть младшие братья? Странно. Он нам этого не говорил». Том по автомату вышел из комнаты и спустился по лестнице вниз.
(Как же до меня не дошло?!) – Прорезала его голову мысль. – (Джесси вышла на улицу!) Он подошел к выходу и уже взялся рукой за дверную ручку. «Нет» – Остановился. – «Хочу еще пива» – И отправился на кухню, затем с банкой пива в руке вышел из дому.
Мелкий, почти парообразный дождь моросил. Том почувствовал щекотание его капель кистями рук, и особенно лицом, и это ощущение очень сильно нервировало его.
– Дерьмо! – Выкрикнул он. – Дерьмовая погода, и в такой день!
В его голове пронеслась мысль: (Разве Джесси будет гулять в такой мерзкий дождь?) Но Том отклонил эту мысль и пошел дальше вокруг дома. Он глянул на дом с противоположной стороны улицы: на первом этаже в одной из комнат горел свет, и были видны три силуэта, сидящие за столом: мужчины, женщины и ребенка. (Ужинают) – Подумал Том.
Хлопок – Том раскупорил банку, из горлышка пошла пена, затем он закинул голову и сделал большой глоток.
– Джесси, где ты, моя любовь? – Позвал он, сглотнув.
Проходя по участку с правой стороны дома, на которую выходили окна гостиной, он глянул на соседний участок. Толстый мужчина около сорока опять сидел на скамейке под навесом своего дома и курил.
– Грег! – Раздался женский голос из дома толстяка. – Иди в дом! Я приготовила ужин!
– Секунду, дорогая! – Ответил толстяк, затоптал сигарету и явно того не желая вошел в дом, раздраженно хлопнув за собой дверью.
(Похоже, его жена хреново готовит!) – Подумал Том, рассмешив себя, затем снова закинул голову и сделал большой глоток.
– Джессика Линн Холлоуэй, объявитесь! – Протяжно звал он по полному имени. – Вы подозреваетесь в преступлении, что покинули своего лучшего друга!
Из гостиной до сих пор звучал Морриконе. «Они скоро начнут зарубаться под Моцарта» – Недовольно вслух подумал Том. – (А может, Джесси там?) – Секунду спустя до него дошло. Он подтянулся и заглянул в окно, но заветного лица он там не увидел. – (Дерьмо!) – И пошел дальше.
Бывший днем светлым и безобидным Даймонд Вуд вновь заделался угрюмой и суровой, почти осязаемой даже с пятидесяти футов черной бездной, которая буквально высасывала душу у смотрящего в нее человека. Том, двигаясь медленным осторожным шагом, не мог отвести от нее взгляда, но споткнулся обо что-то. Всем своим весом он повалился на траву, при этом пролив пиво себе на косуху и джинсы.
– Черт! – Он встал и принялся отряхиваться одной рукой, другой он по-прежнему держал банку. – Дерьмо! Черт!
Затем он встряхнул банку, чтоб проверить, осталось ли что-нибудь, и откинул ее в сторону, выяснив, что она пуста. Предмет, о который он споткнулся, откатился в сторону. Том наклонился и поднял его с земли, еще не видя, что это. Позади раздался еле слышимый, почти синхронный звук приземления двух стоп на траву. Предметом являлась голова Джесси.
Глаза все еще смотрели куда-то в неизвестность вверх и направо, на срезе горла запеклась кровь, и в ней застряли несколько волос, и все еще по-идиотски торчал язык, он был прикушен до крови из-за удара. Том не успел ничего сообразить, поэтому последнее только рассмешило его. Миллисекунду спустя Том понял, что произошло. Порыв смеха, не успев добраться до уст, сменился криком ужаса.
Раздался металлический лязг, и сильнейшая резкая боль пронзила каждую клеточку тела Тома, двигаясь по кровеносным сосудам и исходя из живота, и крик прекратился, так и не успев начаться. Пальцы рук Тома разжались, и голова Джесси упала на траву. Том медленно опустил голову и посмотрел на свой живот: оттуда, прорезав футболку, торчало лезвие армейского ножа. Оно было в крови, кровь с него стекала по футболке, которая также пропитывалась вокруг сочащейся из раны кровью.
Демон отнял руку от рукоятки ножа, и Том, шатаясь, машинально повернулся к нему лицом, желая перед неминуемой смертью взглянуть на своего душегуба. Но надежда на спасение еще не оставила его: из последних утекавших вместе с кровью сил он пятился назад и безуспешно пытаясь тем самым спастись бегством. Демон, будто индеец, достал и швырнул в Тома топор, который по всей длине кромки своего лезвия врезался правую половину груди Тома сквозь косуху и с треском разрубил несколько ребер, застряв глубже в плоти. Том застонал, покосившись на одной ноге, и от удара свалился на уже мокрую от моросившего дождя траву, задев ногой голову Джесси.
Демон присел над ним на одно колено. Одновременно с яростью в его взгляде и мимике было все больше удовлетворения, а аморальное с человеческой точки зрения равнодушие, выражавшееся в его смиренных движениях, не менялось ни в какую сторону. С этим же равнодушием он взялся за рукоятку топора и, расшатав, выдернул ее, сломав при этом еще пару-тройку ребер Тома. Том застонал, в его глазах стремительно, черными расползающимися пятнами, мутнело.
Он еще дышал, с трудом. Демон заметил это, убрал топор и заменил его на молоток, которым еще раз резко и спокойно ударил Тома по голове. На лбу Тома осталась большая и глубокая синяя печать, но он по-прежнему подавал признаки жизни. Демон еще раз нанес удар, треснул череп, и Том замолк, уже навсегда. Но Демон не был удовлетворен – он развернул молоток гвоздодером и ударил в третий раз. Череп был раскроен со звуком разбития яйца с целью вылить содержимое, гвоздодер измазался в сером веществе мозгов.
Последний удар – такой же слабый треск и бульканье, и череп Тома, как разбитая салатница, развалился на несколько кусков, которые плавали в растекавшихся по земле среди травинок мозгах.
Снова послышался лязг выдирания ножа из плоти, и Демон шел, держа в одной руке окровавленный молоток, а в другой – нож, в сторону участка Каннингемов.
XXIII
– Слушай, Фредди! – Обратился Шон сквозь музыку. – Меня уже, честно говоря, задолбало здесь париться! Пошли, может, прогуляемся по лесу, к примеру.
– Ладно. – Ответил Фредди. – А то меня тоже запарило!
Он подошел к музыкальному центру и повернул регулятор громкости на 180 градусов в противоположную сторону. «Популярный» Даррен Хейз тут же притих. Только в этот момент Шон услышал звонок телефона, доносившийся из коридора.
– Это папаша. – Заявил он, и направился к телефону. – Он обещал позвонить.
– Нет. – Возразил Фредди ему в след. – Это Чарли звонит, чтоб сказать, что не приедет. – И рассмеялся, осмыслив невозможность своего предположения, но, сказав, обнаружил, что никому не смешно.
– Да. – Шон снял трубку, ответил ему голос похожий на его, но только более «взрослый» – голос его отца.
– Привет, сын.
С участка Каннингемов слышался яростный неумолкающий собачий лай, но никто не обращал внимания.
– Привет, па. С нетерпением ждал твоего звонка. – Соврал Шон наскоро.
– Я и не сомневался. – Ответил папаша также, почуяв фальшь в голосе Шона, и продолжил:
– Вижу, вы тут время и без меня неплохо проводите. – Сказал он, услышав вдалеке отзвук песни Даррена Хейза.
– Да нет, ну что ты, папа. – Замялся Шон.
– Ладно, только не завирайся. Думаю, тебя уже достало ездить на моем древнем мотоцикле?
– К чему ты клонишь? – Заинтересовался Шон.
– К тому, что через неделю у тебя будет собственный новенький «Харлей Дэвидсон»! Будешь на нем кататься хоть ночь напролет.
Яростный лай перешел в испуганный и затих.
– Ты не шутишь?! – Шон был потрясен.
– Ни капли.
– За что такая щедрость, папа? – Все хотел убедиться Шон.
– А не ты ли все тесты сдал на пять? – Убеждал папаша.
– А, ну да, спасибо, па! – Радовался Шон, будто двенадцатилетняя девчонка, разве что не прыгая.
– Только надеюсь, – продолжал отец, – ты там мое старье не разбил?
– Нет, па, ты что?! – Впопыхах соврал Шон, и на счастье у него получилось убедительно, так что папаша ничего не заподозрил.
– Ну ладно, Шон. – Заканчивал папаша. – Вы там веселитесь, наверное еще завтра будете?
– Ну да, пивка у нас и на завтра хватит! – Радостно ответил Шон.
– Ты с пивом поосторожнее! – Строго заметил папаша. – Копы засекут – штрафов не оберешься! Тебе же еще только девятнадцать, а не двадцать один.
– Какие к черту копы, папаша? – Возмутился, усмехнувшись, Шон. – В Даймондсвилле?
– Все тогда, пока, Шон. – Оборвал отец. – А то тут у меня клиент на второй линии. Веселитесь. Встретимся через неделю.
– Пока. – И Шон повесил трубку.
– У меня будет новый мотоцикл! – Опять радовался Шон, как ребенок.
– Прокатишь меня? – Также радостно спросила Саманта. – Давно хотела прокатиться. А то мама мне не разрешает…
– Сэмми! – Резко голос Шона перешел в суровый. – Когда черт возьми ты повзрослеешь? Тебе тоже через два месяца за вычетом двух дней – девятнадцать! А тебе – то нельзя, это нельзя, прокатиться нельзя, приехать ко мне нельзя! Когда ты, Сэмми, черт возьми, станешь самостоятельной?!
Сэмми поникла.
– Да ладно. – Утешил ее Шон. – Я же люблю тебя. Больше жизни. – И в завершение поцеловал ее в губы. Этими фразами и действиями Саманта вновь ожила, а Фредди издевательски рассмеялся.
– Не смешно! – Толкнула Джорджия его локтем в спину, и он заткнулся, когда Шон уже поднял кулак, чтобы огреть его по лицу.
– Так. – Вставил Кларк. – Мы пойдем гулять или нет, черт возьми?!
Они вышли все шестеро, и тут же с криками запрыгнули под навес, так как дождь лил гораздо сильнее, крупными и редкими каплями, и под углом из-за мощного ветра, беспорядочно и громко барабаня по крышам домов.
– Нет, лучше не надо! – Удивленно сказал Фредди. Все нехотя вошли в дом, и Шон, последний, закрыл за ними дверь.
XXIV
В окнах дома Каннингемов, что смотрели в сторону участка Шона горел свет, и одно из них было, несмотря на дождь и сильный ветер. Демон подошел к этому окну, дернулся, как бегун по сигнальному выстрелу, и запрыгнул на подоконник. Собака Каннингемов, рыжий терьер по кличке Долли, как было написано на конуре с протянутой от нее длинной цепью, растянулась на траве посреди участка с проломленной в нескольких местах головой.
Демон оглядел комнату, в которой очутился: здесь стояли шкаф с теликом, ковер был постелен на полу, а над входом, который располагался посреди противоположной стены, висел двуствольный охотничий дробовик. Гостиная. Поперек входа лежали грабли. Последнее, на чем остановился взгляд Демона, был толстый мужик, развалившийся на диване и бормотавший по-немецки себе под нос, вторя одной из песен Раммштайна. Выглядел он лет на сорок пять-пятьдесят и был еще не седой, и с усами, как у Гитлера. Муж Шейлы Каннингем, Адольф Швайцер, опять (или все еще) валялся в отрубе. Колени он придвинул к груди и так нежился. Услышав приземление Демона на пол он приподнял голову с жесткого дивана и приоткрыл глаза.
В глазах все плыло, и он не мог отличить Шейлу от Демона.
– Шейла, ты умеешь летать? – Выдавил он из себя голосом старого бомжа.
Демон еще раз презрительно бросил на него взгляд, затем подошел ко входу, протянул руку и снял ружье с крючков. С ружьем в руках он инстинктивно подошел к шкафу и выдвинул ящик. Поочередно он выложил оттуда шесть патронов, а затем распахнул свой балахон, который был сух, будто Демон и не ходил под дождем. Под ним на Демоне не было никакой одежды, кроме старых и рваных черных с серым от пыли трусов и кожаной обуви, смахивающей на мокасины. Сам Демон не выглядел мускулистым, а болотно-желтоватая кожа казалась до того жирной и тонкой, что могла в любой момент разорваться под напором желто-салатных внутренностей, слабо видневшихся сквозь нее.
С внутренней стороны балахона множество лямок, в которых висел весь колюще-режуще-рубящий арсенал Демона: армейский нож, разделочный мясницкий нож, топор, колючая проволока и тоже проволочная связка сюрикенов слева, набор скальпелей на мелких лямках, увесистый молоток и раскрывшийся, как клюв орла, штангенциркуль – справа, самурайский меч в ножнах со спины слева. Демон смел патроны единственный свободный в карман справа, обернулся и направился к окну.
– Охотиться собралась! – Рявкнул Адольф Каннингем.
Демон, даже не взглянув в его сторону, махом запрыгнул на подоконник и оттуда соскочил наружу. Адольф закрыл глаза и захрапел было уже.
Шейла Каннингем, взбешенная и в задымленном фартуке и кухонных перчатках, вбежала в гостиную, инстинктивно переступив через грабли.
– Тебе что еще надо, жирный schwein[9]?! Какого хрена ты тут разорался?!
Когда она злилась, глубокие морщины вертикально через ее щеки становились еще глубже, делая лицо похожим на тыквенную голову.
– Э… Ты уже здесь?! – Не понимая промычал Адольф.
– Где мне еще быть, сучий ты сын, кроме как гнуть за тебя спину, а?! Посмотри на меня: мое лицо все в морщинах! Это, скорее, Марианские впадины, а даже не морщины! Мне еще всего пятьдесят два, а все знакомые думают, что мне шестьдесят, если не семьдесят!
От Шейлы несло дымом пригоревшей еды и паром. Адольф с ослабленным от бодуна интеллектом не мог ничего сопоставить.
– И сбрей свои идиотские усы! – Добавила миссис Каннингем. – Вместо того чтоб косить под своего тезку, лучше бы пошел-поработал! То что ты отрастил усы еще не значит, что ты фюрер!
– Э… Как хочу, так и отращиваю! Мне это по конституции прописано…
– Какого хрена ты открыл окно в такой дождь?! – Шейла тем временем подошла, закрыла окно и завесила шторы. Последняя фраза Адольфа ввела ее в еще большее бешенство:
– Ты, untermensch[10], ты еще тут будешь конституцией передо мной трясти, сука! По конституции тебя уже давно надо было вышвырнуть отсюда на хрен! И чтоб ты там сдох – мне без разницы! Вот все собираюсь подать на развод…
Она постепенно успокаивалась уходя и меньше была похожа на основной атрибут Хеллоуина, но на этот раз ее инстинкт не сработал, и она, споткнувшись о грабли, всем телом повалилась на пол, с грохотом и скрипом паркета. Проехавшись весь коридор по полу, она об единственный выпиравший из него гвоздь в кровь и мясо раскроила себе колено.
– Сука! Какого хрена ты принес сюда грабли?! – Слышалось из дома Каннингемов, когда по-прежнему сухой, будто дождя нет, балахон Демона уже наполовину сливался с тьмой леса в десятке ярдов от домов улицы, а сам он нес в руке ружье, держа за приклад.
– Ты schwein und untermensch! – Доносился крик издалека, поочередно с глухими звуками ударов и таким же глухими хрюканьями, а Демона полностью поглотила тьма.
XXV
Часовая стрелка настенных часов, что висели у Шона в гостиной, двигалась быстро, минутная – со скоростью звука, а секундную вообще не возможно было уловить взглядом. И вот уже без пяти час ночи. В гостиной горел свет, но музыки не было, и там опять собрались все вшестером, все выглядели несколько уставшими.
– Неприлично, – начала разочарованно Джорджия, обращаясь к Шону, – твоим друзьям так взять, и смотаться.
– Может, у них дела? – Оправдывал их Шон.
– Сказали уж хотя бы, что пойдут. – Опровергла Селина, и Шон не знал, что ответить.
– А может, их съел Джек-Потрошитель! – Протянул Фредди и взорвался смехом.
– Фредди, я тебя сейчас замочу! – Пробасил Кларк почти в ярости и привстал, но Селина ухватилась за его футболку, он успокоился и сел обратно.
Шон незаметно удалился на кухню.
Он вернулся, неся перед собой этажерку себе по пояс.
– Черт возьми, парни! – Обратился он ко всем. – Я совсем забыл про торт!
На этажерке стояла коробка с тортом, а на коробке лежала упаковка свечек.
– Мы не хотим! – Хором ответили Селина, Кларк и Фредди, Саманта и Джорджия промолчали.
– Да. Но по традиции нужно задуть свечи, это же все-таки день рождения, а не выпускной вечер… – Изобразил он с издевкой Селину.
Он выкатил этажерку на середину, распечатал коробку.
– Давай, Шон, – предложил Фредди, – я натыкаю свечей.
На пачке указывалось количество – 20, свечи были четырех цветов как обычно – розового, желтого, синего, белого.
– Так, – суетливо продолжал Фредди, тыкая, – Сколько лет, столько и свечей.
В последствии в пачке осталась одна свеча, и Фредди отложил пачку. Чередуясь цветами, девятнадцать свечей составляли цифру 19: шесть ушли на единицу, тринадцать – на девятку.
– Уже ночь? – Тихо, пытаясь незаметно, спросил Кларк Селину.
– Да. – Радостно, сдерживаясь, ответила она. Они обменялись взглядами, вдвоем медленно пошли из гостиной.
Фредди достал из кармана и кинул Шону зажигалку: тот ее не поймал, она застряла в торте.
– Дерьмо! – Ругнулся Шон и аккуратно ее оттуда достал, и с радостью все четверо обнаружили, что торт особо не задет. Шон облизал зажигалку от крема, вытер о футболку, и одну за другой поджег все свечки.
Они горели не подрагивая, спокойно, поэтому казалось, что цифры «19» замерли – будто огня и не было, а светились они розово-желто-сине-белыми неоновыми огнями.
– И так, – продолжил Шон, – настал момент!
Он набрал в рот побольше воздуха, подул и задул свечи. Пламя последней колыхалось, но на оставшемся воздухе потухло.
– У-у-у! – Торжественно крикнул Фредди, как болельщик на поединке боксеров.
– Yeah, baby! – Подхватил Шон.
От свечек тянулись стебельки прозрачно-синеватого дымка.
– Никто не хочет?! – Переспросил Шон. Фредди и Джорджия покачали головами. – Понятно. Тогда поставлю его в холодильник. – И отправился на кухню.
– Значит, праздник удался! – Сдерживая смех, сказал Фредди ему вслед, и прыснул.
В темноте кухни Шон был один, и вот опять – навязчивые образы из его сна. Опять Бальмон, маги и Девять кругов, расположившиеся в круг, опять дотлевающая деревня и «болотный человек» – Демон. Шон попытался отогнать образы, но безуспешно. Взбесившись, он рявкнул и треснул кулаком о стену, в результате торт упал на пол, и Шон, не видя его в темноте, наступил на него. Он машинально включил свет и обнаружил коробку с тортом раздавленной, крем из нее торчал наружу.
Воспоминания из прошлого, не желая, болезненно расползлись, сознание Шона словно сквозь нежелающую рваться пленку перешло в действительность.
– Дерьмо! Дерьмо! – Бесновался Шон. – Хренов кусок дерьма!
– Что случилось? – Вбежала в кухню Саманта.
– Посмотри на это! Я…