Опять утро. Впереди целый день. Хочу спать. Так утром тяжело вставать, тяжело начинать новый день, даже не хочется просыпаться. Так бы целый день и провалялся не вставая. И спать не спится, и вставать не хочется. Я очень устал от жизни. Она не приносит мне радости, не хочется жить. Мне не несет радости начало дня.
- Приготовь мне ванну и сделай воду потеплей. Ты же знаешь, я не люблю холодную.
Ванна меня еще больше разморила. Кровь пошла. Боль не отпускает, сердце сжимается. Эта боль меня изматывает, я ничего не могу с ней сделать, она меня сковывает (сильно болит низ живота, возможно, рак нижнего отдела кишечника). В глазах темнеет, не могу разогнуться от боли.
- Дайте мне мой настой (ощущение, что выпил что-то одурманивающее).
Мне сегодня надо играть.
- Меня отнесут. Мне закрытые нужны. Я не хочу, чтобы меня видели такого.
Приходится опять надевать на себя маску лицемерия. Как мне это ненавистно - улыбаться, смеяться. Удивляюсь, это место для меня священно. Когда я выхожу к публике, когда я вижу лица людей, боль исчезает. Я себя не узнаю, я совсем другой человек. Я живу на сцене, я забываю обо всем. Я ничего не замечаю вокруг, я как во сне, есть только чувства, которые я хочу передать, больше ничего не существует. Одухотворенность поднимает над телом, я не замечаю боли, она отступает.
Я не владею сам собой. Лицо живет независимо от меня, оно меня не слушает.
Такое впечатление, что театр мимики и жеста. Арена амфитеатра. Я в белых длинных одеждах из льна или хлопка. Лицо покрыто белой краской.
- Вам выходить. Вам надо собираться.
Надо выходить. Я очень волнуюсь. Мое тело мне не подвластно, оно говорит за меня, передает мои мысли.
Вот и конец, я на сцене в последний раз. Больше я не смогу выйти.
...
Боль опять подступает. Пойду к морю.
- Эвклипий, подожди меня. Ты сегодня прекрасно играл. Ты должен быть необыкновенно счастлив. А почему у тебя грусть в глазах? Ты как будто не рад своему успеху. Что с тобой происходит, я не понимаю. У тебя сегодня было столько вдохновения, ты сиял, глаза у тебя искрились, в них было столько огня. Вся арена тебе рукоплескала. А сейчас я тебя не узнаю, ты такой подавленный.
- Когда я сегодня стоял перед публикой, я понял, что я больше не смогу играть. У меня что-то сломалось, как будто оборвалось. Я понял, что я больше не смогу свободно выступать перед публикой. Мне им больше нечего сказать.
- Ты говоришь правду, ты не смеешься? Слезы душат меня. Мы тебя больше не увидим в представлениях? Пытаюсь представить и не могу.
- Нет, я решил твердо, к старому возврата нет. Дважды не войдешь в одну реку. Я больше никогда не смогу стать прежним, что-то сломалось во мне, и это выше меня.
- Эвклипий, ты же великий актер.
- Не называй меня так, я не хочу им быть. Мне ненавистно мое тело, которое должно есть, пить, которое нужно всячески ублажать, которое требует к себе постоянного внимания. Душа моя стремится к другому. Мне не жалко расстаться со своим телом.
- Мне кажется, что ты еще не вышел из роли, ты продолжаешь читать монолог.
- Мне надоело играть. Я хочу пойти к морю, немного успокоиться. Прогулка, свежий ветер и море меня успокоят. Мне о многом надо подумать, чем я буду дальше заниматься, что я буду делать. У меня впереди туман. Надо опять чему-то учиться. Моих средств надолго не хватит.
- Но это лучшее, что ты умеешь. А чем же другим ты сможешь заняться? Ты просто хандришь, у тебя просто сегодня плохое настроение. Тебе надо отдохнуть. Пойдем к морю, оно тебя сразу успокоит. Что может быть прекраснее моря. Ты что молчишь, о чем задумался? У тебя сейчас такой странный взгляд, как будто ты где-то далеко, не здесь. Спустись на землю, не витай в облаках. Не усложняй себе жизнь, живи проще, как все.
- Я так не могу, я не могу не думать. Я постоянно пытаюсь понять, кто я, зачем я живу на земле, зачем я сюда пришел, куда я уйду, что будет после меня. Этот вопрос не дает мне покоя. Он меня мучает.
- Странный ты, я тебя не понимаю. Ты куда-то рвешься, сам не знаешь куда.
- Я устал от себя, от постоянной борьбы внутри себя. Во мне живут два человека, они постоянно друг с другом спорят. Один говорит "да", другой "нет". Эта борьба меня изматывает. Я порой спорю сам с собою. Мое тело не ладит с духом, мое тело не соответствует моему духу. Оно тянет меня в бездну. Мое тело сильнее меня, сильнее моего разума. Внутри меня нет гармонии. У меня нет выбора, но это ужасно.
- Да ты так с ума сойдешь. Неужели тебе не хватает того, что ты имеешь?
- Как ты не понимаешь, что я завидую людям, которые знают больше меня. Я перед ними преклоняюсь. Я кажусь себе таким ничтожеством. Эта мысль меня угнетает. Мне хочется все знать, все понимать, но это невозможно.
- Проснись, посмотри вокруг. Неужели ты не видишь, сколько вокруг прекрасного. Ты ничего не замечаешь, сам себя мучаешь, не можешь наслаждаться жизнью, не можешь пользоваться тем, что она тебе дала.
- Ты меня не понимаешь. Если бы я мог так же относиться к жизни, как ты, с такой легкостью воспринимать жизнь. Как я тебе завидую, ты живешь без проблем, весело и легко. Ты молод и прекрасен, тебя ничего не тяготит. Ты наслаждаешься жизнью, ты воспринимаешь ее так, как она есть, а я постоянно копаюсь в себе. Странно, я думал, что у меня все прошло, что я не буду возвращаться к этим мыслям, но они меня не оставляют. Они постоянно ко мне возвращаются.
- Какой же ты слепец. Ты мучаешься сам и мучаешь тех, кто тебя любит. Ты даже не замечаешь этого. Ты от них отгородился каменной стеной и никак к себе не пускаешь. Ты скоро останешься один, от тебя отвернутся люди. Ты - нарцисс.
- Может быть, это и лучше, мне одному будет проще. За сегодняшний день я так устал, день был очень напряженный. Как я хочу заснуть и проснуться, чтобы все мои тревоги и печали были далеко-далеко. Мне надоело жить, мне надоело бороться с самим собой, я устал. Я тебе не могу передать, что у меня сейчас в душе происходит, какие это муки, все сжимается.
- Как сегодня шумит море. Посмотри, какие волны. Вот и день подходит к концу. Как я люблю смотреть на закат, это самый прекрасный момент, сколько в нем поэзии, сколько в нем прекрасного, неповторимого, сколько в нем тоски и светлой печали, сколько чувств он вызывает, что все уже пережито, все прошло, страсти улеглись, наступает тишина и покой. Сколько умиротворенности в закате и созерцании. Небо, оно прекрасно, в него можно смотреть не отрываясь.
- Меня удивляет, что я вообще ничего не вижу, я не вижу ничего, это страшно. Я никого не хочу видеть. Я хочу побыть один, чтобы была тишина. Не мешайте мне. Неужели я все это вижу в последний раз, как больно это понимать. Я не могу больше так мучиться. Я не знаю, за что я прогневал богов, за что меня Зевс наказал. Море меня зовет. Море, забери меня! Посейдон, прими меня! Прощай!
Видит волну.
- Вернись.
Чувствует себя плывущим. (В это время идет мощная соматика сопротивления волнам.)
От боли не спрятаться. Я больше не могу так мучиться. Я устал сопротивляться и жизни и волнам, я устал бороться сам с собой, это идет из глубины меня, это выше моих сил. Эта борьба меня изматывает, сил ни на что другое не остается. Нет сил, я больше не могу бороться. Надо нырнуть поглубже - и всем мукам конец. Меня тянет глубина.
Содрогается мощно всем телом. Крупные волны по телу сменяются мелкими и частыми. Вода в рот попала. Уши закладывает, как когда погружаешься в воду (реальные ощущения пациентки в сессии).
- Да, мы потеряли великого актера!
(Пациентка воспринимает, что смерть была ужасной.) Тело колышет в полосе прибоя. Слышит шум прибоя. Птицы слетаются. Вокруг тела вьются мелкие морские животные и рыбки. На лице волосы с песком перемешаны, это вызывает болезненные эмоции, хочет очистить лицо. Тело в воде бьется, бесхозное тело... Сожаление, что если бы нормально умер, то тело было бы похоронено. Ужас перед бесхозностью тела, исчезает желание когда-нибудь делать так же. Понимание, что не следовало этого делать, надо было до конца отработать.
Рыбы и рачки растаскивают тело, откусывают куски (у пациентки идет соответствующая соматика, зудит все тело). Три дня смотрит за судьбой этого тела, беспокоится, что происходит с ним.
Высказывания пациента в сессии и после, моменты осознания:
"Полная перекличка со мной теперешней, это все мои мысли, мои настроения. Знаю теперь, откуда у меня барские замашки идут, мечты, что когда утром изнеженно лежишь в постели, а слуга чтобы ванну приготовил с пахучими травами. Всегда были мысли, что как приятно, когда это делает кто-то другой". Когда актер говорит, что в нем живут два человека и они постоянно друг с другом спорят, такие же настроения отмечает всю жизнь в себе и преклир. Во время сессии ей становится понятным, откуда у нее постоянный насморк: вода попала в нос, когда он тонул.
"Мамуля не любит, как я говорю, что все лицо крутится, кривляется, а это отсюда: "Я не владею сам собой. Лицо живет независимо от меня, оно меня не слушает". Колоссально! Я маленькой с удовольствием выступала на сцене, а потом как отрезало после первого класса. В восьмом-девятом классах готовилась-готовилась, а как дело доходило до выступления, не могла выйти на сцену. Было то же самое ощущение, что в инграмме. Зал рукоплещет, а с меня что-то спало, и я знаю, что больше никогда не выйду к зрителям. А потом и по жизни все меньше и меньше было всплесков какого-либо воодушевления".
"Моих средств надолго не хватит", - это одна из проблем пациентки. Всегда сидит подспудный страх, что денег не хватит, хотя хорошо обеспечена, одета. На фразу: "Как я хочу заснуть и проснуться, чтобы все мои тревоги и печали были далеко-далеко", - преклир замечает: "Вот эти печали и проснулись здесь, вот я далеко-далеко, а они-то остались". К высказыванию о закате - и для преклира это самый прекрасный момент, это как итог целого дня, целой жизни, какого-то понимания. Страсти к вечеру успокаиваются, это момент пережитого за день. Здесь много именно такого знакомого ей чувства. Всегда была неприятной холодная вода. В сессии дергается всем телом и смеется: "У меня, как у Титана, силы высвобождаются, как он, цепи рву".
"Я просто поражена, потрясена! Столько впечатлений. Всегда была боязнь утонуть, чуть-чуть глотну воды - и сразу такой испуг. Даже под душем, когда вода льется на голову, страх, что захлебнусь. Неужели, наконец, я сама с собой помирюсь, перестанут воевать душа и тело, неужели будет гармония? Как это прекрасно и здорово! Как много понимания эта инграмма дала в жизни, сколько я всего сниму!"
Америка
26. Энрико Вуткасту, 37 лет, из Кейптауна, проводят электрошок в госпитале для ветеранов войны в Сиэтле 19 ноября
1946 г. Психиатр хочет доказать Рону, что его метод лучше
(2 сессии).
На кровати в палате. Надо мной окно, но оно высокое. Я у стены, сплю, отвернувшись к стене. Сетка прогнулась подо мной. Подходит сестра, трогает за плечо.
- Рики, мальчик, вставай-вставай, дядя доктор тебя ждет. Пойдем, тебе полегчает сегодня.
Переворачиваюсь, встаю как во сне. Светло очень и бело. Вокруг много народа, кто с головой перевязанной, кто с рукой. Они у меня в глазах двоятся-троятся. Один сидит, а кажется их четверо. Мотаю головой, чтобы скинуть это видение. Сестричка-мулаточка небольшого роста. У нее в руках моя история болезни.
- Может быть, Салли, ты его полечишь, это будет полезней.
- Сейчас тебя в память приведут, крепись и, чего не было, вспомнишь, - возгласы.
- Эй, вы там, ребята, не пугайте мне парня, перестаньте, не доведу, в штаны наложит. Рики, пошли.
...
Выводит из палаты. Столы, проходы, коридоры, под ногами дорожки. С кем-то она по дороге разговаривает, историю несет.
...
Привела. Вхожу в комнату как будто не на своих ногах. Дверь задвинулась, как в бункере. Комната круглая почти. Окон нет. Рентгеновская установка, много кабелей. Столик со многими лекарствами. Каталка стоит. Кресло с приспособлениями. На потолке какая-то аппаратура. Стол как хирургический или рентгеновский.
- Спасибо, Салли. Заходи. Здоровый парень.
- Давай, приятель, садись. Посадите его.
В кресло сажают, как зубоврачебное. Читает мою историю болезни.
- Там контузия была 17 августа (на корабле в те дни, когда бомба была сброшена над Хиросимой, стычка была в море). В сознание не приходил.
Мигающая лампа направлена на меня.
- Смотри-смотри.
- Тяжелый случай. У него зрачки не реагируют. Сейчас попробуем. Готовь его.
Беспокойство, ощущение, что голова пустая.
- Ты же не хочешь умирать. Мы сейчас с тобой поговорим.
- Стив, ты же знаешь, Рон просил несколько таких больных с шоком. У него было две-три контузии.
- Зачем ему?
- Для его экспериментов.
- Кто ему разрешит?
- Разрешили.
- Таких больных много, отбери ему несколько по истории. Пускай пробует.
- Может, этого?
- Посмотрим. Этот мне самому нужен. Этого сейчас сами попробуем. Он мне для работы пригодится.
- Он просил чистых, без гипноза.
- Что он там ерундой занимается.
- Ты же знаешь, как он работает.
- Я не верю, что у него что-нибудь получится. Все это ерунда. Из шока можно вывести только направленным шоком. Нужен обратный шок. Клин клином. За моей методикой будущее. Я докажу, и этот случай мне поможет.
- Рон просил встретиться.
- Мне нужны доказательства. Сажай.
- Но Рон хотел с тобой поговорить.
- Мне нужен здесь положительный результат, чтобы было о чем говорить.
- Смотри, чтобы не получилось как вчера...
- Ладно, сейчас работаем. Эй, приятель, ты как?
Пристегивают. Ноги закрепляют в щиколотке и под коленом, руки в двух местах. На голову надевают кожаный обруч с металлической блямбой на лбу, за ушами. Кожей пахнет. Прижата голова, на всей голове датчики. Со спины прикладывают к чему-то холодному. Блямбы какие-то на позвоночнике и загривке. По поясу тоже пристегивают. По коленке стукнули, по груди провели.
Лампа направлена в глаза. Мне безразлично, что свет бьет в глаза.
- Никакой реакции, и здоровое тело. Посмотри, ни одной царапинки, то, что мне надо. Ладно, попробую. Рон обойдется, он мне самому нужен. Таких крепких еще поискать надо.
- Смотри, чтобы, как вчерашний, не загнулся.
- Тот хлюпик был.
Странное состояние, никакое...
- Придет в себя.
- Или придет, или совсем уйдет. Что у него сейчас в голове?
- А ничего, в кубики, небось, играет.
Прокручивается какое-то сражение - автоматы, самолеты.
- Постарайся вспомнить все. Сейчас будешь вспоминать. Мы тебе немножко поможем. Будет капельку больно, но ты ведь потерпишь?
Освободи ему руку. Ну ладно, вводи. Введи три кубика.
- Ты что, это очень много, опасно.
- Я знаю, что делаю. Ничего, он крепкий, попробуем.
Тело крепкое, хотя столько месяцев без движения. Часы на руке, но они их снимают. Руки не очень волосатые, грудь тоже. Волосы отросшие, светлые, лоб высокий, глаза ввалились. Обросший немножко, щетина. Обыкновенный. Белые рубашка с коротким рукавом и штаны. Разрез в рубашке на груди.
Укол делают в вену.
- Вены как надулись. Одно удовольствие в такие вены вводить.
Рука левая онемела. Расслабление мышц, ком в горле. Дышать напряженнее, не проглатывается. Проверяют по мышцам, что расслаблены.
- Ты не много ввел?
- Все будет нормально.
- Так, давай попробуем, готовься, маленький заряд. Ну по первому разу немножко, на три ампера. Дашь ровно на оба полушария, а потом резкий толчок на гипофиз.
- Понял, как всегда.
- Подожди, все проверил, все готово? Посмотри, ровно установил на обоих полушариях? Первый раз делаем ровно по всему.
- Все-все, чего ты тянешь?
- Готов, поехали. Включай!
Звездочки поплыли, включаются, на темном фоне то здесь, то там. Маленькие уколы по голове, маленькие гвоздики забиваются. Не по себе. На затылке, по позвоночнику ощущение неприятного ожидания. Томление до копчика доходит. Дыхание учащается.
- Смотри на меня. К тебе вернется сознание, ты сейчас все вспомнишь. Смотри мне в глаза. Все будет нормально. Ты вспомнишь себя, родных, девушку свою. Забыл? Давай-давай вспоминай, мы тебе поможем. Давай потихонечку так же, еще немножко.
- Смотри сюда, смотри на меня. Смотри, вспоминай. Смотри мне в глаза.
Смотрит мне в глаза. Я его не вижу совсем, голова клонится, вижу только низ фигур.
- Откинь ему немножко кресло.
Откидывают спинку.
- Ну что еще у тебя? Внимание, запускай. Давай!
Опять пошли заряды.
Вспышка в глазах, удар в затылок, под затылок, резонанс от головы по всему позвоночнику до копчика. Тряхнуло, все тело передернуло под ремнями. Глаза полезли из орбит. Поползла тошнота со стоном, звериный крик. Сердцебиение участилось, грудь сжимает, все тело сжимается. Затылок заболел, сжимается. Голова вниз склонена. Сверху навалилось.
- Стоп, хорошо, зрачки расширились. Хватит. Ну вот, не все потеряно.
Я стону, тошнота подкатывается, дрожь по всему телу, спазмы желудка. Учащенное дыхание, потуги к рвоте. Передергивает тело, пытаюсь пошевелить головой, руками, но все зафиксировано. Пытаюсь сказать:
- Пустите, уходите, пок сьют (ругательство по-английски).
Пытаюсь вырваться, обмяк, силы нету.
- Ничего, приятель, ничего. Что там с пульсом?
- Около 200.
- Введи ему камфору, а то еще загнется, сердце не выдержит.
- Напрямую?
- Давай напрямую. Он мне нужен живым, его нельзя потерять. Аккуратнее.
Вкалывают прямо в сердце. Теплая струйка, пустота в области груди, сердца. Онемела левая сторона тела. Расслабление немножко. Тепло. Пустота.
- Убирайтесь! Где я? Пустите!
- Успокаивайся. Все-все, ты в безопасности. Ничего, приятель, все будет хорошо. Посмотри на меня, посмотри мне в глаза.
На лица их смотрю: молодые. Один в очках, светлый, другой темный. Обычные. В белых халатах.
- Вспоминай! Имя? Давай!
От последнего удара тряхануло только. Обмяк.
- Уходите, выматывайтесь...
Тошнота, рвота.
- Я тебе приказываю! Ты все будешь вспоминать, все будешь называть. Ты все вспомнишь.
Лампа посередине яркая горит.
- Смотри на свет, смотри. Ты будешь вспоминать. Все вспомнишь, все сможешь. Что ты еще хочешь вспомнить? Как в первый раз девчонку трахал? Что тебе еще надо? Внимание.
Лица надо мной.
- Так, все хорошо. Что на приборах?
- Нормально. Синусоида в пределах нормы.
- Отлично, проход есть. Так, еще разочек. Смотри на меня... в глаза... Так, поехали, давай включай потихонечку. Посильнее. Давай!
Снова включил. Удар. Все тело задергалось. Удар, еще раз-раз. Тело дергается, стягивает, сжало все и голову. В висках заболело.
- Давай, давай, давай!
Заряд в голову. По всей голове искры, как салютинки, и вниз по телу пробежали. Все, как в кулак, собрало. Подбросило, посадило обратно. Опять тошнота пошла. Рвота. Хочется плюнуть ему в лицо с его вопросами. Больно, пытаюсь вырваться. Ругаюсь, кричу на него.
- Вашу мать, пустите. Убирайся, иди к черту, к черту.
Трясет, рвота выворачивает, озноб, стянутая голова.
- Имя, имя, быстро говори.
- Энрико Вуткаст.
- Возраст?
- 37.
- Где ты родился?
- В Кейптауне. Пустите.
- Часть, где служил?
- 11-й специальный полк. Не могу больше, пустите.
- Возвращайся в случай. Смотри, ощущай. Ты там? Я приказываю! Ты там? Ты видишь? Ты спишь и видишь. Я знаю, что делать. Смотри, я тебя поведу. Не смей отходить в сторону. Сон глубокий, ты не можешь пошевелиться. Он тебя охватил всего. Сон со всех сторон. Это все шарлатанство. Только я могу тебя туда увести. Хаббард, дианетика - это все ерунда. Ты в моей власти. Уходи туда, в огонь, я буду с тобой. Ты меня видишь?
- Да. Иди к черту. Идите к черту, пустите меня.
- Хорошо, приятель, сейчас отдохнешь, все нормально. Ты молодец, хорошо поработал. Освобождай его.
Отстегнули, руки падают на кресло. Лечь хочется. Простукивают голову, ноги. Под обе руки взяли, переложили на каталку.
- Все, хватит, достаточно, отлично. Давление?
Давление меряют.
- Высокое.
- Ничего, так и положено. Сделай ему укол.
В другую руку делают.
- Пусть отдыхает, пусть сутки спит. Все. Не уходи, ты мне понадобишься.
Дверь открывают.
- В палату отдельную.
Голову перевязали. Сестры забирают, увозят.
Холодно, знобит, по телу мурашки. В голове гудит, как все сосуды сузились, затылок болит, гвозди в висках, все там сжало. Глухо в ушах.
Укрыт одеялом, подогнуто везде. Засыпаю по дороге, бормоча ругательства. Из полутьмы свет. Чувствую, что везут каталку, тело дергается на швах, колесики на переездах трясутся, в голове отдается. Темно. И по длинному-длинному коридору везут и везут.
...гул самолетов, автоматов...
Бесконечная дорога и сны военные.
Заметки одитора:
У преклира вся соматика из данного случая один к одному проигрывалась во время гипертонических кризов и приступов сильной мигрени в этой жизни и была знакома ей. Гипертонические кризы начались очень рано, в настоящее время у достаточно молодой женщины диагноз гипертонической болезни II степени. Бывали такие состояния, когда в четыре-пять часов дня наваливался сон от нее не зависящий. Ощущения, что всю голову захватывает, опустошает, голова как чужая, тяжелая. Знобит, чувство онемения спускается по горлу в грудь, вызывает тошноту, потом поднимается вверх. Типичны для нее были боли в груди, позвоночнике, за грудиной, в коленях. Двоилось изображение, возникало ощущение, что глаза по-разному видят, несопоставление картинок. В очках читать уже не могла: все начинало двоиться, тогда читала одним глазом, часто не могла вообще читать. Периодически бывали волнообразные головокружения, ощущения, что все плывет, как будто сошла с карусели, вестибулярный аппарат "никакой". Беспокоили ощущения онемения левой стороны груди и левой руки. Испытывала трудности поездок на всех видах транспорта, не могла ездить в метро. С огромным трудом выбиралась в город, поехать куда-то было проблемой.
Теоретические вопросы данного вида воздействия мы рассмотрели в четвертой главе данной книги. Делаю выписку из "Справочника по психиатрии" (138). "Для электросудорожной терапии (ЭСТ) выделяют специальное помещение. Ее недопустимо проводить в общих палатах. Сеанс проводится натощак, так как возможны тошнота и рвота... В помещении для ЭСТ должны быть шприцы, набор медикаментов, включающих сердечные средства и стимуляторы дыхания (перечисляются), а также кислородный баллон, шпатели, концы которых обернуты ватой и марлей, роторасширители, языкодержатели... аппарат для измерения артериального давления.
Для проведения ЭСТ пользуются переменным током из сети напряжения 127 и 220 В. Аппарат (электроконвульсатор) можно переключить на любые из этих двух напряжений... Минимальная судорожная доза определяется эмпирически, подбором напряжения и экспозиции. Минимальное напряжение тока 70 - 80 В, начальная экспозиция 0,5 с. Если первое включение тока не дает судорожного эффекта и сопровождается лишь кратковременной потерей сознания, необходимо через 2 - 3 мин. повторить процедуру, увеличив напряжение тока или время его действия... Чрезмерная экспозиция травмирует больше, чем высокий вольтаж... Если третье включение не приводит к полному судорожному припадку, то дальнейшие попытки на протяжении этого дня прекращаются. Лечение возобновляют через 2 - 3 суток с напряжения, повышенного еще на 10 В.
Перед началом сеанса больному накладывают на голову электроды... Во избежание прикусывания языка и щек медицинская сестра еще в самом начале припадка, когда больной ненадолго откроет рот, вставляет ему между коренными зубами шпатель. Шпатель удерживают до тех пор, пока больной не разомкнет челюсти после припадка... Во время припадка больного не удерживают. Удержание создает дополнительные предпосылки к переломам и вывихам... После припадка больные приходят в сознание не сразу и могут совершать различные нецелесообразные действия: бессмысленно оглядываются по сторонам, что-то ищут, куда-то стремятся, рвут белье, разбрасывают постель... При воздействии достаточной судорожной дозы припадок начинается с мгновенной потери сознания и тонической судороги, охватывающей все тело... В период судорожного припадка зрачки расширяются и не реагируют на свет. Артериальное давление во время припадка повышается... Больной просыпается в полном сознании; период припадка амнезируется, что способствует уменьшению страха перед последующими сеансами... Хирургические осложнения при ЭСТ возникают наиболее часто; это переломы длинных трубчатых костей, позвонков, вывихов нижней челюсти, плечевых и других суставов, травматические бурситы, грыжи. Наиболее тяжелые осложнения - переломы грудных позвонков... Целость зубов нарушается при недостаточно тщательной санации полости рта или несвоевременном введении шпателя. Это осложнение чревато аспирацией обломков зубов с последующей аспирационной пневмонией или абсцессом легких...”
Простите, мой дорогой читатель, Вы устали читать, Вам не нравится, а каково это переживать ослабленному болезнью человеку. Теперь понимаете, почему врачи считают, что больной "забывает", знаете, куда идет запись, и видите, что эта запись хранится в инграммном банке не только на протяжении одной жизни, а может воздействовать на человека в следующем теле, приводя к тяжелым заболеваниям.
Как Вам кажется, это описание медицинской процедуры или напоминает нечто другое, что-то средневеково-дикое? Эта выписка из справочника для представителей самой гуманной профессии, как нас, врачей, привыкли называть в обществе, или инструкция "заплечных дел мастеров"? Врачи должны осознать и отказаться от использования электрических шоков на тело человека с любыми целями, ни при каких обстоятельствах это не может считаться гуманным. Это очень опасно и не проходит без следа для человека. За электрошоком всегда следует ухудшение здоровья, и это никогда не приводит ни к чему иному, кроме ускорения смерти человека. Так хочется верить, что наша книга дойдет до тех, кто сможет нечто переосмыслить, оценить и пересмотреть в подходах к лечению людей с психическими заболеваниями, и что в учебниках для врачей указание на этот метод останется лишь в исторических справках.
И еще вопрос для размышлений. Врачи, проводящие процедуру в случае, возможно, еще живы. Как Вам кажется, понравилось бы им, чтобы подобные свидетельства становились достоянием публики? Самое интересное, что и в следующей жизни они "подсознательно" этого не захотят. Вам известно, как психиатры США относились к создателю метода, в котором все тайное становится явным? Вам известны люди, которые активно сопротивляются пропаганде дианетики и саентологии? Вопросы, вопросы... Задавайте себе эти вопросы, когда читаете очередную статью про Л.Рона Хаббарда.
Относительно результатов работы с данной пациенткой должна Вас обрадовать. Недавно я ей позвонила, и она сообщила, что диагноз гипертонии у нее снят, она снята с учета как хронический больной.
27. Томми Хофман (Хартман?), сын исследователя-биолога Маргарет, проходит одитинг в одиннадцатилетнем возрасте; заболевает коревой краснухой 7 марта 1943 г., долго болеет; простудившись на рыбалке, заболевает двусторонним воспалением легких и умирает в двенадцатилетнем возрасте, 24 октября
1943 г. Лос-Анджелес, США (2 сессии).
- Какой бутуз хороший. Маргарет, какая ты молодец, второй сын, поздравляю. Мы с тобой не виделись...
Мне месяцев семь. Головку держу. Полосатые короткие шароварчики с нагрудником, перекрестно сзади бретельки. Ножки голенькие. Тепло. Пустили ползти по дивану. Ползу к нему на колени, переползаю через них.
- Родился 4200. Молока хватает, сама кормлю. Скоро выходить на работу, кормилицу подобрали, хочу минимум до года на естественном вскармливании подержать.
- Нам тебя не хватает.
- Трудно дома сидеть, хочется вырваться. Генри меня не пускает, он не разделяет моих намерений, считает, что я должна только детьми и домом заниматься. Я с этим не согласна, для чего мы получали образование. С домом справится и прислуга. Ты с этим согласен?
- Да, твое право выбора. Хотя я тоже не рекомендовал бы тебе спешить, несмотря на то, что тебя нам не хватает.
- А как твой?
- Тоже подрастает.
- Зачем ты это затеял, это ни в какие ворота.
- Я хотел с тобой посоветоваться, что ты по этому поводу думаешь.
- Давай в следующий раз, я подумаю. Мне пора кормить.
- Я уеду ненадолго. В редакции дали добро. Я думаю, справлюсь. Главное, найти средства, все упирается в это.
- Кто бы мог подумать... Нужны средства.
- Это вопрос будущего. Я вижу тебя соратницей.
- Нет, я пока ничего положительного сказать не могу. У меня другая тема, другое направление интереса. Не соблазняй, я не верю, не может этого быть. Я как биолог считаю: не может этого быть. И не уверяй меня, это все мистика. Это для меня не авторитет.
- Но ты этого просто не видела.
- И видеть не хочу. И не уговаривай, не может этого быть. Это фантастика. Это твоя фантазия, твое больное воображение, распаленное Востоком. Мало ли что у них, мы - цивилизованные люди. Чем ты докажешь?
- Ты только сама попробуешь, увидишь. Сама попробуй. Мегги, как хочешь, я тебя не уговариваю. Занимайся Томми, занимайся домом. Да, конечно.
- Фантастика, не может быть. Не может быть потому, что не может быть никогда. Фантазер. Не хочу знать.
Мама молодая совсем, волосы заколоты в пучок. Ей 27 лет. Ползаю по дивану, по ковру, все хорошо, приятно. Зимний день, неяркое освещение. Для этого возраста тут нет ничего интересного. Сижу стучу погремушкой. Скукотища тут в детстве.
- А как тетушка?
- Я у нее давно не был. Некогда родственные контакты поддерживать, некогда. Передавай от меня привет, когда увидишь. Целую ручки, я побежал.
- Ну забегай. Ты забыл перчатки. До скорого.
...
- Ты что думаешь, это впервые. Все законы давно определены, ты их как бы открываешь заново.
Светлая комната, стена с большим окном, за которым океан. Я - одиннадцатилетний мальчик, сижу за партой, ручки аккуратно сложены. Мы одни в комнате - я и он.
- Ты еще очень мал для осознания.
- Но я же это помню.
- Ну и умница, что это понимаешь, но тебе еще многому надо научиться. То, что ты проходишь одитинг, это еще не все. Это малая толика всего, что тебе предстоит узнать и услышать. Ты знаешь, что с детьми мы только начали работать, мы еще не знаем их возможностей. С Бобби мы начали в восемь лет, но технология работы с детьми должна быть иной.
- Но почему, если я это все понимаю.
- Не все дети так развиты, как ты. Тебе повезло с родителями, что они работают в нашей исследовательской группе.
- Я тоже хочу там работать.
- Подожди, и ты там будешь работать.
- Нет, я хочу сейчас. Мне скучно учить в школе то, что не нужно.
- Ты не можешь знать всего, что происходит в жизни. В школе ты получишь все, что нужно, только надо правильно обучаться. Ты же учишься по новой технологии. Все, что ты узнаешь, будет всегда с тобой. Не капризничай, ты же теперь понимаешь, что это проявления реактивного ума. Это стоит отследить на одитинге, попроси маму поработать с этим материалом. Можешь сказать, что я рекомендую.
...
Большая комната, узкий диван. Низко завалена голова. Рядом мама - молодая светловолосая женщина с пышной прической.
- Томми, не шали.
- А мне можно, это проявление моего реактивного ума. Это не я, это он.
- Это кто же он?
- А это дьявольские структуры.
Она хохочет.
- Все хорошее у тебя от Бога, а все плохое от дьявола. Все, Томми, пора работать.
- А когда ты мне разрешишь самому работать?
- Не спеши, всему свое время.
- Нет, я очень хочу. А ты мне разрешишь одитировать Роксану, когда она подрастет?
Сестричке пять лет, она очень похожа на маму. Брату Роберту четырнадцать лет.
- Да, конечно, ты будешь ее одитором.
- Как здорово.
- Закрой глаза. Вернись в этот случай.
...
- Все хорошо, открывай глаза.
Я потягиваюсь, зеваю, скатываюсь на край дивана, голова и рука свешиваются. Изображаю побитенького. Мама все пишет.
- Как ты себя чувствуешь?
- Я устал.
- Взбодрись.
- Я хочу чаю.
- Сейчас пойдешь выпьешь, но осторожнее, смотри, чтоб голова не закружилась, выпей сладкого чая.
Джем в баночке, сахарница синего стекла с металлической ручкой-скобочкой. Прислуга возится на кухне. В сад дверь закрыта, холодно, хотя все зеленое. Ветер с океана. Уроки сделаны, скучно, а одитинг - развлечение. Дети в гости не ходят, не принято. Книги, игры с сестрой. Отец занят в администрации штата, часто по командировкам. Он часть исследований финансировал.
Я вожусь с сестренкой.
- Томми, не таскай, она уже тяжелая.
Мы прыгаем. Я - лошадка.
- Иго-го, поехали.
Она смеется.
...
Лос-Анджелес, 1943 г., мне двенадцать лет. Утро. Мама заглядывает в комнату.
- Томми, Томми, пора вставать. Детка, в школу опоздаешь.
- Я еще хочу поспать, не выспался. Я сейчас, мамочка, еще немножко.
В моей комнате прибрано, убраны игрушки. День яркий, приятный.
- Мне нехорошо.
- Вставай, вставай, не задерживайся. Уже пора, завтрак на столе.
Я встаю, босыми ногами иду в туалет, ванную комнату, они рядом с моей комнатой. Ванная с окном. Чищу зубы. Холодновато босыми ногами на кафельном полу. Слабость, опираюсь рукой о раковину. Надеваю чулки в резиночку. К завтраку иду без галстука и пиджака. Тупо соображаю, какие сегодня уроки.
- Томми, что ты копаешься, давно пора идти в школу. Поторопись, иначе ты опоздаешь. Уже пора выходить. Что-то ты мне сегодня не нравишься. (У преклира в это время разламывающая боль в голове, головокружение, затрудненное дыхание, еле говорит.)
- Когда папа вернется из Вашингтона?
- Через три дня. Я уже тоже соскучилась.
Разговор с мамой в большой столовой, в которой мы одни. Это большое с низким потолком помещение, одна часть которого кухня, а вторая - столовая. Застекленная стена, выход в сад. Дорожка к океану. Шикарное место. Завтракаем. Брат Роберт уже позавтракал, на столе после него грязная посуда. Вижу, что он ел яйцо. Тарелка с синей каемочкой, вилки большие, тяжелые. Сестра еще не вставала. Сменные горничные, но сейчас с утра никого из них еще нет. У Роксаны - бонна. Они встают позже.
Мама очень занята работой. Она исследователь-биолог, преподает в университете, сейчас должна бежать на занятия. Она в темной ниже колен юбке, кремовой тонкой кофточке с ажурным воротничком. Волосы сзади заколоты, с пышным коком впереди. Мама на высоких каблуках суетливо носится по кухне, ей некогда посмотреть на меня. На ходу допивает чашку кофе.
- Будешь? - предлагает яйцо.
- Не хочу.
- Стакан джуса, оранжада? Выпей оранжад. Ну съешь хотя бы бутерброд. Сыр.
- Не хочу.
- Что с тобой? Ну тогда я тебе заверну с собой, съешь в школе. Поторапливайся, уже пора. Сьюзи придет, уберет.
Ноги ватные, голова кружится. Мама вскакивает.
- Ну я побежала. Не задерживайся.
Мне тяжело дышать. По лестнице наверх иду тяжело. Надеваю пиджак, беру сумку. На улицу выход с этажа моей комнаты. Дорожка выстлана природными камнями. В школу плетусь. В кепочке и костюме мне жарко. Расстегнулся нараспашку, снимаю пиджак. Становится холодно, снова его надеваю. Коленкоровый коричневый портфель, ручки к нему и длинная, и короткая. У башмаков тупые носы, "как морда бульдога". Улица из небольших частных домов. Ярко синее небо, жарко, хотя летом будет намного жарче. Песчаная разбитая дорога. Проехала машина, допотопная. Колея от машины. На улице никого нет. Из переулка выходят двое из старшеклассников. Навстречу господин с собакой типа колли.
Школа недалеко, это частный колледж - двухэтажное здание. Подхожу к ней, за ней поворот улицы. Детей около школы не видно, опаздываю. Мне бы надо поспешить, но не могу. Перед школой, как и перед домами, лужайка. Небольшие, округло подстриженные кустики-деревья образуют бордюр. За школой зелень и бейсбольная площадка. Огромные окна. Крыша очень далеко выходит за стены, как китайская. Плошадка с флагом, на ней в торжественных случаях выстраивается вся школа. Я окончил начальную школу, а это средняя, есть и более старший лицей. Мы считаемся малышами. Брат тоже здесь учится. Мы с ним разных интересов: он спортивный, я все больше в себе, у меня больше близости с папой и мамой, интересуют книги, ист