О, если к подвигу душа тебя зовет, Твой подвиг здесь — чуть видный переход Над пропастью хулы и отрицанья И чистая звезда самопознанья.
(Надежда Павлович)
“Невозможные” заповеди.
Проштудировав 5-ю главу Евангелия от Матфея и приступив к соблюдению изложенных в ней заповедей, мы при честном подходе очень скоро понимаем: сие невозможно. Но неужели Господь, ведающий всё, в том числе и нашу природу, дал нам невозможные заповеди? Нет, Он не станет навязывать Своему созданию нечто чуждое и мучительное; Его заповеди вполне годятся для нашей природы — какой Он ее сотворил, но вот падшему естеству они кажутся невыносимым бременем. Потому Евангелие и начинается с призыва к покаянию — нет другого средства для исцеления нашей природы.
Но когда же, когда наконец произойдет исцеление? И как? И нельзя ли ускорить его с помощью средств, успешно применяемых святыми? Например, читаем в житиях, дева Феврония употребляла хлеб и воду через день, ложем имела узкую доску, молилась ночи напролет; чудная Домнина постоянно проливала слезы, питалась размоченной чечевицей, жила, отказавшись от состояния, в палатке из стеблей мелиссы; игуменья Афанасия носила власяницу, спала на каменьях, рыбу вкушала лишь на Рождество и на Пасху; преподобные Марина и Кира 52 года не снимали тяжелых цепей — вериг, гнувших их к земле, трижды выдерживали без пищи Моисеев (сорокадневный) пост, никогда не мылись и — самое недостижимое для нас — всегда хранили молчание.
Право, стоит попробовать… Поделилась 3., как она упражнялась в бдении: когда глаза совсем слипались, умылась, как учили, холодной водой, погасила свет в ванной… и проснулась на полу в коридоре уже белым днем. Еще она приучала себя поменьше есть, по рецепту аввы Дорофея постепенно урезая порцию, пока не хлопнулась в голодный обморок прямо на улице. Т. чуть не повредилась разсудком: чтоб не спать, она, по рецепту современных греков, напивалась кофе и молилась с поклонами; днем раскалывалась голова, болело сердце, но Т. всё приписывала козням лукавого и не сдавалась. “Мощь кофеина и азарт полнощный легко принять за остроту ума”, — предостерегает поэт Белла Ахмадулина; а Т. стали посещать видения: то будто змей из иконы Георгия Победоносца выползти покушался, то кот (живой и Т. любимый) из темного угла кулаком погрозил. Т. разумеется, вообразила себя воительницей с духами злобы поднебесной, сыпала духовными советами, намекая на особенные тайные познания: ведь аще у нас подвиги заведутся, тут же одолевает зуд учить и просвещать направо и налево.
Что ж, отрицательный результат — тоже результат; Т., полежав в больничке, помягчела, а 3., заливаясь смехом, кстати и некстати цитирует старую лошадь из анекдота, которая пообещала победить на скачках, а пришла последней, и разъяренному — букмекеру что ли — невозмутимо объяснила: “ну, не шмогла”.
Почему же не можем-то? Утверждает Иоанн Лествич-ник: насколько вера цветет в сердце, настолько тело успевает в служении. Вера святых двигала горами; они ходили по водам и воскрешали мертвых; поесть значило для них унизиться до вульгарной потребности, а молиться — возводить мысль к Небу, не вознося с нею ни одной из земных забот — цитата из преп. Нила Синайского, и дальше: прекрасно не осквернять чистого хитона; прекрасно всегда пребывать в чистоте; прекрасно иметь цветущее подобно розе сердце23… Прекрасно читать Нила Синайского! Только не стоит заниматься сравнениями и приходить в ужас; и то сказать — там Нил Синайский, а тут… вошь в юбке!
Признаем с прискорбием: сегодня наставления святых отцов не столько помогают нам, сколько ввергают в отчаяние; мы не просто удалились от них по пути прогресса, а, можно сказать, живем на другой планете: дышим отравленным воздухом, едим отравленную пищу, пьем отравленную воду, получаем отравленное образование, забавляемся отравленными развлечениями — и, как инопланетяне, безсильны вместить их способ мышления, не говоря уж о подражании в молитвенном и телесном подвиге. Св. епископ Игнатий оценил эту печальную дистанцию более столетия назад и счел необходимым изложить учение великих аскетов в понятиях своего времени; нас же пропасть более глубокая отсекает уже и от XIX века. И некому научить нас, как применять евангельские принципы, если задерживают зарплату, если начальница подалась в сайентологи, если муж мечтатель и бездельник, если детей кроме телевизора интересует только компьютер, если дико болит зуб, если во что бы то ни стало надо втиснуться в троллейбус… Конечно ко львам не бросают; безнадежное одиночество среди торжествующей орущей и плящущей пошлости не назовешь мученичеством… И все же легко ли справляться с хроническим утомлением.от тягостных серых будней и унылой неопределенностью, отнимающей последние силы! Где уж нам ходить по водам…
Но Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же (Евр. 13, 8). Он не возлагает бремена неудобоносимые, не требует возвышенного героизма и готов сию минуту выудить нас из пучины, как Петра, однако Петр сначала — дерзнул, пошел; тут же усомнился, смалодушничал и оступился, а затем — помолился, возопил ко Господу и обрел спасающую Руку. Надо полагать, потопление много способствовало его самопознанию, но не сделало навсегда неуязвимым; видно, нам суждено тонуть и тонуть, прежде чем научимся верить не себе, а Богу, и, сознавая свое безсилие, всегда вопить к Нему, Всесильному.
Неложно понять.
“Путь к Господу в нас через нашу греховность, — пишет игумения Арсения. — Через неложное понимание себя человек необходимо придет к Господу, а ища Его в своем чем-нибудь, то есть в своих добродетелях, трудах и тому подобном, не найдет Его, Единого спасающего, а найдет себя”. Как же так, возражает в письме П.А. Брян-чанинов, брат святителя, разве не сказано, что внутри нас Царство Божие? Вот разница между знанием и опытом; наставница Матушки схимонахиня Ардалиона придавала мало значения количеству поклонов и молитвословий; она порой шокировала сестер, нарушая приличия, пропуская службу или являясь на люди не по форме одетой — юродствуя, она высмеивала упование на “правило” и давала пример совершенной свободы не только от грубых страстей, но и от всего внешнего, временного в искании Бога вечного. Старица учила не гнушаться требованиями обыденной жизни, не уничижать обстоятельств, в которые она помещает нас, не пренебрегать людьми, с которыми сталкивает судьба; не чуждаться послушаний, требующих напряжения всех чувств и способностей, и радоваться, когда в суетах и круговерти удобно обнаруживается наша пустая претенциозность, мелочность и сварливость. “В нас что другое есть, кроме греховности? — отвечает м. Арсения П.А. Брянчанинову. — Если она будет вполне сознана, если не ложно поймет человек свою душу, то не поищет нигде опоры, кроме веры, и не увидит ни в чем спасения, кроме как в Едином спасающем”. Царство же Божие “обретается в душах чистых и святых и есть конец искания”24.
Сила этих слов (и всей безценной книги об игумений Арсении) — в живом опыте нищеты духа, из которого они родились; в сущности же ее учение ничего принципиально нового не содержит: Православие никогда не приглашало в ослепительные горние выси и не призывало к умерщвлению враждебной плоти, но превыше всех добродетелей всегда ценило — смирение, без которого, как говорила достославная авва Феодора Александрийская (J445), не спасет нас ни подвижничество, ни бдение, ни другой какой труд25.
Смирение же, как мы условились в начале нашего исследования, состоит прежде всего в том, чтобы знать свое место, то есть свершать жизненный путь на тех стезях и в тех пределах, которые назначил женскому полу Бог, не требующий от всех одинаково, а — кто сколько может. “Не смогла” — это по-нашему, это детское признание несамостоятельности и слабости без Него; одна девочка так толковала “остави нам долги наша”:
— Хоть я г р е ш а ю, но Ты и с грехами люби меня, ну пожалуйста, Господи…
Неотразимая Анна Петровна Керн в ту пору, когда светская чернь, с перевесом на стороне дам, наперебой изощрялась в хлестком злословии, однажды ответила на la repartie vive (острое словцо) своего великого поклонника:
-Зачем вы на меня нападаете, ведь я такая безобидная…
И кротостью привела его в окончательный восторг. А станем сильными, упорными, несгибаемыми — похвалят за МУЖЕСТВО; была охота присваивать чужое! Эх! Знали бы нынешние дипломированные суперделовые дамы, во всем сравнявшиеся с мужиками: чуть не наголо стриженные, в брюках, с сигаретой в зубах, хлещущие водку, не брезгающие матерщиной, публично козыряющие половой распущенностью, чьё вызывают они ликование!
Божественные уроки.
“Шествие разрушителя” — так называлась маленькая брошюрка, изданная Н.Н. Рышковским в Зарайске в 1909 году. Книжечка эта дорогого стоит; неважно,описал автор подлинное видение или сочинил его ради литературного приема; потрясает точность, с какой он предсказалразвитие событий. Тогда, в начале XX века, Люцифер, обезсиленный Крестом и скованный в преисподней,призвал свои легионы на последнюю брань с Кротким Агнцем. Он дал им “новую силу черной змеи”, силу внушения, и начертал всестороннюю программу борьбы с христианством. Он бросил в наступление науку и технический прогресс, чтобы избавить людей от бремени физическоготруда и сбить их в любопытную толпу, жаждущую новизныи развлечений. Он пустил в моду Маркса, социализм и пролетариат, чтобы ослепить человечество мечтой о поголовномравенстве и земном благополучии. Он спутал понятия, убедивмногих, что отнять, ограбить и убить ради всеобщего счастья есть доблестный подвиг храбрости. Он потребовал от своихслуг и особенно игривого Эрота внушать юношам прельщение к похоти и наслаждению вместе с отвращением к браку,угнетающему личность, налагающему тяжелые узы долга.
и Перепечатана в сб. “Кто враги нашего спасения”. М., 1996.
“Мы не одни, — возглашает сатана, — на нашей стороне мужской пол, и он поможет нам обделать дело!”. Пронзительным “ура!” оглашается ад, хохочет диавол, но вдруг корчится, как от сильной боли: “Есть одна самая неприступная крепость: женщина-дева и женщина-мать; если не возьмете, не покорите этой твердыни — всё напрасно1. ”. Он учит своих клевретов настойчиво внушать женщине извращение идей материнства и целомудрия, устремлять ее в университеты, к высшим наукам и казенной службе, и тогда светоносная красота ее души, нежное обаяние и возвышенная привлекательность пропадут сами собой. Победу над женщиной Люцифер называет выдающимся, небывалым в его культурных приобретениях вызовом Предвечному.
Совершилось? Сто лет спустя нельзя не признать, что враг весьма преуспел; стремительно несется вперед в согласии с его планами колесница истории. Не потщимся, как сказано, остановить ее бег немощною рукою, но почему не сойти, отказавшись от участия в массовой гонке, избрав высшее, неизменное, вечное?
И — страшно подумать! — быть может, от нас зависит замедлить скорость погибельного движения? Быть может, пока женщины рождают потомство, пока воспитывают новые поколения христиан, пока наполняют храмы и молятся о детях — не придут последние дни и для многих еще останется открытой дверь покаяния?
Дерзай, дщерь! — сказал Сам Господь, никогда не усомнившийся в великой духовной силе и способности женщины исполнить Его призвание; ведь одну земную Женщину Он знал близко. Любовь к Богу вознесла Ее выше ангелов, облекла несравненной славой и соделала грозой демонов. Последуем примеру нашей Ходатаицы и Заступницы в усердном исполнении Бо-жиего намерения о нас, в радостной верности, в молитвенном предстоянии за грешный мир, в сострадании людям. Будем стремиться к Ее смирению, слагая в сердце своем Божественные уроки и восходя к готовности всегда, как Она, ответить: се, раба Господня.
