Противодействие властей подрывным действиям оппозиции состоит в ограничении области ее активности пределами своей «правозащитной» аудитории, социальных сетей и Интернета. Именно в этих средах от оппозиционеров требуют немедленной реакции на действия властей. С этой целью власть должна регулярно подбрасывать темы, инициирующие недовольство «несогласных». Для оппозиции данные сюжеты приобретают приоритетное значение, вследствие чего она становится заложницей своей «правозащитной» аудитории и не позволяет ей выйти на более широкие социально-экономические темы. Очередной арест, суд или инициатива парламента вызывают возмущение оппозиционно настроенных граждан, назначается митинг, затем подводят итоги, после чего появляется повод для новой акции. Оппозиция не выходит из очерченного властью круга, что вполне устраивает правящую элиту, которая де-факто определяет и формирует повестку для оппозиции, которая в отсутствии харизматических лидеров и программы не в силах разорвать эту сложную и многослойную зависимость. Власть, в свою очередь, сохраняет широкое поле для маневра. В случае если акция власти не срабатывает и вброшенная тема вызывает негативную реакцию за пределами протестного кластера, у власти всегда есть возможность решить данный вопрос по-другому.
Стратегия властей по противодействию операциям «мягкой силы» состоит в широком и оперативном распространении достоверной информации о положении дел в стране. Важным моментом здесь является переход с чужого языка образов и символов на традиционный язык интерпретации событий в рамках собственной идеологической и культурно-конфессиональной системы терминов и понятий, а также умение задавать свои правила игры и отстаивать собственную интерпретацию событий в рамках глобального информационного поля.
В то же время власти должны понимать, что революции, восстания масс, заговоры и перевороты, конфликты являются проявлениями социального хаоса, в условиях которого происходит самоорганизация политической системы. Хаос является генератором новой информации, новых знаний, социальных реформ и инноваций, которые должны быть осознаны властью с целью выявления зарождающихся тенденций и выстраивания политики, адекватной сложившимся обстоятельствам. Политической элите надо понимать, что социальный хаос, перерастающий в социальную войну населения против существующего порядка и выраженную в стремлении лидеров оппозиции всеми доступными способами свергнуть правящий режим, начинает проявлять свое разрушительное действие как следствие застоя. Именно так было в Тунисе, Египте, Ливии, Сирии и Йемене. Социально-политическая система эпохи застоя становится чрезвычайно чувствительной к любым воздействиям, пробующим ее на прочность.
Опыт организации «цветных революций» последних десятилетий показывает, что информационные технологии воздействия на сознание и настроения масс стали важным фактором управления социально-политическими процессами, в которых каждый социальный индивид, благодаря социальным сетям, сотовой связи и Интернету, получил возможность непосредственно участвовать в политической жизни.
Отличительной особенностью сетевых структур является наличие единой идеологической основы и стратегической цели при отсутствии четкого планирования на уровне низовых звеньев. Средства массовой информации и социальные сети являются важнейшими средами для проведения информационно-сетевых операций. Здесь используются такие методы, как поиск отрицательной и компрометирующей информации недобросовестными журналистами и экспертами, корыстный интерес или некомпетентность которых состоит в искажении первичной информации, являющейся притягательной для читателей и зрителей бульварных СМИ. Объектами таких информационных воздействий является маргинальные слои населения страны, молодежь и та часть интеллигенции, которую можно назвать профессиональными диссидентами.
Особая роль в деле разрушения государственности принадлежит СМИ, которые в нестабильных социальных системах могут оказать как стабилизирующее, так и деструктивное воздействие на обстановку в обществе. При целенаправленном разрушении государственной системы муссируется негативная информация и нагнетаются социальные фобии, что ведет к невротизации общественной обстановки и искаженному восприятию людьми окружающего мира – люди начинают жить в мире иллюзий и мифов, созданных СМИ.
Американские адепты теории хаоса проецируют ее положения на политическую практику в следующем виде:
– возможность обеспечения социально-политической стабильности в обширных регионах планеты иллюзорна и не может быть целью политики США ввиду чрезмерных экономических и военных затрат на ее поддержание;
– американские национальные интересы можно обеспечить более экономно при меньших затратах путем проведения гибкой политики, «плавая между островами порядка в мире политического хаоса»;
– Соединенные Штаты должны поощрять изменения на постсоветском пространстве и в арабо-исламском мире, не препятствуя нарастанию кризисных явлений;
– находящиеся в состоянии трансформации социально-политические системы государств, проблемных с точки зрения Вашингтона, можно обрушить путем применения информационных, политических и психологических технологий по их жизненно важным точкам;
– не следует препятствовать движению государств к состоянию нестабильности, необходимо способствовать трансформации международной системы путем ее фрагментации – это отвечает национальным интересам США.
Вышесказанное подтверждается политикой Вашингтона последних десятилетий. По мнению американских политиков, социально-политическая стабильность и международная безопасность в мире являются для американцев непозволительной роскошью, на поддержание которой не следует расходовать ресурсы.
Осознав неизбежность революционных потрясений в арабском мире и ограниченность своих ресурсов для проведения политики сохранения международной безопасности в таком жизненно важном для США регионе, как Ближний и Средний Восток, Вашингтон взял курс на поощрение роста социальной энтропии и развал политических систем государств данного региона, что дало Вашингтону преимущество первого хода, которое определяет правила дальнейшей игры на геополитической шахматной доске и служит залогом поддержания американского глобального лидерства.
Вышесказанное заставляет задуматься о вариантах противодействия американским стратегиям непрямых действий, «мягкой силы» и технологиям «управляемого хаоса», которыми могут быть:
1. Стратегия поддержания бдительности по отношению к явным и скрытым, внешним и внутренним угрозам безопасности страны. Общество должно сознавать реальные и потенциальные опасности для страны и своевременно на них реагировать, поскольку отражение угроз требует значительного времени на мобилизацию ресурсов и проведение соответствующих мероприятий. Иными словами это можно выразить как наличие оборонного сознания у народа, которое должно охватывать военную, идеологическую, когнитивную, информационную и конфессиональную области существования социума.
Но оборонное сознание само по себе не приходит, если не определены явные и скрытые противники. С военными угрозами дело обстоит достаточно просто, хотя и этот вопрос в настоящее время требует глубокой аналитической проработки и сценарного анализа. Но в других – вышеупомянутых областях распознавание угроз и вызовов невозможно без знания технологии информационных войн, политических технологий, теории «управляемого хаоса» и функционирования сетевых структур. Ситуация для обороняющейся стороны осложняется тем, что противник с целью маскировки придерживается стратегии «отложенной угрозы».
2. Стратегия обеспечения устойчивости государственных и социальных институтов и общественного сознания по отношению к попыткам внешних и внутренних сил деформировать и трансформировать идеологическую и идентификационно-культурную матрицу социума.
Эта стратегия предполагает создание собственных сетевых структур, охватывающих информационную (это касается в первую очередь СМИ), конфессиональную (это относится к руководителям основных конфессий России) и идеологическую сферы общества, контроль деятельности в которых необходимо возложить на соответствующие органы исполнительной власти.
3. Стратегия информационного управления информационно-сетевым противоборством состоит в широком и оперативном распространении достоверной информации о положении дел в стране. Важным моментом здесь является переход с чужого языка образов и символов на свой язык интерпретации событий в рамках собственной системы идеологических и культурно-ценностных аксиом, а также умение задавать свои правила игры и удерживать интерпретацию событий в рамках своего информационного поля.
4. Стратегия анализа и доведения до массового сознания информационно-сетевых технологий разрушения государственности и культурно-конфессиональной идентичности нации.
5. Стратегия поддержания на необходимом уровне индекса социального оптимизма у населения, государственного аппарата и силовых структур на основе формирования национальной идеи, национальной идеологии, успехов в области защиты государственности и национальных интересов страны.
Это делает актуальным внесение в доктрину национальной безопасности Российской Федерации подходов к идентификации угроз и вызовов национальным интересам и национальной безопасности на ранних стадиях их зарождения. В условиях формирования нового мирового порядка, когда центр тяжести борьбы на международной арене переносится в информационно-коммуникационное пространство, от государственных институтов требуется умение своевременно выявлять негативные тенденции в развитии международной обстановки с целью их эффективной нейтрализации. Отсутствие в государственной системе соответствующих организационных структур и разработанных концепций обеспечения национальной безопасности, адекватных реалиям геополитического противоборства, обрекает страну на утрату своего суверенитета и ее разрушение как самостоятельного государственного образования.
Владимир Васильевич КАРЯКИН – кандидат военных наук, ведущий научный сотрудник Центра оборонных исследований Российского института стратегических исследований
Цветные революции
Многие исследователи вопроса относят Бульдозерную революцию в Югославии к числу цветных революций[1]. Ряд исследователей идут ещё дальше и возводят понятие цветной революции к португальской революции 1974 года.
Распространена точка зрения, что Тюльпановая революция в Киргизии тоже была цветной революцией[1], хотя она поддерживается не всеми[2]. Так, американский эксперт по вопросам продвижения демократии в бывшем СССР, бывший посол США в России — Майкл Макфол — считает, что произошедшее в Киргизии нельзя назвать цветной революцией[3].
Ряд СМИ и других авторитетных источников, включая президентов республик, ещё более расширяет список таких революций.
По мнению американского журналиста и публициста Уэйна Мадсена (англ. Wayne Madsen) список «цветных революций», которые затрагивали интересы США и их союзников, насчитывает более шести десятков случаев по всему миру[4]. Однако, всё же, не все цветные революции затрагивают интересы Запада.
Согласно Всеобщей декларации прав человека, право на восстание является естественным правом граждан на сопротивление противузурпации власти[5].
необходимо, чтобы права человека охранялись властью закона в целях обеспечения того, чтобы человек не был вынужден прибегать, в качестве последнего средства, к восстанию против тирании и угнетения
Существует мнение, что США, пользующиеся своим положением лидера в однополярном мире, не принимают во внимание долговременные интересы, культурные традиции и ценности народов самих государств или сопряжённые с революционными переменами экономические, политические и социальные издержки. Цель подобных акций состоит не в обеспечении политической и социально-экономической стабильности вовлечённых государств, а скорее в том, чтобы возникающие политические режимы лучше вписывались в глобальную структуру американских интересов[6].
Кроме конспирологических теорий цветных революций, существует также точка зрения, что цветные революции являются естественным (хотя и необязательным) результатом развития общества на индустриальном этапе. Происходит это в том случае, когда существующий режим ограничивает гражданские свободы, а политические условия препятствуют устранению этих ограничений. Эта теория связывает цветные революции только с индустриальным этапом, поскольку в доиндустриальном обществе происходят крестьянские революции с тяжелыми последствиями для общества, как, например, французская революция, русская революция. На постиндустриальном этапе революций не бывает вообще, поскольку общество решает политические проблемы демократическими инструментами, в частности выборами[7].
Причины
Существует мнение, что революции не могут быть вызваны сознательными усилиями отдельных лиц и групп[8]:
…исторический опыт учит, что сознательные усилия играют в рождении революций минимальную роль. Революция есть явление иррациональное по своей природе и происходит вне всяких планов и прогнозов, как со стороны тех, кто её ждет, так и со стороны тех, кто её хочет предотвратить.
С этой точки зрения, революция является спонтанной реакцией общества на противоречия общественной жизни[8]:
… если что и готовит революцию, то это накопление в общественной жизни неразрешимых противоречий, которые заводят общество в тупик. Революция и становится выходом из такого тупика.
Меры противодействия
· По сообщению директор Института цитологии и генетики СО АН, Н. А. Колчанова, научные учреждения Новосибирска получили государственный заказ на создание технологии, которая должна предотвратить «цветные революции»[9].
· По мнению Президента России В. В. Путина, цветные революции являются формой экстремизма и приводят к трагическим последствиям. 20 ноября 2014 г. на заседании Совета безопасности РФ он высказал намерение предотвратить подобные события в России[14]:
Мы видим, к каким трагическим последствиям привела волна так называемых цветных революций, и мы сделаем все для того, чтобы это никогда не случилось в России.
В своей речи в марте 2014 года Путин заявил, что «цветные революции» не были спонтанными, что Запад устраивал их в целом ряде стран, среди разных народов. Запад, утверждал он, стремился навязать свои «стандарты, которые ни в коей мере не соответствовали образу жизни, традициям или культуре этих народов. В итоге, вместо демократии и свободы наступал хаос, начинались вспышки насилия и цепочка революций. “Арабская весна” сменилась “Арабской зимой”»[15].
· Некоторые российские государственные деятели, такие как министр обороны Сергей Шойгу и министр иностранных дел Сергей Лавров, называли цветные революции «новой формой войны»[16][17].
· Заместитель министра обороны РФ Анатолий Антонов в июне 2014 года на 13-й конференции Shangri La Dialogue по вопросам безопасности (Азиатско-Тихоокеанского региона), организуемой IISS, назвал «цветные революции» главной, по мнению России, угрозой безопасности региона: «Под предлогом демократизации внутренние социально-экономические и политические проблемы используются, чтобы сменить неугодные правительства на контролируемые извне режимы», — заявил Анатолий Антонов[18].
Китай
В 2005 году власти Китая отказались от намерения разрешить иностранным газетам печататься в стране в связи с обеспокоенностью, вызванной ролью международных СМИ в «цветных революциях»[19]. «„Оранжевые революции“ напомнили о том, что нельзя допустить проникновение саботажников в дом, и что дверь должна быть закрыта, поэтому мы временно её закрыли», — заявил тогда руководитель Главного управления по делам печати и издательства Ши Цзунъюань в интервью Financial Times.
Прочие мнения
· Экс-посол США в России Майкл Макфол заявлял, что представители президента США Барака Обамы «не спонсируют цветные революции». При этом он признаёт, что другие правительства США занимались этим, упоминая, что в Сербии «прямые деньги были переданы оппозиции, чтобы дестабилизировать ситуацию, и это сработало», а также свержение премьера Мосаддыка в Иране в 1953 году и поддержку «контрас» в Никарагуа[20].
· По мнению Financial Times, президент России В.В. Путин неверно оценивает причины цветных революций. В связи с кризисом евроинтеграции Украины, газета пишет[21]:
Вероятно, Владимир Путин просчитался потому, что поверил своей собственной пропаганде в том, что касается «Оранжевой революции». С его точки зрения, это не было народным восстанием, а событием, организованным западными разведслужбами. […] Путину, очевидно, сложно понять, что народное восстание может быть действительно народным.
В мировой истории проблемы, связанные с демонтажем политических режимов, возникали всегда. Но прежде инструментами этого демонтажа выступали в основном силовые методы в их классическом понимании, применявшиеся в ходе вооруженных переворотов, локальных вооруженных конфликтов, гражданских войн и военных интервенций. И мировое сообщество сумело выработать действенные методы противодействия этой угрозе и создать эффективные механизмы политического регулирования этих процессов, в том числе на международном уровне: кто бы и как бы ни критиковал ООН, эта организация действует, и ее потенциал и возможности по управлению политической стабильностью и урегулированию международных конфликтов даже в условиях распада Вестфальской системы далеко не исчерпаны. Острота проблемы, связанная с угрозой вооруженных переворотов в различных странах мира, не перестает быть актуальной и не снимается с повестки дня, но в целом для мирового сообщества эта категория угроз является знакомой, и мировое сообщество знает, как на нее реагировать.
Вместе с тем, сегодня мир меняется, и на смену технологиям вооруженных переворотов приходят более тонкие технологии цветных революций, которые умело маскируются под истинные революционные движения и практически не встречают сопротивления со стороны как стран с вполне уже сложившейся демократией, так и государств восточного типа, сохранивших традиционный жизненный уклад. Повторение сценария цветных революций в Украине вызывает обоснованную тревогу, поскольку возникает и крепнет уверенность в том, что Украина – далеко не конечный пункт этого сценария, а разменная карта в той геополитической игре, в которой главный удар американских режиссеров цветных революций может быть направлен на Россию, Китай и Казахстан.
Причины возросшего внимания к цветным революциям кроются в том, что в течение последних трех лет в целом ряде государств, с вполне устойчивыми политическими режимами, произошли государственные перевороты, приведшие к полному или частичному демонтажу политических режимов, долгие годы успешно сопротивлявшихся с внешними и внутренними врагами: так, египетский, тунисский, сирийский и ливийский режимы успешно противостояли исламизму.
При этом в сценариях смены политических режимов в этих странах наблюдается поразительное сходство, в котором можно усмотреть многократное повторение одного и того же шаблона или организационной схемы, в которой угадываются общие черты так называемых бархатных революций, уничтоживших коммунистические режимы в странах восточной Европы после распада СССР.
Такое совпадение вряд ли можно назвать случайным, поскольку вероятность точного совпадения сценариев смены политических режимов в странах, заметно различающихся и по уровню политической организации власти, и по уровню социально-экономического развития, и по спектру нерешенных проблем, сравнительно (если не сказать ничтожно) мала.
В этом плане Сирия и Ливия кардинально отличаются от Украины и Грузии, однако, несложно отметить, что революция 2014 года в Украине (получившая название евромайдана) в точности совпадает со сценарием революции Арабской Весны в Египте, вплоть до стиля поведения противоборствующих сторон.
Все это может свидетельствовать о том, что на примере различных стран и регионов мы имеем дело с одним и тем же явлением – результатом применения технологий цветных революций. Однако, несмотря на яркое брендовое название, ничего революционного в них нет.
Даже западные СМИ сегодня отмечают, что цветные революции, которые они называют технологиями проведения операций по экспорту демократии через акции гражданского неповиновения, настолько отточены, что их методы превратились в руководство по смене политических режимов [1].
В связи с этим стоит более подробно остановиться на самом определении цветной революции и связанном с ним терминологическим рядом.
Цветные революции – это технологии осуществления государственных переворотов и внешнего управления политической ситуацией в стране в условиях искусственно созданной политической нестабильности, в которых давление на власть осуществляется в форме политического шантажа с использованием в качестве инструмента шантажа молодежного протестного движения.
Несмотря на существенные различия государств, в которых они вспыхивают, между собой (в геополитическом, социальном, экономическом плане и международном положении), все они укладываются в одну и ту же организационную схему, предполагающую организацию по шаблону молодежного протестного движения, преобразования его в политическую толпу и использование этой силы против действующей власти в качестве инструмента политического шантажа. Это прямо указывает на то, что цветные революции в принципе не могут быть реализацией объективных надежд и стремлений большинства населения.
Цель любой цветной революции – осуществление государственного переворота, то есть захват и удержание власти насильственным путем.
Объектом цветной революции выступают власть и властные отношения, предметом – политический режим.
У цветных революций есть необходимое и достаточное условия их успешной реализации.
Необходимое условие осуществления цветной революции – наличие политической нестабильности в стране, сопровождающейся кризисом действующей власти. Если политическая ситуация в стране стабильна, ее нужно искусственно дестабилизировать.
Достаточное условие – наличие специально организованного (по особой сетевой форме) молодежного протестного движения.
Отличительные черты цветных революций:
- В цветных революциях воздействие на власть осуществляется в особой форме – форме политического шантажа.
- Основным инструментом воздействия на власть выступает молодежное протестное движение.
Цветные революции только внешне напоминают настоящие революционные движения – в отличие от революций настоящих, вызванных объективным развитием исторического процесса, цветные революции – это технологии, успешно маскирующиеся под стихийные процессы. Они отличаются почти театральным уровнем драматургии, который западные политологи старательно пытаются выдать за самопроизвольное и стихийное проявление воли народа, внезапно решившего вернуть себе право управлять собственной страной.
В основе технологического сценария цветной революции лежит англосаксонская (североамериканская) идеология демократизации, предполагающая экспорт демократии, демократических институтов и ценностей в сопредельные страны [3]. Технологии цветных революций на практике умеют применять только их авторы и разработчики – англосаксы. В любой стране, где начала разворачиваться цветная революция, следует искать северомериканский след.
В основе объяснения причин цветных революций лежат две версии: версия о стихийности иверсия обинсценированности цветных революций (о случайности и неслучайности). Обе версии имеют право на существование и не являются бесспорными.
Сторонники стихийности цветных революций настаивают на том, что причиной революций являются объективные социальные противоречия, которые находят свое проявление в формах народных бунтов и массового протеста «угнетенного» населения. В качестве таких причин называют нищету, усталость от режимов, тягу к демократическим переменам, демографическую ситуацию. Между тем, при детальном рассмотрении социально-политической ситуации в практически любой стране, в которой произошла цветная революция, нередко выясняется, что существующие в ней противоречия и социальные разрывы, хотя и стали катализатором последующих событий, но не были их основной и единственной причиной. Так, в Египте до цветной революции существовали так называемые дотации на лепешки, обеспечивающие доступность основного продукта – хлебных лепешек – для беднейших слоев населения, а в трущобах Каира на крыше каждой хижины можно увидеть тарелку спутникового телевидения; в Ливии граждане страны получали природную ренту (и массу других выплат), которая была настолько велика, что население совсем перестало работать и возложило обязанность трудиться на приезжих гастарбайтеров из того же Египта и др. африканских стран; уровень жизни в Тунисе – самом демократическом из всех авторитарных стран Африки – вплотную приближался к Южной Франции (Провансу и Лангедоку), а Южную Италию даже превосходил; одной из причин всплеска протестных движений в Сирии стало то, что Асад решил (без какого-либо давления) смягчить авторитарность режима и начал проводить либеральные преобразования, которыми тут же воспользовались исламисты и их покровители из США, и т.д.
Сторонники инсценированности цветных революций указывают на многократную повторяемость сценария (демократического шаблона) этих революций в различных странах мира, очень сильно различающихся как по особенностям государственного строя, так и по характеру социально-политических проблем. Они утверждают, что все цветные революции сделаны «под копирку», а вероятность повторения одного и того же события по одной и той же схеме в природе ничтожно мала. На основании этих выводов сторонники инсценированности цветных революций указывают на ряд признаков, по которым в любом внешне стихийном народном бунте можно установить цветную революцию.
У каждой цветной революции есть свои признаки, которые выдают в ней технологию.
Во-первых, это особый внешнеполитический почерк англосаксов, их отличительный стиль работы.
Во-вторых, это строгое соответствие плана любой революции базовому шаблону (или сценарию) – все цветные революции развиваются по одному и тому же сценарию, использующего одну шаблонную схему.
В-третьих, это то, каким образом организуется и как используется молодежное протестное движение, которым управляют с помощью технологий рефлексивного управления (которые также являются американским изобретением).
В-четвертых, есть определенные повторяющиеся особенности в подборе и выдвижении революционных лидеров.
В-пятых, в некоторых цветных революциях начисто отсутствует революционная идеология, что позволяет распознать в них подделку. Связано это с тем, что американцы - авторы цветных революций – не всегда понимают менталитет и психологию народа, которым они хотят принести «ценности истинной демократии», и не могут предложить им идеологию, которая будет органично принята всеми слоями общества.
Цветные революции часто называют технологиями или инструментами «мягкой силы», понимаемой в том ракурсе, который дал для этого термина Дж. Най [2]. Этот подход, основанный на принципе аналогии (внешне цветные революции – это несиловые технологии смены политических режимов), не совсем точен и часто вводит в заблуждение, заставляя считать цветные революции более мягкой и поэтому более прогрессивной и менее социально опасной формой воздействия на авторитарные режимы. Тем самым разворачивается кампания по пропаганде цветных революций в пику любым формам собственно вооруженных переворотов. На наш взгляд, трудно определить, что на самом деле является более опасным явлением для международной безопасности в целом: цветные революции или локальные вооруженные конфликты, и современный Ближний Восток, погруженный цветными революциями в «управляемый» хаос, является полным тому подтверждением. Все же, представляется довольно очевидным, что современные цветные революции по своей природе – это не форма проявления «мягкой силы». Цветные революции - это не что иное, как организационная форма осуществления государственного шантажа (то есть шантажа, объектом которого является независимое и суверенное государство), маскирующегося под легендой и лозунгами национальной революции.
Цветные революции – не мягкая сила; это инструменты взлома демократических режимов переходного типа, скопированных с англосаксонских образцов незападными странами, которые имеют признаки имитационности. Можно утверждать, что американцы не только создали модель демократического устройства государства, ориентированную «на экспорт», но и позаботились о создании специальных инструментов, предназначенных для ее слома и демонтажа, если в этом вдруг возникнет необходимость. В современном мире такими инструментами, играющими роль своеобразных отмычек для взлома политических режимов западного либерального типа, являются технологии цветных революций.
Отдельное внимание заслуживают вопросы, связанные с опасностью перерастания цветной революции в гражданскую войну или международный конфликт, протекающий в фазе вооруженного противостояния. Цветные революции используют фактор военной силы как сервисную функцию, к которой их сценаристы и технологи прибегают в случае крайней необходимости. Военная сила для цветных революций не является основным инструментом, ее использование носит скорее вынужденный и побочный характер. Тем не менее, нельзя не обратить внимание на тот факт, что современные цветные революции действительно создают условия и поводы для последующей военной интервенции.
Модель, лежащая в основе цветной революции, одна: это создание протестного движения, превращение его в политическую толпу и направление ее агрессии на действующую власть с целью заставить ее добровольно уйти с государственных постов и отказаться от управления страной. Такое давление на власть всегда происходит в форме шантажа, выдвижения ультиматумов под угрозой массовых погромов и – реже – физических расправ с инакомыслящими. Если власть начинает сопротивляться, цветная революция переходит в фазу вооруженного мятежа. Иногда этот мятеж сопровождается вооруженной интервенцией со стороны западных стран, как это было в Ливии, и возможно будет в Сирии.
Модель цветной революции состоит из пяти основных этапов, или фаз:
- Любая цветная революция начинается с формирования в стране организованного протестного движения – основной движущей силы будущей цветной революции.
На первоначальном этапе, до открытого выступления, протестное движение формируется в виде сети, состоящей из конспиративных ячеек, каждая из которых состоит из лидера и трех-четырех состоящих у него на связи активистов. Такие сети объединяют тысячи активистов, составляющих ядро будущего протестного движения. Многие из них перед тем, как стать лидерами ячеек, проходят обучение в специальных центрах, специализирующихся на вопросах содействия демократизации.
Рекрутируют активистов из молодежной среды, чрезвычайно подвижной и легко увлекаемой различными яркими призывами и лозунгами.
Сетевой принцип организации протестного движения напоминает принцип организации глобальных террористических сетей – по сути, это одна организационная технология.
- Из подполья эта сеть выходит на улицы крупных городов одновременно и по условному сигналу, который носит название инцидента. Таким инцидентом может стать любое событие, шокирующее общество и получившее мощный общественный резонанс. Как правило, его инициируют специально.
В революциях в Сербии (бульдозерная революция 2000), в Украине (2004) и в Грузии (2004) таким инцидентом стали результаты выборов, которые были объявлены сфальсифицированными. Революция в Тунисе (2010) – стране с авторитарным режимом – началась с самосожжения торговца на одной из центральных площадей столицы: событие, само по себе, ничтожное в масштабах страны.
Очень важно, чтобы инцидент привлек внимание всего общества и стал предметом широкого обсуждения, интерпретации, нарастания всеобщего возбуждения и инициирования стихийных форм массового поведения.
- После того, как инцидент произошел, протестная сеть выходит из подполья на улицы, где группы активистов из ячеек становятся катализатором стихийных массовых процессов, вовлекающих в этот процесс все большие слои населения.
Включаются механизмы конфликтной мобилизации, одним из которых являются «твиттерные революции» - вовлечение через социальные сети.
Ячейки начинают быстро обрастать гражданами, вовлекаемыми в стихийное протестное движение, принять участие в котором их толкает в основном страх за свое будущее. Общая тревожность настроений ведет к тому, что сознание людей переходит в так называемое пограничное состояние и становится подверженным массовым паническим реакциям, всеобщей истерии, часто проявляющихся на уровне рефлексов и инстинктов. С этого момента остается только один шаг от превращения протестных масс из сообщества протестующих в толпу.
- Следующий шаг в схеме цветной революции – формирование политической толпы. Для этого выбирается достаточно большая площадь (майдан), где могли бы разместиться значительные массы народа.
Активисты ведут свой протестный электорат на такой майдан, где в ходе многочасового митинга происходит полное слияние участников в единую массу, известную в психологии как толпа. Происходит полное эмоциональное слияние отдельных личностей с толпой, в которой для идентификации свой-чужой начинает использоваться яркая «революционная» опознавательная символика.
В этих условиях на толпу воздействуют с помощью технологий воздействия ан подсознание, внедряя новые ценности и императивы, перепрограммируя человека. Именно такие технологии применяются в протестантских тоталитарных сектах.
Создаются условия для поддержания устойчивого существования и функционирования толпы – материальное обеспечение, палатки, горячее питание, одежда, деньги активистам, средства нападения (арматура, …) и т.д. Действует хорошо организованная «служба тыла».
- От имени толпы к власти выдвигаются ультимативные требования, под угрозой массовых беспорядков и – реже - физического уничтожения. В том случае, если власть не выдерживает этого напора, стихия ее сметает. Если власть принимает вызов и выражает готовность сопротивляться, толпа становится основным таранным фактором удара, который наносят по власти авторы цветной революции. В дальнейшем такая революция неизбежно перерастает в мятеж, а в некоторых случаях – в гражданскую войну, сопровождающуюся военной интервенцией.
Эволюция организационных схем и шаблонов цветных революций довольно хорошо прослеживается на примере революций Арабской весны. Так, в революциях Арабской весны есть свои особенности, отличающие их структурно и технологически от своих предшественников – цветных революций в Центральной Азии, Украине, Грузии и даже от т.н. «зеленой революции» в Иране 2009 года: к классической схеме реализации цветной революции (то есть государственного переворота) здесь добавлены механизмы обратной связи (итерационный механизм, хорошо известный математикам) и «управляемого хаоса», позволяющие управлять политиче<