Объектом юрислингвистики и лингвоюристики являются взаимоотношения языка и закона: отношение языка к закону изучает юрислингвистика, а закона к языку ‑ лингвоюристика; юридический аспект языка ‑ предмет юрислингвистики, языковые аспекты права – лингвоюристики [18].
Юридический аспект языка ‑ это, во-первых, те естественные языковые проявления, которые «сами в себе» содержат элементы права, в каждом из которых можно увидеть определенные потенции юридизации. Говоря о юридизированных проявлениях естественного языка, мы прежде всего имеем в виду языковые нормы, как стихийные, так и – особенно ‑ кодифицированные. В определенном смысле их приближение к юридической сфере означает необходимость достаточно высокой степени канонизации естественных «прав» языка и носителей языка, в антрополингвистическом (социальном) плане здесь следует говорить о правах пользователей языка на удобное (недискриминационное)пользование им. Но несомненно право на существование имеет и онтологическое понимание языка как объекта правовой защиты (ср. понятие лингвистической экологии).
Во-вторых, в сферу юрислингвистики входят те закономерности естественного языка, которые лежат или должны лечь в основания текста закона, во многом определяющие как его создание, так и применение в юридической практике.
С позиций лингвистики первый аспект может быть назван юридическим аспектом языка, в этом аспекте предметом юрислингвистики являются процессы, ведущие к юридизации языка и отношений людей по поводу языка; еще раз подчеркнем: предпосылки и возможности которой юридизации языка (и социальных отношений между носителями языка) вытекают из самого языка и определяются им - его собственными особенностями, законами и нормами; второй ‑ металингвистическим аспектом юридического языка, его онтологической базой является юридический язык.
В первом аспекте язык, носители языка ‑ субъекты и объекты права, во втором аспекте язык представлен как средство, с одной стороны, создания и понимания закона (законотворческая и интерпретационная функции естественного языка в юридической сфере) и, с другой стороны, ‑ применения закона, где язык ‑ предмет(или средство) экспертизы (лингвоэкспертная функция практического знания языка и теоретических знаний о языке, требующих обращения к специальной лингвистическойк омпетенции).
Таким образом, мы видим две фундаментальные, взаимопереплетенные проблемы, лежащие в основании всех юрислингвистических исследований. Во-первых, это проблема соотношения языковых законов (норм, кодификаций и установлений и т. п.) с юридическими законами (нормами, установлениями и т. п.) на шкале юридизации. Ее полюсами являются стихийно-естественное и рационально-искусственное их начала [19; 14‑29].
Во-вторых, проблема соотношения естественного и юридического языков, противопоставляемых в аспекте антиномии непосредственно-отражательного и условного- данные начала весьма специфично сопрягаются в юридическом языке.
Здесь принципиально важно подчеркнуть, что с позиций юрислингвистики данные проблемы (точнее их объективная основа) имеют непрерывно-эволютивный характер, описываемый в градуальных параметрах. На фоне эволюционирования естественного языка в юридический эти проблемы предстают как продолжение и трансформация собственно лингвистических проблем в новых условиях: юридизация языковых законов и норм и юридический язык выглядят на этом фоне как органическое развитие языка, экстраполирующегося в разные коммуникативные сферы общественной жизни, в том числе в юридическую сферу. Юрислингвистика видит во всех смешанных языко-правовых явлениях, прежде всего, языковую сторону, ее детерминацию собственно языковыми закономерностями и законами, имеющими во многом стихийно-естественную и непосредственно-отражательную природу.
Лингвоюристика при рассмотрении языко-правовых феноменов за точку отсчета берет право, совокупность уже сложившихся юридических законов и традиций, юридический язык как систему в существенной мере условную по отношению к языку естественному и стремящуюся ко все большей автономизации от него. Основная цель лингвоюристики в этом смысле ‑ рассмотрение языка, социального взаимодействия людей на языковой основе сквозь призму закона, отталкиваясь от законов и сложившейся правовой практики, от всех юридических проявлений в жизни общества, а цель юрислингвистики ‑ рассмотрение тех преломлений естественного языка (его норм и закономерностей), которые возникают при его приближении к юридической жизни и тех его преобразований, которые возникают при его «прохождении через юридическую призму».
Можно предположить, что в онтологическом основании языко-правовой сферы как предмета юрислингвистики лежит механизм нормообразования в языке, в котором заложены (в той или иной степени) потенции и начальные элементы собственно юридической нормативности. Первые (с точки зрения последних) представляют собой стихийно-естественные начала права, являющегося рационально-искусственным образованием. Так же, как стихийные (неписаные) моральные нормы узакониваются каноническим правом, стихийные нормы языка трансформируются в законы, регулирующие взаимоотношения человека и языка или взаимоотношения людей в связи с использованием языка, а в некоторых случаях - взаимоотношения различных сфер языка. Детерминологическая картина языко-правовой сферы достаточно проста. Ее схему можно представить следующим образом.
Закономерности языка как структурно-семантического образования, с одной стороны, и закономерности его стихийного речевого функционирования, с другой стороны, в «нормальном» варианте детерминируют их рациональную языковую кодификацию, которая в свою очередь естественно перерастает в кодификацию юридическую. «Естественно» ‑ в рациональном регистре означает, конечно, то, что кодификатор основывает свою деятельность на знании (предполагающем предварительное изучение) стихийных закономерностей устройства и функционирования языка: он выбирает из возможных вариантов оптимальный, соответствующий обеим детерминантам.
Неформальный, сущностный учет интересов языка в языко-правовом пространстве предполагает прежде всего учет диалектического единства результатов воздействия двух детерминант языковых норм ‑ системной и функциональной, - действующих далеко не всегда синхронно и непротиворечиво. К примеру, орфографические нормы вовсе не обязательно носят отражательный (по отношению к законам языка как системно-структурного образования), так как во многом они вытекают из традиций письменно-речевой деятельности, и по этой причине они могут быть достаточно условными по отношению к ним, вследствие чего перед кодификатором-лингвистом всегда стоит непростой вопрос: на какую норму ориентироваться.
Юридический аспект возникает в том случае, если возникнет необходимость придать выбору написания правовой характер, например ‑ в инструкции для издателей последнем может быть вменено либо строго следовать современным нормам, либо авторским написаниям(в том числе авторам прошлого века). Очевидно, что и то и другое юридическое решение было с точки зрения лингвистики (в данном случае ‑ уже юрислингвистики) достаточно примитивным, упрощающим языковую сторону вопроса, ибо лингвист хорошо представляет, что многоплановое устройство языка делает нелигитимной (= объективно нефункциональной) одноплановую его регламентацию, следовательно, он должен («по определению») настаивать на более гибкой регламентации, учитывающей интересы языка ‑ а именно, более или менее гармонического соотношения противоречивых планов языка, обеспечивающих его динамическое (само)равновесие и (само) развитие. В данном конкретном случае - это равновесие интересов творческих пользователей языка и консервативных интересов нормативной стороны языка, стоящей на страже интересов взаимопонимания; понятно, что последняя функция предполагает ограничение «чрезмерно творческого» отношения к языковым нормам. В этих условиях рассчитывать на простую (с точки зрения лингвиста - непрофессиональную) регламентацию не приходится, что и предполагает необходимость участия в разработке норм языкового права лингвистов, а именно ‑ юрислингвистов. Последние, разумеется, ясно понимают принципиальную необходимость подхода к юридической регламентации не только со стороны языка, но и со стороны права, подходя, исходящего из системы существующих законов и юридической практики, и необходимость в связи с этим аспектом определенного упрощения объективно сложных, диалектически устроенных стихийных закономерностей языка. Но именно в рамках такого понимания юрислингвисты должны противостоять упрощению языка при его правовой регламентации [18].
Одна из ключевых проблем лингвистики, которая естественным образом становится фундаментальной для юрислингвистики, ‑ проблема сомой природы языка его слов(имен), которая формулируется в древнем философском споре о том, как возникают имена: по природе или по установлению. Совершенно очевидно (об этом явственно свидетельствуют многие работы правоведов, касающихся юридического аспекта языка),что юристы склонны видеть в языке только сторону "по установлению" и именно на ней основывать свою законотворческую и правоприменительную деятельность в связи с языком и речью. Все, что касается природно-стихийной стороны не замечается ими, значимость этой стороны недооценивается
В сознании большинства юристов-законодателей язык есть «рукотворный феномен», регламентирующая деятельность юристов есть вид такой же «рукотворной» деятельности, направленной на его «улучшению» (что, разумеется, отчасти справедливо; вопрос, лишь в том, каково соотношение «частей» в разных участках языка). Возможно, именно поэтому в праве до сих пор нет понятия языковой экологии, предполагающего защиту языка как некоего самостоятельного, хотя и пассивного, субъекта права, нуждающегося в защите, подобно природным явлениям: чистому воздуху и рекам, животным и т. п.
Подобным же образом складывается ситуация в сложнейшем вопросе о сущности языка. Его представляют логико-рационалистическое (материалистическое в своей основе) направление философии, логики и лингвистики (язык - средство выражения мысли) и романтическое видение языка, исходящее из идеи, что язык есть орган, образующий мысль, возникновение мысли неотделимо от языка (он ее внутренняя, а не внешняя форма). Понятно, что право, основанное на логике, видит лишь первую сторону языка, но это лишь одна сторона его сущности. Язык в такой же мере рационален, как и иррационален, так же детерминируется категориями логического познания мира, как и чувственного, регламентировать же его, имея в виду только одну ипостась языка, значит создавать законы, изначально имеющие ограниченный диапазон действия. Это же самое можно сказать о диалектических антиномиях дискретного и непрерывного, творчески-динамического и консервативно-статического начал языка: лишь лингвист (и юрислингвист, в частности) может достойно отстаивать в законотворческой и правоприменительной деятельности первые из названных членов,с оставляющих внутреннюю сущность жизнедеятельности естественных языков [19; 14‑29].
Таким образом, мы считаем, что методологическую специфику юрислингвистикив настоящее время определяет рассмотрение языко-правовых сферы и частных явлений, относящихся к ней, в аспекте важнейших лингвистических параметров, среди которых в первую очередь выделяются следующие пять: 1) "естественное (природное) - искусственное(рукотворное)", 2) отражательное (по отношению к языку) - условное (по отношению к языку), 3) "стихийно-чувственное - рационально-логическое", 4) "консервативно-статическое- творчески-динамическое", 5) "непрерывное - дискретное".