– Не бросай…пожалуйста, только не бросай. о, Боже, он все‑таки бросил ее, – смиренно констатировал Джулиан, когда ломтики картошки пролетели через всю комнату, едва не задев его ухо.
– Ничего не задето, – заверила Эмма. Она сидела, повернувшись спиной к кроватке Тэвви, и смотрела, как Джулиан кормит полдником своего младшего брата. Тэвви уже достиг того возраста, когда он мог выбирать, какую еду ему лучше есть, а что не нравится, мог просто выбросить на пол.
– Картофелина немного задела лампу, вот и всё.
К счастью, хотя весь остальной дом Пенхаллоу был очень элегантным, чердак, где жили с момента прибытия в Идрис «дети войны» (собирательный термин для детей Блэкторнов и Эммы) был чрезвычайно прост, функционален и прочен в дизайне. Он занимал весь верхний этаж дома: несколько смежных комнат, маленькие кухня и ванная, беспорядочно расставленные кровати и разбросанные повсюду вещи. Хелен спала внизу с Алиной, хотя и была наверху каждый день. Эмме, как и Джулиану, была предоставлена отдельная комната, но он едва ли когда‑либо ею пользовался. Друзилла и Октавиан до сих пор просыпались каждую ночь и плакали, поэтому Джулиан спал на полу у них в комнате, свалив свою подушку и одеяло рядом с кроваткой Тави.
Никакого высокого стула не было, поэтому Джулиан сидел на полу напротив малыша, сидевшего на покрытом едой одеяле, в его руке была тарелка, а на лице отражался отчаянный взгляд. Эмма подошла и села напротив него, взяв Тавви на колени.
На его маленьком лице отражалось несчастье.
– Мемма, – произнес он, когда она подняла его.
– Поиграй в поезд «чух‑чух», – посоветовала она Джулсу. Она думала, сказать ли, что у него в волосах соус спагетти. Вообще‑то, если задуматься, вероятно, не стоит.
Она наблюдала, как он, играя, кружил еду по кругу, прежде чем поместить ее в рот Тэвви. Малыш захихикал. Эмма попыталась побороть свое чувство потери: она вспомнила, как ее собственный отец терпеливо отделял еду на тарелке, одно время, она вообще отказывалась, есть все, что было зеленым.
– Он ест не достаточно, – сказал Джулс тихим голосом, когда отправил хлеб с маслом на пыхтящем поезде и Тэвви потянулся за ним липкими руками.
– Ему грустно. Он ребенок, но все равно понимает, что случилось что‑то плохое, – сказала Эмма. – Он скучает по Марку и твоему отцу.
Джулс устало потер глаза, запачкав томатным соусом щеку.
– Я не могу заменить Марка или папу. – он положил кусочек яблока в рот Тэвви, а тот выплюнул его с выражением мрачного удовольствия. Джулиан вздохнул. – Я должен пойти проверить Дрю и близнецов. Они играли в Монополию в спальне, но ты никогда не узнаешь, когда там станет жарко.
Это было правдой. Тибетцы, со своим аналитическим складом ума, как правило, побеждал во многих играх. Ливви не была против, но Дрю, была хорошей конкуренткой, и часто любая игра заканчивалась обоюдным тасканием за волосы.
– Я схожу – Эмма вернула Тэвви и уже собиралась подняться, когда в комнату вошла Хелен, выглядела она мрачно. Когда она увидела двоих из них, здравомыслие сменилось тревогой. Эмма почувствовала, как волосы у нее на затылке встают дыбом.
– Хелен, – сказал Джулиан. – Что случилось?
– Люди Себастьяна напали на лондонский Институт.
Эмма увидела, как Джулиан напрягся. Она почти чувствовала его, как будто его нервы были ее нервами, его паника – ее паникой. Его лицо – уже слишком худое, казалось, напряглось еще сильнее, хотя он продолжал так же бережно и нежно обнимать ребенка.
– Дядя Артур? – спросил он.
– Он в порядке, – быстро сказала Хелен. – Он был ранен. Это задержит его прибытие в Идрис, но он в порядке. На самом деле, со всеми из Лондонского института все хорошо. Нападение было неудачным.
– Насколько? – голос Джулиана был почти шепотом.
– Мы пока не знаем, точных сведений нет, – сказала Хелен. – Я собираюсь в Гард с Алиной, Консулом и остальными, чтобы попытаться выяснить, что случилось.
Она опустилась на колени и погладила рукой по волосам Тамми.
– Это хорошая новость, – сказала она Джулиану, который выглядел ошеломленным сильнее всех. – Я знаю, что это страшно, что Себастьян снова атаковал, но он не выиграл.
Взгляд Эммы встретился со взглядом Джулиана. Она почувствовала, что должна бы радоваться хорошим новостям, но внутри нее было неистовое чувство – ужасная зависть. Почему жители лондонского Института выжили, в то время, когда ее семья мертва? Разве они дрались лучше, или сделали больше?
– Это несправедливо, – сказал Джулиан.
– Джулс, – сказала Хелен, вставая. – Это поражение. Это кое‑что значит. Это значит, что мы можем победить Себастьяна и его людей. Можем взять над ними верх. Мы можем изменить ситуацию. Это заставит всех меньше бояться. Это очень важно.
– Я надеюсь они поймают его живым, – сказала Эмма, не сводя глаз с Джулиана.
– Я надеюсь, что его убьют на Площади Ангела, чтобы все могли увидеть, как он умирает, и я надеюсь, что его смерть будет медленной.
– Эмма, – сказала Хелен шокировано, но сине‑зеленые глаза Джулиана смотрели на нее без капли неодобрения. Эмма никогда не любила его так сильно, как в тот момент, момент отражения ее самых темных чувств из глубин своего сердца.
Оружейный магазин выглядел роскошно. Клэри никогда не думала, что станет описывать подобное место, как «роскошное» – скорее, закат или же яркую ночную линию Нью‑Йоркского горизонта, – но не лавку, переполненную булавами, топорами и шпагами в виде трости.
Снаружи, в форме колчана висел металлический знак, на котором вьющимися письменами было написано название магазина – «Стрела Дианы». Внутри магазина были разные клинки для любителей золота, стали и серебра.
С потолка, расписанного в стиле рококо, свисала массивная люстра с узором из летящих золотых стрел. А на резных деревянных прилавках были представлены настоящие стрелы.
Тибетские палаши с эфесами, отделанными бирюзой, серебром и кораллами, висели на стенах параллельно бирманским дха с медной и латунной чеканкой хвостовиков.
– Так что же его вызвало? – с любопытством спросил Джейс, снимая со стены нагината, с вырезанными на нем изображениями японских персонажей. Когда он опустил меч на пол, тот по высоте достигал его макушки; Джейс обхватил пальцами рукоять, чтобы удержать нагината неподвижно. – Это желание иметь новый меч?
– Когда двенадцатилетние говорят тебе, что твой меч – отстой, пора задуматься над тем, чтобы его поменять, – ответила Клэри.
Женщина за прилавком рассмеялась. Клэри узнала ее, это была женщина с татуировкой рыбы, которая говорила на собрании Консула.
– Ну, ты пришла в самое лучшее место.
– Это ваш магазин? – Клэри коснулась наконечника длинного меча с железной рукояткой, чтобы проверить, насколько он острый.
Женщина улыбнулась.
– Да, я – Диана. Диана Рейберн.
Клэри потянулась к рапире, но Джейс, прислонил нагинату к стене и покачал головой.
– Этот клеймор выше тебя. И еще он тяжелый.
Клэри показала ему язык и направилась к короткому мечу, висящему на стене. Вдоль всего лезвия были царапины, которые, если присмотреться, имели форму букв, на языке которого она не знала.
– Это руны, но не Сумеречных охотников, – сказала Диана. – Это меч Викингов – очень старый. И очень тяжелый.
– Вы знаете, что они обозначают?
– Только Достойный, – сказала Диана. – Мой отец всегда говорил, что у хорошего меча должно быть имя или же надпись.
– Я видела один вчера, – вспомнила Клэри. – На нем говорилось что‑то вроде: «Я из той же стали и закалки, что и Жуайез и Дюрандаль».
– Кортана! – Глаза Дианы загорелись. – Лезвие Ожье. Это впечатляет. Это как владеть Экскалибуром, или Кусанаги‑но‑Цуруги. Куртана принадлежит Карстейрсам, я думаю. Эмма Карстейрс, девушка, которая была на заседании Совета вчера, та, кто владеет им сейчас?
Клэри кивнула.
Диана поджала губы.
– Бедный ребенок, – сказала она. – И Блэкторны тоже. Они потеряли так много в один момент… Я хотела бы что‑нибудь сделать для них.
– Я тоже, – сказала Клэри.
Диана одарила ее размеренным взглядом и, нагнувшись, скрылась за стойкой. Спустя мгновение она появилась, держа в руках небольшой меч длиной с предплечье Клэри.
– Что ты думаешь об этом?
Клэри посмотрела на меч. Несомненно, он был прекрасен. Крестовина, рукоять и эфес были сделаны из чистого золота и усыпаны обсидианами; лезвие было отлито из такого темного серебра, что оно казалось почти черным. Клэри наскоро перебрала в уме все виды оружия, которые заучивала на уроках: фальшионы, сабли, рапиры, палаши.
– Это чинкведеа? – догадалась она.
– Это клинок. Возможно, тебе захочется взглянуть на его обратную сторону, – произнесла Диана и перевернула его.
На другой стороне лезвия, вдоль центрального ребра, пробегал узор из черных звезд.
– Ох, – глухой удар собственного сердца заставил Клэри вздрогнуть от боли. Она отступила на шаг и чуть не врезалась в Джейса, который встал за ее спиной, хмурясь. – Это меч Моргенштернов.
– Да, это он. – Взгляд оружейницы стал проницательным. – Когда‑то давно семья Моргенштерн заказала пару лезвий у кузнеца Велунда – набор из двух мечей. Большой – для отца, и поменьше – для его сына.
Поскольку Моргенштерн означает Утренняя звезда, каждый из них был назван в честь разных аспектов самой звезды – меньший, вот этот, называется Геосфорос, что означает, приносящий рассвет, в то время как больший, называется Фосфорос, или приносящий свет. Вы, конечно, уже видели Фосфорос, потому что Валентин Моргенштерн носил его, и теперь, после него, его сын носит его.
– Вы знаете, кто мы такие, – сказал Джейс.
Вопрос скорее звучал, как утверждение.
– Кто такая Клэри.
– Мир Сумеречных охотников тесен, – ответила Диана, переводя взгляд с Джейса на Клэри. – Я из Совета. И я присутствовала на собрании, когда ты давала показания, дочь Валентина.
Клэри с сомнением посмотрела на лезвие:
– Я не понимаю, – произнесла она. – Валентин никогда бы не отдал меч Моргенштернов. Откуда он у вас?
– Его жена продала этот меч, – ответила Диана. – Моему отцу, который владел магазином, за несколько дней до Восстания. Он должен быть твоим сейчас.
Клэри вздрогнула. – Я видела двух мужчин, которым принадлежал тот меч, и я ненавидела обоих. В этом мире нет никого из семьи Моргенштернов, кто не посвятил бы свою жизнь злу.
– Есть ты, – произнес Джейс.
Она взглянула на него, но выражение его лица оставалось непроницаемым.
– В любом случае, я не могу себе его позволить, – сказала Клэри. – Он сделан из обычного и черного золота и адамаса. У меня не хватит денег на такой меч.
– Я отдам его тебе, – сказала Диана. – Вы правы, что люди ненавидят Моргенштернов; они рассказывают о том, как мечи были созданы, что они содержат смертельную магию, чтобы убивать тысячи сразу. Это не просто рассказы, конечно, никакой правды в них нет, но все же – это не тот предмет, который я могла бы продать в другом месте. Это обязательно нужно сделать. Он должен попасть в хорошие руки.
– Я не хочу его, – прошептала Клэри.
– Если ты откажешься от него, то подаришь ему власть над собой, – объяснила Диана. – Возьми его и перережь глотку своему брату – и ты вернешь честь своей семьи.
Она толкнула меч через прилавок, к Клэри. Не говоря ни слова, она подняла его, как рука изгибается вокруг лука, так изогнулась рука в рукояти меча. Идеально. Как‑ будто он был создан специально для нее.
Несмотря на то, что в конструкции меча присутствовали стальные и драгоценные металлы, в ее руке он казался легким, как перышко. Она подняла его, черные звезды мерцали вдоль лезвия, и свет, как беглый огонь, сверкал вдоль стали.
Она подняла глаза и увидела Диану, поймавшую что‑то из воздуха: проблеск света, который превратился в бумажку. Она читала по ней, ее брови собрались вместе из‑за беспокойства.
– Во имя Ангела, – сказала она. – Лондонский Институт был атакован.
Клэри чуть было не выронила меч. Она слышала, как рядом Джейс втянул в себя воздух.
– Что? – спросил он.
Диана подняла взгляд.
– Все в порядке, – сказала она. – Видимо, какая‑ то особая защита была на Лондонском Институте, что даже Совет не знал об этом. Были травмированы несколько человек, но никто не был убит. Силы Себастьяна были отброшены. К сожалению, ни одного из обращенных не удалось ни захватить, ни убить.
В то время как Диана говорила, Клэри осознала, что хозяйка магазина была одета в белые траурные одежды. Потеряла она кого‑то в войне с Валентином или в атаках Себастьяна на Институты? Сколько крови было пролито от рук Моргенштернов?
– Мне, мне так жаль, – с трудом сказала Клэри. Она видела Себастьяна, она четко видела его в своей голове, красный механизм и красная кровь, серебряные волосы и серебряное лезвие. Она отшатнулась.
Внезапно её руку накрыла другая рука, и она осознала, что дышит холодным воздухом. Так или иначе, она стояла снаружи, возле оружейного магазина, на улице, полной людей, и Джейс стоял около нее.
– Клэри, – произнес он, – Все хорошо. Все в порядке. Все лондонские Сумеречные охотники успели убежать.
– Диана сказала, что были раненые, – ответила Клэри. – Из‑за Моргенштернов было пролито много крови.
Джейс взглянул на меч, который Клэри все еще сжимала в правой руке; костяшки ее пальцев побелели. – Ты не обязана брать его.
– Нет, Диана права. Если я буду бояться всего, что связано с Моргенштернами, я… я подарю Себастьяну власть над собой. А это именно того, чего он хочет.
– Я согласен‑, сказал Джейс. – Вот почему я принес тебе это.
Он протянул ей ножны, темная кожа, украшенная узором из серебряных звезд.
– Ты не можешь ходить вдоль улиц с обнаженным оружием – сказал он. – Ты можешь, но, вероятно, будешь одарена некоторыми странными взглядами.
Клэри взяла ножны, вставила клинок и спрятала его за пояс, запахнув пальто.
– Так лучше?
Он убрал прядь рыжих волос с ее лица.
– Это твое первое настоящее оружие, принадлежащее тебе. Имя «Моргенштерн» не проклято, Клэри. Это великолепное старое название Сумеречных охотников, возвращающееся сотни лет назад. Утренняя звезда.
– Утренняя звезда – это планета, – сварливо отозвалась Клэри. – Мы проходили это по астрономии в школе.
– Образование у Примитивных прискорбно прозаично, – прокомментировал Джейс. – Смотри, – он указал на небо, но Клэри посмотрела на него: на солнце, игравшее в его волосах, и улыбку, изогнувшую его губы. – Еще до того, как все узнали про планеты, люди могли видеть яркие разрезы в полотне ночного неба.
Звезды. И люди увидели одну из них, поднимавшуюся на востоке, на рассвете, и потому назвали ее утренней звездой, – приносящей свет, вестницей зари. Это так плохо? Приносить свет в этот мир?
Импульсивно Клэри наклонилась и поцеловала его в щеку.
– Ладно, – согласилась она. – Это было гораздо поэтичнее, чем на уроке астрономии.
Джейс опустил руку и улыбнулся ей.
– Отлично, – сказал он. – Сейчас мы займемся еще кое‑чем весьма поэтичным. Пойдем. Я хочу тебе кое‑что показать.
Холодные пальцы, сжавшие ему виски, заставили Саймона очнуться.
– Открой глаза, Светоч, – приказал нетерпеливый голос. – У нас нет в запасе целого дня.
Саймон сел с такой живостью, что человек, сидевший напротив него, отпрянул с шипением. Саймон осмотрелся. Он все еще находился за решеткой, в прогнившем номере отеля Дюморт, где заперла его Морин.
Напротив него находился Рафаэль. Он был одет в белую застегнутую рубашку и джинсы, на шее виднелось золото. Пожалуй, это был единственный раз, когда Саймон видел его таким аккуратным и отглаженным, будто он собирался на деловую встречу. Сейчас же, волосы самого Саймона были в беспорядке, его белая рубашка была разорвана, да еще и в грязных пятнах.
– Доброе утро, Светоч, – сказал Рафаэль.
– Что ты здесь делаешь? – огрызнулся Саймон. Он чувствовал себя грязным, больным и сердитым. И на нем всё ещё была та рубашка. – Сейчас на самом деле утро?
– Ты спал, теперь ты проснулся – это утро, – Рафаэль выглядел до неприличия весёлым.
– А что касается того, что я здесь делаю: я здесь, конечно же, из‑за тебя.
Саймон откинулся на прутья клетки.
– Что ты имеешь в виду? И в любом случае, как ты сюда попал?
Рафаэль посмотрел на него с жалостью.
– Клетка открывается снаружи. Это было достаточно просто для меня – попасть сюда.
– Так это просто одиночество или типа братское обещание, или ещё что? – спросил Саймон. – В последний раз, когда я видел тебя, ты просил меня быть твоим телохранителем, и когда я сказал «нет», ты ясно дал понять, что если когда‑нибудь я потеряю Метку Каина, ты убьёшь меня.
Рафаэль улыбнулся ему.
– Так что, это та часть с убийством? – спросил Саймон. – Я должен сказать, что это не так уж коварно. Тебя, скорее всего, поймают.
– Да, – задумчиво ответил Рафаэль. – Морин была бы расстроена, узнав о твоей кончине. Однажды я завел тему о том, чтобы отослать тебя недобросовестным колдунам, и ей было не до смеха. К моему несчастью. Со своими целебными свойствами, кровь Светоча дорогого стоит, – он вздохнул, – Это была бы отличная возможность, но увы, Морин слишком глупа, чтобы смотреть на вещи с моей точки зрения. Она предпочла запереть тебя здесь, разодетого как куклу. Но потом, она обезумела.
– Разве ты можешь говорить такого рода вещи о своей королеве вампиров?
– Было время, когда я хотел, чтобы ты умер, светоч, – Рафаэль ответил непринужденно, как будто он говорил Саймону, что когда‑то он подумывал купить ему коробку конфет. – Но у меня есть враг посерьезнее. Ты и я, мы находимся на одной стороне.
Прутья клетки неудобно давили в спину Саймона. Он подвинулся. – Морин? – он предположил. – Ты всегда хотел быть лидером вампиров, а теперь она заняла твое место.
Рафаэль скривил губы в злую гримасу.
– Ты думаешь, что это – только игра за власть? – сказал он. – Ты не понимаешь. Прежде, чем Морин была обращена, она была испугана и замучена до безумия. Когда она поднялась, она сама прорыла себе путь из гроба. Рядом не было никого, чтобы научить ее. Никого, чтобы дать ей первую кровь. Как я сделал для тебя.
Саймон смотрел в изумлении. Он внезапно вспомнил кладбище, выход из земли в холод воздуха и грязи, и голода, разрывающего голода, и Рафаэля, бросающего ему сумку, полную крови. Он никогда не думал об этом, как об одолжении или услуге, но он разорвал бы любое живое существо, с которым он столкнулся, если у него не было той первой еды. Он почти разорвал Клэри. Именно Рафаэль не дал этому случиться.
Именно Рафаэль нес Саймона от Дюморта до Института; положил его, истекающего кровью, на крыльце, когда они не могли пройти дальше; и объяснил друзьям Саймона, что произошло. Саймон предположил, что Рафаэль мог попытаться скрыть это, мог соврать нефилиму, но он признался и ответил за последствия.
Рафаэль никогда не был особенно приятен Саймону, но, по‑своему, у него была честь.
– Я сотворил тебя, – сказал Рафаэль. – Моя кровь, в твоих венах, сделала тебя вампиром.
– Ты всегда говорил, что я был ужасным вампиром, – сказал Саймон.
– Я не ожидаю твоей благодарности, – сказал Рафаэль. Ты никогда не хотел быть тем, кто ты сейчас. Так же, как и Морин, можно предположить. Она была обезумевшей от своего обращения, и она все еще безумна.
Она убивает, не задумываясь. Она не считает опасным наше разоблачение для человеческого мира, слишком небрежно устраивая массовые убийства. Она не задумывается о том, что, возможно, если вампиры бы убивали без необходимости или соображения, то в один день не осталось бы больше еды.
– Людей, – поправил его Саймон. – Не было бы больше людей.
– Ты ужасный вампир, – ответил Рафаэль. – Но в этом мы настроены одинаково. Ты хочешь защитить людей. Я хочу защитить вампиров. У нас одна и та же цель.
– Так убей её, – сказал Саймон. – Убей Морин и верни клан.
– Я не могу. – Рафаэль выглядел мрачным. – Другие дети клана любят ее. Они не видят дальнюю дорогу, темноту на горизонте. Они видят только наличие свободы убить и потреблять по желанию. Не подчиняться Соглашению, не следовать внешнему Закону. Она дала им всю свободу в мире, и это будет их конец. – В его голосе слышалась горечь.
– Тебя действительно волнует то, что происходит в клане, – сказал Саймон удивлённо. – Из тебя получился бы довольно хороший лидер.
Рафаэль посмотрел на него.
– Хотя я не знаю, как ты смотрелся бы в диадеме из костей, – добавил Саймон. – Слушай, я понимаю то, что ты говоришь, но как я могу помочь тебе? В случае, если ты не заметил, я заперт в клетке. Если ты освободишь меня, то будешь пойман. И если я уеду, то Морин найдет меня.
– Только не в Аликанте, там она не будет искать, – сказал Рафаэль.
– Аликанте? – Саймон уставился. – Ты имеешь в виду столицу Идриса Аликанте?
– Ты не очень умен, – сказал Рафаэль. – Да, я имею в виду Аликанте.
В ответ на ошеломленное выражение Саймона, он только улыбнулся. – Есть представитель вампиров в Совете. Ансельм Найтшейд. Почти пенсионер, лидер клана в Лос‑Анджелесе, но человек, который знает наверняка. моих друзей. Колдунов.
– Магнус? – удивился Саймон. Рафаэль и Магнус бессмертные, оба жители Нью‑Йорка и довольно высокопоставленные представители своих видов в Нижнем мире. И все же, он действительно никогда не рассматривал вариант того, что они могли бы знать друг друга, и настолько хорошо.
Рафаэль проигнорировал вопрос Саймона.
– Найтшейд согласился отправить меня в качестве представителя вместо него, хотя Морин не знает этого. Таким образом, я поеду в Аликанте и буду сидеть на Совете при их большой встрече, но я потребую, чтобы ты пошел со мной.
– Зачем?
– Сумеречные охотники мне не доверяют. – ответил Рафаэль. – Но зато они доверяют тебе. Особенно нефелимы Нью‑Йорка. Только глянь на себя: ты носишь ожерелье Изабель Лайтвуд. Они знают, что ты скорее похож на Сумеречного охотника, нежели на Дитя ночи. Они поверят тебе, если ты скажешь им, что Морин нарушила соглашение и ее нужно остановить.
– Верно, – сказал Саймон, – они мне доверяют. – Рафаэль смотрел на него широкими простодушными глазами. – И это конечно никак не связано с твоим нежеланием, чтобы клан узнал, что Морин сдал ты, так как она им нравится, а так им будешь нравиться ты.
– Ты знаешь детей Инквизитора, – сказал он. – Ты можешь свидетельствовать непосредственно ему.
– Конечно, – сказал Саймон. – Никто в клане не будет заботиться, что я предал их королеву и привел к ее убийству. Я уверен, что моя жизнь будет фантастической, когда я вернусь.
Рафаэль пожал плечами.
– У меня действительно есть сторонники здесь, – сказал он. – Кто‑то должен был впустить меня в эту комнату. После того, как мы позаботимся о Морин, вполне вероятно, что мы можем вернуться в Нью‑Йорк с небольшими негативными последствиями.
– Небольшие негативные последствия. – Саймон фыркнул. – Успокоил.
– В любом случае здесь ты находишься в опасности, – сказал Рафаэль. – Если б у тебя не было твоего оборотня‑защитника, или твоих Сумеречных охотников, ты бы уже много раз встретил вечную смерть. Если ты не хочешь пойти со мной в Аликанте, я буду счастлив оставить тебя здесь, в этой клетке, и ты можешь быть игрушкой Морин. Или ты можешь присоединиться к своим друзьям в Городе Стекла. Катарина Лосс ждет внизу, чтобы создать для нас портал. Тебе выбирать.
Рафаэль сидел, откинувшись, с согнутой ногой, его рука болталась свободно на колене, как будто он отдыхал в парке. За ним, свозь прутья клетки, Саймон мог видеть очертания другого вампира, стоящего у двери, темноволосой девушки, ее очертания в тени. Та, кто впустил Рафаэля, он догадался. Он думал о Джордане. Твой оборотень‑ защитник. Но это, это столкновение кланов и лояльности, а важнее всего убийственное желание Морин крови и смерти, было слишком много, чтобы оставить за дверью квартиры Джордана.
– Не большой выбор – сказал Саймон.
Рафаэль улыбнулся.
– Нет, Светоч. Совсем нет.
В прошлый раз, когда Клэри была в Зале Соглашений, он был почти уничтожен – кристаллическая крыша была разрушена, мраморный пол раздроблен, центральный фонтан был сухой.
Она должна была признать, что Сумеречные охотники проделали впечатляющую работу по его исправлению. Крыша была восстановлена в одной части, мраморный пол чистый и гладкий, с золотыми прожилками.
Своды были устремлены ввысь, свет, который просачивался сквозь крышу, освещал руны, вырезанные на этих самых сводах. Центральный фонтан со статуей русалки отсвечивал полуденное солнце, которое словно превращало воду в бронзу.
– Когда ты получаешь первое настоящее оружие, по традиции, ты должен приехать сюда и освятить лезвие, окунув его в фонтан, – произнес Джейс, – Сумеречные охотники делали это в течение многих поколений. – Он подвинулся вперед, под тусклый золотой свет, к краю фонтана. Клэри вспомнила, как мечтала потанцевать с ним здесь. Он оглянулся через плечо, прося, присоединится к нему. – Подойди сюда.
Клэри поднялась и встала рядом с ним. Центральная статуя в фонтане, русалка, с весами из бронзы и позеленевшей меди. Русалка держала кувшин, из которого струилась вода, а на ее лице застыла усмешка воина.
– Положи лезвие в фонтан и повторяй за мной, – сказал Джейс, – «Пусть воды из этого фонтана вымоют это лезвие дочиста. Посвятите его только для моего использования. Позвольте мне использовать его только в случае необходимости. Позвольте мне пустить его правде. Позвольте ему вести меня, дабы быть достойным воином Идриса. И пусть оно защитит меня, чтобы я мог вернуться к этому фонтану для благословления своего металла снова. Во имя Разиэля.»
Клэри погрузила лезвие в воду и повторила слова за ним. Вода слегка колебалась и мерцала вокруг меча, и она вспомнила о другом фонтане, в другом месте и Себастьяна, который сидел позади и смотрел на искаженное изображение её лица. У тебя темное сердце, дочь Валентина.
– Хорошо, – сказал Джейс. Она почувствовала его руку на своем запястье, и вода в фонтане била вверх, делая его кожу прохладной и влажной, где он касался ее. Он отвел ее руку с мечом, и отпустил ее, так что она могла поднять клинок вверх. Солнце опустилось еще больше, но его было достаточно, чтобы высекать искры на обсидиановых звездах вдоль центрального хребта. – Теперь дай мечу имя.
– Геосфорос, – сказала она, вставляя его обратно в ножны и заправляя ножны в ее пояс. – Приносящий рассвет.
Он усмехнулся, и наклонившись, оставил легкий поцелуй в уголке ее губ.
– Я должен отвести тебя домой. Он выпрямился.
– Ты думал о нем – спросила она.
– Будь более конкретной, – сказал Джейс, хотя она подозревала, что он знал, что она имела в виду.
– Себастьян, – сказала она. – Я имею в виду, больше, чем обычно. Тебя что‑то беспокоит. Что именно?
– А что нет? – Он начал уходить от нее, по мраморному полу в сторону больших двойных дверей зала, которые были открытыми. Она последовала за ним, вышла на широкий выступ над лестницей, которая вела вниз к площади Ангела. Небо темнело к кобальтовому, цвету морского стекла.
– Нет, – сказала Клэри. – Не отгораживайся.
– И не собирался. – он тяжело выдохнул. – Просто все это не ново. Да, я думаю о нем. Я думаю о нем все время. Хочу не думать. Я не могу это объяснить, никому кроме тебя, потому что ты была там. Это было так, будто я был им, и теперь, когда ты говоришь мне о таких вещах, как то, что он оставил эту коробку в доме Аматис, я знаю точно, почему. И я ненавижу то, что я знаю это.
– Джейс.
– Не говори мне, что я не такой, как он, – сказал он. – Я такой же. Воспитанные одним и тем же отцом – у нас обоих есть преимущество специального образования Валентина. Мы говорим на тех же языках. Мы обучены тому же стилю ведения боя. Нас учили одинаковой морали. Мы имели одинаковых домашних животных. Есть отличия, конечно; все изменилось, когда мне исполнилось десять, но фундамент твоего детства, всегда остается с тобой. Иногда я задаюсь вопросом, что если это все моя вина.
Клэри была потрясена.
– Ты не можешь говорить это всерьез. Ничего из того, что ты делал, когда вы были с Себастьяном, не было твоим выбором.
– Мне это нравилось, – сказал он, с грубостью в его голосе, будто этот факт наждачной бумагой резал его.
– Он умен, Себастьян, но в его мышлении есть дыры, места, где он не знает, как поступить – я помогал ему в этом. Мы могли там сидеть и говорить о том, как сжечь мир дотла, и это было интересно. Я хотел этого. Очистить его, начать все заново, холокост огня и крови, и после этого, яркий город на холме.
– Он заставил тебя думать, что ты желал этих вещей, – сказала Клэри, но ее голос немного дрожал.
«У тебя темное сердце, дочь Валентина.»
– Он заставлял тебя давать ему то, чего он хотел.
– Мне это нравилось, – сказал Джейс. – Как по‑твоему, почему я с легкостью мог придумать, как разрушить или уничтожить что‑либо, но теперь понятия не имею, как это исправить? В смысле, к чему это предопределяет меня? Работе в армии Преисподней? Я мог бы стать генералом, как Асмодеус или Саммаэль.
– Джейс…
– Однажды они были самыми выдающимися служителями Господа, – продолжал он. – Вот что происходит, когда ты падаешь. Все самое лучшее в тебе превращается во тьму. Каким великолепным ты был раньше, настолько злым станешь потом. Это долгий путь падения.
– Ты не пал.
– Пока что, – ответил Джейс, и небо вдруг взорвалось вспышками красного и золотого. Потрясенная, Клэри почему‑то вспомнила фейерверк, окрасивший небо в ту ночь, когда они праздновали свою победу на Площади Ангела. Сейчас же она сделала шаг назад, чтобы лучше рассмотреть, что происходит.
Но это не было праздником. Когда глаза привыкли к яркости, она увидела, что свет был от сторожевых башен. Каждая горела, как факел, пылая красным и золотым на фоне неба.
Джейс побелел.
– Боевые огни, – сказал он. – Мы должны добраться до Гарда.
Он взял ее за руку и потащил ее вниз по лестнице.
Клэри запротестовала.
– Но моя мама. Изабель, Алек…
– Они все тоже направятся к Гарду.
Джейс и Клэри достигли подножия лестницы.
Площадь Ангела наполнялась людьми, которые распахивали двери и выскакивали из своих домов, высыпая на улицу; все они мчались к освещенной тропе, которая взбегала вверх к холму и к вершине Гарда.
– Вот что означают эти огни. «Бегите к Гарду».
– Это как раз то, чего они ждут от нас… – он увернулся от Сумеречного Охотника, который, спешно натягивая на себя защитные перчатки, пронесся мимо них. – Что происходит? – крикнул ему вдогонку Джейс. – Что за тревога?
– Была еще одна атака! – крикнул через плечо пожилой мужчина в поношенном боевом облачении.
– Еще один институт? – крикнула Клэри. Они вернулись к магазину, который находился вдоль дороги, она помнила, что была здесь прежде с Люком; они бежали в гору, но она не чувствовала, что запыхалась. Молча, она поблагодарила за последние несколько месяцев тренировок.
Вооруженный охранник повернулся и побежал назад в гору.
– Мы пока не знаем. Нападение продолжается.
Он повернулся назад и ускорился, бросившись по направлению к нижней части тропинки Гарда. Клэри пыталась не врезаться в кого‑нибудь в толпе. Их нес поток людей. Пока они бежали, Джейс держал ее руку, а ее новый меч постукивал по ноге, словно напоминая, что он здесь и готов к использованию.
Тропинка, ведущая к Гарду, была крутой и очень грязной. Клэри пыталась бежать осторожнее, она была одета в сапоги и джинсы, ее охотничья куртка была застегнута поверх футболки, но это было не так же, как если бы она надела весь свой охотничий костюм. Камешек, каким‑то образом попавший в ее левый сапог, вонзался в ее ступню. Тем временем, они добрались до ворот Гарда и замедлились, осматриваясь.
Ворота были распахнуты настежь. За ними находился широкий внутренний двор, покрытый зеленью летом, и абсолютно голый сейчас, окруженный внутренними стенами Гарда. На одной из стен виднелся массивный прямоугольник, состоявший из завихряющегося воздуха и пустоты.
Портал. Клэри показалось, что она мельком увидела проблески черного, зеленого и ослепительно белого – и даже кусочек неба, усеянный звездами – когда Роберт Лайтвуд оказался перед ними, преграждая им путь; Джейс чуть не врезался в него и выпустил руку Клэри, восстанавливая равновесие. Ветер, дувший из Портала, был холодный и мощный, он насквозь продувал ткань жакета Клэри, взлохмачивал ее волосы.
– Что происходит? – скупо поинтересовался Джейс. – Это из‑за атаки на Лондон?
– Я думала, она была отражена.
Роберт мрачно покачал головой.
– Похоже, что Себастьян, после поражения Лондоне, обратил свое внимание на другое место.
– На какое… – начала было Клэри.
– Цитадель Адаманта в осаде! – это был голос Джии Пенхаллоу, вознесшийся над толпой. Она двинулась на защиту Портала; ветер внутри и снаружи заставил ее пальто развеваться, словно крылья большой черной птицы. – Мы идем на подмогу к Железным Сестрам! Сумеречные охотники, которые вооружены и готовы, пожалуйста, сообщите мне!
Двор был наполнен нефилимами, хотя их было не так много, как подумала Клэри вначале. Выглядело, как наводнение, когда они устремились прямо к холму Гарда, но сейчас она увидела, что это больше было похоже на группу из сорока или пятидесяти воинов. Некоторые из них были в одежде охотников, а некоторые в обычной одежде. Не все были вооружены. Нефилимы на службе Гарда метались туда‑сюда, чтобы открыть дверь оружейной палаты, добавляя к оружию груду мечей, клинки Серафима, топоры, булавы, шапки которых были устремлены в сторону Портала.
– Дай нам пройти, – попросил Роберта Джейс. Весь в снаряжении, закутанный в серый плащ Инквизитора, Роберт Лайтвуд напомнил Клэри твердую, каменистую стену утеса: такую же грубую и непоколебимую.
Роберт отрицательно покачал головой.
– В этом нет надобности, – сказал он. – Себастьян попытался напасть тайком. Он взял с собой всего двадцать‑тридцать очерненных. Там достаточно воинов, чтобы суметь отбиться от них, не посылая в бой наших детей.
– Я не ребенок, – огрызнулся Джейс.
Клэри стало интересно, о чем Роберт думал, когда глядел на приемного сына – видел ли он в Джейсе его настоящего отца, или же высматривал в нем черты Майкла Вэйланда, которых в нем не могло быть.
Джейс внимательно посмотрел на выражение лица Роберта Лайтвуда, и его золотые глаза потемнели от подозрения.
– Что ты делаешь? Ты о чем‑то не договариваешь мне.
Лицо Роберта стало жестким. В то же мгновение светловолосая женщина в боевой форме пронеслась мимо Клэри, возбужденно крича своему спутнику
– … сказал, что мы можем попробовать взять очерненных в плен и привести их сюда. Проверить, получится ли исцелить их. Значит, есть возможность спасти Джейсона!
Клэри гневно взглянула на Роберта.
– Нет, вы не сделаете этого. Вы не позволяете людям, чьи родственники были взяты в нападениях пройти. Вы не говорите им, что очерненные могут быть спасены.
Роберт угрюмо взглянул на нее.
– Мы не знаем наверняка.
– Мы знаем, – сказала Клэри. – Они не могут быть спасены! Они уже не те, кем были раньше! Они больше не люди. Но когда воины увидят лица людей, которых они знают, они будут колебаться, они захотят, чтобы это оказалось ложью.
– И они будут убиты, – мрачно сказал Джейс.
– Роберт. Вы должны остановить это.
Роберт покачал головой.
– Это воля Совета. Они хотят, чтобы это было исполнено.
– Тогда зачем вообще посылать их туда? – спросил Джейс. – Почему бы просто не остаться здесь и самостоятельно не заколоть пять десятков наших людей? Сэкономили бы время.
– Не смей шутить, – отрезал Роберт.
– Я не шутил.
– Только не говори мне, что пятьдесят Нефилимом не могут победить двадцать Темных воинов.
Сумеречные охотники начали идти через Портал, под руководством Джии. Клэри почувствовала, как паника прошлась по ее спине. Джиа пропускала только тех, кто был полностью обмундирован, но довольно многие были очень молоды или очень старые, и многие пришли без оружия и просто сх<