Саймон отошел назад, он мог видеть, как Изабель переводила взгляд с Клэри на Себастьяна и потом на него. – Клэри! – позвал он, она не отреагировала, но лицо Себастьяна стало темным, как гроза.
– Ты не будешь произносить имя моей сестры, – прошипел он. – Ты думал что она принадлежала тебя, теперь она принадлежит мне, и я не намерен делиться.
– Безумец, – сказал Саймон.
– А ты мертвец, – сказал Себастьян, – Разве что‑то из этого имеет теперь значение?
Он осмотрел Саймона.
– Дорогая сестра, – сказал он, повысив голос настолько, чтобы каждый в комнате мог услышать, – Ты абсолютно уверена, что хочешь сохранить этому жизнь?
Прежде чем она смогла ответить, входная дверь распахнулась и в зал ворвались Алекс с Магнусом, а следом за ними Люк и Джослин. Двери захлопнулись за ними и Себастьян хлопнул в ладоши. Одна его рука была покрыта кровью и от удара капля крови упала прямо на светящиеся руны, зашипев, как вода на сковороде.
– Теперь все здесь, – объявил он, его голос повеселел. – Это вечеринка!
В жизни Клэри было много вещей, прекрасных и красивых, а так же и ужасных. Но ничего из этого не было ужасней, чем вид ее матери, как Джослин смотрена ее дочь, сидящей на троне рядом с Себастьяном.
– Мама. – Клэри дышала так тихо, что никто не мог ее услышать. Они все уставились на нее – Магнус и Алек, Люк и ее мама, Саймон и Изабель, которые принесли Джейса ей на колени, ее темные волосы падали на него как шаль. Это было так же плохо, как и представляла Клэри.
Хуже. Она ожидала шок и ужас, но она даже не думала о боли и предательстве. Ее мама отшатнулась, Люк обвил ее руками, чтобы поддержать, но его взгляд был прикован к Клэри, и он смотрел так, будто видел перед собой незнакомку.
– Добро пожаловать, граждане Эдома, – сказал Себастьян, поджав губу, – Добро пожаловать в новый мир.
И он спокойно вышел из горящего круга, который удерживал его. Рука Люка отправилась за пояс; Изабель начала вставать, но Алек двигался быстрее: одна рука за лук, другая в колчан за спиной, стрела натянула тетиву и полетела до того, как Клэри смогла закричать, чтобы остановить его.
Стрела летела прямо на Себастьяна и попала ему в грудь. Он пошатнулся от силы удара и Клэри слышала вздох, прошедший рябью по линии сумеречных охотников. Момент спустя Себастьян восстановил равновесие и, с выражением досады, вынул стрелу из своей груди. Она была в крови.
– Глупцы, – сказал он, – Вы не можете навредить мне, ничто под Небесами не может.
Он бросил стрелу к ногам Алека.
– Думал, ты исключение?
Глаза Алека направились в сторону Джейса, это длилось всего минуту, но Себастьян поймал его взгляд и улыбнулся.
– О, да, – сказал он. – Ваш герой с Небесным Огнем. Но он ушел, не так ли? Истощенный в гневе, в пустыне демоном, которого я отправил, – он щелкнул пальцами и ледяная голубая искра выстрелила из них, поднимаясь, будто туман.
На мгновение вид Клэри на Джейса и Изабель был закрыт – мгновение спустя, она услышала кашель и удушье, и руки Изабель скользили по Джейсу, когда он сел и поднялся на ноги. Окно позади Клэри все еще медленно раскалывалось – она могла слышать, как трещало стекло. Вдруг сейчас – сквозь стекло проплыл, похожий на круг, стежок света и тени.
– С возвращением, брат, – сказал Себастьян, Джейс озирался с лицом, стремительно менявшего цвет, он был в комнате полной воинов, его друзья стояли в ужасе вокруг него и, наконец, Клэри была на троне. – Не попытаешься меня убить? Здесь у тебя есть много оружия. Если ты чувствуешь, что хочешь попробовать убить меня небесным огнем, это твой шанс.
Он расправил руки.
– Я не буду сопротивляться.
Джейс стоял лицом к Себастьяну. Они были одного роста, почти одинаковой комплекции, хотя Себастьян был более тонким и жилистым. Джейс был грязным и окровавленным, его вещи – порванными, а его волосы спутанными. Себастьян выглядел элегантным в красном – даже его рука, казалось, намеренно была в крови. Запястья Себастьяна были голыми – а вокруг левого запястья Джейса блестел серебряный браслет.
– Ты носишь мой браслет, – Себастьян наблюдал.. – Если я не могу достичь Небес, я буду править Адом. Удачная цитата, тебе не кажется?
– Джейс, – прошипела Изабель, – Джейс, сделай это.
Нанеси ему удар. Давай же, – но Джейс покачал головой. Его рука была опущена на его оружейный пояс – медленно он повел ею по сторонам. Изабель вскрикнула от отчаянья, а выражение лица Алека было столь же мрачным, хотя он и молчал.
Себастьян опустил руки по швам и протянул свою руку.
– Мне кажется, что время вернуть мой браслет, брат. Время воздавать к Цезарю то, что Цезаря. Верни мне мое имущество, включая мою сестру. Вы не признаете ее моим владением?
– Нет! – это был не Джейс, это была Джослин. Она оттолкнула Люка и бросилась вперёд, протягивая руки к Себастьяну.
– Ты ненавидишь меня.
– Так убей. Пытай меня. Делай, что захочешь, но оставь Клэри в покое!
Себастьян закатил глаза. – Я буду мучить тебя.
«Она просто девочка,» – задыхалась Джослин. «Мой ребёнок, моя дочь.»
Рука Себастьяна выскочила и схватила челюсть Джослин, приподняв ее с пола.
– Я был твоим ребенком, – сказал он. – Лилит дала мне царство; ты дала мне проклятье. Ты никакая не мать и ты будешь держаться подальше от моей сестры. Ты жива только из‑за ее молчаливого согласия.
– Вы все. Понимаете?
Он отпустил Джослин, она отшатнулась назад, кровавый отпечаток ладони остался на ее лице. Люк поймал ее.
– Вы все живу только потому, что Кларисса хочет, чтобы бы были живы. Других причин нет.
– Ты сказал ей, что не убьёшь нас, если она взойдёт на трон, – сказал Джейс, снимая серебренный браслет с его руки. Его голос был без перегиба. Он не встречался со взглядом Клэри.
– Не так ли?
– Не совсем, – сказал Себастьян. – Я предложил ей намного больше…значительнее чем это.
– Мир, – сказал Магнус. Он, казалось, держался на ногах только усилием воли. Его голос звучал, будто гравий, он просто раздирал себе горло. – Ты уплотнил границы между нашим миром и этим, не так ли? Это то для чего существует этот круг из рун, не только для защиты.
Таким образом работает твое заклинание. Это то, что ты делаешь. Если ты закроешь ворота, больше не будет разделения сил между мирами. Вся сила будет сконцентрирована здесь. При все твоей силе, сосредоточенной в этом измерении, ты будешь здесь почти непобедим.
– Если он запечатает границы, то как он сможет вернуться в наш мир? – потребовала Изабель. Она поднялась на ноги – ее кнут блестел на ее запястье, но она не сделала ни одного движения, чтобы использовать его.
– Он не вернётся, – сказал Магнус. – Никто из нас не вернётся. Врата между мирами закроются навсегда, и мы окажемся здесь в ловушке.
– Ловушка, – Себастьян размышлял. – Такое ужасное слово. Вы будете… гостьями. – Он усмехнулся. – Невольными гостями.
– Так вот что ты предложил ей, – произнёс Магнус, поднимая взгляд на Клэри. – Ты сказал ей, что если она согласится править с тобой вместе, ты закроешь границы и оставишь наш мир в покое. Правь в Едоме, спаси мир. Верно?
– Ты очень догадливый, – произнёс Себастьян после краткой паузы. – Это раздражает.
– Клэри, нет! – закричала Джослин. Люк потянул её обратно, но она не обращала внимания ни на что, кроме своей дочери.
– Не делай этого…
– Я должна, – сказала Клэри, впервые проронив хоть слово. Ее голос сорвался, невыносимо громко разносясь по каменному залу. Неожиданно каждый обратил свой взгляд на нее. Все, но не Джейс. Он смотрел вниз, на браслет, зажатый между пальцев.
Она выпрямилась.
– Я должна. Как ты не понимаешь? Если я откажусь, он убьёт всех в нашем мире. Разрушит всё. Миллионы, миллиарды людей. Он обратит наш мир в это.
Жестом она указал на окно, из которого открывался вид на выжженныепросторы Едома.
– Это того стоит. Так должно быть. Я научусь любить его. Он не причинит мне боли. Я верю в это.
– Ты думаешь, что можешь изменить его, присмирить, сделать лучше, потому что ты единственный человек, о котором он заботится, – сказала Джослин, – Я знаю мужчин семьи Моргенштерн. Это не сработает. Ты будешь сожалеть…
– Но никогда от тебя не зависела судьба всего мира, мам, – сказала Клэри с бесконечной нежностью и бесконечным горем, – Ты можешь только давать советы.
Она посмотрела на Себастьяна.
– Но я выбираю то, что выбрал он. Подарок, что он дал мне. Я принимаю его.
Она увидела, как сглотнул Джейс. Он бросил браслет в раскрытую ладонь Себастьяна.
– Клэри твоя, – сказал он и отступил назад.
Себастьян щелкнул пальцами.
– Вы слышали ее, – сказал он. – Все вы слышали. А теперь на колени перед вашей королевой.
«Нет!» – подумала Клэри, но заставила себя замолчать. Она наблюдала, как Очерченные начали становится на колени, один за другим, они склонили головы – последней, кто встал на колени была Аматис и она не опустила свою голову. Люк смотрел на свою сестру, а на его лице была содрана кожа. Это было впервые, когда он видел ее такой, поняла Клэри, хотя ему говорили об этом.
Аматис через плечо посмотрела на сумеречных охотников. На мгновение, ее взгляд поймал брата, ее губы сжались. Это был злой взгляд.
– Делайте, – сказала она. – На колени или я убью вас.
Магнус встал первым. Клэри не могла в это поверить. Магнус был так горд, но тогда это была гордость, превзошедшая пустосту жестов. Она сомневалась, что встать на колени – это позор, который ничего не значил для него.
Он изящно опустился на колени и Але последовал за ним; затем Изабель, потом Саймон, следующим был Люк и опирающаяся мать Клэри рядом с ним. И последним был Джейс, он опустил светлую голову, упал на колени и Клэри услышала, как окно позади нее разлетается на множество осколков. Звучало как ее разбитое сердце.
Посыпалось стекло, после это был голый камень. Больше не было никакого окна, которое вело в Аликанте.
– Все кончено. Пути между мирами закрыты.
Себастьян не улыбался, но выглядел… раскаленным. Как будто он горел. Круг из рун на полу мерцал синим пламенем.
Он побежал к платформе, перешагивая через одну ступеньку и протянул руку, чтобы поймать руки Клэри; она позволила ему опустить ее вниз от трона. Он все еще держал ее. Его руки чувствовали, что его браслеты горят вокруг запястья. – Ты принимаешь это, – сказал он. – Ты принимаешь свой выбор?
– Я соглашаюсь на это. – сказала она, заставляя себя смотреть прямо ему в глаза. – Я соглашаюсь.
– Тогда поцелуй меня, – сказал он, – Поцелуй так, будто любишь.
Ее желудок сжался. Она ожидала этого, но это было похоже на ожидание удара в лицо – никто не сможет подготовить тебя к этому. Ее лицо осматривало его – в каком‑то другом мире, другом времени, другой брат улыбался ей, глазами зелеными, как трава весной. Она постаралась улыбнуться.
– Перед всеми? Я так не думаю…
– Мы должны показать им, – сказал он, а его лицо было неподвижным, будто ангел выносил свой приговор. – Что мы едины. Докажи себе, Кларисса.
Она наклонилась к нему, он вздрогнул. – Пожалуйста, – сказала она. – Обними меня.
Она увидела вспышку какой‑то уязвимости в его глазах, удивление, от того, что она попросила его – до того, как его руки обвились вокруг нее. Он притянул ее поближе – она положила одну руку ему на плече. Ее другая рука скользнула к ее талии туда, где в ножнах лежал Геосфорос, заправленный в пояс на ее одежде. Она сложила свои пальцы позади его шеи. Его глаза были широко открыты – она могла видеть его сердцебиение, пульсирующее на его горле.
– Давай, Клэри, – сказал он, и она наклонилась, прикоснувшись губами к его лицу. Она почувствовала, как он взрогнул, и прошептала, ее губы скользили по его щеке.
– Радуйся, Равви, – сказала она и увидела как его глаза расширились, когда она достала Геосфорос и занесла его яркой дугой, лезвие прошло через его грудную клетку, а наконечник расположился, чтобы проткнуть его сердце.
Себастьян ахнул и дернулся в ее руках – он отшатнулся с рукоятью ножа, который торчал из его груди. Его глаза были широко открыты и на мгновение она увидела шок от предательства в них, шок и боль, которые действительно приносили ему мучения – мучения, где‑то в глубине его души, в месте, которое, как она думала, было похоронено давно, в месте, которое оплакивало брата, который мог бы у нее быть.
– Клэри, – выдохнул он, начиная выпрямляться и теперь вид предательства в его глазах начал угасать, а она увидела развивающуюся искру гнева. Это не сработало, в ужасе подумала она – это не сработало и даже если границы между мирами сейчас запечатаны, он будет винить ее, ее друзей, ее семью, Джейса.
– Ты ведь знаешь, – сказал он, хватая за рукоятку меча. – Я не могу быть раненым, каким либо оружием под Небесами.
Он вздохнул и замолчал. Его руки были сложены на рукояти, чуть выше раны в его груди. Крови не было, но была вспышка красного цвета – искра огня. Рана начала гореть.
– Что… Что это? – потребовал он сквозь зубы.
– И я дам ему звезду утреннюю, – сказала Клэри. – Это оружие сделано не под небесами. Это небесный огонь.
С криком он вытащил меч обратно. Он держал рукоять, с рисунком из звезд, смотря на него недоверчивым взглядом, прежде чем тот вспыхнул как клинок Серафима. Клэри отшатнулась, споткнувшись о край степеней с престола, прикрыв одной рукой лицо.
Он горел, горел, как огненный столб, вспыхнувший перед израильтянами. Она все еще видела Себастьяна в языках пламени, они окружали его, поглощая своим белым светом, превращая его в наброски угля таким ярким пламенем, что у нее жгло глаза.
Клэри отвернулась, закрывая лицо руками. Мысли её умчались обратно в ту ночь, когда она прошла к Джейсу сквозь пламя, поцеловала его и попросила его ей довериться. И он доверился, даже когда она опустилась перед ним на колени и вонзила Геосфорос в землю.
Вокруг этого она рисовала своим стило все ту же руну‑снова и снова‑руну, которую она увидела однажды, сейчас это казалось таким далеким, на крыше в Манхэттене: крылатую рукоять ангельского меча.
Дар Итуриэля, она полагала, он щедро одаривал прежде. Образ хранился у нее в памяти пока не потребовался ей. Руна для заключения в форму Небесного огня. В ту ночь, на демонской равнине, пламя вокруг них блекло и впитывалось в лезвие Геосфороса, пока метал горел и светился и пел, когда она притронулась к нему, звуком ангельских хоров.
Огонь оставил после себя только широкий круг песка, расплавленного как стекло, и вещество, которое светилось подобно поверхности озера, о котором она так часто мечтала, озера, где Джейс и Себастьян бились до смерти в ее кошмарах.
Оружие, которое сможет убить Себастьяна, сказала она тогда. Джейс сомневался, был более осторожным. Он попытался взять его у нее, но свет умер, когда он прикоснулся к нему. Он реагировал только на нее, на ту, кто создал его. Она решила, что им следует быть осторожными, в случае если это не сработает. Это казалось самой высокой точкой высокомерия, что она смогла запереть Небесный огонь в ловушке в оружии, таким образом, каким огонь был заперт в Глориусе.
– Но Ангел даровал тебе это, чтобы ты творила, – сказал Джейс, – Неужели в наших венах не течет его кровь?
Как бы тогда не запел меч, но сейчас этот звук исчез, исчез внутри ее брата. Клэри могла слышать крики Себастьяна, и вместе с тем, крики Очерченных. Горячий ветер дул мимо нее, неся с собой острый запах древних пустынь, места, где распространялись чудеса и где был создан божественный манифест огня.
Звуки прекратились так же быстро, как и начались. Помост затрясся под Клэри и рухнул под всем своим весом. Она подняла голову и увидела, что огня уже не было, хотя вся земля была, будто в шрамах, а оба престолы почернели и золото на них уже не было таким ярким, не обугленным, но сгоревшим и растаявшим.
Себастьян лежал в нескольких футах от нее, на спине. В его груди чернела дыра. Он повернул голову к ней, его лицо напряглось и побелело от боли и ее сердце сжалось.
Его глаза были зелеными.
Ее ноги подкосились. Она рухнула на колени рядом с ним.
– Ты, – прошептал он, а она в ужасе уставилась на него, не в силах отвести взгляд от того, что она сделала.
Его лицо было совершенно белым, будто бумага, натянутая на кости. Она не решалась смотреть вниз, на его грудь, где уже не было его куртки – она могла видеть черное пятно на его рубашке, будто от кислоты.
– Ты вставила… Небесный огонь… в лезвие меча… – сказал он. – Хитро сделано.
– Это была руна, вот и все, – сказал она, наклонившись над ним, а ее глаза искали его глаза. Он выглядел совершенно иначе, не только его глаза, но и весь его облик, его лицо, линия его подбородка стала мягче, на рту уже не было той жестокой ухмылки. – Себастьян…
– Нет. Я не он. Я Джонатан, – прошептал он. – Я Джонатан.
– К Себастьяну! – это была Аматис, которая стояла вместе с Очерненными позади. На ее лице была видна печаль и гнев. – Убейте девушку!
Джонатан попытался сесть.
– Нет, – хрипло закричал он. – Вернитесь!
Темные Сумеречные охотники, которые двинулись вперед, замерли в растерянности. Пролезая между ними пришла Джослин; она толкнула Аматис не смотря на неё и кинулась вверх по ступенькам веранды.
Она пришла к Себастьян – Джонатан, – а потом замерла, стоя над ним, глядя на него с изумлением, смешанным с ужасом. «Мама?» Сказал Джонатан. Он смотрел и никак не мог сфокусировать свой взгляд на ней. Он начал кашлять. Кровь потекла из его рта. Его дыхание с хрипом вырывалось из легких.
– Иногда я мечтала о мальчике с зелеными глазами, о мальчике, который никогда не был отравлен кровью демона, о мальчике, который мог смеяться и и любить, быть человеком, о мальчике, который мог плакать, но этого мальчика никогда не существовало.
Лицо Джоселин застыло, будто она заставляла себя что‑то сделать. Она опустилась на колени возле головы Джонатана и положила ее к себе на колени. Клэри посмотрела – она не думала, что когда‑либо могла такое сделать.
Смогла заставить себя дотронуться до него таким образом. Её мать всегда винила себя за существование Джонатана. в её выражении было что‑то решительное, что говорило о том, что она увидела его в этом мире и теперь будет видеть всегда.
В тот момент, пока она поддерживала его, дыхание Джонатана ослабилось. У него на губах была кровавая пена.
– Мне так… – его глаза проследили за Клэри. – Я знаю, что сейчас я не смогу ничего сделать или сказать, чтобы ты позволила мне умереть хотя бы с какой‑то частью благодарности, – сказал он. – И я не буду винить тебя, если ты перережешь мне горло. Но я…
… Я сожалею. Мне… жаль.
Клэри была безмолвна. Да и что она могла сказать? Все в порядке? Но это не так. Ничего из того, что она сделала не было в порядке, не для нее. Есть поступки, что ты не можешь простить.
И все же это не он сделал все это, не совсем он. Этот человек, этот мальчик, которого держала ее мать, будто он был ее покаяниям, не был Себастьяном, который пытал, убивал и разрушал.
Она вспомнила, что Люк сказал ей, что чувствовалось, будто это происходило годы назад: Аматис, которая прислуживает Себастьяну, больше не моя сестра, как и Джейс, который служил Себастьяну, не был парнем, которого ты любила. Она больше не моя сестра, так же как и Себастьян не является сыном твоей матери, которого она должна была иметь.
– Не надо, – сказал он с полузакрывшими глазами. – Я вижу, что ты пытаешься разгадать эту загадку, сестра. Будто я должен быть прощен тем же путем, как Люк должен простить его сестру, хотя Чаша Смерти превратила ее сейчас. Однажды, она была его сестрой. Однажды, на была человеком. Я… – он кашлял, больше крови появлялось на его губах.
– Меня никогда не существовало. Небесный огонь сжег все то, что было злом. Джейс выжил после удара Глориусом, потому что он был хорошим. В нем было достаточно этого, чтобы он выжил. Но я родился искаженным. Во мне не осталось ничего, чтобы я мог выжить. Вы видите призрак человека, которым я мог бы быть, вот и все.
Джослин плакала, слезы струились по её лицу, а сама она сидела неподвижно. Её спина была прямой.
– Я должен сказать тебе, – прошептал он. – Когда я умру, Очерченные бросятся на вас. Я не смогу их удержать, – его взгляд метнулся к Клэри. – Где Джейс?
– Я здесь, – сказал Джейс. И он был уже тут, на помосте, его лицо выражало тяжесть, недоумение и грусть. Она знала, как трудно было ему ей подыграть, позволить Себастьяну думать, что она ему принадлежит, позволить Клэри рисковать собой, наконец.
И она знала, как это было для него, для Джейса, кто так сильно хотел мести, видеть Джонатана и понимать, что часть Себастьяна, которая там была – которая должна была быть там – исчезла. Здесь был абсолютно другой человек, кто‑то совершенно другой, кому никогда не предоставлялся шанс жить, и теперь никогда не предоставится.
– Возьми мой меч, – сказал Джонатан, его дыхание стало прерывистым, указывая Фаесфорос, который выпал в нескольких метрах от него. – Рассеки‑рассеки его и открой.
– Расколи и открой? – сказала в замешательстве Джослин, но Джейс уже двигался, чтобы захватить Геосфорос, который лежал ниже помоста. Он пересек комнату, мимо ютившихся Очерченных, мимо кольца рун, к месту, где лежал мертвый демон Бегемот в своем ихоре.
– Что он делает? – спросила Клэри, когда Джейс поднял свой меч и сделал чистый разрез по телу демона, что казалось очевидным. – Откуда он узнал…
– Он знает меня, – выдохнул Джонатан. Волна плохо пахнущих кишок демона вылилась на пол – выражение лица Джейса сначала выражало отвращение, потом удивление, а затем понимание. Он нагнулся и голой рукой поднял что‑то шероховатое, блестящее с ихора – он поднял ее и Клэри поняла, что это была Чаша Смерти.
Она посмотрела на Джонатана. Его глаза закатились, а его тело вздрагивало.
– С…Скажи ему, – с заиканием сказал он. – Скажи ему, чтобы он бросил ее в кольцо рун.
Клэри подняла голову.
– Брось его в круг! – крикнула она Джейсу, и Аматис развернулась.
– Нет! – закричала она. – Если Чаша разрушится, то мы все умрем! – она повернулась к помосту. – Господин Себастьян! Не дайте вашей армии быть разрушенной! Мы были верны!
Джейс посмотрел на Люка. Люк смотрел на сестру с выражением окончательной печали, печали такой глубокой, как смерть. Люк потерял свою сестру навечно а Клэри только что получила своего брата, брата, который исчез с ее жизни и это все еще была смерть, только с двух сторон.
Джонатан, наполовину опиравшийся на плечо Джослин, посмотрел на Аматис; его зеленые глаза походили на огни.
– Я сожалею, – сказал он, – Я не должен был создавать тебя.
И он отвернулся.
Люк кивнул, один раз, Джейсу и Джейс вкинул Чашу так сильно, как только мог, в кольцо рун. Она ударилась о землю и разлетелась на части.
Аматис ахнула, и приложила руку к груди. На мгновение‑только на мгновение‑она смотрела на Люка с выражением признания в глазах: выражение признания, может даже любви.
– Аматис, – прошептал он.
Ее тело упало на землю. Другие Омраченные попадали один за другим, там, где они и стояли, пока комната не заполнилась трупами.
Люк отвернулся, слишком много боли было в его глазах для Клэри, чтобы та могла смотреть на него. Она услышала крик – далекий и суровый – и подумала на мгновение, был ли это Люк, испуганный видом стольких мертвых падших Нефилимов, но крик рос и рос и превратился в высокий визг, что заставил стекло дрожать, а пыль за окном крутиться, за окном, которое выходило на Эдом. Небо стало красного цвета, как кровь, а вопль продолжался, выцветая, задыхаясь скорбя, будто вся Вселенная плакала.
– Лилит, – прошептал Джонатан. – Она плачет из‑за ее мертвых детей, детей порожденных ее кровью. Она плачет по ним и по мне.
Эмма высвободила Кортану из тела мертвого воина фей, не обращая внимания на кровь, запятнавшую руки. Ее единственной мыслью было добраться до Джулиана‑она видела страшное выражением на его лице, как он скользнул на землю, и если Джулиан был сломлен, то весь мир был сломлен, и ничто нельзя было исправить.
Толпа окружила её; она едва видела их, проталкиваясь руками по направлению к Блэкторнам. Дрю прижалась к колонне рядом с Джулсом, свернувшись клубком, защищая Тавви; Ливия все еще держала Тая за запястье, но теперь она уже смотрела мимо него, открыв рот.
И Джулс‑Джулс все еще прислонялся к колонне, но он начал поднимать голову, и Эмма поняла, что он пристально смотрел, она повернулась, чтобы увидеть, на что он смотрит.
Все Очерненные вокруг комнаты начали падать. Они падали, как сверженные шахматные фигуры, тихо и беззвучно. Они падали блокированные в бою с Нефилимами, а их братья фэйри уставились на то, как один за другим Очерненные воины падали на пол.
Резкий крик победы вырвался с горла нескольких Сумеречных Охотников, но Эмма едва слышала их. Она бросилась к Джулиану и опустилась на колени рядом с ним – он посмотрел на нее, его голубо‑зеленые глаза были несчастными.
– Эм… – хрипло сказал он. – Я думал, что фэйри собирались убить тебя. Я думал…
– Я в порядке, – прошептала она. – А ты?
Он покачал головой.
– Я убил его. Я убил своего отца.
– Это был не твой отец. Ее горло было слишком сухим чтобы говорить больше; вместо этого она протянула руку и начала рисовать на его руке. Не слово, но знак: руну храбрости, и после нее, одностороннее сердце.
Он покачал головой, как бы пытаясь сказать нет – нет, я не заслуживаю этого, но она нарисовала ее снова, а затем наклонилась к нему, даже при том, что он был в крови, как и она, и положила голову ему на плече.
Фэйри вбежали в Зал, отказавшись от своего оружия, когда они пришли. Все больше и больше Нефилимов начали прибывать в Зал с площади снаружи. Эмма увидела, как Хелена направилась к ним, Алина была позади нее, и впервые, с тех пор, как они покинули дом Пэнхоллоу, Эмма позволила себе подумать, что они могут выжить.
– Они мертвы‑ сказала Клэри, оглядывая комнату в удивлении на остатки армии Себастьяна. – Они все мертвы.
Джонатан начал смеяться, наполовину задыхаясь.
– Хотя бы что‑то хорошее я смог сделать, не смотря на мою природу, – пробормотал он и Клэри узнала цитату, которую она слышала на уроках английского. Король Лир. Самая трагическая из всех трагедий. Темные ушли.
Клэри склонилась над ним, в её голосе слышалась настойчивость.
– Джонатан, – сказала она, – Пожалуйста. Расскажи нам, как открыть границу. Как вернуться домой. Должен быть какой‑то способ.
– Здесь… здесь больше нет выхода, – прошептал Джонатан. – Я разрушил ворота. Путь к Благому Двору закрыт. Все пути. Выйти невозможно. – Его грудь тяжело вздымалась. – Простите.
Клэри ничего не сказала. Она могла ощутить только горечь во рту. Она рисковала собой, спасла мир, но всех, кого она любит, умрут. На мгновенье её сердце наполнилось ненавистью.
– Хорошо, сказал Джонатан, не сводя глаз с ее лица. – Возненавидь меня. Радуйся, когда я умру. Последнее, что я хотел бы сейчас – это принести вам больше горя.
Клэри посмотрела на мать; Джоселин была тихой и выпрямилась, ее слезы падали в безмолвии. Клэри глубоко вздохнула. Она вспомнила, площадь в Париже, как она наблюдала за Себастьяном через небольшой стол, и как он говорил: – Как вы думаете, вы можете простить меня? Я имею в виду, как вы думаете, прощение возможно для кого‑то вроде меня? Что бы произошло, если бы Валентина забрал вас вместе со мной? Вы бы любил меня?
– Я не ненавижу тебя, – в итоге сказала она. – Я ненавижу Себастьяна. А тебя я не знаю.
Глаза Джонатана затрепетали и закрылись.
– Однажды, я мечтал о зеленой лужайке, – прошептал он. – Усадьба и маленькая девочка с рыжими волосами, подготовка к свадьбе. Если есть и другие миры, то, возможно, хотя бы в одном из них, я был бы хорошим братом и хорошим сыном.
Возможно, Клэри подумала, и жутко захотела этот мир на мгновение, для ее матери, и для себя. Она понимала, что Люк стоял на помосте, наблюдая за ними; понимала, что у него на лице были слезы. Джейс, Лайтвуды и Магнус стояли подальше, рука Алека была в руке Изабель. Вокруг них лежали мертвые тела Очерненных воинов.
– Я не думала что ты можешь видеть сны, – сказала она, сделав глубокий вдох, – Валентин наполнил твои вены ядом и затем научил ненавидеть, у тебя никогда не было выбора. Но меч выжег все. Возможно, это то, кем ты являешься на самом деле.
Он сделал невозможный и неровный вдох.
– Это слишком красивая ложь чтобы поверить, – сказал Джонатан и, невероятно, тень улыбки, мучительной и милой, прошлась по его лицу. – Огонь Глориуса сжег демоническую кровь.
Всю мою жизнь это сжигало мои вены и терзало сердце, свинцовой тяжестью тянуло вниз‑ всю жизнь, и я никогда не знал. Не знал ничего другого. Я никогда не чувствовал себя так… легко, – сказал он мягко, и затем он улыбнулся, и закрыл глаза, и умер.
Клэри медленно поднялась. И посмотрела вниз. Ее мать стояла на коленях, поддерживая тело Себастьяна.
– Мам, – прошептала Клэри, но Джослин не подняла глаз. Спустя некоторое время кто‑то коснулся Клэри: это был Люк. Он сжал ее руку, а затем встал на колени пред Джослин, положив руки ей на плечи.
Клэри обернулась – она больше не могла этого выносить. Она чувствовала сокрушительный вес печали. Она слышала голос Джонатана в своей голове, когда спускалась по лестнице: Я никогда не чувствовал себя так легко.