Нам не обязательно становиться одним из ранних апостолов, чтобы “увидеть” глазами то, что увидели они. Через Слово Святой Дух все это оживотворяет для нас сегодня (см. Гал.3:1). Наши отчужденные сердца подобным образом также примирены с Богом через веру, и это означает, что мы в то же время примирены с Божьим законом, ибо наша естественная “вражда против Бога” состоит в том, чтобы “ не покоряться закону Божию” (Рим.8:7). И поскольку “любовь есть исполнение закона” (Рим.13:10), “вера, действующая любовью” (Гал.5:6), немедленно производит послушание всем заповедям Божьим, включая широко забытую заповедь о Субботе.
Будьте уверены, что во времена апостолов та же чувственность, материализм, любовь к деньгам и роскоши, жизнь для самого себя были такими же мощными соблазнами, как и сегодня! Нашу жалкую борьбу по преодолению
этих искушений они сочли бы нонсенсом. То, что они знали — это то, что вера действует подобно взрыву бомбы. Нам кажется, что так трудно следовать за Христом, принести себя в жертву; они бы посочувствовали нам в недостатке понимания. То, что они имели, было новозаветное оправдание верой, которое перевернуло мир с ног на голову и распяло мир для них (см. Гал.6:14).
Можете ли вы догадаться, почему сатана хотел бы избавиться от этой объемлющей любви? Исказить и запутать эту идею агапе было выше его усилий в ранней христианской эре, пока Христос не должен был печально сказать церкви в Эфесе (ранней церкви): “Но имею против тебя то, что ты оставил первую любовь [агапе] твою” (Откр.2:4). Многие отцы церкви утратили ее понимание до такой степени, что Плотин в третьем веке отверг идею, что “Бог есть агапе ”, и смело провозгласил греческую идею эгоцентрической любви, основанную на естественном бессмертии. Таким образом, отступничество от любви укоренилось до пятого века, когда Августин, отец средневекового романизма, соединил противоречащие друг другу Новый Завет и греческую идеи любви в то, что он назвал харитас, которая легла в основу средневековой католической доктрины.
Вопреки намерениям Августина, она произвела плачевную систему спасе-
ния посредством дел, достойных похвалы, поскольку была эгоцентрической по своей природе. Страшная трагедия пришла позднее. Протестантизм в целом унаследовал идеи Августина и увековечил внутри себя тот же принцип эгоцентризма. Таким образом, эта идея оправдания верой широко поддерживается реформаторами, содержа семена собственного окончательного разложения. Не стоит удивлять-
ся, что книга Откровение обращается к церкви в Сардисе (церковь Реформации) как к такой, которая “носит имя будто жива, но она мертва” (Откр.3:1).
Лютер, однако, в XVI веке отверг языческое понятие естественного бессмертия души и, следовательно, начал разрушать синтез Августина и восстанавливать агапе Нового Завета. Понимание Лютером библейской истины о природе человека позволяет ему время от времени иметь ясное представление об оправдании верой. Но Кальвин и другие реформаторы цеплялись за языческо-папскую доктрину, также как и коллеги Лютера и их последователи. Подобно как была искалечена их идея Божьей любви, легко увидеть, как была изувечена их идея веры. Они никогда не были в состоянии избежать этой привязанности к эгоцентричной вере и вернуться к великой идее Нового Завета.
Их обеспокоенность всегда была омрачена чувством незащищенности и страха. “Как я могу быть уверен, что смогу избежать мук ада? Как я могу быть уверен, что получу награду на небесах?” — это были неизбежные вопросы, преобладающие в их сознании. Это была не их вина; они были великими людьми. Они просто унаследовали ложное учение о природе человека. Их идеи оправдания верой всегда были окрашены озабоченностью о себе и ужасным страхом вечных мучений и пыток; а под поверхностью скрывалась идея мстительного, злого бога, который вряд ли заслужил имя Отца. Апостол Иоанн видел, как “совершенная любовь [агапе] изгоняет страх” (1Ин.4:18), но они не могли по-настоящему понять этого; так как они были одержимы своей доктриной естественного бессмертия, они могли только трудиться над унижением достоинства их концепции жертвы Христа. Их эгоцентрический поиск безопасности был неизбежен. Они никогда не могли прорваться через туман, чтобы увидеть праведность по вере Нового Завета во всем ее величественном великолепии.
Многие кальвинисты были настолько запутаны, что они исказили Новый Завет и заставили его учить, что своевольный Бог предопределил одних ко спасению, независимо от их неверия, а других к погибели, независимо от их веры. Для всех практических целей этот “брэнд” кальвинизма низводит оправдание по вере к оправданию по своевольному предопределению. Такие разбитые водоемы тяжело назвать чистыми источниками живой воды! Это не ставит под сомнение искренность и преданность реформаторов прошлых веков. Лучшее, что можно сказать — это то, что они искренне, но неосознанно были сбиты с толку наследием языческо-папского заблуждения.