Уголовное право царской России разделило взяточничество на два вида: мздоимство и лихоимство. Взятка, данная за совершение действия, входящего в круг обязанностей должностного лица трактовалась как мздоимство. Взятка за совершение служебного проступка или преступления в сфере служебной деятельности трактовалась как лихоимство. Причем к мздоимству само государство и народ относились издавна довольно терпимо. Еще во времена Древней Руси для чиновников стал практиковаться византийский принцип – им не платили жалованья, но позволяли кормиться за счет подношений народа.
Самой «хлебной» должностью в России XVI-XVII веков была должность воеводы. Чтобы не допускать чрезмерного обогащения воевод, царь даже ограничил период их полномочий двумя годами. А чтобы они за эти два года не превратились в «олигархов», их имущество проверялось на царских заставах, когда воеводы возвращались через два года с места службы. Воеводские возы и подводы обыскивались без всякого стеснения, и ежели возникало впечатление, что они везут слишком много добра, то излишки безжалостно реквизировались в пользу казны.
Верховная власть, не создав четкого механизма вознаграждения труда чиновников, переложила груз обеспечения воевод и подьячих на посадских и уездных людей. И тем самым положила начало безудержной российской коррупции и бесконечной цепи взаимных обид и жалоб. Народ невзлюбил чиновников, чиновники – народ. Бывало, что пока в земской избе один подьячий писал под диктовку старосты челобитную на ненасытность воеводы, в то же самое время в съезжей избе другой подьячий писал под диктовку воеводы жалобу на старосту.
Постепенно, с формированием и укреплением государственного аппарата в России стала укрепляться бюрократия – особая каста чиновников, получавших жалование из казны. Она впитала в себя традиции прошлых поколений чиновников, а потому относилась к «кормлениям», как к своему священному наследственному праву, даже несмотря на жалование. В порядке вещей считалась материальная благодарность чиновникам за оформление документов или какую-либо другую их работу. Обычным делом были и подарки им к именинам и праздникам. Понятно, что грань между разрешенной «почестью» и запрещенным «посулом» была весьма зыбкой, что способствовало злоупотреблениям со стороны чиновников.
Великий реформатор Петр I, казалось, умел добиваться, всего, что задумает. Он прорубил «окно в Европу», построил флот, побил доселе непобедимых шведов, поднял на небывалый уровень промышленность, возвел среди болот Северную Пальмиру и, наконец, европеизировал страну, заставив народ не только одеваться, но и мыслить по-новому. И только коррупцию ему одолеть не удалось.
Чего только Петр I не делал для искоренения этой язвы. И показывал подданным пример собственным поведением. Будучи самодержавным властителем огромной империи, он повелел назначить себе офицерское жалование, на которое и жил, порой испытывая серьезные финансовые затруднения. Когда, вследствие повторной женитьбы, жалования стало хронически не хватать на жизнь, полковник Петр Алексеевич Романов попросил Александра Меншикова, имевшего в ту пору высшее воинское звание Генералиссимуса, ходатайствовать перед Сенатом о присвоении ему, царю, звания генерала, которому полагалось более высокое жалование.
Государь-реформатор хотел, чтобы и чиновники брали пример со своего царя – честно жили на одну зарплату. А потому в 1715 повелел платить им жалование из казны.
Но даже царскому другу Меншикову, не говоря уже о всех прочих подданных, пример государя был не указ. Бояре, дворяне, купцы и чиновники воровали и «брали на лапу» просто бессовестно. Разгул мздоимства не мог укрыться от ока Петра, и он от воспитательных мер переходил к более действенным – к наказаниям. Особо злостных казнокрадов показательно казнили. В 1721 году за взятки под самыми окнами юстиц-коллегии на Васильевском острове повесили сибирского губернатора князя Гагарина. А потом образцово-показательно его несколько раз перевешивали в разных местах Петербурга. Был примерно наказан и еще ряд высокопоставленных чиновников. Например, знаменитый фискал Нестеров, раскрывший столько чужих злоупотреблений, сам попался на мздоимстве и был казнен.
Для борьбы с казнокрадством на местах Петр I отряжал в волости своих комиссаров, но подчас и сами царские уполномоченные оказывались нечисты на руку. Особо приближенных персон Петр I за злоупотребления суду не придавал, но безжалостно самолично отхаживал их палкой. Особенно доставалось царскому любимцу Меншикову. Сначала государь пытался вразумить его словами. В 1711 году Петру I доложили, что Меншиков в Польше занимается злоупотреблениями и он отписал ему: «Зело прошу, чтобы вы такими малыми прибытками не потеряли своей славы и кредита». Меншиков сделал выводы. И не стал более «мараться» мелкими прибытками, а стал брать по-крупному. Состояние бывшего безродного бедного сержанта Преображенского полка стало одним из больших в стране. Он владел многомиллионными вкладами в зарубежных банках, только драгоценностей у него было на полтора миллиона рублей. Настоящим памятником его воровства стал дворец Александра Даниловича в Петербурге. Покидая столицу, царь Петр поручил Меншикову, как градоначальнику, контролировать строительство здания 12-ти коллегий. А чтобы, тот исправнее выполнил поручение, посулил ему подарить в личное пользование всю землю, что останется свободной на набережной Невы после постройки. Приехавший на место, выделенное под застройку, градоначальник Меншиков вскоре понял, что щедрый царский подарок – фикция, свободного места не оставалось. И тогда он, с присущей ему смекалкой, сообразил, как и поручение выполнить, и себя не обидеть. Александр Данилович развернул чертеж, отчего длинное здание оказалось к Неве торцом. Так и начал строительство. Когда вернувшийся Петр увидел, как заложен фундамент, он в бешенстве поволок Меншикова вдоль будущего фасада и молотил его дубинкой у каждой коллегии. Но царское слово свое сдержал и землю «Алексашке» подарил.
Один из самых «громких» коррупционных скандалов в петровскую эпоху был связан с казнокрадством при подрядах в армию. В нем оказались замешаны именитые государственные вельможи: Александр Меншиков, граф Апраксин, канцлер граф Головкин, петербургский вице-губернатор Яков Корсаков, сенатор князь Григорий Волконский и сенатор Опухтин. По результатам расследования на Меншикова был наложен денежный начет в сумме 145 тысяч рублей, но штраф им так и не был внесен в казну.
Петр I пытался выстроить в государстве систему борьбы с коррупцией. Сообщениями «о похищении казны» первоначально занималась тайная канцелярия. И работала она на совесть. Историк Карамзин писал так: «Тайная канцелярия день и ночь работала в Преображенском: пытки и казни служили средством нашего преобразования государственного». Но видимо со времен дел по казнокрадству стало так много, что их передали из тайной канцелярии в общую юстицию. Не пытки, ни казни, ни общественный позор не останавливали взяточников.
Порой складывается впечатление, что царь Петр в одиночку вел бой с коррупцией и что он чуть ли не единственный, кто жил исключительно на государственное жалование. Остальные дворяне и чиновники к проблеме мздоимства относились гораздо терпимее. В этом плане весьма показательна одна известная история:
Как-то в конце жизни Петр I, выведенный из себя повальным воровством государевых людей и отчаявшийся их перевоспитать, пригрозил в Сенате вешать всякого чиновника, укравшего настолько, сколько нужно на покупку веревки. Однако главный блюститель закона генерал-прокурор Ягужинский остудил тогда праведный гнев царя знаменитой фразой: «Разве ваше величество хотите царствовать один, без слуг и без подданных. Мы все воруем, только один больше и приметнее другого».
Взошедшая на трон дочь Петра I Елизавета не пеклась столь рьяно, как ее батюшка, об искоренении коррупции. А потому вернула страну к прежним порядкам. Была отменена выплата жалования чиновникам, но при этом и отменена смертная казнь за взяточничество. В результате «кормление от дел» опять стало для честных чиновников единственным способом не умереть с голоду, а нечестные чиновники вовсе перестали бояться чего-либо. Хищения, мздоимство и лихоимство царили повсеместно. И царице оставалось лишь констатировать этот факт: «Ненасытная жажда корысти дошла до того, что некоторые места, учреждаемые для правосудия, сделались торжищем, лихоимство и пристрастие — предводительством судей, а потворство и опущение — одобрением беззаконникам». Сенат пытался было что-то предпринять для ограничения разгула коррупции, но эффективность его мер была мала. Например, он постановил менять воевод каждые пять лет, но фактически это решение осталось только на бумаге.
Екатерина II оказалась гораздо более верной заветам Петра I. Едва взойдя на престол, она дала понять своему народу, что не намерена потакать взяточникам, а чиновникам – что их проделки не укроются от ее ока.
Узнав, что в Новгородской губернии необходимо дать взятку для того, чтобы быть допущенным к присяге ей, новой императрице, она пришла в возмущение. Мало того, что присяга была делом обязательным, так еще и уклонение от нее преследовалось по закону.
Смертную казнь лихоимцам императрица вводить не стала, а вот выплату жалованья чиновникам возродила. И содержание им установила вполне приличное, позволяющее жить вполне достойно. В 1763 году годовой оклад служащего средней руки составлял: 100-150 рублей в центральных и высших учреждениях, 60 рублей - в губернских и 30 рублей - в уездных. Для определения покупательной способности этих денег, можно сказать, что пуд зерна в то время стоил 10-15 копеек.
Однако, при всей своей мудрости Екатерина II не нашла рецепта как разрешить проблему хищений и взяточничества государственных чиновников в России, которая порой приводила к весьма серьезным последствиям.
Екатерина II реально оценивала, что многие ее чиновники живут не на одну зарплату. А потому снова и снова пыталась их усовестить и перевоспитать.
После смерти Екатерины ситуация со взятками стала еще более отчаянной. Дело в том, что чиновникам зарплату выдавали ассигнациями. И если в екатерининские времена бумажные деньги несильно отличались по покупательной способности от звонкой монеты, то в начале XIX века ассигнации начали обесцениваться. Прожить на чиновничье жалованье становилось все труднее.
Фактически взятки превратились в механизм государственного управления. Известно, например, что помещики всех губерний Правобережной Украины ежегодно собирали для полицейских чинов крупную сумму. И не было случая, чтобы ее не приняли. Кстати, киевский губернатор И. И. Фундуклей, знаменитый своим богатством и неподкупностью (хотя сам брал подношения), искоренять эту традицию не считал нужным, логично полагая, что если помещики не будут выделять средства на содержание чиновников полиции, "то средства эти они получат от воров".
Но наиболее серьезные суммы чиновникам выплачивали так называемые откупщики, желавшие получить эксклюзивные права на ведение той или иной деятельности. По воспоминаниям чиновника М. А. Дмитриева, служившего в Симбирской губернии в 30-е годы XIX века, один из откупщиков ежегодно платил губернатору 10 000 рублей, а прокурору, "как человеку слабому и безгласному" 3000.
В 1830 году в Санкт-Петербурге вышла книга Эраста Павловича Перцова "Искусство брать взятки. Рукопись, найденная в бумагах умершего титулярного советника". В этом сатирическом исследовании содержится подробная классификация взяток (подарки, сюрпризы, обеды, вещи, словно нечаянно забытые, и, конечно, деньги, "предпочтительно ассигнации, потому что они переходят из рук в руки без стука и шума") и немало полезных советов взяткополучателям ("Возьмите от того, кто дает больше, а прочих с шумом и гневом проводите за дверь").
Не так давно в Историческом музее нашли не сатирические, а вполне серьезные отчеты о том, кому и сколько давали управляющие имениями князей Голицыных. Эти ведомости составлялись на протяжении более 50 лет и озаглавливались, например: "Ведомость (...) какое количество с мая 1814 по май же 1815 года губернского города Перми и уездов оного господам присутствующим и прочим чиновникам для снискания благосклонности по делам ваших сиятельств выдано наличными деньгами, хлебными припасами, провизией и прочим..." Правда, в середине века управляющие уже пытались выдать взятки за акты благотворительности, поэтому их отчеты стали называться "ведомостями о расходах в пособие господам чиновникам", "ведомостями о презентах чиновникам", но суть дела от этого не меняется. В самих же ведомостях перечислены фамилии чиновников и указано, сколько денег, муки, сена, овса и других припасов то или иное должностное лицо получило в течение года. Иногда с упоминанием оказанной чиновником услуги. Например, "за расположение при разыскании межи", "за полезное решение по нашей апелляционной жалобе", "за полезное составление справки". При этом суммы, которые тратились на подкуп мелких чиновников, были сравнительно невелики и в редких случаях превышали 150 рублей в год.
Если же дела решались в столице, то суммы взяток были уже совсем другими. Так, например, тяжба о спорном селе, которую Голицыны вели в 1830 году, стоила им 6000 рублей. Ведомость подробно перечисляет, кому и сколько пришлось дать: "Обер-секретарю - 3000 рублей, секретарю - 2000 рублей... регистратору также за услуги по сему делу - 200 рублей, и на угощение последних троих употреблено в разное время 75 рублей..." Отдельная сумма была уплачена за копирование конфиденциальных документов противников по делу.
Указы Александра I 1809 и 1811 гг. оставляли в силе законодательные акты Петра I и Екатерины II. Тем не менее рост должностных преступлений в империи показывал, что реформирование законодательства необходимо. Взяточничество и лихоимство прочно обосновались не только в центре, но и в губерниях и в судебной системе. К концу первой четверти XIX в. у высших государственных сановников не существовало разномыслия по поводу того, что необходимо в кратчайшие сроки выявить причины и найти ближайшие способы к искоренению должностных преступлений, и в особенности лихоимства.
Решение этой сложной и многогранной задачи было возложено Николаем I на особый Комитет, учрежденный императором в мае 1826 г. при Общем собрании Петербургских департаментов Сената. В том же году было создано Третье отделение Собственной Его Императорского Величества Канцелярии - для борьбы со злоупотреблениями должностных лиц и контроля за их деятельностью. В середине XIX в. в правительственных кругах наблюдалась непоследовательность в борьбе с должностной преступностью. Несмотря на общее негативное отношение к взяточничеству, к отдельным лихоимцам Правительство было снисходительно.
Важным этапом на пути совершенствования законодательства об ответственности за взяточничество и лихоимство было издание Свода законов (1832 г., 1842 г., 1857 г.), в котором этим деяниям была посвящена глава 6 раздела 5. Статья 336 содержала перечень видов лихоимства. Таковых было три: - незаконные поборы под видом государственных податей; - вымогательство вещами, деньгами или припасами; - взятки с просителей по делам исполнительным и судебным. Таким образом, Свод законов трактовал взяточничество как составную часть лихоимства. Под взятками здесь понимались всякого рода подарки, которые делались чиновникам для ослабления силы закона.
С 1845 г. основным законодательным актом, регулировавшим ответственность чиновников за мздоимство и лихоимство, стало Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. Однако при этом законодательное определение этих понятий отсутствовало. Если действие, за которое получен дар, не составляло нарушения обязанностей службы, то получение вознаграждения являлось мздоимством, если же обязанности службы были нарушены - лихоимством. По Уложению чиновник, уличенный в мздоимстве, подвергался либо только денежному взысканию, либо денежному взысканию, сопряженному с отрешением от должности. За лихоимство законодатель установил более суровые санкции, чем за мздоимство, вплоть до отдачи в исправительные арестантские отделения. Высшей степенью лихоимства законодателем было названо вымогательство (ст. 377 Уложения). Виновный в вымогательстве подвергался либо отдаче в исправительные арестантские отделения с лишением всех особенных прав и преимуществ, либо лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных, прав и преимуществ и отдаче в исправительные арестантские отделения на срок от 5 до 6 лет. При наличии отягчающих вину обстоятельств виновный приговаривался к лишению всех прав состояния и ссылке на каторжные работы на срок от 6 до 8 лет.
Важным фактором борьбы с воровством на государственной службе стала созданная в правление Александра II система публикации имущественного положения чиновников империи. Периодически - как правило, раз в год - выходили книги, которые так и назывались: "Список гражданским чинам такого-то ведомства". В этих книгах, доступных для широкой публики, были приведены сведения о службе чиновника, его наградах, поощрениях и, что не менее важно, - взысканиях, а также о размере получаемого им жалования и наличии имущества. Причем имущество указывалось не только личное, но и "состоящее за женой", как наследственное, так и приобретенное. Имея на руках такой "Список", каждый мог сравнить декларируемое положение чиновника и реальное. Все три редакции (1845 г., 1866 г. и затем 1885 г.) Уложения о наказаниях уголовных и исправительных оговаривали возможность получения взятки должностным лицом и через других, в т. ч. жену, детей, родственников, знакомых; признавали преступление оконченным, "когда деньги или вещи были еще не отданы, а только обещаны ему, по изъявленному им на то желанию или согласию"; предусматривали некоторые завуалированные способы получения взятки - "под предлогом проигрыша, продажи, мены или другой какой-либо мнимо законной и благовидной сделки". Чиновникам запрещались всякие сделки с лицами, вступающими в подряды и поставки по тому ведомству, где они служат, потому что предполагалось, что эта сделка или договор только прикрывает собой взятку, данную для того, чтобы чиновник незаконно благоприятствовал подрядчику при сдаче вещей или работ в ущерб казне. За совершение таких сделок обе стороны подвергались взысканию, равному цене заключенной сделки, а чиновник к тому же исключался из службы (ст. 485 и др. отделения VI главы XI Уложения о наказаниях).
Царское Правительство быстро отреагировало на всплеск коррупции в самом начале Русско-японской войны и ужесточило отношение к ней; предпринимались все новые попытки к пресечению мздоимства и лихоимства. Об этом свидетельствует, в частности, и тот факт, что на лиц, их совершивших, не были распространены милости (амнистия), даруемые Всемилостивейшим Манифестом от 11 августа 1904 г. В частности, им не могли быть уменьшены назначенные судом сроки заключения на две трети (как многим другим осужденным по уголовным статьям), они не могли быть освобождены от суда и наказания в случаях, если против них было возбуждено преследование, или последовало решение суда, или решение еще не приведено в исполнение до 11 августа 1904 г.
Закон от 31 января 1916 г. "О наказуемости лиходательства, об усилении наказаний за мздоимство и лихоимство, а также об установлении наказаний за промедление в исполнении договора или поручения Правительства о заготовлении средств нападения или защиты от неприятеля и о поставке предметов довольствия для действующих армии и флота", принятый в порядке чрезвычайного законодательства, существенно повышал наказание за мздоимство и лихоимство, в частности, в случаях, когда они были учинены по делам, касающимся снабжения армии и флота боевыми, продовольственными и иными припасами, пополнения личного состава и вообще обороны государства, а также железнодорожной службы. Эти же обстоятельства усиливали ответственность и за лиходательство, которое объявлялось безусловно наказуемым. Предусматривалась ответственность за лиходательство - подкуп за выполнение или невыполнение служебного действия без нарушения должностным лицом установленных законом обязанностей, а также за лиходательство-подкуп и лиходательство-вознаграждение за действие или бездействие должностного лица, связанные с злоупотреблением властью.
И даже близость к вершинам власти, и прошлые заслуги, и работа на немалых должностях в тайной полиции - все это до 1917 г. не давало гарантии от расследования, суда и тюрьмы.
Единственным случаем, когда попавший под следствие коррупционер был защищен из личных (по одной из версий) интересов царской семьи, было дело банкира Д. Л. Рубинштейна: он занимался финансовыми махинациями, пытаясь использовать свою близость к Г. Е. Распутину. Знакомство их длилось всего несколько месяцев, и в феврале или в марте 1916 г. Распутин запретил принимать Рубинштейна, после чего (10 июля 1916 г.) Рубинштейн был арестован по подозрению в пособничестве неприятелю и выслан в Псков. Его деятельность стала предметом расследования специально созданной для этого комиссии генерала Н. С. Батюшина. Рубинштейну инкриминировались: продажа русских процентных ценных бумаг, находившихся в Германии, через нейтральные страны во Францию; продажа акций общества "Якорь" германским предпринимателям; взимание высоких комиссионных за сделки по русским заказам, выполнявшимся за границей, и пр. - неизвестно, что из этих обвинений было доказано следствием. В сентябре 1916 г. Александра Федоровна настаивала на ссылке Рубинштейна в Сибирь; и только позднее императрица ходатайствовала перед супругом о смягчении участи Рубинштейна - ввиду его тяжелой болезни. По настоянию Александры Федоровны он освобожден 6 декабря 1916 г. По одной из версий, ее заступничество объяснялось тем, что через Рубинштейна она тайно передавала в Германию деньги своим обнищавшим немецким родственникам, которые были лишены Вильгельмом II с начала войны всех источников дохода. Версия передачи Александрой Федоровной денег немецким родственникам осталась недоказанной ни Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства, ни впоследствии большевиками.
Многочисленные обвинения в коррупции членов царского Правительства, функционировавшего накануне Февральской революции 1917 г., в дальнейшем не нашли никакого документального подтверждения, хотя Временное правительство приложило немало усилий для поиска доказательств, и именно этим занималась Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства. К лету 1917 г. члены комиссии констатировали, что не находят в действиях подследственных никакого состава преступления, а когда Муравьев пытался их заставить изменить свое мнение, некоторые из них, в частности Руднев, подали в отставку. Летом 1917 г. Керенский был вынужден признать, что в действиях "Николая II и его супруги не нашлось состава преступления". То же самое Керенский подтвердил английскому послу Бьюкенену. Не смогла ЧСК предъявить обвинений в коррупции и бывшим царским министрам, главноуправляющим и прочим высшим должностным лицам как гражданского, так и военного и морского ведомств. Итоговые данные по росту главного рассадника коррупции - чиновничества - в Российской империи таковы: на 1000 жителей страны чиновников было: в конце XVII в. - 0,39; XVIII - 0,57; в 1857 г. - 2; в 1880 - 1,4; в 1897 - 1,24; в 1913 - 1,63.
Список использованной литературы: