Пятна на солнце, радиозонды и переменная облачность.
Долгие месяцы готовились к эксперименту, прошли во имя него полмира,недели и дни считали, а час настал - и вроде бы ничего не изменилось. Поначалуя был даже разочарован: "крупнейший в истории", "не имеющий себе равных","международный" и так далее Тропический эксперимент - а все осталось таким жебудничным, разве что работы научному составу порядком прибавилось. - А чего ты ждал? - удивился Вилли. - Сенсационных открытий, "зврик",потока поздравлений и вручения тут же, в море, Нобелевских премий? Ничегоподобного не произойдет. - То есть произойдет, но потом, - уточнил Генрих Булдовский. Мы сейчасдобываем только руду, зато в огромном количестве. Вот вернемся домой,пропустим ее через фильтр научного анализа и электронно-вычислительныемашины, и тогда... - И тогда будем проворачивать дырочки в лацканах пиджаков! -оптимистически закончил Петя и щелкнул каблуками босоножек: - Разрешитепредставиться, Пушистов, лауреат премии имени Воробышкина! - Накаркал... - с тихим ужасом упрекнул Вилли. - Он идет, спасайся, ктоможет! Степенней походкой выдающегося ученого приближался Воробышкин.Интеллигентный и мягкий Вилли боялся его до паники. Мы, люди погрубее, могли всамый разгар очередного монолога повернуться и уйти, а Вилли обреченнооставался, испытывая адовы муки человека, вынужденного слушать невероятнуючушь. Вчера с подозрением на аппендицит уложили в лазарет судового плотникаГригория Андреевича Старченко; случай за последние два месяца был третий, ибуйное воображение Воробышкина тут же породило глубоко научную теорию, каковуюон битый час развивал перед загнанным в угол Вилли. Теория была неподражаемо оригинальна и формулировалась с афористичнойпростотой: по мере приближения солнечных пятен к центру светила на суднеувеличивается число заболеваний аппендицитом. Ошеломленный такой очевидной зависимостью, Вилли возражал слабо инеубедительно: с одной стороны, конечно, логика несокрушимая, но с другой - немешало бы как-то и доказать, Воробышкин побежал фотографировать солнечныепятна. Но здесь произошла крайне досадная неприятность: направленный на Солнце"Зенит" совершенно неожиданно задымился и вспыхнул, Пока его владелец, далекийот науки человек, изо всех сил проклинал Воробышкина, тот бросился зааппаратом к Вилли. На этот раз Вилли был тверд, как камень, и на все аргументыи далее предложения о соавторстве отвечал лаконичным и холодным: "Нет". Такчто из-за сущего пустяка великое открытие не состоялось, что лишний разсвидетельствует о том, что в пауке нет мелочей. Между тем с каждым днем напряжение возрастало - Тропический экспериментнабирал пары. Раньше других это ощутила на себе радиорубка: на судно из эфираобрушилась такая лавина информации, запросов, требований и приказов, чторадисты едва успевали их принимать. Флагманом морской эскадры стал "ПрофессорЗубов", где находилась резиденция начальника советской части экспериментаМихаила Арамаисовича Петросянца и его заместителя Николая Ивановича Тябина. Отних, а также из штаб-квартиры в Дакаре мы получали целые рулоны радиограмм,только ответить на которые у Ткаченко не хватало рабочего дня, тем более чтополовина из них была на английском языке. Потом начали задыхаться аэрологи. Все участвующие в эксперименте судаодновременно перешли на восьмиразовое зондирование атмосферы: каждые три часав одну и ту же минуту аэрологи разбросанной на тысячи миль эскадры выпускалирадиозонды. Ребята из отряда Анатолия Битченко худели на глазах, в таком темпе они,кажется, еще никогда не работали. Сначала каждый зонд проверялся наспециальном устройстве - соответствует ли он своему "паспорту". Затемрезиновая оболочка заполнялась из баллонов гелием и превращалась в грушевиднойформы воздушный шар, к которому вместо гондолы прикреплялся радиозонд. Теперьзонд был полностью снаряжен и готов к полету. И вот, подхваченный воздушнымпотоком, он стремительно уносился ввысь, а на "Метеорите", мощной локационнойустановке, следили за полетом Борис Липавский, Саша Городовиков, РиммаСавватеева и их товарищи. Неудача! Оболочка лопнула, и зонд не достиг нужной высоты - начинай все сначала... И снова, подгоняемые упреками и приказами, аэрологи снаряжали очередного"воздушного скитальца", снова его выпускали. На этот раз порядок. Теперь нужнобыстро произвести первичную обработку, нанести данные на перфоленту и - бегомна ЭВМ! Раз - заработало запоминающее устройство, два - в сумасшедшей пляскезапрыгали в машине светлячки, три - пошла бумажная простыня со многими сотнямицифр. Снова бегом - в радиорубку, где неистовствуют радисты, от которых центрнастойчиво требует эти самые цифры, браня за уже пятиминутное опоздание. А едва кончился цикл - наступает время для нового. Пора выпускать, почемуне готовы? Не пообедали? Оболочки лопаются? Это не оправдание! Не-ме-длен-новыпускайте зонд! И так - восемь раз в сутки. Тысячи зондов летели над Атлантикой, пронизывая гущу атмосферытропической области; они, как разведчики, засылаемые во вражеские тылы,передавали по радио бесценные сведения - и погибали. Где-то на высотах тридцати с лишним километров гелий вырывался изоболочек, и зонды стремглав летели в океан... Аэрологам, пожалуй, было труднее всего, но метеорологи и гидрологи тоженесли круглосуточные вахты, да и весь остальной научный состав забыл, чтотакое покой, Однако даже на фоне этой всеобщей вулканической активностипоражала своим фанатизмом группа эстонских астрофизиков. Эстонцы привезли на судно совсем немного приборов, что-то около двухтонн, и очень сожалели, что пришлось ограничиться таким жалким минимумом. Весь рейс до начала эксперимента эти тонны приводились в порядок,размещались в разных помещениях и даже реконструировались руками великогомеханика Марта Тийслера. Но зато к первому дню дрейфа все оборудование былотак отлажено, что эстонцы могли целиком отдаться чистой науке. - Юло, - обратился я как-то к руководителю группы, - прошлой ночью явидел ваших ребят за работой, утром они носились от прибора к прибору, днемготовили перфоленты, вечером прокручивали их на ЭВМ. Когда вы, извините забестактность, спите? Или это не предусмотрено научной программой? - Откровенно говоря, не предусмотрено, - согласился Юло. Видите ли, мыподсчитали: для того чтобы выполнить программу, нам необходимо восемь человек,а имеются в наличии пятеро. Значит, на каждого падает примерно двойнаянагрузка - с учетом авралов и прочих работ по судну, не имеющих прямогоотношения к нашей программе. Но вы не подумайте, мы спим - по графику. Вот,смотри те: через двадцать минут встает Андрее и ложится спать на два часаХерберт, после него отдыхает Олави, которого заменит Март, - А вы? - А я сплю сейчас, - улыбнулся Юло и, не давая мне рассыпаться визвинениях, добавил: - Не беспокойтесь, я привык. Меня интриговало, что при таком сверхжестком режиме иные из этиходержимых тратили время на совершеннейшие пустяки. Так, Олави, а иногда Март счрезвычайно деловым видом прогуливались по палубе с фотоаппаратом, то и делощелкая затвором. Но потом я заметил в их действиях систему: фотографировалиони не сцены рыбалки и даже не товарищей по плаванию, а лишь облачное небо,причем каждые десять минут. - А мы вообще витаем в облаках, - отшутился Юло. - Ведь это так поэтично!Вот мы и слагаем коллективную поэму на основе, между прочим, и фотографий,которые делают Олави и Март. - А название придумали? - поинтересовался я. - Ну, примерно такое: "Радиационные поля атмосферы в тропиках в условияхпеременной облачности". Доходчиво? - Немножко длинновато, но эффектно. Читательский успех обеспечен. Атеперь расскажите подробности. Юло взглянул на часы, вычислил количество минут, которыми он можетпожертвовать, и, избегая сложных для аудитории терминов, прочиталнижеследующую короткую лекцию: - Как известно, наша планета - этотермодинамическая маши на, которая преобразует поступающую к ней от Солнцаэнергию. Как, например, паровоз, только размером побольше и устройством посложнее. Познать законы распространения солнечной энергии, или, иначе говоря,радиации - задача необъятная, но в человеческих силах ре шить ее по частям.Наша группа давно занимается облачностью - самым изменчивым состояниематмосферы. Значение облачности огромно, так как она - один из самых главныхфакторов регулирования климата на Земле. Мало облаков или нет их совсем -засуха, слишком много - проливные дожди. Проблема из проблем! До последнеговремени науку интересовало в основном два состояния атмосферы: либо яснаяпогода, либо сплошная облачность. К изучению же переменной облачноститеоретики только подходят. Это и есть наша тема. Но пока что мы проводилиисследования только на материке, совместно с Институтом физики атмосферы вМоскве и Украинским гидрометинститутом. А над морем, особенно в тропиках, гдеаккумулируется наибольшее количество радиации и атмосферные процессыисключительно мощны, исследования ведутся впервые. Пока все понятно? - Как дважды два, - кивнул я. - Очень большим, важным делом занимаетесь.Помню, был я однажды на футболе - и вдруг переменная облачность. Промок донитки. - Тогда пойдемте дальше, - рассеянно произнес Юло. - Гм... ладно... На чем мы остановились? - Промок до нитки, - напомнил я. - Пустяки, я выпил тогда горячего кофеи даже не кашлянул. - Это очень, очень удачно, - задумчиво сказал Юло. - Значит, переменныйфутбол... то есть облачность... Вскоре, однако, Юло восстановил нить повествования и продолжил: - Веськомплекс аппаратуры мы создали в своем институте и привезли с собой. При еепомощи мы измеряем потоки радиации, до ходящие до уровня моря, общийрадиационный баланс и яркость не ба в конкретном направлении. Олави и Март,как вы уже, наверное, догадались, фотографируют не птичек, а облака. Крометого, у нас есть специальный объектив, который дает возможность заснять весьнебосвод. Называется этот прибор довольно необычно - "Рыбий глаз". - Это уже было. - Где? - удивился Юло. - У Льва Кассиля, в "Кондуите и Швамбрании". Но не беспокойтесь, у него"Рыбий глаз" был не объектив, а директор гимназии. - Понятно, - терпеливо сказал Юло. - Так на чем мы остано... - На директоре гимназии. После революции его уволили за несоответствие сзанимаемой должностью. - Это очень интересно. - Юло взглянул на часы. - Вы расскажете о немпосле, хорошо?.. Вернемся к нашим облакам. Ввиду того, что облачный покровочень непостоянен во времени и пространстве, нам необходимо получить как можнобольше данных об изменении полей радиации. Это одна из важнейших составныхчастей нашей работы. И, пожалуй, самая трудоемкая: установленная на судне аппаратура извлекаетиз атмосферы столько данных, что по старинке обработать их было бы простоневозможно. Все они в ходе измерительного процесса записываются на перфолентуи просчитываются на ЭВМ. Этим занимается Херберт Нийлиск, кандидат физико-математических наук и наш лучший специалист по электронно-вычислительныммашинам. Но, конечно, подлинный анализ материалов, добытых в Тропическомэксперименте, начнется по возвращении, и я надеюсь, что эта работа принесетХерберту ученую степень доктора, а Андресу Кууску - кандидата наук. Чего, как говорится, и вам желаем.В перекурах
Вспомнил про одного провинциала, который поразился, увидев на улицахМосквы средь бела дня толпы людей: "Когда же они работают?" Так и у нас:непосвященному могло бы показаться, что на судне - вечный праздник; с утра довечера десятки людей загорают, играют в шахматы и волейбол, ловят рыбу. Несразу поймешь, что состав этих праздных гуляк все время меняется: отдыхаютсвободные от вахты. Мы грелись на солнышке - Василий Рещук, Валентин Лихачев и я. Операторычутко прислушивались. В Тропэксе принимают участие не только суда, но иавиация, над нами уже не раз, едва не цепляя корабль за мачты, проносилисьсамолеты, и поймать их в кадр стало для операторов делом профессиональнойчести. Но появлялись самолеты всегда неожиданно и на огромной скоростипролетали в ста метрах над водой. В международном авиаотряде, который базировался в Дакаре, были и два.наших "ИЛ-18". - Кажется, летит! - предупредил Вася. Мы замерли. Был слышен какой-тоотдаленный гул. - Пылесос в коридоре работает, - догадался Валентин. - Отбой! Мы лежали, обсуждая план действий; впервые у нас возникла общностьинтересов. Нужно нажать на все педали и во что бы то ни стало получитьразрешение полетать. - Заснять бы кусок Африки и океан с высоты ста метров! - размечталсяВалентин. - Редкая возможность, - сдержанно согласился Вася. - Грош нам цена, если не добьемся! - Опасный полет, наверное, - забросил я удочку. - Опасный? - фыркнул Валентин, - Ха! Помнишь вулкан, Вася? Этого я и добивался: Валентин буквально набит всякими интерес нымиисториями. - Мы с Васей снимали вулкан из Ключевской системы, - начал он. - Весь вдыму, из кратера валит пар, дышать нечем, да еще какая-то дрянь вылетает, вродекамней, а высота-около двух километров, по ка дошли - чуть концы не отдали.Дантов ад! А на дне этого ада, в кратере - озеро из чистой соляной кислоты!Ломаем голову, как бы по лучше все заснять и не угодить при этом впреисподнюю, а тут, как назло, вертится под ногами и дает ценные указанияприехавший из Москвы режиссер. Наконец, один из нашей группы догадался, сказал; "Икс Иксыч, здесь все-таки опасно, камнем зашибить может. Мы то что, а вычеловек очень нужный стране. Возвращайтесь!" Тот страшно обрадовался, носделал встревоженную мину; "А вы без меня справитесь?" Тут Вася напустил насеоя озабоченность, выдержал паузу по системе Станиславского и ответил:"Тяжело будет, Икс Иксыч, но справимся!"... Но вулкан - пустяки. Снимали мыкак-то с вертолета траулер. Все шло нормально, рыбаки на палубе позировали, ивдруг - то ли завихрение, то ли с мотором что-то произошло, но вертолет началпадать. Всех с палубы как метлой смело, а режиссер кричит: "Давай новуюкассету!" Он и не подозревал, что мы падаем, просто ему очень понравился новыйракурс.., У самой поверхности моря наша стрекоза повисла, похлопала крылышкамии снова взлетела... К Васе и Валентину на "Королеве" относились с дружеской симпатией.Видавшие виды бродяги, они облазили со своими кинокамерами все Приморье,Камчатку и Курилы, бывали в разных переделках и охотно о том рассказывали.Долговязый, с обожженным на солнце красным лицом и рыжеватыми усиками ВалентинЛихачев и крепко сбитый стокилограммовый Вася Рещук были желанными гостями влюбой компании. Судя по всему, фильм удавался, и теперь они толькопосмеивались, вспоминая, какую обструкцию устроили им в начале рейса. Онихотели заснять работу гидрологов и попросили их соответственно подготовиться,и гидрологи, гордясь оказанной им честью, дружно явились на съемку, одетые всамое последнее тряпье, какое только нашлось на корабле. Вместо интеллигентныхнаучных сотрудников с высшим и средним специальным образованием у лебедок игирлянд с батометрами орудовала толпа отпетых оборванцев. Но многочисленная публика, прибывшая к началу представления, быларазочарована; Вася и Валентин сделали вид, что ничего особенного непроисходит, засняли оборванцев на пустую кассету и с благодарностьюоткланялись. На корме появились Игорь Нелидов и Костя Сизов, и мы подозвали их к себе. - Как машина, в здравом уме? - спросил я. - Ночью слегка свихнулась, но под утро вправили мозги, - ответил Костя,присаживаясь. - Считает себе понемножку... Обратите внимание на Андрея; какаяжизнерадостная физиономия! Мы засмеялись. Игорь неодобрительно покачал головой. - У человека феноменальная неудача, а вы хихикаете, - слишком серьезнымголосом сказал он. - Не по-христиански. А с Андреем произошла такая история. Некоторое время назад за нарушениедисциплины он был приговорен к высшей мере - лишению на месяц тропическоговина, и переведен на фруктовые соки. Андрей пошел в артелку, набрал полнуюавоську банок с ананасовым соком и демонстративно раздал их желающим. И вотсегодня, в день окончания срока наказания, он чисто выбрился, надел галстук ис песней отправился за своим законным тропическим вином. И здесь произошладушераздирающая сцена. - Тебе не положено, - изучив свою конторскую книгу, сообщил артельщик. - Шутник, - ухмыльнулся Андрей. - Сегодня как раз месяц, - Точно, месяц,- согласился артельщик. - Считать мы умеем, арифметику в школе изучали. А всеравно не положено! - Это почему? - Андрей изменился в лице. - А потому, что соку ты выбрал вперед не на тридцать, а на сорок дней.Так что пей соки, поправляйся, а через десять дней приходи! Нет, Игорь прав: грех смеяться над таким чудовищно невезучим человеком. - Пустяки, - отмахнулся Костя. - Хотите, расскажу воистину трагическийслучай? Я тогда плавал на "Прибое". Как-то после выдачи я долго непритрагивался к своей бутылке, а ребята все ходили вокруг, намекали.Неспроста, думаю. Так и есть, откупорил бутылку - а в ней вода. Посмеялся,конечно, вместе со всеми, а про себя затаил хамство. Дело было перед Новым годом. Собрал я одиннадцать пустых бутылок, почислу ребят в нашей компании, и хорошенько над ними потрудился. Ночамиработал, недосыпал, но заполнил их удивительно похожей на вино смесью -морская вода плюс чай, очень аккуратно закупорил пробками и надел колпачки.Потом запаковал бутылки в ящик и договорился с артельщиком, что положенноенашим ребятам вино он отдаст мне, а этот ящик ~ им. И вот под Новый год онипритащили ящик в каюту, нетерпеливо приготовили закуску и, блаженные, уселисьза стол. Разлили по стаканам первую бутылку, залпом выпили - и застыли сперекошенными лицами. Однако нашлись, засмеялись: "Здорово, Костя, ты намотомстил, ха-ха!" Никому и в голову не пришло проверить вторую бутылку:наполнили стаканы, выпили - и у всех глаза на лоб. Я выскочил из каюты, чтобынаплакаться вдоволь на свежем воздухе, а возвратился - все злые, никто наменя не смотрит. Оказывается, остальные бутылки, не проверяя, выбросили заборт. Я схватился за голову: "Что вы наделали! С водой были толь ко двебутылки, остальные настоящие!" Тут начались такие стенания, что я пожалелнесчастных и выставил припрятанный ящик... - Летит! - подпрыгнув, закричал Валентин. - Прозевали... Внезапно возникнув из облака, над нами, покачивая крыльями, с ревомпромчался "ИЛ-18". Не успели мы выразить сочувствие обескураженным операторам, как сошвартовой палубы послышался взрыв проклятий. Мы поспешили туда и сталисвидетелями волнующего поединка между Ткаченко и акулой. Когда выдавалась свободная минута, Ткаченко забрасывал удочку, а рыба,которая понимала, что времени у начальника экспедиции в обрез, спешилапроглотить наживу. Везло ему сказочно: за последние дни, не затратив и часа,Ткаченко поймал несколько тунцов, в том числе одного весом в двенадцатькилограммов. Но сегодня какая-то блудная акула поклялась вывести начальника изсебя: с утра она вертелась возле судна и не только отпугивала тунцов, но итрижды съедала приготовленное для них угощение, причем вместе с крючками илеской. На карту был поставлен престиж рыбака, и Ткаченко, забыв про тунцов,объявил акуле бесяощадную войну на уничтожение. С этой целью он принес нашвартовую палубу пугающих размеров австралийское ружье для подводной охоты сметровым гарпуном и на тросе, способном выдержать полтонны, забросил в водунасаженный на крюк кусок мяса. Но акула, видимо, насытилась тремя крючками итеперь лениво плавала на почтительном отдалении. Ткаченко поглядывал на часы идаже стонал от нетерпения: вот-вот должны были начаться переговоры порадиотелефону. Наконец, акула осознала, что срывает важное мероприятие, иначала делать концентрические круги вокруг приманки. "Ну, еще немножко!" -умолял Ткаченко, прицеливаясь. Но стрелять ему не пришлось; акула стремительнометнулась к приманке и проглотила ее вместе с крюком. "Вира!" - приказалТкаченко, и двое добровольных помощников натянули завязанный через блок трос.С виду акула была не больше двух метров, но очень здоровая, и за жизнь онаборолась отчаянно. Даже когда удалось набросить на ее хвост лассо, онапродолжала биться со страшной силой, поднимая целые фонтаны брызг, а когдашлепнулась на палубу, то начала такую пляску, что все разбежались в разныестороны. Подождав, пока она утихомирится, мы подошли поближе и стали спорить,каких она размеров. Я считал, что два метра, а Вилли полагал, что япреувеличиваю. "Ну, ляг рядом с ней, - уговаривал он, - вот увидишь, она недлиннее тебя!" В это время акула открыла пасть, и я поспешно признал, чтоВилли совершенно прав. Кстати говоря, из этой пасти были извлечены те самыекрючки, которые стали поводом для битвы. Вот какие ничтожные причины лежатиногда в основе больших событий! Утром по судовой трансляции разнеслось привычное, всеми дружнопроклинаемое: "Подъем!" Чтобы подсластить пилюлю, старпом - а это была еговахта - слегка разбавил побудку юмором; "Команде - вставать, кальмаров ловить!" Что-то уж очень тяжело было вставать, но порядок есть порядок. Бормоча просебя бодрые и жизнеутверждающие слова, я сполз с койки и приступил к зарядке.Но едва лишь моя нота взметнулась к потолку, из динамика послышалось: "Прошуизвинить, продолжайте спать, сейчас шесть утра". От огорчения я долго не мог уснуть, а когда удалось забыться, динамиквновь энергично напомнил, что нет полного счастья на земле. Интересно, кто изобрел побудку? Бьюсь об заклад, что этот благодетельчеловечества пожелал остаться неизвестным. Так что день начался весело и так же продолжался. После завтрака повсюдуслышалось: "И-а-а! И-а-а!" - впервые в этом рейсе повара приготовили овсянуюкашу. И третий сюрприз, самый главный; сегодня у нас субботник. Впрочем, покалендарю среда, и субботник переименован Б аврал, Мы - Ковтанюк, старпомБорисов, Шарапов, Пушистов, Братковский, кинооператоры, инженер Белоусов и я-вышли мыть палубу. В последний момент в наши ряды влилось мощное пополнение влице Воробышкина. Он тут же высмеял дедовские методы мытья палубы и предложилистинно научный способ, заключающийся в том, что следует дождатьсятропического ливня, который смоет всю грязь без помощи человека. Старпомвнимательно выслушал Воробышкина, благожелательно кивнул и вручил ему швабру,Ну и работенка, скажу я вам-драить палубу под раскаленным добела солнцем!Сначала мы поливали ее содовым раствором, прохаживались по ней скребками,потом, дважды, проволочными щетками, потом обычными, волосяными - и так досотого пота, который ручьями струился со всего тела в резиновые сапоги. Астарпом обмывал палубу из шланга и покрикивал: - Кто здесь драил? Халтура!Всех без вина оставлю! Зато в перекуры по его приказу нам вручали наградные - чайники с холоднымкомпотом. Сказочное награждение - после такой работы сидеть в тенечке, питькомпот и беседовать о всякой всячине. - Окунуться бы в море! - размечтался Петя. - Как человек, чуть не съеденный акулой... - начал я. - Подумаешь, акула, - пренебрежительно сказал Юрий Прокопьевич. - Ботменя однажды чуть не съел осьминог. И, уступив нашим требованиям, рассказал: - Это было лет пятнадцать назад,я тогда плавал на "Витязе". Мы несколько дней отдыхали на Таити и как-то отправились в поход на рифыза кораллами и ракушками. Прогулка - фантастическая! Я плыл в маске и восхищался неописуемой красотой рифов, образовавшихэтакое причудливое ущелье. Беспечно подплыл к самому концу ущелья - иокаменел: на меня своими немигающими глазами смотрел гигантский осьминог.Щупальца - не меньше метра! Ну, думаю, выбыл из судовой роли. А осьминог хотяи не движется навстречу, но внимательно меня изучает, словно решая, с какойстороны начать харчить. Я потихоньку отступаю - не движется, я побыстрее -висит на месте и колышет щупальцами. Оглядываюсь, чтобы предупредитьтоварищей, а они, не обращая внимания на мои отчаянные жесты, плывут прямо понаправлению к чудовищу! Быть трагедии! Бросаюсь за ними, погибать - таквместе, но вижу, что ребята один за другим поднимаются из воды на риф, а накрючке одного из них болтается мой осьминог. Правда, он оказался несколькоменьших размеров, чем я ожидал, щупальца - сантиметров по десять... - Вы стали жертвой элементарного оптического обмана, - любезно пояснилВоробышкин. - Я сейчас вам все разъясню. Дело в том... - Благодарю вас. - Юрий Прокопьевич вежливо шаркнул рези новым сапогом. -Я уже понял. Воробышкин все-таки порывался теоретически обосновать превращениегигантского спрута в маленького, но вниманием аудитории овладел ЛеонтийГригорьевич Братковский. - Это произошло в Петропавловске-на-Камчатке. Свободного причала неоказалось, и мы ошвартовались к борту другого судна. Сижу я в радиорубке, передаю в Москву сводку и вдруг слышу, что дверьоткрывается, и кто-то, тяжело сопя, расхаживает за моей спиной. Оборачиваюсь- здоровенный бурый медведь! Не знаю, откуда взялась такая прыть, но я с меставыпрыгнул в окно. Радуюсь, что спас свою драгоценную жизнь, а из приемникаидет морзянка, Москва запрашивает, в чем дело, почему я замолчал. Откуда имзнать, что мое молчание вызвано исключительно уважительной причиной? Ну, ду-маю, скандал будет, эфирное время по минутам расписано, а что делать? Медведьпо-хозяйски расхаживает по рубке, с любопытством слушает морзянку ипринюхивается к моему пиджаку. Я даже за сердце схватился: не сожрал бы моютрехмесячную зарплату! Но когда он разыскал и с большим энтузиазмом съел пачкупеченья, я понял, что он, наверное, ручной и перешел с борта судна, к которомумы ошвартовались. Понять-то понял, а в рубку зайти боюсь: а вдруг медведь незнает, что он ручной? Решил проверить: побежал в капитанскую каюту, набралконфет и стал бросать их этому субъекту. Хватает на лету! Тогда я конфетамивыманил его из рубки и швырнул целую горсть в капитанскую каюту. Медведь прыгтуда, а я запер за ним дверь и помчался отстукивать радиограмму. Как раз в этуминуту капитан вошел к себе... Потом мы не раз спрашивали, выпил ли он сосвоим гостем на брудершафт, но капитан отмалчивался... Выдраив пеленгаторную палубу до зеркального блеска, обгоревшие, донельзягрязные, но довольные {старпом великодушно признал, что даже палубная командане сработала бы лучше), мы отправились приводить себя в порядок и обедать. А в четверг аврал продолжился: на этот раз нам доверили выкрасить кнехты,клюзы и лебедки на баке. Возглавил новоиспеченных маляров Олег АнаньевичРостовцев, и благодаря этому работу мы закончили досрочно. Не только потому,что он оказался маляром высокого класса, но и потому, что, когда свободные отвахт ребята приходили поглазеть, как сам капитан красит лебедку, боцман ПетрАндреевич Тарутин без лишних разговоров вручал им кисти и скребки. Отказываться, сами понимаете, было неудобно ("Что, у капитана большевремени, чем у тебя?"), и наш полк вырос вдвое. Я обработал чернью три кнехта, два клюза и турачку брашпиля и был ужаснодоволен, когда боцман во всеуслышание объявил, что выкрашенные мною предметы -настоящее учебное пособие для начинающих маляров. Артемий Харлампович сэтим выводом согласился, Да, настоящее учебное пособие. Вся палубная команда,добавил он, должна побывать здесь и ознакомиться с этими кнехтами и клюзами,чтобы раз навсегда понять, как не надо работать, ибо я израсходовал слишкоммного краски. Вот и угоди начальству!