Всякая теория представляет собой целостное и систематизированное выражение нашего знания о том или ином объекте. При этом она не может объяснить свой объект во всей его сложности и разнообразных проявлениях, да и не ставит перед собой такую задачу. Теория является определенной абстракцией этого объекта, призванной выделить лишь некоторые, наиболее важные с точки зрения целей познания, аспекты его эволюции, причинно-следственные связи и тенденции такой эволюции. Это означает, что теория предполагает деятельность ученого по отбору и систематизации (упорядочиванию) эмпирического материала. Любое познание структурирует действительность и предполагает тем самым некое конструирование наукой своего объекта, ибо оно оперирует не "сырыми" фактами, а фактами, которые были предварительно отобраны, отфильтрованы, упорядочены и восприняты на основе исследовательских процедур и концептуальных взглядов. Поэтому всегда существует несовпадение между субъектом и объектом, теорией и действительностью. Отбор, упорядочивание и объяснение, которые являются неотъемлемыми элементами теории, делают ее всегда относительной, т.е. обусловленной многообразными обстоятельствами, от которых не могут не зависеть ее выводы, такими, как социокультурные условия, гносеологический интерес исследователя (хотя он может и не осознаваться), применяемые им научные подходы, инструментарий и прочие парадигмы. При этом в отличие от естественно-научных социальные теории не обязательно обладают дедуктивной связью между основными положениями, базирующимися на определенной совокупности аксиом. Социальная теория – часто не более чем совокупность обобщений, используемых для объяснения определенного комплекса явлений. Всякая [c.14] теория призвана выполнять две главные функции: объяснения особенностей объекта, многообразия связей составляющих его структуру элементов (прежде всего, причинно-следственных связей), а также прогнозирования его будущей эволюции. В отличие от наук о природе в социальных науках функция прогнозирования развита гораздо слабее, чем функция объяснения 7.
Приведенные выше подходы дают основания определить ТМО как "целостный и систематизированный ансамбль положений, имеющих целью прояснить сферу социальных отношений, которые мы называем международными. Такая теория призвана, следовательно, служить объяснительной схемой этих отношений, их структуры и эволюции и, в частности, выявлять детерминирующие их факторы. Кроме того, она может на этой основе стремиться прогнозировать развитие этих отношений или по меньшей мере выявлять некоторые тенденции этого развития. Она также может более или менее непосредственно ставить перед собой цель прояснения действия. Как и всякая теория, она предполагает отбор и упорядочивание данных, определенное "конструирование" своего объекта, отсюда ее относительность" 8. Данное определение не является общепризнанным, оно представляет собой отражение акционалистской традиции в понимании международных отношений, заложенной еще в 1960-е гг. Р. Ароном.
Исходным пунктом рассуждений о ТМО для Арона стала экономическая теория Дж. Кейнса. Арон обращает особое внимание на то, что в отличие от приверженцев классической теории Кейнс, во-первых, выделяет так называемые зависимые и независимые переменные, т.е. совокупность факторов, которые лежат в основе экономического развития страны, что предполагает возможность разработки процедур управления; и, во-вторых, вводит в сферу анализа экономических отношений социальные, психосоциальные и историко-социальные, иначе говоря – внеэкономические факторы. В этой связи Арон выделяет пять положений экономической теории Кейнса, полезных для разработки ТМО: 1) делимитация и определение особенностей экономической подсистемы как объекта экономической теории; 2) необходимость учета "внешних" по отношению к ней факторов; 3) трактовка их как постоянных, хотя они могут таковыми и не являться; 4) важная роль эмпирических, статистических и описательных исследований; 5) отсутствие непосредственного перехода от теории-науки к теории-доктрине 9. [c.15]
С учетом этих положений Арон отмечает три связанные с ТМО проблемы. Во-первых, возможно ли в системе социальных отношений отграничить, выделить подсистему международных отношений, другими словами, выявить объект ТМО и определить его особенности? Во-вторых, каково отношение этой подсистемы к своему социальному контексту, т.е. к глобальному обществу, взятому как целое? Является ли ТМО исторической или надысторической? В-третьих, каким может быть отношение этой теории к доктрине, как могут соотноситься ТМО и то, что Арон именует праксеологией (т.е. теорией принятия политических решений)?
На первый вопрос он дает положительный ответ: особенностью объекта ТМО, позволяющей выделить его из всей системы многообразных социальных связей, является "отсутствие суда и полиции, право применения силы, множества автономных центров решения, чередование и преемственность мира и войны" 10, т.е. "отсутствие инстанции, которая обладала бы монополией на легитимное насилие" 11. Арон не отрицает несовершенства такого подхода. Он признает, что в архаичных обществах иногда трудно найти инстанцию, которая обладает верховной властью, так же как в обществах феодального типа трудно провести различие между внутри– и межгосударственным насилием. Кроме того, начиная с некоторого момента, гражданские войны, например война за отделение, мало отличаются от межгосударственных войн 12. Вместе с тем он подчеркивает, что, во-первых, трудности выделения объекта характерны не только для ТМО, они присущи и другим дисциплинам, например той же экономической теории, а во-вторых, в ТМО они обусловлены особой сложностью международных отношений, поэтому "стоит ли упрекать теорию за то, что заложено в самой природе ее объекта?" 13.
В наши дни проблема идентификации международных отношений как объективно существующего феномена становится одной из центральных для современных ТМО. Понятие "международные отношения" все усложняется, и дискуссии свидетельствуют об отсутствии согласия между исследователями относительно его содержания 14. Разные авторы трактуют по-разному объект ТМО: одни рассматривают его с позиций материальной реальности как непосредственно воспринимаемую часть действительности; другие исходят из сущностных характеристик; [c.16] третьи требуют признать факт отсутствия такого объекта, по крайней мере в материальном смысле; четвертые считают, что проблема дефинирования международных отношений есть не столько проблема объекта теории, сколько проблема методологии, подхода к их исследованию. Так, французский международник Ф. Константэн обращает внимание на то, что объект ТМО нередко "разрывается" представителями разных ветвей знания (например, академической и "экспертной") и научных дисциплин (история, философия, право и т.п.), сторонниками тех или иных теоретических школ и направлений (политический реализм, транснационализм, марксизм), приверженцами разной проблематики, рассматриваемой в качестве центральной (силовое противоборство; неравный обмен и угнетение; становление нового миропорядка и др.).
Все чаще встречается мнение, согласно которому процессы усиления взаимозависимости и глобализации мирового развития стирают грань между внешней и внутренней политикой и, соответственно, ведут к "исчезновению" объекта ТМО. Между тем взаимосвязь и взаимовлияние внутренней и внешней политики и, следовательно, внутриобщественных и международных отношений – проблема отнюдь не новая для ТМО. Более того, можно сказать, что она всегда была в центре внимания международно-политической науки 15. Так, Р. Арон подчеркивал, что ТМО не может игнорировать внутриобщественные отношения, хотя они в свете приведенного выше понимания на первый взгляд выходят за рамки ее объекта. "Действительно, специфика поведения авторов по отношению друг к другу связана с отсутствием суда и полиции, что обязывает их заниматься подсчетом сил и, в частности, вооруженных сил, которыми они могут располагать в случае войны. Никто из них не может исключить, что другой питает в отношении него агрессивные намерения, поэтому он должен задавать себе вопрос, на какие силы, свои и своих союзников он может рассчитывать в этом случае" 16. В свою очередь, этот расчет с необходимостью предполагает осознание таких характеристик, как пространство, которое занимают те или иные участники международных отношений, их население и экономические ресурсы, военная система, количество и качество вооружений. Поскольку военные системы и вооружения представляют собой выражение политических и социальных систем, постольку любое конкретное изучение международных отношений становится социологическим и историческим 17. По утверждениям Арона, ТМО должна принимать во внимание все факторы [c.17] – экономические, географические, демографические, внутриполитические, отвергая детерминизм в отношении того или иного из них, поскольку он неминуемо ведет к односторонности.
Как убежденный сторонник реалистической парадигмы Арон под международными понимал прежде всего межгосударственные отношения. Поэтому в центре его внимания находятся преимущественно силовые взаимодействия, вооруженные конфликты, вопросы стратегии. Кроме того, основная проблематика многих его работ – противоборство двух систем, гонка вооружений, ядерный парадокс, роль сверхдержав в сохранении международного порядка и т.п. – продиктована условиями холодной войны и в этом смысле принадлежит прошлому. Но главное с точки зрения ТМО состоит в том, что возможности политического реализма, приверженцем которого оставался Арон, оказались слишком узки для осмысления тех изменений, которые претерпевали международные отношения, и ошибка Арона состояла не в тех или иных деталях, а в том, что он, так же как Г. Моргентау (о взглядах которого можно получить представление, познакомившись с фрагментом из его работы в данной книге) и другие реалисты, был склонен отождествлять ТМО с теорией политического реализма. Его разногласия с Моргенау, при всей их важности, не касались самих основ реалистского подхода 18.
Уже на исходе холодной войны международная ситуация изменилась, и это дало основание представителю парадигмы транснационализма и взаимозависимости Дж.С. Наю (позиции которого также нашли отражение в предлагаемой книге) заметить, что сила становится менее действенным элементом могущества, ее использование в отношениях между крупными государствами становится все менее эффективным и все более, дорогим и опасным. Элемент, который Арон назвал "коллективное действие", превращается в более важный, чем вещественные ресурсы (т.е. "потенциальная сила" в понимании Арона). Экономика развитых стран базируется на информатике, и на передний план выдвигаются их организационные возможности и гибкость во взаимодействиях на международной арене, а не сырье 19. Как полагает Най (и другие сторонники транснационального подхода и глобалистской парадигмы), объект ТМО выглядит совершенно иначе, чем в представлении реалистов. [c.18]
Неомарксисты (И. Валлерстайн, Р. Кокс, С. Амин и др.) представляют международные отношения в виде глобальной системы многообразных экономик, государств, обществ, идеологий и культур. Исходя из таких базовых для неомарксизма понятий, как "мир-система" и "мир-экономика", они полагают, что основными чертами современного международного развития являются всемирная организация производства, рост значения транснациональных монополий в мировом хозяйстве, интернационализация капитала и рынков при одновременной сегментации рынка труда. Главное следствие этих процессов: возрастание неравенства между членами "мир-системы", что лишает ее "периферийных" факторов (слаборазвитые государства и регионы) сколько-нибудь реальных шансов ликвидировать разрыв между ними и "центральными" факторами.
В свете сказанного даже приведенное выше определение ТМО, достаточно широкое и потому оставляющее определенную свободу для трактовок ее основной проблематики, исследовательского поля и основного предназначения, разделяется далеко не всеми. Чаще всего то, что называют ТМО, не представляет собой некой целостности – для нее присущи непрерывное соперничество и взаимная критика разных исследовательских парадигм, методологических подходов, многообразие тем, выделяемых в качестве основных, разное представление о предмете теории и ее объекте. Приверженцы различных точек зрения либо понимают под ТМО совокупность концептуальных обобщений, понятийного аппарата и методологических подходов, принимаемых определенной частью научного сообщества за основу дальнейшего изучения международных отношений (теория политического реализма, неолиберальная теория и т.д.), либо рассматривают ТМО как определенную систему взглядов, развиваемую в рамках той или иной известной парадигмы (реалистские теории национального интереса, естественного состояния, баланса сил, конфигурации-полярности международной системы; неолиберальные теории демократического мира, международных режимов, гегемонистской стабильности и др.). Иначе говоря, ТМО как бы растворяется: вместо теории международных отношений мы сталкиваемся с неким множеством теорий, выстраиваемых к тому же по разным основаниям и призванных отвечать разным критериям.
В этой связи появляется мнение, что ТМО как некая целостность, единая и относительно непротиворечивая система знаний, претендующая на истинность и базирующаяся на фундаменте ограниченного количества аксиом, разделяемых всеми членами научного сообщества, в принципе невозможна. Не случайно, кстати, и Арон в конечном счете весьма скептически относился к возможности создания общей теории международных отношений. К. Уолц резюмирует его аргументы [c.19] в шести положениях: 1) множественность факторов, которые не дают возможности разделить внутриобщественные и международные отношения; 2) плюрализм целей государства как главного международного актора, которые не могут быть определены лишь в терминах интереса или безопасности; 3) отсутствие строгого различия между зависимыми и независимыми переменными; 4) отсутствие исчисляемых параметров, сравнимых с базовыми принципами экономической науки; 5) отсутствие механизма автоматического восстановления равновесия; 6) отсутствие возможности более или менее точно предсказать и тем самым создать основы для практического действия 20. Конечно, Арон не столько категорически отрицает возможность создания ТМО, сколько сомневается в такой возможности, а частично даже в необходимости такого предприятия. Зато он возлагал надежды на создание социологии международных отношений, под которой понимал теорию среднего уровня, не претендующую на полноту знания и тесно связанную с историей.
В дальнейшем надежды на социологию как на "субститут теории, которая невозможна" 21, не только усилились, их стали разделять сторонники транснационализма и глобалистской парадигмы. Вместе с тем изменилось и ее понимание: теперь под ней понимается не дисциплина, промежуточная между искомой, но маловероятной общей теорией и историей, трактуемой как рассказ о событиях с присущими только им особенностями. Основные подходы социологии международных отношений все больше определяются рассмотрением современного мира как единого пространства, структурированного многообразными и все более взаимозависимыми сетями социальных взаимодействий, как процесс постепенного формирования глобального гражданского общества 22. Под влиянием постмодернизма определенное распространение получает негативный взгляд на сам термин "теория" и на его содержание. Критики указывают на редукционистский характер и консерватизм, даже догматизм как неотъемлемые черты, присущие всякой теории "по определению" 23. [c.20]
Тем не менее термин "ТМО", не имея всеобщего распространения, все же сохраняется, но в обновленном значении. Даже те, кто полагает, что имеется мало оснований для утверждений о существовании ее объекта как материальной, физической реальности, считают, что ТМО имеет свой предмет, понимается под ним совокупность проблем, суть которых, при всем многообразии взаимосвязанного мира, не сводится к внутриполитическим процессам, а имеет собственную логику. С этой точки зрения главная задача теории и состоит в том, чтобы выразить эту суть. Хотя нет такого нередуцируемого объекта, как международные отношения, и поэтому нет автономной дисциплины, основанной на радикальном противопоставлении "внутреннего" и "внешнего", все же может существовать некая метатеория, объединяющая все имеющиеся подходы и в то же время критически относящаяся к каждому из них, не имеющая в отличие от частных теорий эмпирического содержания, но зато способная найти объяснение той целостности, которую они не способны уловить. В этом контексте ТМО может быть "реабилитирована", но в новом качестве: как не более чем "спекулятивный инструмент", исследовательская программа, требующая права на произвол, как сочетание "непримиримых" постулатов конкурирующих парадигм, не претендующее на окончательную истину, на полноту знания объективной действительности, а лишь на организацию субъективно отобранных фактов и их проверку временем.
С учетом сказанного под ТМО следует понимать совокупность имеющегося знания, достигнутого и развиваемого в рамках соперничающих парадигм. Такое понимание предполагает не только критическое, но и внимательное, конструктивное отношение к достигнутым в каждой из них результатам, которые не следует рассматривать как несопоставимые и отрицающие друг друга. Что касается объекта ТМО, то, несмотря на трудности его выделения, он все же существует. В идентификации объекта ТМО определяющую роль играет государство. Не потому, что оно является особым актором, а потому что вместе с государством появляется понятие "границы" – воображаемой линии, отделяющей "нас" от "них". Граница зримо показывает пределы международных отношений, обусловленные отличиями, которые существуют между внутренними и внешними процессами и вытекают из включенности общества в более широкую социальную среду, регулируемую правилами, отличными от внутренних. Помимо границы есть и более широкие понятия: "рубежи", "форпост", "фронтир", "пределы". Территориальный признак властного пространства – не единственный и даже не главный признак политического, ибо политика не обязательно связана с государством. Однако между безгосударственным обществом и государством отношения иные, чем те, которые существуют внутри каждого из [c.21] них. Таким образом, объект ТМО – это граница между "мы" и "другие" 24.
Необходимость отличать понимаемую подобным образом ТМО от частных теорий международных отношений выразилась в использовании еще двух терминов, которые в литературе рассматриваются как тождественные по своему содержанию: "международные отношения" 25 и "наука международных отношений" 26. Вместе с тем определяющей чертой международных отношений (о чем более подробно будет сказано ниже) продолжают оставаться отношения авторитета, конфликта и согласования интересов, ценностей и целей или, иначе говоря, политические отношения, что обусловливает применимость к нашей дисциплине термина "международно-политическая наука". Еще раз подчеркнем, что приведенные термины следует понимать как синонимы.
Итак, при всех сложностях выделения объекта и определения предмета рассмотрения ТМО (которые, впрочем, присущи не только ей) ее все же можно рассматривать как относительно автономную дисциплину 27.