Отпито белое из тонкого стекла,
В дрожанье тающей свечи играют тени.
Твоя ладонь поверх руки моей легла,
Блуждают губы по несомкнутым коленям.
Ты обнимал меня, как будто в первый раз,
А целовал - как будто бы в последний.
И жарким шёпотом, потоком рваных фраз
Топил безжалостно в безумстве откровений.
Виновны, правы ли... Да просто не судьба.
Воруем счастье, словно два рецидивиста.
А что любовь? Она, как водится, права,
Хотя у нас с тобой - слепа и неказиста.
Но я сгорала, просто плавилась, как воск,
В твоих руках, таких бессовестно умелых.
И лишь сейчас всё восхитительно всерьёз.
А что меж нами? Да кому какое дело...
Настанет день
Когда-нибудь настанет этот день,
Дождливый, серый. Может, понедельник.
И ты уйдёшь на утренней звезде
Без горестных прощаний, без истерик.
Я выбегу к подъезду провожать,
Забыв, конечно, про пальто и зонтик,
Пообещаю, что не буду ждать.
Нет-нет, не плачу, это просто дождик.
И отзовётся тихое "прощай"
В душе моей пронзительным мотивом.
Постой! Ты тоже мне пообещай,
Что будешь обязательно счастливым.
Пусть не со мной, пусть где-то далеко.
Не буду знать, а просто верить буду
И вспоминать тебя светло, легко,
Моё родное, ласковое чудо.
И ты, я знаю, вспомнишь обо мне,
Но чёрта с два на всё найдутся силы.
Лишь прошептать в звенящей тишине:
«О боже... Как она меня любила...»
Графоманское
Как научиться быть немного терпеливей,
Остановиться, ждать, не делая ни шагу,
Когда душа в своём неистовом порыве
Спешит излиться жадной рифмой на бумагу?
И жжёт солёными горючими слезами,
Иль от отчаянья безудержно смеётся.
Когда спешат слова, в строку ложатся сами,
Неровно, рвано, в ритме бешеных эмоций.
Как их сдержать, остановить, утихомирить,
Как втиснуть в рамки идеального размера?
Заставить хором зазвучать на "три-четыре",
Листая классиков для пущего примера.
Ну что поделаешь? Увы, не каждый - гений.
И безупречно пишут только единицы.
А графоман опять в пылу своих сомнений,
Клянёт и комкает в отчаяньи страницы.
И остаётся лишь осиротевший профиль.
В чуланах заперты наивные порывы.
Но под диктовку сердца, под остывший кофе
На лист опять ложатся строчки торопливо...
Либертанго
Кафе прибрежное, лёгкий вечерний бриз,
Твой взгляд, ласкающий шёлк загорелых плеч.
Дерзай, моряк. На сегодня ты мой каприз,
Валет трефовый в колоде случайных встреч.
Глаза лукавые щурятся на закат,
На лбу от шрама едва ли заметный след.
Скажи, твой предок, конечно же, был пират,
Любитель рома, отчаянный сердцеед?
Гарсон без слов понимает условный знак:
Нам либертанго* сыграет аккордеон.
Ещё не знаешь, как крепко ты влип, моряк –
К утру без памяти будешь в меня влюблён.
Растает ночь, словно соль на моих губах,
Прощальный бриз о корму разобьёт мечту.
Но будешь помнить в далёких чужих морях,
Какое танго звучало в моём порту.
*Астор Пьяццолла, "Либертанго"
https://www.youtube.com/watch?v=h3SvRjwKU-o
На окраине нашего лета
Поджидала судьба на окраине нашего лета,
У скрипучей калитки, где тихая трель соловья.
Запалила закаты, окутала негой рассветы,
Полевыми цветами легла от тебя до меня.
Разметались в душистой траве белокурые пряди,
Наготу прикрывают лишь капли прохладной росы.
Этот мир на двоих, что у нас был однажды украден,
Мы вернули себе, и теперь не считаем часы.
Растворяясь друг в друге, вбираем и малые крохи,
Чтобы дольше чем вечность продлилась судьбы благодать,
Чтобы гибнуть в плену этих рук, замирая на вдохе,
Чтобы нежно сцеловывать с губ бесконечное "да".
Гроза
Грянул гром, разметав вороньё
Горстью семечек, брошенных в небо.
Под крыльцом заскулил о своём
Пёс-бродяга, прикормленный хлебом.
Не утихнет теперь до утра
По стеклу дождевая морзянка.
И привычная сердцу хандра
Потихоньку скребётся с изнанки.
А причину никак не поймёшь —
То ли хочется крепче влюбиться,
То ли чтобы закончился дождь,
То ли булочек тёплых с корицей.
Или вырваться в ночь без зонта —
В эту осень, в грозу, в непогоду.
"Ну чего ты скулишь, сирота?" —
И уткнуться в лохматую морду.
Слушать долгий печальный рассказ,
В тёплой шерсти запутывать пальцы
И под взглядом доверчивых глаз
Непонятно чему улыбаться.
Приют для веры
Там, где холодные дуют ветры,
Где горизонт застилают тучи,
Выстроил кто-то приют для веры —
Маленький домик над самой кручей.
Чтобы уставшая от попранья,
Битая крепко, в крови и пыли,
Здесь укрывала свои страданья,
Силы копила, лечила крылья.
Даже не важно — то вера в Бога,
Вера в любовь или вера в чудо,
Ей бы окрепнуть совсем немного
И возвращаться назад, покуда
Есть ещё место в озябших душах,
И не угасла в сердцах надежда,
Хрупкая, словно ледок на лужах,
Но неизбывная, как и прежде.
След на воде от походки лёгкой
Быстро растает, не виден глазу.
С крыльев ослабших спадут верёвки,
Боль и обиды утихнут разом.
Спрячется вера от всех подальше,
Вволю поплачет, повоет волком.
В мире, где столько вранья и фальши.
В маленьком домике одиноком.
Дуэльное
Только рассвет взметнётся над свежей гатью,
Первый снежок двоим намечает путь.
Воротнички хрустят, эполеты – гладью,
Воздух морозный переполняет грудь.
Десять шагов по мёрзлой траве к барьеру.
Вопль секунданта – и тишина окрест.
Тонкие пальцы тянутся к револьверу,
К солнечному сплетенью – нательный крест.
Сердце стучит, но в нём ни на йоту страха:
С детства отец-охотник учил стрелять.
Сухо во рту и липнет к спине рубаха.
Твёрдо ладонь ложится на рукоять.
Выстрел. И пуля рвёт безмятежность утра.
Вскинется в небо шумное вороньё.
Медленно багровеет карман нагрудный
И на исподнем матушкино шитьё.
Пальцы дрожат, пылает огнём предплечье.
Пусть на крови свершается «брудершафт».
Вместе с последним вздохом – курок, осечка…
Праведный боже, как ты сейчас неправ!
Жгучей слезой по сердцу ползёт досада,
Только законы чести попрать нельзя.
И синева небес бесконечным взглядом
Смотрит в почти мальчишеские глаза…
Дмитрий Палеолог
Потерянная станция
Глава 4
…Сознание вернулось вместе с тянущей болью внизу живота и противной сухостью во рту – организм, несмотря на все передряги, требовал воды, пищи и отправления естественных надобностей.
Глеб, морщась, поднялся на ноги. Образ механического чудовища, словно вышедшего из кошмарного сна, все еще стоял перед глазами. Однако голова работала ясно – видимо, обморок впоследствии перешел в обыкновенный сон, прибавивший сил.
Галанин здраво рассудил, что прежде, чем предпринимать какие-либо поиски причин здешних ужасных событий, стоит позаботиться о себе, в спокойной обстановке придумать хоть какой-то план и уже потом действовать.
То, что порождение неведомых электронных технологий не пристрелило его сразу, вызывало искреннее недоумение, но и давало призрачную надежду. Значит, кибермеханизмы не внесли людей в перечень целей, обязательных к тотальному уничтожению. Видимо, в системе их программных приоритетов существовала какая-то градация, на основе которых они определяли потенциальную опасность.
Как такое могло быть?
Вывих электронного разума в результате спонтанного саморазвития в течения многих десятков лет?
Глеб, прикидывая в уме эти вопросы, поднялся на лифте на жилой уровень.
Он уже был готов встретить здесь коридоры, заваленные иссохшими трупами и картину всеобщей бойни, но широкий холл уровня встретил его гулкой тишиной пустого помещения.
Галанин замер, осматриваясь.
Пустые коридоры, яркое освещение.
Никого.
– Ну, не испарились же они в воздухе… – пробормотал он.
Ноющая боль внизу живота становилась все сильнее. До невозможности хотелось сбросить опостылевший скафандр.
Глеб торопливо двинулся по радиальному коридору, следуя светящимся указателям на стенах, в сектор жилых помещений.
В какой-то момент ему захотелось зайти в первую попавшуюся кварткапсулу, но, стиснув зубы, он подавил этот порыв. Он все еще боялся найти бывших обитателей станции у них же дома, убитых электронными исчадиями в собственных постелях, ныне превратившихся в высохшие безобразные мумии.
Глеб не отрывал взгляда от электронных замков на дверях кварткапсул – теплые зеленые огоньки говорили об исправно работающих системах доступа, настроенных на личные коды владельцев.
Наконец на очередном крохотном табло мелькнул ярко-синий сигнал – кварткапсула была "ничья", находясь в состоянии резерва.
Нажав на сенсор активации, Глеб шагнул внутрь, когда дверь плавно отъехала в сторону.
Тут же вспыхнуло освещение.
Галанин заблокировал вход, набрав на панели несложный код.
– Хотя это вряд ли остановит здешних кибернетических «друзей», – хмыкнул он.
Кварткапсула представляла собой стандартное жилое помещение, которое имелось в любой орбитальной гостинице из расчета на двух человек. Глеб повидал таковых множество.
Широкая кровать в углу, затянутая консервационной полиэтиленовой пленкой, на ней – комплект постельных принадлежностей в такой же упаковке. Прикроватные тумбочки, небольшой стол с компьютерным терминалом древней модели. Кухонный автомат с синтезатором пищи – такой же раритет бытовой техники, как и персональный «комп». В противоположной стене – небольшая ниша с панелью управления рядом.
Глеб даже на минуту задумался, подойдя ближе и проведя ладонью по светящимся кнопкам. В конце концов сообразил, что это, видимо, система пневмодоставки – на панели рядом можно было набрать код нужного продукта и центральный процессор станции доставит все необходимое.
Галанин покачал головой – древние технологии окружали его сплошь и рядом.
Сбросив наконец опостылевший скафандр, он торопливо скрылся за дверями санузла.
Вода оказалась чистой и горячей, что откровенно порадовало. Тщательно вымывшись, Глеб почувствовал себя много лучше.
Вскрыв упаковку стандартного бытового набора, он тщательно вытерся длинным махровым полотенцем – прошедшая бездна времени никак не повлияла на состояние материи, приятно пахнущей дезинфектором.
Натянув чистое белье из того же набора, Галанин оказался перед проблемой – вновь влазить в собственный, пропахший потом, летный комбинезон жутко не хотелось, а иной формы одежды в бытовом наборе не предусматривалось.
Вовремя сообразив, Глеб, скомкав, запихал комбез в раструб встроенной в стену санузла стиральной машины, выставив режим быстрой стирки.
Он не уставал удивляться – в современном мире люди давно отказались от такого процесса, как стирка личных вещей. Одежда уже давно изготавливалась из высокопрочных тканей, но все же со временем приходила в негодность. В таком случае ее просто выбрасывали в утилизатор, тут же делая электронный заказ в ближайший магазин по внутренней сети жилого сектора, указывая нужные размеры и расцветку, и через десяток минут получая желаемое.
Можно было и сейчас поступить так же – Глеб даже посмотрел на панель пневмодоставки, но, подумав, отбросил эту мысль. Центральный процессор станции – неважно, в каком состоянии и под чьим контролем он находится – наверняка осуществляет систематический и постоянный контроль входящих запросов в режиме реального времени и в таком случае отследить исходящий сигнал ему не составить труда. А Глеб сейчас вовсе не горел желанием встречать незваных гостей. Тем более, если даже представить невозможно, что за гости пожалуют…
Чувствуя острые спазмы в желудке, Галанин подошел к кухонному автомату. Что может выдать этот монстр древних технологий, Глеб с трудом мог представить. Однако выбора не было, и он вывел на экран список блюд. Не долго думая, Глеб заказал порцию жареного синтетического мяса и витаминизированный напиток.
Через несколько минут мелодичная трель возвестила о том, что заказ готов.
Раздираемый любопытством, Галанин вытащил из поддона еще горячий герметичный контейнер и, торопливо вскрыв, уловил чарующий запах жареного мяса.
Рот тут же наполнился слюной.
– Ну, хоть какие-то приятные новости.
Вооружившись ножом и вилкой, он принялся за еду, не переставая в уме прокручивать план дальнейших действий.
Глеб размышлял долго – время сейчас особого значения не имело. Вытянувшись на кровати и глядя в покрытый пенопластиком потолок, он мучительно пытался найти выход из сложившейся ситуации.
Информация – вот чего сейчас остро недоставало. Глеб прекрасно понимал это. Действовать наугад было себе дороже.
Где взять недостающие данные?
Он посмотрел на компьютерный комплекс, стоявший на столе. Поднявшись с кровати и особо не надеясь на чудо, Галанин коснулся сенсора активации на системном блоке. Через пару минут слегка вогнутый экран стреомонитора засветился мягким голубым светом – из глубины проступили очертания сервисной оболочки операционной системы.
Глеб тяжело вздохнул и развел руками – он просто не знал, что делать с этим монстром древних компьютерных технологий.
В современном мире персональный «комп», основанный на нанотехнологиях, выглядел чуть больше пачки сигарет, управлялся голосом или мысленными командами через вживленный имплант. Для передачи видеоряда формировалась голографическая сфера, размеры, цвет и все остальные свойства которой пользователь мог регулировать по своему вкусу.
А тут…
Глеб уставился на раскладку сенсорной клавиатуры с таким видом, будто пытался прочитать китайское иероглифическое письмо. После дюжины неудачных попыток, когда «комп» выбрасывал на экран надпись: «Некорректно введенная команда», Галанину все же удалось добраться до загруженных на жесткий диск файлов.
Глеб вывел на экран виртуальную модель-схему станции. Ничего нового в ней для себя он не обнаружил, но одна надпись – «Батареи противокосмических орудий» – натолкнула на мысль.
«Стоит заглянуть туда», – подумал Глеб.
Для чего и зачем – он и сам не знал, больше сейчас доверяя интуиции. Это в любом случае было лучше, чем полное отсутствие какого-либо плана. По крайней мере, соваться напролом на Центральный пост управления было бы вершиной глупости – кибермеханизмы могли расценить такое вторжение, как враждебное, и тогда…
«Тогда можно запросто пополнить здешнее царство мертвых», – мрачно подумал Глеб.
Решив действовать по ситуации, Галанин вновь экипировался. Накопители скафандра сейчас были заряжены по максимуму – он предусмотрительно подсоединил их через шунт к энергетической сети станции.
Бросив еще один взгляд на стереомонитор, Глеб еще раз прикинул в уме маршрут.
Система противокосмической обороны находилась на верхнем техническом уровне. Это несколько минут на лифте-экспрессе. Ну а дальше… Все зависит от того, что он там увидит.
Из тех баек, что травились в баре космопорта, Галанин сумел усвоить зерна истины. «Саратога» оборонялась – и он нашел тому подтверждение на нижнем техническом уровне. Компехи изо всех сил рвались внутрь, не считаясь с потерями, но, судя по всему, атака не увенчалась успехом. Вот это-то и удивляло больше всего.
Еще никому и никогда не удавалось выстоять против массированной атаки военного космического крейсера! Это все равно, что оборонятся от мамонта перочинным ножом.
И все же мятежной станции это удалось.
Непонятно как, но невозможное свершилось…
Размышляя, Глеб выбрался из кабины лифта-экспресса, но едва шагнул за плавный изгиб коридора, как уткнулся в глухую стену.
Одного взгляда оказалось достаточно - сработала аварийная система жизнеобеспечения, исключавшая полную разгерметизацию внутренних помещений из-за повреждения одного отсека.
Автоматическая переборка, больше похожая на серую монолитную глыбу, взломав декоративную обшивку потолка, опустилась в соответствующие пазы в полу, не допустив всеобщей декомпрессии.
Словно подтверждая мысли Глеба, на переборке красовалась нанесенная световозвращающей краской надпись: «Опасность! Полная разгерметизация отсеков! Движение в закрытые сектора возможно только через стандартные шлюзовые камеры в средствах индивидуальной защиты».
Минуту Глеб размышлял. Его предположение о массированной атаке станции только что получило косвенные подтверждение. Версия о том, что в «Саратогу» ударил случайный метеорит, выглядела просто смешно.
– Ну что ж, через шлюзы так через шлюзы… – пробормотал Глеб, и шагнул к лифту.
Глава 5
…Гермодверь, ведущую наружу, пришлось открывать вручную – на табло внутри шлюзовой камеры внезапно вспыхнула красная надпись о сбое в электропитании привода.
Чертыхнувшись, Глеб ухватился за массивный вентиль. Механизм, которым не пользовались добрую сотню лет, поддавался с трудом, будто нехотя, и прошло с десяток минут, прежде чем Галанин сумел ступить на бронированную поверхность станции.
В последний момент он изменил решение идти в заблокированные сектора, здраво рассудив, что сработавших автоматических переборок может быть сколько угодно, и обходить каждую не хватит ни времени, ни сил. Проще было выбраться на поверхность станции, что он и сделал.
Солнце ярким карбункулом расплескалось в иссиня-черном небе, испещренном серебристыми россыпями звезд. С десяток астероидов медленно проплывали над станцией, отбрасывая угольно-черные угловатые тени на ее поверхность.
Глеб окинул взглядом близкий горизонт, который, казалось, располагался в паре километров резкой изломанной линией. Он хотел отыскать спасательную капсулу и сбитые десантно-штурмовые модули, чтобы хоть как-то «привязаться» к местности, но его усилия оказались тщетными.
Ориентироваться в каменном ландшафте серо-черных тонов, подавляющем своим унылым однообразием, было невозможно в привычном смысле этого слова.
Обернувшись, Галанин обежал взглядом темную бронированную поверхность станции. В этом направлении она закрывала собой линию горизонта и казалась бесконечной, уходя прямо в бездонную тьму космического пространства.
Десятки, если не сотни, технологических надстроек и выступов усеивали поверхность, отбрасывая черные резкие тени под ярким светом далекого солнца.
На какое-то мгновение Глеб растерялся – заблудиться в этом царстве технологического «леса» можно элементарно. Достаточно сделать сотню шагов, и неприметная покатая будка шлюзовой камеры затеряется среди множества вздутий брони и надстроек.
Галанин невольно задержал взгляд на решетчатой ферме в полусотне шагов от него. Разбитая полусфера осветительного софита щерилась острыми осколками стекла, оборванные кабели повисли разлохмаченной бахромой.
Это была астронавигационная вышка – обычно софит горел постоянно, являясь прекрасным ориентиром для ремонтных бригад, а также пунктом энергоподачи для оборудования. Сейчас же все было мертво и заброшено.
Приглядевшись, Глеб сумел различить в паре сотне метров спаренные стволы электромагнитного орудия.
Насколько он мог судить с такого расстояния, орудийная башня оказалась выдвинута за пределы брони на подающем суппорте; длинные стволы орудий с массивными цилиндрами дульных компенсаторов сейчас понуро склонились вниз.
Взяв орудийную башню за ориентир, Глеб осторожно двинулся к ней, выбирая относительно свободные участки поверхности.
Следы отгремевшего столетие назад боя он заметил, едва сделав десяток шагов.
Сверхпрочная броня станции изобиловала глубокими выбоинами от разрывов снарядов. В некоторых местах металл вздыбился рваными лохмотьями, напоминая затвердевшие на лютом холоде языки пламени. Тут и там виднелись оплывшие проплешины от попаданий лазерных разрядов – закаленная сталь мгновенно вскипала от сверхвысокой температуры, брызгая в стороны каплями расплавленного металла и мгновенно затвердевая при абсолютном нуле. Одна из технических надстроек превратилась в развороченную металлическую груду в результате прямого попадания. Рваные лохмотья металла вперемешку с оплывшими кусками пластика устилали поверхность на десятки метров вокруг. В вогнутой чаше локатора системы обнаружения целей, не замеченной Галаниным ранее, торчал увесистый обломок швеллера, пробив ее насквозь.
Страшно было представить, какой ад творился здесь бездну времени назад.
Глеб подошел к орудийной башне почти вплотную.
Полусферическое сооружение на массивной плите подающего суппорта возвышалось метров на десять.
Галанин осторожно коснулся огромных стволов орудий, словно пытался убедиться в их реальности.
«Калибр – двести миллиметров, никак не меньше» – подумал он.
Огневой точке досталось по полной. Бронеколпак башни буквально изрыт тысячами осколков, несколько глубоких шрамов лазерных попаданий располосовали закаленный металл, словно это была податливая материя. Кабели энергоподачи и сервоприводы, перебитые во многих местах, сейчас превратились в невообразимую мешанину проводов, торсионов и шлангов. Даже сами стволы орудий зияли рваными осколочными пробоинами.
Сколько времени вело огонь орудие, сказать теперь было невозможно, но финал того боя и сейчас виднелся во всей красе: блистер из двойного бронестекла отсвечивал в лучах солнца острыми осколками – прямое попадание.
Странная мысль вдруг закралась в сознание Глеба.
Орудие было автоматическим? Обнаружение целей и огонь вел один из сопроцессоров главного компьютера противокосмической обороны?
Но где находился персонал станции в момент штурма?
Догадка, от которой холодело внутри, сама собой проявилась в мозгу.
Галанин, цепляясь за выступы на посеченной броне, принялся взбираться к разбитому блистеру.
Внутри орудийной башни царил густой сумрак.
Лучи света, падающие сквозь пробоины в блистере, резали его косыми желто-белыми лучами, окрашивая светлыми пятнами невообразимую мешанину из покореженного металла, расплавленного пластика и паутины оборванных проводов.
Глеб осторожно ступил на покатый кожух агрегата орудийного привода, густо усыпанный осколками бронестекла, и включил плечевые фонари скафандра.
Яркий свет озарил тесное помещение.
Собственно, искать здесь подтверждение возникшей догадки было невозможно – вокруг царил полный разгром. Разорвавшиеся снаряды превратили тесную кабину в месиво покореженного металла, вздыбившегося сейчас острыми краями. Даже мощный лафет орудия повело в сторону, вырвав крепления станины из пола.
Галанин даже испытал что-то, подобное разочарованию. И он уже собирался покинуть царство мертвого металла, как вдруг взгляд невольно зацепился за кресло стрелка.
Сорванное со штатного места, оно завалилось на бок среди нагромождений разбитых компьютерных блоков.
Осторожно толкнув его ногой, Галанин невольно вздрогнул – в кресле находилось тело.
Вернее, его останки, удерживаемые прочными страховочными ремнями.
Ливень снарядных осколков превратил скафандр в разлохмаченную оболочку, на которой еще можно было различить бурые пятна крови. Одна рука отсутствовала по самое плечо, забрало гермошлема разбито.
Глеб осторожно приблизился.
Ему показалось, что даже через скафандр он ощутил ледяное дыхание смерти, застывшей тут навсегда, как немое напоминание живым.
Преодолевая волну отвращения, он наклонился, рассматривая останки. Его внимание привлек разлохмаченный обрывок оптико-волоконного кабеля, присоединенный через порт внешнего доступа с правой стороны гермошлема стрелка.
Чувствуя, как внезапно начали дрожать руки, Глеб коснулся замков экипировки погибшего и, когда раздался характерный щелчок, рывком сорвал гермошлем.
На секунду он зажмурился – открывшееся зрелище оказалось не просто кошмарным, а убийственным.
Сглотнув подкативший к горлу ком тошноты, Галанин бросил взгляд на изуродованную голову трупа.
Так и есть.
Догадка оправдалась.
Но легче от этого не стало. Скорее, страшнее.
Лицо несчастного оказалось изуродовано – осколок ударил в район переносицы. Но Глеб смог различить, что правая височная кость человека необычно вздута, и на ней темнеют пятна разъемов для шунта нейросенсорного контакта.
«Избыточное имплантирование!» – сама собой мелькнула мысль.
Вот для чего нужен был оптико-волоконный кабель…
«Человека использовали как биокомпьютер, усилив мозг расширителями памяти и иными запрещенными имплантами…» – Глеб нервно сглотнул; во рту было противно и сухо.
Страшный по своей сути эксперимент, не оставляющий в сознании людей ничего человеческого, превращая их в зомби, биороботов, подчиненных воле Центрального процессора или заложенных программ.
«Саратогу» обороняли люди… Вернее те, кто когда-то был персоналом станции. Те, кто подверглись ужасной «модификации» – мысль пришла сама собой.
Галанин внезапно вспомнил тех, чьи тела встретил в коридорах.
Люди сопротивлялись, не желая становится придатком свихнувшегося кибермозга станции. Прекрасно при этом понимая тщетность своих попыток…
От таких мыслей голова шла кругом.
Что за кошмарный эксперимент сотворил Тобольский?
Для чего? Чтобы почувствовать себя Богом?
Взгляд вновь скользнул по мумифицированным останкам, и Глеб с содроганием заметил, что стрелком была… женщина.
В первое мгновение он не поверил собственным глазам, и двинулся ближе, насколько это позволял творившийся вокруг завал из покореженного металла.
Но глаза не обманули его.
Длинные волосы, бывшие некогда белокурыми, сейчас покрылись бурой коркой запекшейся крови и оказались стянуты неприметной декоративной заколкой.
– Господи…– только и выдохнул Глеб.
Перед глазами вдруг всплыл другой образ – мумифицированное тело около шахты лифта, перечеркнутое пулеметной очередью с бейджиком на лацкане. Память услужливо вытолкнуло из глубин имя: «Елена Горюнова».
Галанин вдруг ощутил щемящую тоску – он один среди царства безумных машин и высохших человеческих трупов. Незримый голос, казалось, неслышно шептал: «Время людей вышло…»
Сердце стучало редко и гулко.
Что делать?!
Вновь безумно захотелось бежать – немедленно и куда угодно!
До ощутимого зуда в сознании.
Глеб почувствовал, как паника вместе с темной волной отчаяния и страха начинает заползать в сознание.
Сухо щелкнул инъектор сработавшей системы метаболической коррекции. Чуткие сенсоры, уловив переизбыток угнетающих гормонов в крови, тут же впрыснули в кровь стимулирующий препарат.
Галанин почувствовал, как истаивает, словно дым в воздухе, нарождавшаяся волна чувств, и сознание становится спокойным и чистым.
Теперь он уже мог делать некоторые выводы. Персонал станции в какой-то момент перестал существовать, как таковой, превратившись в биологические придатки кибермозга станции. Как это произошло и зачем – еще предстояло выяснить. Если получится, конечно.
На мгновение Глеб представил всю грандиозность этой задачи – от ее неприступности опускались руки. Образ двухметрового электронно-механического монстра еще не поблек в сознании. Дуэль с таким исчадием кибернетических технологий являлась абсурдной сама по себе. Но и выхода не было – «Саратога» затеряна в Каменной Пустоши, превратилась в красивую легенду, в которую не верят даже новички-пилоты.
Галанин выбрался из разбитой орудийной башни, вскарабкавшись на ее выпуклый бронированный купол.
«Помощи ждать неоткуда, – мысленно рассуждал он, словно пытаясь убедить сам себя очевидными истинами. – Аварийный маяк на истребителе наверняка не сработал – реактор погашен, энергии нет. На спасательной капсуле функционирует, но толку от него никакого – сигнал слишком слаб, чтобы пробиться через море каменных глыб. Остается…»
Глеб замер, машинально осматривая окрестности – с десятиметровой высоты открывался неплохой вид.
«Нужно найти стартовые палубы, там должно быть, как минимум, полсотни ракетных катеров и спасательных шаттлов. Не может быть, чтобы не нашлось хоть одного исправного…» – скользнувшая мысль воодушевила.
Это был реальный шанс на спасение. Но идея разобраться в том, что случилось здесь полтора века назад, еще стыла в мозгу, будоража сознание – ведь он сумеет прикоснуться к самой зловещей и грандиозной тайне космической эры Человечества!
Глеб вздохнул.
– Вот что я за идиот… – пробормотал он.
Галанин уже знал, что не сможет вот так просто сбежать, находясь в двух шагах от истины.
Глава 6
Глеб остановил взор на противоположной стороне станции – той, которая не просматривалась ранее, когда он вылез из шлюза. Взгляд невольно зацепился за массивное образование – Галанин долго не мог понять, что это такое. Сейчас как нельзя лучше пригодился бы электронный бинокль, но подобной роскоши под рукой не было.
Глеб несколько минут рассматривал странный объект, улавливая в его контурах что-то смутно знакомое.
– Да это же ДШМ! – воскликнул он.
Изуродованный до неузнаваемости ураганным огнем противокосмических орудий, десантно-штурмовой модуль на полном ходу врезался в обшивку, снеся дюжину технологических надстроек. Более подробно рассмотреть место древней катастрофы с такого ракурса не представлялось возможным, и Глеб, после недолгих раздумий, решил совершить путешествие.
Датчик внутренних ресурсов скафандра показывал семьдесят процентов, что гарантировало, как минимум, три часа автономной работы.
Галанин так и не смог определить расстояние до сбитого модуля – гигантская поверхность станции, лес технологических надстроек, резкие тени которых создавали обманчивую игру черно-белых тонов, скрадывали расстояние.
Глеб не спеша спустился с орудийной башни, стараясь не потерять из виду выбранный объект. Здесь, внизу, он был едва заметен – вздыбленные в темные небеса огромные дюзы космического аппарата едва виднелись из-за нагромождений штыревых антенн и вогнутых чаш рефлекторов: модуль рухнул в сектор слежения за окружающим пространством.
Галанин на мгновение задумался – а как возвращаться обратно?
Обернувшись, он с трудом отыскал взглядом едва заметную отсюда будку шлюзовой камеры.
Среди раскинувшегося металлического «леса» потеряться и погибнуть от удушья, когда иссякнет ресурс скафандра, было проще простого.
Радуясь, что разумная осторожность все же не покинула его, несмотря на «шоковую терапию» от увиденного внутри орудийной башни, Глеб вытащил из кармана скафандра моток мономолекулярного троса.
Защелкнув карабин на угловатом выступе брони, Галанин отправился в путь.
Это напоминало прогулку в металлическом царстве. Столько нагромождений стальных образований Глеб и представить не мог, хотя и догадывался о подобных, наблюдая как-то раз на Луне вставший на плановый ремонт военный линкор. Своими размерами он даже превышал «Саратогу», но смотреть на космического исполина с обзорной площадки и самому оказаться в технологических джунглях – абсолютно разные вещи.
Следы бушевавшего здесь боя присутствовали повсюду. Глебу порой приходилось менять направление движения, обходя опасно накренившиеся и еле державшиеся на опорах изуродованные до неузнаваемости конструкции, былое предназначение которых уже невозможно было определить.
Один раз он натолкнулся на огромную – в пару десятков метров – пробоину. Глеб даже задержался на минуту, рассматривая завораживающую в своей страшной сути картину.
Ракета со сверхмощным зарядом гипертоламина взорвалась внутри станции – активатор подрыва был установлен с замедлением, а усиленный нос ракеты пробил броню станции, как игла. Чудовищный взрыв полыхнул внутри, выжигая отсеки, убивая мгновенной декомпрессией и чудовищным огненным валом взрывной волны как все живое, так и любые кибернетические устройства.
Сейчас броня вспучилась наружу гигантскими лохмотьями рваного металла, словно на поверхности станции вырос огромный металлический цветок.
Галанин, цепляясь за острые края, осторожно заглянул внутрь.
Внизу клубилась тьма – лучи Солнца не доставали до дна гигантской раны.
На мгновение стало жутко – плескавшаяся тьма показалось живой и физически ощутимой.
Ощутив на спине дрожь ледяного озноба от накатившей волны страха, Глеб продолжил путь, как вдруг краем глаза уловил движение.
Это было столь неожиданно, что Галанин замер, не зная, что предпринять.
В десятке шагов от него, распавшись на остроугольные сегменты, открылся технический люк, и на поверхность резво выскочил приземистый кибермеханизм.
Галанин невольно присел, соображая, где можно укрыться, в то же время прекрасно понимая абсурдность такого действия – от сканирующего излучения на таком расстоянии вряд ли что укроет.
Однако кибермеханизму не было никакого дела до человека. Раскрыв телескопические солнечные батареи, он на какое-то время замер, определяя сенсорами плотность светового потока. Затем, повернув панели под оптимальным углом, двинулся в противоположную сторону, быстро перебирая магнитными грунтозацепами. Через минуту он затерялся среди технологического «леса».
«Ремонтный серв», – догадался Глеб, переводя дыхание. – «Кибермеханизмы заботятся об исправности внешней аппаратуры? Но тогда почему не залатали пробоину и не убрали сбитый ДШМ?»
Галанин с сомнением посмотрел сначала на гигантский пролом в броне, затем – вслед исчезнувшему сервомеханизму.
Логику «одичавшего» кибернетического разума понять было невозможно…
«Скорее всего, серв продолжает выполнение программных задач, заложенных в него более века назад», – подумал Глеб. Насколько он знал, подобные агрегаты, в виду их узкой специализации, не оснащались нейромодулями, и являлись примитивными исполнительными механизмами.
Десантно-штурмовой модуль высился темной угловатой громадой в полусотне метров впереди.
Глядя на него издалека, Глеб ошибался, думая, что космический аппарат был сбит и упал на поверхность станции. Сейчас он мог во всех подробностях рассмотреть последствия давнего боя и примерно восстановить подробности.
ДШМ скорее совершил жесткую посадку, нежели неконтролируемое падение. Об этом свидетельствовала широкая ровная полоса – модуль хоть и получил массу повреждений, сумел погасить маршевую скорость и выровнять полет, заскользив по обшивке станции, сметая надстройки, как детские игрушки.
Глеб ступил на «тормозной путь» от космического аппарата, как на широкую дорогу, с интересом рассматривая широкие полосы на поверхности, оставленные посадочным шасси модуля. ДШМ протащило еще метров двести, пока массивная башня с вогнутой чашей локатора обнаружения целей не приняла на себя чудовищный удар. Модуль смял препятствие, как консервную банку; энергией удара его развернуло как раз на сомкнутые створы транспортного шлюза. Бронеплиты гермоворот не выдержали многотонного веса