Обостренное стремление утвердить собственную идентичность в противостоянии с превосходящей культурой даже в большей степени присуще и придунайским готам. Соседство с Римской империей, несколько десятилетий практически ничем не омраченного торгового и военного сотрудничества не могли не сказаться и на культурном статусе готов. Становление потестарных институтов также находилось под влиянием отношений с Римом, которые определялись в первую очередь федератским договором с Константином. Ухудшение этих отношений привлекает внимание к готам Аммиана Марцеллина, и в этом случае являющегося основным аутентичным историческим источником. Другим подобным источником служат речи Фемистия, константинопольского политического деятеля, проанализированные П. Хизером и Д. Мэттьюсом и в целом подтверждающие данные Марцеллина[34]. Будучи тесно связаны с Константинополем политическим союзом, готы закономерно оказываются вовлеченными во внутреннюю борьбу в империи, разгоревшуюся после смерти последнего легитимного потомка и преемника Константина Юлиана.
Восстание Прокопия, также принадлежавшего роду Константина, против уже избранных Валентиниана и Валента, смутило не только готов, но и собственно римские войска. Зосим упоминает о том, что решение соправителей о разделе границы и охранявших ее легионов привело солдат в замешательство: они лишь беспорядочно перемещались по приказам новых правителей с место на место[35]. В этих условиях неудивительно, что известие о восстании Прокопия, которого многие и так считали естественным преемником Юлиана, стало причиной большого волнения. Готы по требованию Прокопия посылают ему на помощь отряд. Обоснованность подобного требования и для Прокопия, и для готов, видимо, является общей и неоспоримой – право родства с Константином, заключившим foedus[36]. Вряд ли готы не были информированы об избрании Валентиниана и Валента. Но для них кровное родство явно имело преимущественное значение, именно к этому факту они впоследствии апеллируют, пытаясь оправдаться перед Валентом. В рамках же римской традиции наследственное право на власть в не столь существенно, отчего Валент и не принимает этих оправданий. Однако такая позиция готов в очередной раз подтверждает трактовку foedus’а с их стороны как межличностного договора, обязательства по исполнению которого переходят по наследству. Поэтому именно Прокопий, как и Юлиан до него, с точки зрения готов имел все права на их помощь.
Возможно, что со стороны готов право и ответственность за соблюдение договора также принадлежит некоему определенному линеажу, представители которого имели, соответственно, иные полномочия, нежели просто военные вожди или царьки. Впрочем, и Марцеллин, и Зосим говорят о множестве вождей и племен, предоставивших людей Прокопию. Подозревать существование какого-либо централизованного властного института среди придунайских готов заставляет только рассказ Марцеллина об Атанарихе как главном противнике Валента в войне последнего против готов. Марцеллин считает эту войну вполне справедливой как возмездие за помощь в восстании Прокопия, причем, в целом полагая Валента жестоким и недалеким, указывает, что в этот раз поход был одобрен и Валентинианом[37].
Однако в свете вышесказанного можно усмотреть и иную причину этого похода. Поведение готов в казусе с Прокопием могло дать понять императорам, что готы теперь не считают себя ничем обязанными империи в их лице, что foedus со смертью Прокопия не может быть пролонгирован в силу прекращения рода Константина. Поэтому возникла необходимость в заключении нового договора, в повторении готской войны Константина, что и попытался сделать Валент, причем с максимальной жесткостью и последовательностью. Возможно, что тем самым преследовалась цель достичь наибольших выгод при обсуждении условий возобновления foedus’a.
Атанарих упоминается Марцеллином как человек, возглавивший сопротивление готов императору. Марцеллин своеобразно характеризует положение Атанариха в готской среде, называя его могущественнейшим, властительнейшим в ту пору судьей (Athanaricum ea tempestate iudicem potentissimum)[38]. Термин iudex имеет однозначный перевод и не встречается по отношению к каким-либо иным варварским правителям. Х. Вольфрам полагает, что это особый, выдающийся статус в готской среде, новообразование, свидетельство процесса возникновения монархии. Он отмечает, что Атанарих отвергает на переговорах титул rex, как слишком низкий и недостойный его положения, в пользу iudex[39]. Видимо, приводя этот факт, австрийский исследователь основывается на Фемистии – но П. Хизер и Д. Мэттьюс толкуют этот фрагмент речи греческого дипломата как относящийся к Валенту, как ораторский прием, подчеркивающий сопоставление и доминирование императора-судьи над готским предводителем[40]. Впрочем, это не опровергает того, что титул «судья» был закреплен римскими авторами за Атанарихом. Этот титул действительно является новшеством и, видимо, несет иной смысловой контекст, нежели военный вождь-rex. Х. Вольфрам склонен считать, что имеется в виду представитель и исполнитель воли большинства готских вождей[41].
Сложно делать какие-либо верифицированные выводы на основании столь малых данных касательно природы власти Атанариха. Использование Марцеллином термина в превосходной степени potentissimus может означать существование и других, не столь влиятельных судей, помимо Атанариха, но в равной степени может быть и риторическим приемом, призванным преувеличить роль победы Валента над столь сильным соперником. Исходя из того, что Атанарих персонально представляет готов при заключении нового foedus’a, одна из его функций как судьи заключается именно в подобном представительстве. То, что сама встреча скорее является ритуалом закрепления заранее составленного договора, следует из слов Марцеллина[42]. Встреча состоялась на середине реки, на нейтральной территории, поскольку Атанарих не согласился сойти на римский берег под предлогом данной клятвы, обета. Элементы ритуализации в этом эпизоде в поведении Атанариха очевидны. Следовательно, он не свободен в своих действиях, властных полномочиях и возможностях, будучи ограничен неким набором ритуалов, часть из которых проявляется в зафиксированном римскими авторами процессе переговоров. Однако впоследствии, когда Атанарих лишается власти и изгоняется в результате заговора приближенных, как о том свидетельствуют Марцеллин и Зосим, он ищет покровительства и убежища в Константинополе, нимало не смущаясь пересечением Дуная[43]. Это может свидетельствовать о том, что клятва не ступать на римский берег была связана не лично с Атанарихом, но с его положением в готской иерархии; потеряв свой статус, он оказался освобожден и от обета. Подобный ритуализированный modus vivendi свойственен для варварских священных королей, и, возможно, именно этот институт подразумевается под различием в терминах rex и iudex. Военные вожди готских отрядов не обладали сакральным статусом; если же Атанарих действительно представлял всю общность придунайских готов-тервингов, то в этом качестве мог быть наделен сакральными полномочиями, поскольку они легитимизировали полноту его власти.
П. Хизер и Х. Вольфрам, впрочем, склонны полагать, что эпизод встречи на середине реки Валента и Атанариха коррелирует со встречей Валентиниана и Макриана, в которой император также выплыл навстречу варварскому королю, чтобы заключить мирный договор[44]. Это расценивается исследователями как свидетельство слабости римлян, выступавших уже в роли просителей и вынужденных идти на поводу у гордости варваров. Один вывод не исключает другого. Атанарих, очевидно, действительно обладал значительной властью в рамках всего конгломерата придунайских готских общностей и проявил ее после заключения foedus’a, обозначившего невмешательство римлян во внутренние готские дела.
Сократ Схоластик и Созомен характеризуют Атанариха как ярого борца за языческую веру, «веру отцов», против распространяющегося в готской среде христианства. Более того, дружинники готского судьи не только преследовали, изгоняли и казнили христиан, но и возили с собой идола, которому обязывали поклоняться, сжигая тех, кто отказывался это делать[45]. Подоплекой подобной политики является, безусловно, попытка противостоять римскому влиянию, опосредованной христианством романизации готов. То, что римские источники упоминают одного-единственного идола, заставляет задуматься над тем, не пытался ли Атанарих создать некий противовес христианству, упорядочивая племенной пантеон, пытаясь ввести единого верховного бога для подвластных ему готов, подобно князю Владимиру с его культом Перуна. Х. Вольфрам отрицает такую возможность, склоняясь к идее о том, что в каждом роде использовался собственный идол соответствующего бога-предка[46]. Если принять версию, что Атанарих проводил не просто гонения на христиан, а некую реформу языческой религиозной практики, нацеленную на укрепление единства готских кланов, то восстание против него под предводительством Фритигерна оказывается фундированным не только религиозными, но и политическими разногласиями.
Атанарих использует свои полномочия для централизации готов и, соответственно, усиления собственного влияния, что не может не вызвать сопротивления. Он побеждает и здесь, и, вероятно, близок к тому, чтобы действительно сформировать некое новое готское единство, возможно, первое в истории готов. Для этого есть основания: Атанарих наделен надклановыми сакральными и потестарными полномочиями, представляет народ готов перед римлянами и отвечает за foedus, контролирует ритуальную и религиозную политику, добивается победы над своими противниками внутри готской элиты. Однако вторжение гуннов и здесь играет свою негативную роль – Атанарих не в состоянии с ним справиться, и созданная им система рушится после его поражения. Очевидно, вера готов в удачу судьи, в покровительство ему богов была подорвана, отчего значительная часть племени вернулась в привычное аморфное состояние. В число лидеров выдвигаются вновь отдельные военные вожди и родовые аристократы, как Алавив и Фритигерн. Атанарих же с лавинообразной быстротой теряет все свое влияние, будучи неспособен предложить готам какой-либо вариант баланса между гуннами и римлянами[47]. Очевидно, он остается до конца верным принципу готской самостоятельности, терпит одно поражение за другим, утрачивает сторонников и оказывается в итоге изгнан собственными разуверившимися в нем людьми.
[1] Gavin C.M. Sidelights on Teutonic History During the Migration Period. LLC, 2009. P. 232-257.
[2] Iordan., 116-118, 129-130; Amm., XXXI, 3, 1-2.
[3] Буданова В.П. Готы в эпоху Великого переселения народов. М., 1999. С. 169.
[4] Щукин М.Б. Готский путь. СПб., 2005. С. 210, 215.
[5] Там же. С. 201.
[6] Видсид, 110-124. Здесь и далее цит. по: Видсид [Электронный текст] // Режим доступа: https://www.ulfdalir.ru/sources/43/615/619
[7] Вольфрам Х. Готы. С. 134.
[8] The Saga of King Heidrek the Wise. Edinburgh, 1960. P. 44.
[9] The Saga of King Heidrek the Wise. Edinburgh, 1960. P. xvii.
[10] Saxo Grammaticus. The Danish History. VIII. Здесь и далее цит. по Saxo Grammaticus. The Danish History. [Электронный текст] // Режим доступа: https://omacl.org/DanishHistory/book8II.html
[11] Иордан. О происхождении и деянии гетов. СПб., 2000. С. 65. Прим. 365.
[12] Зиньковская И.В. Готский король Эрманарих. // Вопросы истории. 2010. №3. С. 125.
[13] Подстрекательство Гудрун. [Электронный текст] // Режим доступа: https://www.asatru.ru/libra.htm
[14] Iordan., 129.
[15] Сага о Хервер и Хейдреке, 8-9. Цит. по Сага о Хервер и Хейдреке. [Электронный текст] // Режим доступа: https://norse.ulver.com/src/forn/hervor/ru.html
[16] Сага о Вельсунгах, XLII. Цит. по Сага о Вельсунгах. [Электронный текст] // Режим доступа: https://ae-lib.org.ua/texts-c/_volsunga_saga__ru.htm
[17] Saxo Grammaticus. The Danish History. VIII.
[18] The Saga of King Heidrek the Wise. Edinburgh, 1960. P. 26.
[19] Saxo Grammaticus. The Danish History. VIII.
[20] Amm., XXXI, 3, 1.
[21] Зиньковская И.В. Росомоны Иордана в свете германской эпической традиции и этимологии. // Вестник ВГУ. Серия «История. Политология. Социология». 2008. №2. С. 35.
[22] Iordan., 130.
[23] MacDowall M.W. Epics and Romances of the Middle Ages. Wildside Press LLC, 2008. P. 199.
[24] Saxo Grammaticus. The Danish History. VIII.
[25] Видсид, 116.
[26] The Saga of King Heidrek the Wise. Edinburgh, 1960. P. 44.
[27] MacDowall M.W. Epics and Romances of the Middle Ages. Wildside Press LLC, 2008. P. 200.
[28] Heather P. The Goths. Wiley-Blackwell, 1998. P.53.
[29] Iordan., 245-249.
[30] Amm., XXXI, 3, 3.
[31] Щукин М.Б. Готский путь. М., 2005. С. 231.
[32] Iordan., 121-122.
[33] Wolfram H. History of the Goths. University of California Press, 1990. Pp. 254-258.
[34] Heather P., Matthews J. The Goths in the fourth century. Liverpool University Press, 1991.
[35] Zosim., IV.
[36] Amm., XXVI, 10, 3; XXVII, 5, 1.
[37] Amm., XXVII, 4, 1.
[38] Amm., XXVII, 5, 6.
[39] Вольфрам Х. Готы. С. 104.
[40] Heather P., Matthews J. The Goths in the fourth century. Р. 39.
[41] Вольфрам Х. Готы. С. 100.
[42] Amm., XXVII, 5, 9.
[43] Amm., XXVII, 5, 10; Zosim., IV.
[44] Amm., XXX, 3, 4-5; Heather P., Matthews J. The Goths in the fourth century. Р. 23; Вольфрам Х. Готы. С. 105.
[45] Sokrates Scholasticus, IV, 33, 7; Sozomenos, VI, 37.
[46] Вольфрам Х. Готы. С. 106.
[47] Amm., XXXI, 3, 4-8.