Отдаленные последствия насилия

Исследования отдаленных во времени последствий семейного насилия осложня­ются несколькими факторами. Во-первых, при подборе выборки исследователи вынуждены опираться на субъективные оценки со стороны опрашиваемых участ­ников исследования: часть людей, переживших в детстве насилие, со временем начинают описывать события того времени как не имевшие большого значения, действия агрессора — как оправданные наказания или вообще забывают о проис­шедшем, а значит, начинают утверждать, что никогда не переживали насилия, или же, наоборот, человек, не подвергавшийся насилию в детстве, может в силу раз­личных причин утверждать обратное. По тем же причинам сложно подобрать кон­трольную группу. Во-вторых, при проведении лонгитюдного исследования сложно сохранить контакт с большинством выборки, а это значит, что результат экспери­мента может быть серьезно искажен: может существовать огромное различие меж­ду теми семьями, которые приходят на дальнейшие встречи, и теми, которые этого не делают. В-третьих, сложно развести последствия непосредственно самого на­силия и последствия определенных стилей воспитания. Многие исследователи склоняются к мнению, что неправильный стиль воспитания является более пато­генным, чем единичные случаи насилия.

Несмотря на все эти затруднения, был проведен ряд заслуживающих доверия исследований последствий насилия над ребенком. У детей и подростков, в прош­лом переживших насилие, отмечались следующие эмоциональные и поведенче­ские сложности:

♦ низкая самооценка, враждебность, агрессивность;

♦ склонность к поведению, направленному на саморазрушение;

♦ депрессия, низкие академические успехи.

Психотерапевты отмечают, что многие взрослые, страдавшие от жестокого об­ращения в семье, горюют о потерянном детстве, а потому их состояние зачастую схоже с состоянием людей, перенесших утрату и не отреагировавших свое горе полностью.

Дети, развивавшиеся в условиях насилия и/или пренебрежения, могут демон­стрировать отставание в развитии, не обусловленное органическими причинами.

Последствиями сексуального насилия могут являться расстройства питания и серьезные психические расстройства, а также развитие чувства отверженности, вины, неспособности справляться с нормальными сексуальными отношениями, недоверие к тем, кто стремится оказать помощь.

В качестве последствия физического насилия часто называют склонность к при­менению силы, агрессивность в межличностных отношениях.

Люди, выросшие в условиях пренебрежения, часто демонстрируют низкую со­циальную компетентность, испытывают сложности в выполнении ежедневных бы­товых обязанностей.

Итак, насилие над ребенком в семье может иметь очень серьезные последст­вия, но необходимо помнить, что опыт жестокого обращения в детстве — не приго­вор и не диагноз. Думать, что любой человек, переживший насилие в детстве, бу­дет страдать от тяжелых психологических нарушений или совершать насилие по отношению к другим людям, неверно и несправедливо по отношению к этим лю­дям. Исследования показывают, что значительное число людей, переживших на­силие в детстве, становятся счастливыми, хорошо приспособленными людьми, заботящимися о своих детях. М. Линч и ее коллеги провели лонгитюдное исследо­вание, по результатам которого 37% выборки не испытывали серьезных затруд­нений в дальнейшей жизни, имели адекватную самооценку, умели строить меж­личностные отношения, у них было нормальное интеллектуальное развитие и не отмечались поведенческие расстройства. На основании этого исследования была выделена группа факторов, способствующих позитивному развитию ребенка, пе­режившего насилие. Эти факторы были названы компенсаторными. К ним отно­сится наличие раннего своевременного вмешательства (необходимо отметить, что люди, пережившие насилие в детстве и не получившие помощи тогда, могут полу­чить ее в более позднем возрасте и добиться хороших результатов) и присутствие некоего лица, которому ребенок доверяет и которое может вернуть ему чувство ценности собственной личности. В качестве компенсаторного фактора может так­же выступать высокий уровень интеллекта.

В соответствии с результатами исследований К. А. Кендл-Тейкет частота от­сутствия симптомов у детей — жертв сексуального насилия колебалась (в четырех исследованиях) от 21 до 49%.

М. Раттер утверждает, что примерно у половины детей, подвергшихся жесто­кому обращению, не развиваются психопатологические симптомы. Приведя эти оптимистические данные, стоит упомянуть и другие результаты: так, по данным семи исследований, приведенных Дж. Пирсом, у детей отмечалось не только смяг­чение симптомов со временем, но и выявлялось их ухудшение. Число детей с ухуд-

шением состояния составило 10-24%, причем некоторые из этих детей не прояв­ляли симптоматики при первоначальном обследовании.

В заключение важныо заметить, что не существует стандартного описания ре­бенка — жертвы жестокого обращения. Дети, пережившие его, демонстрируют широкий спектр проблем и вариантов развития. Насилие по отношению к ребенку является значительным фактором риска возникновения неблагоприятных послед­ствий для развития ребенка, но не влечет их за собой со стопроцентной вероятно­стью. Как было сказано выше, достаточно большой процент детей, переживших насилие, в дальнейшем хорошо адаптируются в жизни и не демонстрируют серь­езных отклонений. Такой благоприятный исход может иметь место в силу дейст­вия компенсаторных факторов, одним из которых является своевременное оказа­ние квалифицированной помощи.

Роль социальной среды

Несомненно, физическое, сексуальное и любое другое насилие по отношению к ре­бенку может иметь серьезные последствия для его индивидуального развития. Помимо этого, насилие над детьми является социальной проблемой, которую нель­зя оставлять без внимания. Этот феномен нельзя рассматривать вне социального контекста, который включает и непосредственное окружение ребенка (микроуро­вень), и общество в целом с его исторически сложившимися традициями и совре­менными социально-экономическими условиями (макроуровень). Социальная среда оказывает влияние и на распространенность насилия над детьми, и на послед­ствия этого насилия. Так, например, отмечается, что при тяжелых экономических условиях большее количество родителей оказываются неспособными оптимально выполнять свои родительские функции. Социальная политика государства дейст­вует на том же макроуровне. Например, в государствах, где запрещены аборты, может быть больший процент нежеланных детей, с которыми родители могут об­ходиться плохо. Отсутствие разработанных социальных механизмов защиты де­тей может вести к тому, что жертвы насилия не получают необходимой профес­сиональной помощи. На микроуровне могут наблюдаться следующие явления: поддержка со стороны близких и своевременная помощь специалистов смягчают тяжесть возможных последствий насилия. С другой стороны, наличие истории жестокого обращения в детстве может влиять на то, как человек воспитывает сво­их детей.

Существует теория циклов насилия над детьми, передающихся из поколения в поколение. Она перекликается с представлением таких крупных психотерапев­тов, как Э. Эйдемиллер, о том, что детский невроз является выражением проблем жизненного пути трех поколений. Теория сохранения насилия в семье на протя­жении нескольких поколений представляет интерес, так как позволяет рассматри­вать ребенка и затруднения, которые он испытывает, в более широкой перспективе, включающей его семью и особенности общества, в котором он растет, а значит, оказывать ему и его семье более эффективную помощь.

По отношению к этой теории специалисты, работающие с детьми, переживши­ми насилие, занимают различные позиции. Некоторые из них утверждают, что ро­дитель — жертва насилия скорее будет также жесток по отношению к своему ре­бенку. Другие считают, что человек, переживший ужас насилия в детстве, никогда не повредит своему ребенку, но, напротив, имеет шанс стать прекрасным родите-

лем, так как будет знать на собственном опыте, как не следует поступать. В свете этих разногласий наиболее интересной кажется точка зрения Э. Бьюкэнен, изло­женная в книге «Циклы жестокого обращения с детьми» {Cycles of Child Maltreat­ment). Согласно данным исследований, приведенных этим автором, вероятность того, что родитель, переживший насилие в детстве, будет жестоко обращаться с собственными детьми, статистически выше (30%), чем в контрольной выборке (2-4%). Это указывает на то, что, действительно, вероятность совершения наси­лия по отношению к своему ребенку родителем, страдавшим от жестокого обра­щения в детстве, довольно высока, но не стопроцентна.

Исследователи, работающие над этой теорией, утверждают, что в состав цикла передачи насилия из поколение в поколение входят четыре отдельных цикла, дей­ствующих и вне, и внутри семьи. Следовательно, чтобы успешно оказывать по­мощь детям, пережившим насилие, и эффективно предотвращать насилие над деть­ми в дальнейшем, надо понимать, как действуют все эти циклы.

Э. Бьюкэнен называет следующие циклы, способствующие сохранению семей­ного насилия и его передаче из поколения в поколение: социополитический, куль­турный, психологический и биологический.

1. Социополитический. Тяжелые экономические условия могут способствовать росту насилия над детьми: например, бедность может длиться на протяжении многих лет и нескольких поколений. Конкретные политические решения мо­гут также прямо или косвенно способствовать этому, например решения, веду­щие к вооруженным конфликтам, к дискриминации различных групп населе­ния, к изменению демографической политики и др.

2. Культурный. Как подчеркивает Э. Бьюкэнен, на протяжении всей истории че­ловечества существовал и существует широкий спектр одобряемых конкрет­ным сообществом форм жестокости по отношению к детям, наличие которого ведет к тому, что следующее поколение повторяет жестокие действия преды­дущего. Можно по-разному относиться к этому утверждению, в том числе счи­тать его этноцентрическим, т. е. исходящим из норм культуры, к которой при­надлежит исследователь, но, так или иначе, именно от культурных традиций зависит тип воспитания, принятый в том или ином обществе, например, рас­пространенность физических наказаний, принятие или неприятие обществом домашнего насилия.

3. Психологический. Для объяснения сохранения насильственных действий по от­ношению к детям на протяжении поколений психологи используют концеп­цию научения: дети, выросшие в условиях насилия, усваивают, что насилие — приемлемый способ решения проблем. Например, широко известные резуль­таты исследований Г. Харлоу показали, что обезьяны, выращенные в изоля­ции, без заботы матери, с большой вероятностью становятся отвергающими, пренебрегающими и жестокими по отношению к своему потомству. Применя­ется и теория выученной беспомощности: ребенок — жертва насилия, стремя­щийся остановить то, что с ним делают, и не преуспевающий в этом, испытыва­ет глубокую беспомощность и начинает верить, что не может ничего изменить. Когда такой человек становится родителем, он не может поверить в то, что мо­жет вести себя иначе, чем его родители, например, что он может просить о по­мощи, поддержке или совете и получить это.

н

Дс Н'.

MEL... -

4. Биологический. Сюда входит исследование наследственных психических и со­матических заболеваний, которые могут оказывать влияние на процесс воспи­тания детей.

В рамках каждого цикла рассматриваются «предрасполагающие» и «аморти­зирующие» факторы. Помощь семье может быть основана на ослаблении первых и усилении последних, при этом подразумевается помощь не только пострадавше­му ребенку, но и всей его семье, в том числе и агрессору, если последнее возможно.

Вышеизложенный подход имеет не только психологическое, но и социальное значение. Непосредственными последствиями физического или сексуального на­силия над ребенком являются травмы (физические и психологические), получен­ные самим ребенком. В некоторых случаях насилие закан- і---------------------------

чивается трагедией — смертью. Но и дети, избежавшие Концепция циклов раз-подобной судьбы, оказываются травмированными таким нитГситуат^в^ый^под-образом, что это вредит их собственной будущей жизни и ход к оказанию помощи зачастую жизни их потомков, что, в свою очередь, оказы- ребенку на превентив-вает негативное влияние на благополучие общества в це- ^ныи' лом. Концепция циклов насилия является перспективной

по следующей причине: она позволяет сменить ситуативный подход к оказанию помощи ребенку — жертве жестокости, который был распространен в 1970-е гг. на Западе и до сих пор является единственным у нас, на превентивный: оказание по­мощи семье до того, как ребенок пострадал.

Превентивный метод имеет ряд преимуществ. Во-первых, он позволяет сни­зить риск травматизации ребенка, а во-вторых, может способствовать сохранению семьи. В настоящее время раскрытие случая насилия в семье, как правило, окан­чивается ее распадом, возможно, арестом одного из родителей и помещением ре­бенка в детский дом. При этом ребенок получает дополнительную травму: он те­ряет родителей, которых любит (специалистам, сталкивающимся с насилием над детьми, проще принимать гнев ребенка по отношению к родителям, чем его лю­бовь к ним), переживает депривацию; у него усугубляется чувство вины, так как удаление из дома воспринимается как наказание, а раз наказывают его, значит, именно он виноват в случившемся. Также немаловажно и то, что социальные пер­спективы выпускника детского дома гораздо ниже, чем у ребенка, выросшего в се­мье, а, как уже упоминалось, неблагоприятные социальные и экономические усло­вия могут способствовать передаче установки на насилие в семье из поколения в поколение. Все это говорит о том, что к оказанию помощи детям, пережившим на­силие, надо подходить с более широких позиций: ни в коем случае нельзя исклю­чать из этого процесса семью, а также надо учитывать возможность последствий, отдаленных во времени, и соответственно планировать терапевтическое вмеша­тельство.

Оказание психологической помощи детям, пережившим насилие в семье

Дети, ставшие жертвами жестокого обращения в семье, нуждаются в своевремен­ном оказании профессиональной помощи. Переживаемое в настоящий момент или пережитое в прошлом насилие может привести к развитию серьезных психо­логических затруднений. Профессионал, оказывающий помощь детям, не может

рассчитывать, что эти трудности исчезнут вдруг или постепенно, но сами по себе. В то же время в нашей стране многие специалисты, работающие с детьми, все еще придерживаются точки зрения, что изменения социальной среды (например, по­мещение ребенка в детский дом, приют) достаточно для того, чтобы компенсиро­вать психологическую травму, связанную с испытанным насилием. В реальности удаление ребенка из опасной ситуации далеко не всегда смягчает последствия травмы и даже может создавать дополнительные проблемы, например вызывать сепарационную тревогу (тревогу отделения от значимых близких). Удаление ре­бенка из среды, в которой он пережил насилие, должно являться не окончанием процесса реабилитации, а его началом. При этом необходимо помнить, что оказа­ние помощи детям, пережившим насилие в семье, является одной из наиболее трудных задач и психологии, и социальной работы: дети, пережившие насилие, и их семьи испытывают широкий спектр проблем, и для специалиста, призванного оказать им помощь, эта задача может быть чрезвычайно сложной и эмоционально трудной.

Как уже было сказано выше, не существует единого, универсального описания ребенка — жертвы насилия, а следовательно, нет и готового рецепта для оказания этим детям психологической помощи. Можно говорить лишь об основных прин­ципах работы с детьми, пережившими насилие. Дж. Пирс обобщил эти принципы следующим образом.

1. Вмешательство должно быть всесторонним: психолог должен быть способен работать с широким спектром проблемного поведения. Более того, при работе с детьми, пережившими насилие, психолог-психотерапевт может быть вынуж­ден вмешиваться в условия среды и окружения, чтобы предоставить ребенку всеобъемлющую помощь. Ребенка нельзя рассматривать в изоляции от семьи. Нельзя не принимать во внимание социальную ситуацию, в которой в данный момент находится ребенок.

2. Вмешательство должно быть ориентировано на развитие ребенка.

3. Вмешательство должно быть направлено на последствия, проявляющиеся в раз­витии: жестокое обращение может нарушить способность ребенка справляться с этапными задачами развития и затруднить достижение и освоение последую­щих этапов. Психолог должен уметь оценивать уровень развития ребенка.

4. Вмешательство должно соответствовать этапу развития: во-первых, в зави­симости от стадии развития, на которой имело место жестокое обращение, его психологические последствия могут носить разный характер. Во-вторых, из­вестны случаи, когда ребенок, переживший насилие и получивший помощь психолога, испытывал потребность в возобновлении психотерапии в более позд­нем возрасте.

5. Вмешательство должно учитывать уровень развития: стратегия терапевтиче­ского вмешательства должна соответствовать стадии развития ребенка. На­пример, использование исключительно речевого подхода может быть крайне фрустрирующим для ребенка младшего возраста или ребенка, страдающего за­держкой развития. В таком случае игровая терапия может служить хорошим примером подхода с учетом развития ребенка. Использование того же метода в работе с подростком может оказаться далеко не столь эффективным.

К вышеперечисленным принципам хотелось бы добавить еще один существен­ный комментарий. Когда в приют или иную службу социально-психологической помощи поступает ребенок, относительно которого известно, что он подвергся на­силию, существует большое искушение принять этот опыт за наиболее актуальную проблему, требующую вмешательства, но это не всегда так. Например, для ребен­ка, поступившего в приют в связи с пережитым насилием, наиболее актуальной может оказаться проблема сепарации с семьей, особенно с матерью, или проблема тревоги, вызванной новым окружением. Следовательно, еще одним принципом работы с ребенком, пережившим жестокое обращение, является тщательная оценка его состояния на предмет выявления действительно актуальных проблем, имею­щихся у него на данный момент, следование за ребенком, постоянная переоценка его потребностей.

В работе с детьми, пережившими насилие, большую роль играет первая фаза терапевтического процесса, фаза установления (или восстановления) доверия, это особенно важно при оказании психологической помощи детям, пережившим сек­суальное насилие. Многие дети, поступающие в приюты в связи с пережитым на­силием, происходят из так называемых неблагополучных семей, что, возможно, связано с тем, что такие семьи чаще попадают в поле зрения различных правоох­ранительных и социальных служб, где насилие не является «случайным», единич­ным эпизодом, но присутствует на протяжении длительного времени как устой­чивый паттерн поведения родителей по отношению к ребенку. Исходя из этого можно предположить, что первая стадия развития по Э. Эриксону, когда «разви­вается параметр социального взаимодействия, положительным полюсом которо­го служит доверие, а отрицательным — недоверие», протекала неблагополучно, и у ребенка, не получавшего должного ухода и заботы, могло развиться недове­рие — боязливость, подозрительность и враждебность — по отношению к миру во­обще и к людям в частности. Для других детей непосредственной причиной поте­ри доверия к взрослым может являться отдельный эпизод насилия в семье, так как насилие со стороны близкого человека может подорвать даже сформировав­шееся на ранних стадиях базальное доверие. Таким образом, фаза установления доверия между клиентом и психологом в работе с детьми — жертвами насилия принимает особое значение. Также необходимо помнить, что сложившееся дове­рие может быть легко нарушено, а значит, от психолога требуется особенная осто­рожность и постоянное подкрепление установленных отношений. ----------------------------1 Распространено мнение, что для того, чтобы быть эф-

Специалист, в первую фективной, терапия, проводимая с детьми, пережившими

очередь, должен еде- ^ > г > г ^ г

лать все, чтобы обезо- насилие, должна быть длительной и аналитически ориен-

пасить ребенка. Он мо- тированной. Такая форма работы действительно имеет воз-

жет выбрать ту форму можность давать наилучшие результаты, но в условиях работы, в которой он, ^{J ґ J J}

наиболее компетентен, приюта, школы, больницы проводить такую длительную

при этом важно, чтобы терапию затруднительно. И тем не менее помощь ребе-

она соответствовала по- _{нок должен} получить. Психолог или любой другой спе-требностям ребенка и ^{J CJ}

условиям, в которых она Циалист, осуществляющий эту помощь, должен сделать

будет проходить. все, чтобы обезопасить ребенка, с которым работает. Это

относится не только к таким аспектам, как конфиденци­альность информации, но и в большой степени к поведению самого психолога. Это основной принцип. Форма, которую принимает вмешательство, не столь важна.

Психолог может выбрать ту форму работы, в применении которой он более ком­петентен, при этом важно, чтобы выбранная форма работы соответствовала по­требностям ребенка и условиям, в которых она будет осуществляться (школа, кризисная служба, приют, поликлиника).

Какой бы метод ни применялся, нужно знать, что главная цель терапии детей, переживших насилие в семье, — помочь им распознать и адаптивно выразить чув­ства, связанные с пережитым злоупотреблением и пренебрежением. При этом не­обходимо помнить, что специалист, работающий с ребенком, может испытывать дискомфорт относительно ведения открытого разговора с ребенком о том наси­лии, которое он пережил, особенно в случае сексуального насилия. Этот диском­форт может приводить к тому, что психолог удерживает работу на поверхностном уровне, избегает затрагивать тему самого насилия, что особенно легко происходит при использовании невербальных и/или проективных форм работы. В этом слу­чае рано или поздно начнут наблюдаться следующие негативные явления: психо­лог может начать чувствовать, что работа не двигается и улучшение состояния у ребенка не наступает, в свою очередь, ребенок укрепляется во мнении, что взрос­лые не хотят знать о том, что с ним произошло, а следовательно, не способны ему помочь. Непроговоренная, непроработанная тема насилия остается «висеть в воз­духе», постепенно разрушая терапевтические отношения между психологом и ре­бенком.

Психологические методы работы с детьми, пережившими насилие

Форма работы с ребенком, пережившим насилие, имеет меньшее значение, чем общие принципы оказания помощи таким детям и, главное, чем личная позиция и отношение психолога. В то же время существуют методы, традиционно считаю­щиеся наиболее адекватными.

Клиент-центрированная игровая терапия. Игровая терапия используется психоло­гами, придерживающимися разных теоретический ориентации и, следовательно, су­ществуют разные формы игровой терапии. С детьми, пережившими насилие, как правило, используется клиент-центрированная игровая терапия. Г. Лэндрет дает следующее определение этого направления игровой терапии: это динамическая система межличностных отношений между ребенком и терапевтом, обученным процедурам игровой терапии, который обеспечивает ребенка игровым материалом и облегчает построение безопасных отношений для того, чтобы ребенок мог наибо­лее полно выразить и исследовать собственное Я (чувства, мысли, переживания и поступки) с помощью игры — естественного для ребенка средства коммуникации. В рамках этого подхода из всех возможных видов игровой терапии используется так называемая свободная игра, допускающая большую гибкость и свободу дейст­вий, что, в свою очередь, способствует более активному самопознанию ребенка. Именно в игре ребенок может продемонстрировать с помощью конкретных предметов, которые выступают в качестве символов, то, что он когда-либо пря­мым или косвенным образом испытал. Игра является для ребенка символическим языком для самовыражения и, манипулируя игровыми предметами, ребенок мо­жет более адекватно показать, чем выразить в словах, как он относится к себе, к значимым взрослым, к разным событиям своей жизни. Действительно, дети

более полно и более непосредственно выражают себя в спонтанной, самостоятельно инициированной игре, чем в словах. В игре они чувствуют себя гораздо комфорт­нее, и она является для них наиболее естественной оздоровительной деятельно­стью. Чисто вербальные методы менее эффективны в терапевтической работе с ребенком, так как уровень его абстрактного мышления не всегда позволяет выра­зить в словах его чувства и переживания, к тому же, как правило, слова еще не на­полнены для ребенка тем эмоциональным смыслом, что для взрослого, и «прого-варивание» может не иметь сильного терапевтического эффекта, а следовательно, для ребенка может быть полезнее «проиграть» свои чувства или некую сложную ситуацию в присутствии внимательного и деликатного взрослого.

Игра ребенка — то же, что речь у взрослого, а значит, она так же информативна; так, например, последователи К. Юнга и Э. Эриксона считают, что организован­ную определенным образом игру можно интерпретировать так же, как и другой бессознательный материал. Более того, такие крупные детские психоаналитики, как Д. Винникотт, убедительно показали, что «называние» терапевтом того, что бессознательно создает ребенок в терапевтической игре, несет тот же инсайт для маленького клиента, что и интерпретация при работе со взрослым.

У игры как у средства психологического вмешательства есть и другие преиму­щества. Во-первых, такой способ работы снижает дискомфорт у ребенка: все дети умеют играть и редко отказываются делать это на приеме у психолога, в то время как при использовании в психологической работе, например, рисунка многие дети испытывают затруднения, ожидая от взрослого оценки результатов его труда.

Во-вторых, если психолог будет придерживаться исключительно вербального уровня общения, то терапевтические отношения могут оказаться нарушены: в дан­ном случае от ребенка как бы требуется «подняться» до уровня терапевта, а это не­логично, ведь именно терапевт должен обладать достаточной гибкостью для при­способления к клиенту.

В-третьих, как взрослый, так и ребенок с помощью символической игры может выразить чувства, не выразимые иным способом. Это особенно верно в случаях, когда мы имеем дело с жертвами насилия.

Игровая терапия является универсальным, эффективным, затрагивающим мно­гие пласты психики ребенка средством. Сфера ее применения крайне широка и противопоказаний к ее использованию немного.

Игровая терапия и ее элементы могут применяться в работе с детьми любого возраста. Она может оказаться полезной даже при работе с подростками, но толь­ко в том случае, если эту форму работы выбрал сам подросток.

Другим эффективным методом, применяемым в работе с детьми, переживши­ми насилие, является песочная терапия, которую нужно отличать от игровой тера­пии с использованием песка.

Песочная терапия. Формирование песочной терапии как подхода было длитель­ным, она возникала постепенно. Предтечей этой формы психотерапии можно счи­тать книгу Г. Уэллса «Игры на полу» (Wells, 1911), в которой описывается опыт детской игры с миниатюрными фигурками. Психологи впервые обратились к ма­териалу этой книги в 1930-е гг., что позволило, например, М. Ловенфельд создать свою известную технику «Мир» (The World Technique), внимание же юнгианских психологов игра с песком привлекла в 1940-50-е гг., когда ею заинтересовалась и адаптировала к юнгианской традиции Д. Калфф, написавшая об этом книгу

Пример подноса, собранного в процессе песочной терапии

«Песочная терапия» (Kalff, 1979). К. Г. Юнг указал Д. Калфф на то, что описание содержимого подносов с песком, используемых в песочной терапии, напоминает аналитическую работу со сновидениями, а следовательно, в рамках этой работы могут быть использованы те же символы и приемы их интерпретации. Д. Калфф оказала большое влияние на развитие метода песочной терапии, формулирование его теоретических принципов и подготовку практикующих консультантов во всем мире. Она утверждала, что игра с песком предоставляет ребенку возможность из­бавиться от психологических травм с помощью экстериоризации фантазий и фор­мирования ощущения связи и контроля над своими внутренними побуждениями. Установление связи с бессознательными побуждениями, особенно с архетипом самости, и их выражение в символической форме в значительной мере облегчают здоровое функционирование психики.

У песочной терапии есть несколько преимуществ.

♦ Во-первых, она с успехом применяется в работе как с детьми, так и со взрослыми.

♦ Во-вторых, этот метод считается высокоэффективным при работе с жертвами насилия, которые могут испытывать трудности в «разговорной» форме тера­пии: психологи, практикующие песочную терапию, утверждают, что чем больше человек не был услышан миром, тем больше он сможет отреагировать с помо­щью тех картин, которые он построит в подносе с песком. Более того, отмечает­ся, что сам процесс песочной терапии обладает терапевтическими свойствами: потребность в комментариях и интерпретации со стороны психолога может быть минимальной.

♦ В-третьих, песочная терапия вызывает меньше сопротивления, чем арт-тера­пия: некоторые клиенты (в том числе и дети) не хотят рисовать, так как боятся оценки своих художественных способностей. Песочная терапия не предпола­гает такой угрозы, так как еще никому не говорили, что он не умеет играть с песком.

Для проведения песочной терапии используют два деревянных подноса, на­полненных песком (один для мокрого песка, другой для сухого), и коллекцию фи­гурок, в которую должны входить люди и сказочные персонажи, животные, дома, растения, транспортные средства, камни и раковины, шишки, перья, мишура, све-

чи, кубики, зеркала и другие «проективные» предметы, значение которым любой человек может присвоить произвольно. Клиент выбирает какое-то количество фи­гурок и размещает их в подносе с песком так, как считает нужным. Когда работа над подносом закончена, психолог может попросить клиента рассказать историю, связанную с данной композицией.

В ходе каждой сессии психолог фиксирует выбранные клиентом предметы, от­мечает их положение в подносе, записывает историю, которую клиент рассказы­вает о построенной картине, зарисовывает и/или фотографирует поднос для даль­нейшего анализа и сравнения с прошлыми и последующими подносами. Первый из сделанных клиентом подносов принято считать эскизом для всей последующей серии подносов: некоторые важные элементы будут возникать и развиваться в дальнейшей работе. Таким элементам (или целым мотивам) уделяется особое вни­мание в процессе интерпретации. Следует помнить, что интерпретация никогда не производится на основе единичного подноса. Для достижения каких-либо выво­дов или выдвижения гипотез должна быть рассмотрена серия подносов.

Песочная терапия может с успехом применяться в работе с детьми, пережив­шими насилие, но необходимо помнить, что эта форма работы относится к анали­тическим методам психотерапии и может применяться только специалистами, прошедшими специальный курс обучения.

Серийное рисование является терапевтическим подходом, в рамках которого кон­сультант регулярно встречается с ребенком и просит его «просто нарисовать кар­тинку». Дж. Аллан утверждает, что в процессе этих встреч формируются терапевти­ческие взаимоотношения между психологом и ребенком, проблемы находят симво­лическое выражение в рисунках и в результате возникает возможность исцеления и разрешения внутренних конфликтов.

Теоретическую основу данного подхода составляют в том числе и работы К. Г. Юн­га, который считал, что хотя порождения фантазии и могут носить патологиче­ский характер, в целом формирование образов и символов отражает способность психики к развитию, а в случае психологической травмы — к выздоровлению. К. Г. Юнг также указывал, что в процессе применения игровой терапии дети не­редко осуществляют спонтанную разработку предметов фантазии, которые имеют непосредственное отношение к их психологическим проблемам. Это утверждение в равной мере справедливо и для занятий рисованием.

Рисование, как спонтанное, так и направленное, может с успехом применяться в работе с детьми, пережившими физическое или сексуальное насилие. Глубокую психологическую травму, полученную ребенком, пережившим насилие, невозмож­но устранить одними беседами, в то время как занятия рисованием и керамикой служат надежным средством экстернализации травматических переживаний и по­тому способствуют улучшению состояния.

Серийное рисование предполагает еженедельное проведение занятий рисова­нием в присутствии консультанта. При этом психолог делает выводы не на основе одного рисунка, а на основе целой серии или часто повторяющихся мотивов. В хо­де работы ребенок часто останавливает свой выбор на одной символической теме и использует ее в ряде рисунков. Этот символический образ не остается неизмен­ным, но претерпевает изменения, указывая на наличие внутренней динамики. Ис­пользование рисунков может помочь ребенку перейти к непосредственному обсуж­дению болезненных переживаний, связанных с опытом насилия.

Метод серийного рисования может оказаться полезным и эффективным при работе с ребенком, пережившим насилие, особенно в условиях недостатка време­ни и ресурсов, но следует указать и на некоторые ограничения этого метода. Этот метод может быть неприемлем для работы с ребенком, который не любит и не уме­ет рисовать, более того, он может вызвать у ребенка пренебрежительное отноше­ние или раздражение. В итоге контакт с психологом не устанавливается, а рисунки оказываются довольно формальными: например, образы не получают развития. Целесообразнее использовать эту методику как составную часть другой работы.