EPOV
Убрав руку от своей головы, я вижу, что она вся в ярко-красной крови; скользкой и теплой. Секунд пять я тупо смотрю на нее, а затем вытираю о свои штаны и перемещаю оружие в другую руку. Моя голова раскалывается; кажется, будто тысячи тяжелых отбойных молотков настойчиво долбят мой мозг.
Тем не менее, я заставляю себя идти. Я заторможен и еле держусь на ногах. Мое зрение размыто. На полу за собой я оставляю следы крови. Но не останавливаюсь. Если придется, я буду волочиться на животе, скользить и ползти, как проклятая змея, пока не найду его. Он не может покинуть это место живым.
Не в том случае, если она должна выжить.
И она выживет.
Моя окровавленная голова уже не особо волнует меня. И в медицинской школе, и в Куантико (п.п.: крупнейшая база Корпуса морской пехоты США. Также на ней располагается штаб морской пехоты и президентская эскадрилья вертолётов. На территории находятся различные федеральные ведомства, такие как: Управление по борьбе с наркотиками, Академия ФБР, Лаборатория ФБР, а также Военно-морской отдел по расследованию преступлений) нас учили, что раны на голове сильно кровоточат из-за постоянного притока крови к мозгу, а еще из-за того, что кожа и подкожная клетчатка на черепе очень тонкие. Я смотрю на зияющую огнестрельную рану на левой стороне грудной клетки. Игнорируя боль, левой рукой я пытаюсь приостановить кровотечение, но терплю поражение.
Это серьезно беспокоит меня.
Я не волнуюсь за себя. Адреналин, бушующий в моем теле, практически притупил боль. Кроме того, я уже смирился с тем, что, вероятно, не доживу до вечера. Я принял этот факт, как только он сказал мне, где мы встретимся. Когда он сообщил, где держит ее, я сразу же согласился приехать один, без поддержки. В тот момент я сделал бы все, о чем бы он только ни попросил, неважно, что было очевидно, что все это - подстава. Для остальных она может быть лишь заданием, воровкой, свидетелем, которого мы поклялись защищать.
Для меня она - сама жизнь.
Неожиданно мою голову прямо между глаз раскалывает острая мучительная боль, и я откатываюсь назад. Зрение опять размыто, а в глазах двоится. На три секунды я их закрываю, поднимаю к голове пистолет и прижимаю его к переносице, пытаясь облегчить боль. Откинув голову назад, я смотрю в потолок; стальные трубы, проходящие сверху, множатся перед моими глазами: три становятся шестью, а шесть - двенадцатью.
Зрение, как у паука (п.п.: Зрение пауков, несмотря на наличие восьми глаз, весьма посредственное. Глаза паука слабо улавливают только силу и направление света).
Черт возьми, как эти существа справляются с этим дерьмом? Как поймать свою жертву, когда вы не можете сказать, какая из них реальная, а какая - всего лишь результат искаженного восприятия? Сейчас этот вопрос является очень уместным, и я понимаю, что мой разум помутнен. Я резко дергаюсь вперед, и меня тошнит прямо на ноги.
Рана на голове. Нечеткое зрение. Рвота.
Сотрясение мозга.
Я мысленно добавляю это в перечень травм, а затем игнорирую все, давая себе ровно пять секунд на то, чтобы заново сфокусироваться, потому что не могу позволить тратить больше времени. Я сильнее прижимаю ладонь к ране в боку и еле плетусь, пытаясь хоть что-нибудь расслышать сквозь громкий звон в ушах и увидеть через туманную размытость в своих глазах. Он все еще где-то здесь, скрывается за облаками дыма, газа и горячего пара. Крадется между толстых стальных труб, которые образуют что-то похожее на лабиринт. Ждет, пока я умру, чтобы пойти за ней.
Я не позволю этого. Он умрет первым, а затем я последую за ним в ад, если это необходимо.
Мое внимание привлекает глухой стук, раздающийся откуда-то снизу, и, чтобы прислушаться, я останавливаюсь на своих нетвердых ногах. Ничего. Но мои инстинкты говорят мне, что это не случайный шум, и я молюсь, чтобы они не подвели меня, несмотря на плохое состояние.
В конце концов, именно эти инстинкты завели меня так далеко; инстинкты, которые призывали защищать, отстаивать. Именно из-за них я выучился на хирурга. А когда и этого стало недостаточно, чтобы удовлетворить мою Альфа-личность (п.п.: Альфа – человек с четко выраженными чертами лидера), я оказался в Академии ФБР в Куантико, прямо после медицинской школы, где мирился с мазохистскими инструкторами и самодовольной сестрой-близнецом с идентичными чертами Альфа-личности, которая поступила и закончила Академию на несколько лет раньше меня.
Но мои инстинкты никогда меня подводили. Даже Джаспер, Эммет и Розали часто полагались на них.
Именно мои инстинкты привели меня к ней.
Я спускаюсь по лестнице в подвал, осторожно ступая на каждую ступеньку, а не прыгая через две, как мне того хочется. Мой пистолет наготове и поднят вверх, хотя я совершенно не уверен, что смогу попасть в цель в таком состоянии. Я иду по темным коридорам, неуверенно направляя пистолет в каждую комнату, встречающуюся на пути. Из труб валит густой пар, закручивается передо мной, и его тихий свист вселяет в меня ложное чувство спокойствия. Но стук в голове и адреналин, бушующий в моей крови, отвергают устойчивый теплый белый туман, направляют меня к моей цели; напоминают мне, что я должен убедиться, что с ней все будет в порядке, прежде чем я поддамся колыбельной, в которой звучит мое имя.
А вдруг я слышу это. Или чувствую. Я не уверен. Но инстинктивно понимаю, что он в соседней комнате; скрывается, как гребаный червь, кем он фактически и является. Мгновенно меня переполняет острое чувство ярости. Оно смешивается с адреналином, и вот я уже иду быстрее и увереннее; ладонь, прижатая к боку, превращается в кулак, а пальцы другой руки крепче сжимают оружие. С возрожденной силой я поворачиваю в дверной проем и вхожу в комнату, держа перед собой пистолет.
Молчание.
Судя по огромному количеству стеклянных сосудов, пробирок и раковин это цех смешивания компонентов. Сильный запах химикатов пронизывает воздух, заставляя мои уже и так затуманенные глаза слезиться, а барабанный стук в моей голове становится в два раза сильнее.
Где-то позади меня свистит пар, а мои глаза продолжают искать в темноте что-то подозрительное. Но везде порядок, ни одного перевернутого стула, ни одного опрокинутого флакона, лишь на одном столе беспорядочно разбросана бумага.
Я начинаю сомневаться в своих инстинктах, и это безумно бесит меня, потому что они всегда прекрасно работали. Я издаю сердитый стон и начинаю поворачиваться, проклиная мудака, подстрелившего меня, тем самым выведшего из строя мое зрение, сноровку и интуицию, и думаю о всевозможных способах, которыми я собираюсь истязать ублюдка, как только доберусь до него.
Когда в мою грудь врезается кулак, я отшатываюсь назад. Я выпрямляюсь так быстро, как только могу, и целюсь, но моя скорость и ловкость летят к чертям. У него достаточно времени, чтобы оттолкнуть мою руку, и пуля летит куда-то в сторону. Он хватает меня за руку и дважды ударяет локтем по моему запястью. Мои пальцы непроизвольно разжимаются, и пистолет с глухим стуком падает на пол. Я бью его локтем в ребра, от чего он сгибается пополам, и наношу удар по лицу, а затем по его груди. Он падает на одно колено, и я делаю рывок за пистолетом; одна моя рука по-прежнему прижата к боку в попытке остановить кровотечение из раны, полученной от нанесенного им ранее огнестрельного ранения. Но он хватает меня за ногу и тянет на себя, подальше от пистолета.
- Черт! – рычу я и поворачиваюсь, нанося ему удар прямо в челюсть. Я слышу треск костей, и он откатывается назад, кровь хлещет из его рта и носа и окрашивает его безукоризненно белую рубашку, растекаясь по ней, словно красная краска по чистому холсту. Поднявшись, я направляюсь к нему. Я слишком разъярен в этот момент и даже не пытаюсь дотянуться до пистолета. Я совершенно забыл о своей ране; обе руки сжались в кулаки, готовые бить, колотить, душить и калечить. К черту справедливое судебное разбирательство, он не заслуживает даже гребаной Сибири. Если я выберусь отсюда, Бюро может надолго запереть меня, потому что сейчас я собираюсь насмерть забить ублюдка голыми руками.
За Чарли. За Рене.
За нее.
За всех остальных.
Я собираюсь смотреть в его зловещие глаза, когда жизнь будет сочиться из его тела.
Я собираюсь насмехаться над ним и шипеть ему в лицо: «Она в безопасности. Ты не получишь ее. Ты никогда не получишь ее!»
Адреналин свободно течет в моих жилах, и я чувствую, как силы возвращаются ко мне.
Ожидание того, как я сдавлю руками его шею, заставляет меня улыбнуться и почувствовать себя целым и невредимым.
Но я ранен. Это я мог ненадолго забыть об этом, но не он.
Он бьет меня прямо в огнестрельную рану. Я вою и вижу, как птицы, звезды, планеты и гребаные галактики вертятся у меня перед глазами. Я тяжело валюсь на колени. Он пытается достать пистолет, но я, упираясь ладонями в пол, делаю выпад и сбиваю его с ног. И теперь, когда поднять пистолет снова кажется мне хорошей идеей, он бросается на меня, и мы начинаем яростно наносить друг другу удары. Но я ранен, и ему требуется всего лишь полминуты, чтобы вспомнить об этом. Его кулак впечатывается в мою рану; костяшки его пальцев покрываются моей кровью. Я хриплю в невообразимой агонии, падаю на пол, и передо мной крутится вся вселенная, когда мучительные волны боли одна за другой поглощают меня. Он снова пинает меня в открытую рану, и на этот раз я даже не могу кричать и понимаю, что уже не в состоянии подняться.
Я слышу, как он смеется надо мной. Мое зрение слишком размыто, и, корчась на полу, я не вижу ничего, кроме цветных пятен и расплывчатых форм.
- Ну-ну, доктор Мейсен, или я должен сказать: «Специальный агент Каллен», - смеется он. - Это был довольно неплохой бой, учитывая, что ты потерял херову кучу крови и уже находишься одной ногой в могиле.
- Дай мне минуту, чтобы отдышаться, и я, блядь, покажу тебе, кто тут находится одной ногой в могиле, - бормочу я.
Или по крайней мере я думаю, что бормочу. На данный момент я уже не совсем понимаю, что реально, а что нет.
Адреналин больше не затмевает мою боль, и меня постепенно уносит накатывающая агония. Мой пульс учащается. Я чувствую, что мое сердце бьется слишком быстро, даже быстрее, чем когда я занимался с ней любовью. Это не хорошо.
Он снова смеется.
- Парень, ты не знаешь, когда пора сдаваться, не так ли, Тони? Или Эдвард, или какое там, черт возьми, у тебя настоящее имя. Все кончено. Все доказательства уничтожены, ты практически мертв, - быстро говорит он деловым голосом. - И она... – фыркает он. – Ну, ее нет.
Несмотря на мучительную боль, я закрываю глаза и улыбаюсь. Ее нет. Нет, я не убил его еще, но ее нет. И она быстрая. Почти такая же быстрая, как моя сестра Розали, а это о чем-то говорит. У нее красивые, сильные спортивные ноги. Ноги, которые перескакивали множество сложных препятствий и преодолевали невероятно далекие расстояния; ноги, которые крепко обвивали мою талию, от чего у меня перехватывало дыхание. Я умираю, но моя улыбка становится все шире. С ней будет все в порядке. Теперь я должен в это верить. Она - боец, и она умная, быстрая и сильная.
Он фыркает.
- Давай, Тони, улыбайся на здоровье. Я не буду запрещать тебе улыбаться напоследок. Это меньшее, что я могу сделать, учитывая...
Он подходит ближе, но я скорее слышу это, а не вижу. И вдруг я чувствую над собой его горячее гнилостное дыхание и слышу, как он взводит курок моего собственного пистолета. Ублюдок.
- Оно хоть стоило того, Тони? - размышляет он. - Из того, что мне рассказали, тебе действительно светила многообещающая карьера в Бюро. Золотой мальчик ФБР. Их новая яркая звезда. Все, что требовалось тебе и твоей команде, это взять группу преступников, и все последующие задания ты бы смог выбирать на свое усмотрение.
Я продолжаю ухмыляться, потому что да, это того стоило.
- Но тогда ты взял и трахнул ее, - сухо продолжает он. – Тебе нужно было просто придерживаться плана, Тони, и тогда, возможно, ты бы и победил.
- Я победил, - говорю я, совершая неглубокие вдохи.
Он молчит, как мне кажется, вечность, и я все жду, как одна из моих собственных пуль прострелит мой мозг. Вместо этого он горько шипит:
- Ты не выиграл. Она использовала тебя, Тони, так же, как она использовала каждого мужчину, которого когда-либо встречала. Но в отличие от тебя я вижу, кем она является на самом деле. Она - простая глупая девчонка.
Я фыркаю, потому что она совсем не такая.
- А теперь посмотри на себя, - рычит он, и я слышу насмешку в его голосе. - Ты здесь, на пороге смерти, а она ушла. И ради чего все это?
- Ради всего, - я произношу это слово с таким рвением, каким только могу, и улыбаюсь, несмотря на душащую меня кровь.
Он фыркает.
- Ради всего, - насмешливо повторяет он. - Через несколько недель она найдет другого тупоголового придурка, который поведется на ее щенячьи глазки. И когда она будет кричать его имя посредине ночи, то даже не вспомнит тебя.
Я смеюсь. Он никогда не знал ее. Не так, как я.
Он приближается и шепчет мне на ухо.
- Не волнуйся, Тони. Когда я найду ее, то заставлю кричать оба наших имени, прежде чем пущу ей в голову пулю.
- Ты никогда не найдешь ее, - произношу я сквозь зубы. Мои глаза непроизвольно закрываются, но я изо всех сил пытаюсь как можно дольше оставаться в сознании, потому что, пока я жив, я найду способ, чтобы удержать его подальше от нее.
Он посмеивается, и я слышу, как он отходит.
- О, я найду ее, - начинает говорить он, но его голос звучит издалека, будто я слышу его из-за океана, и я знаю, что мне остается всего лишь несколько минут. Я отчаянно осматриваю все вокруг, заставляя глаза сфокусироваться и держать размытую завесу смерти приподнятой еще какое-то время; желая найти что-то… что угодно...
И вдруг я вижу это. В то время как он все дальше отходит от меня, повернувшись ко мне спиной, разглашая все свои тайны, как это делают преступники, когда они уверены, что им удастся выйти сухими из воды, осуществляя их суперплан, я нахожу в себе силы приподнять спину. Пока он глядит в окно и признается во всех преступлениях, которые совершил, начиная с восьми лет, я медленно и тихо наклоняюсь к своей левой ноге. Я стараюсь не обращать внимания на резкий болезненный спазм в животе, на лужу крови, растекшуюся рядом со мной, на струйки пота, которые катятся по лицу и смешиваются с кровью, сочащейся из моего рта, и вытаскиваю пистолет М-5 Government из кобуры, прикрепленный к моей голени. Но я не направляю оружие на него. В этот момент я не доверяю точности своего прицела и не уверен, что убью его с одного выстрела. А я не могу позволить себе промазать.
Поэтому, пока он продолжает стоять ко мне спиной, полностью уверенный в том, что у него единственного есть пистолет, и что я, вероятно, сдохну и буду кормить червей, прежде чем он закончит свою напыщенную речь, я навожу М-5 на стеклянную стену со знаком, на котором написано: УГРОЗА ДЛЯ ЖИЗНИ. НИТРОГЛИЦЕРИН. ВЗРЫВООПАСНО. Для тех, кто не умеет читать, на ней изображена интересная иллюстрация взрыва со схематичным человечком, взлетевшим в небо. Комната маленькая, а воздух наполнен формальдегидом и другими химическими веществами. Это будет небесный рай или мучительный ад. И прямо сейчас оба приемлемы.
Я криво усмехаюсь, вспоминая ее лицо; ощущение ее сливочных щек под подушечками моих пальцев.
Вспоминая тот первый раз, когда она украла мое сердце... когда я увидел ее в переполненном зале; звучит, банально, но ее темные глаза действительно поглотили меня целиком.
Вспоминая первый раз, когда наши губы встретились в темной комнате отеля; электрический разряд, который они послали в каждую клеточку моего тела.
Вспоминая первый раз, когда она попыталась надрать мне задницу в том узком дождливом переулке. Как ее мокрые волосы хлестали по моим рукам, когда она пиналась и дико размахивала кулаками.
Вспоминая первый раз, когда мы занимались любовью... ее крики, ее стоны... слова, которые мы никогда не произносили, но которые ощущались в каждом взгляде, в каждом прикосновении.
Я жалею, что ни разу не сказал ей этих трех простых слов.
Нет, он никогда не знал ее так, как я. Никто и никогда не знал ее так, как я. Я обещал ей, что она будет в безопасности.
- Ради тебя, Белла, - бормочу я, сжимаю обеими руками пистолет и взвожу курок.
- Всегда ради тебя.
Это мои последние мысли, последние слова, после которых из моих рук выбивают пистолет…
EPOV
Когда я впервые вижу ее, на ней парик каштанового цвета с короткой, неподдающейся описанию стрижкой.
Она одета в невзрачное черное платье длиной чуть ниже колен. Оно практически сливается с вечерним фоном. На ногах – черные туфли-лодочки на низком каблуке. Ни макияжа, ни украшений. Она почти всегда смотрит в пол, поэтому ее лицо не так легко рассмотреть. Весь вечер она держится особняком, медленно попивая вино, не вступая в разговоры с присутствующими, даже не глядя ни на кого конкретно; то есть, всеми силами пытается смешаться с толпой, остаться незамеченной, ускользнуть от посторонних взглядов.
Но каким-то образом наши глаза встречаются.
И я замечаю ее.
Всего лишь раз заглянув в эти глаза, не заметить ее становится почти невозможным. Цвета темного шоколада, большие, широкие и бездонные - они напоминают одну из героинь комиксов Манга (п.п.: Манга – серия японских комиксов), вплоть до серебряной искорки посреди зрачка. Ее длинные густые ресницы почти касаются бровей. Ее пухлые розовые губки крепко сжаты. Идеально гладкая бархатистая кожа завершает образ. Но тем не менее именно ее глаза манят меня. Они словно созданы с единственной целью - околдовывать, и в одно мгновение в них отображаются все ее чувства: возбуждение, любопытство, веселье, тревога, а также по причинам, одному Богу известным, страх.
Интуитивно я понимаю, что именно страх заставляет ее прятаться за неприметным образом и оставаться в тени. Спроси она моего совета по поводу маскировки, я бы порекомендовал в первую очередь скрыть эти глаза с помощью контактных линз. Любой другой цвет – голубой, зеленый, фиолетовый, да хоть оранжевый – привлекал бы намного меньше внимания. Ведь всякий, заглянувший в эти глаза один единственный раз, еще долгое время будет не в силах забыть ее.
Но как только она понимает, что привлекла к себе чье-то внимание, эти пленяющие карие глаза теряют всякое выражение за долю секунды. Всего на мгновение задержав на мне свой взгляд, она отворачивается. Ни быстро, ни медленно. Ничто не должно вызывать подозрений, что она снова пытается скрыться. Наблюдая за тем, как она уходит как ни в чем не бывало, я хмыкаю про себя. У нее прекрасная попка, но она не виляет ей, как это обычно делают женщины с хорошенькой «пятой точкой». Но все равно, именно ее глаза сразили меня...
Я добавляю эту часть информации к остальной и сохраняю у себя в памяти на случай, если она когда-либо в будущем пригодится. Сейчас мне необходимо сконцентрироваться. Будь я на самом деле тем, за кого себя выдаю, я бы незамедлительно последовал за ней. Но это не так, поэтому сейчас не время и не место думать об этих обворожительных глазах. Мне приходится приложить немало усилий, чтобы отвлечься от картинки, стоящей у меня перед глазами.
- А вот и малышка Кейти, - звучит у меня в скрытом наушнике голос Эммета. Должно быть, он не заметил наш небольшой обмен взглядами с Таинственной Незнакомкой, но судить его не стану. Как я и говорил, она растворяется в толпе, а его здесь нет, поэтому он не может видеть этих глаз.
- Она подходит к тебе сзади, - добавляет Элис.
Я отворачиваюсь от Таинственной Незнакомки и отпиваю из своего бокала немного вина, прежде чем нацепить на лицо дежурную улыбку.
- Вот вы где, доктор Мейсен, - произносит доктор Кейт Шоу в присущей ей изящной манере.
Она одаряет меня ослепительной улыбкой, демонстрируя мне свои белоснежные зубы. На ее губах помада кроваво-красного оттенка; ее длинные прямые светлые волосы идеально ниспадают по спине, по замечательному красному платью, плотно обтягивающему ее фигуру. Именно такое платье нужно надевать, когда ставишь перед собой задачу привлечь всеобщее внимание, и Кейт справляется с ней на «отлично». В этот вечер она, несомненно, является здесь самой прекрасной женщиной, и она об этом знает. Почувствовав, как она берет меня под локоть, я прижимаю ее руку ближе к себе и криво ей улыбаюсь.
- Если бы я только знал, что вы меня ищете, я бы сделал все, чтобы вы как можно скорее меня нашли. Вы же знаете, я всегда в вашем распоряжении, - заверяю ее я.
- О, господи, - бормочет в моем наушнике Элис. Я так и вижу, как она закатывает глаза перед Эмметом, сидя в неприметном фургоне через дорогу от гостиницы.
Эммет только посмеивается.
Кейт смеется, вскинув бровь.
- Неужели? Что ж, нужно будет это запомнить.
Она смотрит на меня, игриво хлопая ресницами. Ее голубые глаза сияют, но лишь потому, что в них отражается свет люстр. Я вспоминаю сверкающие карие глаза, в которые смотрел полминуты тому назад, излучающие внутренний свет, и осознаю, насколько нелепыми выглядят глаза Кейт по сравнению с глазами Таинственной Незнакомки, даже несмотря на слои туши, теней для глаз и остального дерьма, в избытке нанесенного на ее лицо. В отличие от Таинственной Незнакомки на ней полно безумно дорогих украшений. Одно лишь ожерелье с сапфирами на ее шее стоит не меньше нескольких сотен тысяч.
Кривая ухмылка не сходит с моего лица.
- Чем могу быть полезен вам, Кейт?
- Доктор Мейсен, вы можете сделать все, что пожелаете, для меня или со мной, - произносит Эммет, наигранно изображая ее голос. На этот раз Элис громко смеется. Я игнорирую обоих.
- Речь готова, Тони, - одновременно говорит Кейт. - Твой выход через пятнадцать минут. Хочешь быстренько взглянуть?
- На твои сиськи или на речь? - спрашивает Эммет.
- Ответ положительный, и на то, и на другое, - подключается Элис. Я еле сдерживаю смех и лишь сжимаю руку Кейт еще крепче. Я чувствую, как ее дыхание становится прерывистым.
- Конечно, но я уверен, какие бы изменения ты в нее не внесла, речь будет блистательной, - заискивающе говорю я.
Она снова смеется и демонстративно надувает губки.
- Лесть далеко заведет тебя, Тони.
- В том числе и в мои трусики, - добавляет Эммет.
- Отлично подмечено, Эм, - хохочет Элис.
Чертовы придурки, ворчу я про себя, но внешне сохраняю неизменную улыбку на лице и отмечаю, что при следующей встрече нужно будет надрать им обоим задницы за непрофессиональное поведение во время задания.
Кейт сопровождает меня к тихому столику в углу танцевального зала под открытым небом. Там ждет нас доктор Гаррет Смит с моей откорректированной речью, которую я должен произнести на сегодняшнем медицинском симпозиуме. У него серьезное выражение лица, и остается только догадываться, через какие ужасы мне предстоит пройти, произнося сегодня речь перед шестью сотнями врачей и представителей фармацевтической отрасли. За последние пару месяцев, которые я провел на этом задании, я начал осознавать, что Гаррет, должно быть, один из немногих хороших парней в медицинской команде Джеймса. Как его угораздило связаться с Кейт – выше моего понимания. Да, она чертовски привлекательна и умна, но в то же время еще та хладнокровная сука. Затем я вспоминаю, что не все мужчины так же разборчивы, как я. Для многих достаточно сочетания красоты и мозгов.
Гаррет замечает, что мы идем друг с другом под ручку, но будучи по своей природе человеком доверчивым, это его нисколько не расстраивает. Он протягивает мне текст речи и с виноватым видом улыбается. Он, скорее всего, в этот раз проиграл в споре с Кейт, как, впрочем, и всегда. Она, должно быть, напичкала речь тысячью и одним спорным замечанием. Тем не менее, забирая у него текст, я мило улыбаюсь, ведь я пытаюсь угодить Кейт, а не ему.
Гаррет, бесспорно, хороший малый, но он однозначно не у дел.
Я бегло просматриваю текст речи, сохраняя убедительную улыбку на губах, которая отображает мнение, абсолютно противоположное тому, что я на самом деле думаю об этом бреде, который она и Джеймс, наш начальник, заставят меня прочесть на этом мероприятии.
«... чрезвычайно благодарен всем вам... без ваших идей и инноваций наша сфера не находилась бы на том уровне, на котором она сегодня... улучшили уровень жизни миллионов людей... пора правительству снять ограничения для тестирований... дает возможность больным в терминальной стадии болезни право выбирать собственный курс лечения без личностных ограничений...»
Все эти заявления имеют право на существование. Сама речь довольно-таки демократична. Но мы - врачи, а они – огромные фармацевтические корпорации. Мы не имеем права делать подобные заявления на публике. Ну и пусть доктор Джеймс Пенн и его команда применяют лекарства, неодобренные УКПЛ (п.п.: в оригинале - FDA – Food and Drugs Administration - управление по контролю за продуктами и лекарствами), на пациентах на последних стадиях болезни, даже не осведомляя их о том, что именно им вводят. А поскольку препараты не прошли тестирование и находятся на экспериментальных стадиях, от них больше вреда, чем пользы. Ну и что с того, что все участники этой «игры» используют больных, чтобы узнать, какими могут быть побочные эффекты. Плевать, что этих пациентов превратили в человекоподобных и обманутых подопытных крыс одноразового использования.
Вся эта история выходит далеко за рамки применения экспериментальных препаратов.
Имеются ли у правительства доказательства?
Помимо парочки трупов, семьи которых не дают разрешений на проведение вскрытий, опустошенных банковских счетов этих семей, того факта, что Джеймс и некоторые из его команды живут далеко не по средствам, а также трусливого подозрения? Нет.
Поэтому я здесь.
На сегодняшний день я работаю над этим делом около полугода, постепенно внедряясь в медицинскую команду Джеймса. Он – начальник отдела кардиологии в «Mercy Medical» в Сиэтле.
Ежегодно он вместе с командой посещает этот симпозиум на Гавайях, где ярчайшие светила медицины собираются для обсуждения последних достижений. Этот симпозиум, чего греха таить, финансируют различные фармацевтические компании в поисках рынков сбыта для своих последних разработок в лице все тех же светил. Конфликт интересов, скажете вы? Несомненно. Собирается ли кто-либо прекратить их? Нет.
Мне поручили это дело по той причине, что я год проработал врачом-резидентом в кардиологическом отделении, прежде чем решил присоединиться к Бюро (п.п.: FBI – Federal Bureau of Investigation – ФБР – Федеральное Бюро Расследований). И еще потому, что я - один из лучших новичков за последние пару лет в ФБР. Именно это словосочетание употребил Ассистент Директора Джаспер Уитлок, пытаясь задобрить меня, когда появился в Куантико со своей правой рукой и по совместительству моей сестрой Розали, чтобы привлечь к этому делу. Агент Уитлок и Розали, второй агент Каллен, работают в офисе Бюро в Вашингтоне.
- Спецагент Каллен, ваши инстинкты, которые можно сравнить лишь с инстинктами Розали, непревзойденны. Вашими аналитическими способностями все здесь в Куантико восхищаются. Ваши оборонительные и наступательные тактики бьют все рекорды, а также вы наделены внешностью, которая может открыть перед вами любые двери.
Другими словами, я - мужское воплощение Розали. А она – женская версия меня.
Так было всегда. Мы – неидентичные близнецы (п.п. близнецы, развивающиеся из двух разных яйцеклеток от одновременного оплодотворения двумя разными сперматозоидами. Бывают одного или разного пола и обнаруживают те же различия, что и обычные братья и сестры). Розали похожа на нашу маму - высокая, хорошо сложена и красива, c длинными вьющимися светлыми волосами, о которых мечтали многие девочки-подростки. Я же пошел в отца – тоже высокий и худощавый, но мускулистый, с густыми волосами бронзового оттенка, которые многие девочки-подростки мечтали потрогать. Мне говорили, что я довольно симпатичный. Так и агент Уитлок, казалось, сделал вывод, что именно привлекательная внешность открывала перед нами многие двери. Но в то же время у нас с Розали была еще одна общая черта: инстинктивное желание достичь наилучших результатов, характерное для Альфа-личностей.
Не буду кривить душой, похвала агента Уитлока чертовски мне польстила. Мы, Каллены, рождены для хвалебных од. Именно поэтому Розали состоит в доверенных лицах агента Уитлока. И именно поэтому на тот момент я был готов отправиться на задание хоть в Тимбукту (п.п.: Timbouktou - город на севере центральной части Мали, в 13 км к северу от реки Нигер. Столица самопровозглашённого государства Азавад).
- В отличие от сестры, - продолжил агент Уитлок, - у вас есть медицинское образование. Вы были лучшим в группе. По счастливой случайности ваша специальность – именно то, что нам нужно. И судя по вашим успехам здесь, в Куантико, вы идеально подходите для этого задания.
С непроницаемым выражением лица я пристально наблюдал за ним и Розали. Мы с ней идеально владели мастерством сохранения маски непроницаемости на лице. Но не в тех случаях, когда речь шла друг о друге. Для нее я был словно открытая книга, точно так же, как она для меня. И что-то в этом бесстрастном выражении лица говорило мне о том, что это задание окажется похлеще поездки в Тимбукту. Когда он продолжил рассказ и поведал о ситуации с командой Джеймса, мне не составило труда догадаться, в чем подвох.