Буринского–Винберга
Закон Буринского–Винберга раскрывает источник и механизм появления специальных знаний в криминалистике (исследуемая нами область науки) и уголовном судопроизводстве (практика). На основе указанной закономерности в настоящее время формируются новые криминалистические понятия. Полагаем, что наиболее существенным из новых понятий является алгоритмическая поисковая процедура.
Алгоритмическая поисковая процедура позволяет формализовать и представить в виде информационной модели те стороны уголовно-процессуального доказывания, которые исследуются криминалистикой. Для построения модели используются уголовно-правовые понятия, уголовно-процессуальные и криминалистические. Такое объединение отражает современную тенденцию развития криминалистики, представляющую собой все большее включение отраслевых юридических знаний в тактические приемы и методические рекомендации.
Полагаем, особенностью современного этапа интеграции наук криминального цикла является то, что основой их объединения становятся понятия и категории кибернетики и теории информации. В прикладном аспекте интеграция наук отражает закономерности комплексного формирования информационных технологий судопроизводства. Наиболее важным является внедрение информационных технологий в досудебные стадии.
Существует и иная точка зрения. Постановка подобного вопроса в качестве темы исследования даже в публикациях 2001 г. считается у некоторых криминалистов бесперспективной. Ю. К. Орлов пишет: «Формализованный путь познания имеет целый ряд преимуществ. Он исключает или сводит к минимуму ошибки, не оставляет места субъективизму и произвольному усмотрению и, наконец, он более экономичен. Но все это верно лишь при одном условии – правильности алгоритма. Можно ли создать такой алгоритм для уголовно-процессуального доказывания? Многовековая человеческая практика показывает – это невозможно в принципе»[1].
С нашей точки зрения, автор не обоснованно противопоставляет две «системы оценки доказательств». С одной стороны, им в качестве «системы оценки доказательств» рассматривается «принятие решений по своему внутреннему убеждению», или «свободная» система, с другой – принятие решения по алгоритму, или «формальная» система. Он пишет: «Возможны лишь две взаимоисключающие системы оценки доказательств – формальная и на основе внутреннего убеждения (свободная)».
Далее автор проводит сравнительный анализ и пишет: «А теперь зададимся вопросом, почему принята именно эта, а не какая-либо иная система оценки доказательств? И вообще, возможно ли в какой-то человеческой деятельности принятие решений не по своему внутреннему убеждению? Да, вполне. Это бывает, когда имеется заранее заданное обязательное правило, четкий алгоритм действий. В наш техницизированный век такие ситуации встречаются сплошь и рядом – на транспорте, в строительстве и т.п. Существует множество правил, регламентирующих, как следует поступать в той или иной ситуации. И это вполне оправданно. Субъекту не нужно ломать голову, все рассчитано и выверено без него. Поэтому никакого внутреннего убеждения от него не требуется. Всякий мало-мальски грамотный бухгалтер или прораб знает: действуй по инструкции и будешь прав. Аналогично и в познавательном процессе. Там, где имеется четкое правило, жесткий алгоритм получения вывода и принятия решения (в математике, кибернетике, логике), там нет места внутреннему убеждению».
Представляется, что противопоставление инструкций и внутреннего убеждения, приводящее к их взаимоисключению, следует заменить синтезом двух указанных способов принятия решения. Криминалистические рекомендации аналогичны инструкциям, поэтому остается не понятным, почему в уголовном судопроизводстве этот принцип не может быть использован. Упомянутые автором «инструкции» оказываются при детальном рассмотрении лишь вершиной айсберга, основанием которого является развитая научная база. При этом математические методы исследования объектов и их математическое моделирование представляют собой важнейший компонент этой базы.
С нашей точки зрения, автор совершенно напрасно объединяет два различных понятия: алгоритм получения вывода, построенный на логике и теории информации, и формальную систему доказательств, характерную для средневекового розыскного и особенно инквизиционного уголовного процесса.
Автор пишет: «Как известно, формальная система оценки доказательств, характерная для средневекового розыскного (и особенно инквизиционного) процесса, в том и состояла, что каждое доказательство имело заранее определенную силу и заранее определялась их достаточная совокупность. Например, признание обвиняемого считалось самым совершенным доказательством, “царицей доказательств”, для признания обвиняемого виновным было достаточно двух согласных показаний незаинтересованных свидетелей, показания одного незаинтересованного свидетеля приравнивались к показаниям двух заинтересованных и т.п. Эта система была основана на приблизительных житейских презумпциях (например, что человек не станет оговаривать самого себя). И даже если отвлечься от ее социальных характеристик (сословное неравенство граждан, широкое применение пыток и др.), она была ненадежна в чисто гносеологическом плане, давала большой процент “сбоя”, судебных ошибок»[2].
Ни о какой математике, кибернетике и логике, которые согласно утверждению самого автора вначале являлись базой для определения понятия «формальный путь познания» или «формальная система оценки доказательств», в процитированном тексте речи не идет. Вместо них под тем же термином теперь понимается инквизиционный процесс. Фактически происходит подмена понятий.
Дискуссия между сторонниками алгоритмических методов в криминалистике и их противниками ведется уже на протяжении длительного времени. В связи этим важно выделить условные посылки и выводы противников алгоритмов и рассмотреть их содержание. В рассуждениях Ю. К. Орлова можно выделить следующие посылки и выводы.
Во-первых, автор полагает, что «возможны лишь две взаимоисключающие (выделено мной. – В. Т.) системы оценки доказательств – формальная и на основе внутреннего убеждения (свободная)».
Во-вторых, «действующая ныне система» оценки доказательств по внутреннему убеждению представляет собой «антипод существовавшей ранее системы формальных доказательств».
В-третьих, «создать алгоритм для уголовно-процессуального доказывания», как показывает «многовековая человеческая практика», – «это невозможно в принципе».
В-четвертых, «формальная система оценки доказательств как гносеологический инструмент исторически себя не оправдала и была заменена своим антиподом – свободной оценкой».
В-пятых, «каждое дело уникально и неповторимо».
Наконец, в-шестых, «в последние десятилетия в связи с успехами научно-технической революции создались новые возможности для формализации процесса доказывания уже на ином, качественно новом уровне. В этом направлении сделано немало, особенно в области экспертного исследования доказательств, где создаются и широко применяются автоматизированные методики… Однако, несмотря на отдельные элементы формализации, в целом процесс доказывания остается содержательным. Более того, любые более или менее реальные перспективы его развития не дают оснований для каких-либо принципиальных изменений в этом вопросе. Никакого универсального алгоритма, пригодного для всех случаев доказывания, не существует и, по всей вероятности, вряд ли он когда-нибудь будет создан. Поэтому основой оценки доказательств остается внутреннее убеждение»[3].
Последний вывод автора особенно пессимистичен. С нашей точки зрения, процитированный вывод из указанных посылок логически не вытекает. Посылки с первой по четвертую включительно нам представляются не верными. Пятая посылка не имеет отношения к выводу, кроме того, не согласуется с тенденцией типизации следственных ситуаций, поиска и формулировки типовых версий, формирования криминалистической характеристики отдельных видов преступлений.
Завершая анализ и научную дискуссию по поводу проблем использования кибернетических и математических методов в уголовном судопроизводстве, отметим, что современный этап развития криминалистики, с нашей точки зрения, характеризуется созданием информационных технологий расследования.
В криминалистику включаются знания, представляющие собой теорию информации, теорию алгоритмов и других современных теорий, используемых в информатике. В этом и заключается закон Буринского–Винберга. Достижения математики, кибернетики и логики должны быть включены в криминалистику и творчески переработаны в ней.
В криминалистику входят новые понятия. Одно из таких понятий – алгоритмическая поисковая процедура. Алгоритмическая поисковая процедура (АПП) не является инородным для криминалистики понятием, заимствованным из кибернетики. С ее помощью глубже раскрывается содержание ряда закономерностей, в том числе уголовно-процессуального доказывания.
Особенности действия закона Буринского–Винберга на современном этапе развития криминалистики заключаются в том, что формирование новых криминалистических категорий происходит путем синтеза понятий как неюридических, так и юридических наук. Вновь возникающие криминалистические категории не могут образоваться без того, чтобы их основой не послужили одновременно естественно-научные, гуманитарные и юридические понятия.
Являясь криминалистической категорией, АПП учитывает структуру уголовно-процессуального доказывания, которая приводится в научной и учебной литературе по уголовному процессу. Так, например, З. З. Зинатуллин справедливо считает, что элементами уголовно-процессуального доказывания выступают: а) построение и динамичное развитие следственных (судебных) версий; б) собирание доказательств и их источников по каждой из возможных версий; в) исследование (проверка) собранных доказательств и их источников; г) оценка имеющихся средств доказывания (доказательств, их источников и способов получения и использования); формирование и обоснование достоверных выводов и решений по делу[4].
Алгоритмическая поисковая процедура включает в себя формирование версий в виде ветвей дерева решений. Динамическое развитие следственных версий, с нашей точки зрения, представляет собой прежде всего постепенный переход от общих версий к частным с конкретизацией последних. Сформированная система версий является основанием для целенаправленного сбора доказательств по каждой из выдвинутых версий. Структура версионного дерева, состоящего в своей основе из общих версий, представляет собой систему оценки относимости доказательств.
Изложенное позволяет считать, что АПП объединяет уголовно-правовые, уголовно-процессуальные и криминалистические аспекты расследования, тем самым выполняет интегративную функцию.
Рассмотрим приведенную структуру уголовно-процессуального доказывания c точки зрения тех задач, которые составляют предмет исследования криминалистики. Следует подчеркнуть важность для теории криминалистики последовательности элементов, указанной З. З. Зинатуллиным. Принципиальное значение для структуры частных криминалистических методик имеет тот факт, что уголовно-процессуальное доказывание начинается с выдвижения версий, на основе которых становится возможным сбор доказательств.
Полагаем, что указанная временная очередность элементов правильно отражает объективную логику развития уголовно-процессуального доказывания и полностью соответствует по своему содержанию структуре частной криминалистической методики.
Рассматривая особо первый элемент уголовно-процессуального доказывания с криминалистических позиций, укажем на некоторые частные задачи, без решения которых невозможно достижение конечного результата.
Прежде всего необходимо исследовать вопрос о том, что представляет собой механизм выдвижения версий. Проведенный нами ранее анализ[5] показал, что формирование версионной системы по делу должно начинаться с определения системы общих версий.
Криминалистику интересуют логические аспекты выдвижения и проверки версий. Для того чтобы сформировать систему общих версий, требуется уяснить состав преступления, то есть необходимо указать все его признаки. Поскольку признаки состава выражают отличие одного преступления от других преступлений и правонарушений, то выбор одного состава производится из группы смежных составов. Все это приводит к последовательности поиска уголовно-правовой нормы.
В. Н. Кудрявцев выделяет четыре этапа поиска правовой нормы. Первый этап подбора нормы для квалификации заключается в установлении признаков, присущих любому преступлению, то есть применительно к объекту, субъекту, объективной и субъективной стороне преступления. Второй этап заключается в ограничении круга составов, наличие признаков которых следует проверять. На основе определения предполагаемых конструкций состава переходят к третьему этапу – выявлению группы смежных составов преступлений. Выделяется группа норм. После формирования группы смежных составов начинается четвертый этап – выбор из этой группы одного состава, признаки которого соответствуют содеянному[6].
Для версионной деятельности механизм поиска правовой нормы в виде указанных четырех этапов совпадает с формированием общих версий. Именно соблюдение приведенных выше этапов при выдвижении общих версий обеспечивает полноту версионной системы.
Полнота версионной системы представляет собой важнейшую ее характеристику и означает тот факт, что выдвинуты все без исключения общие версии. Только условие полноты версионной системы позволяет сформировать полный перечень обстоятельств, требующих установления по делу. Создается возможность реализовать «собирание доказательств и их источников по каждой из возможных версий », что составляет второй элемент уголовно-процессуального доказывания, указанный З. З. Зинатуллиным.
Следует хотя бы кратко рассмотреть критерий полноты версионной системы с точки зрения формальной логики. Ранее принцип полноты и всесторонности был закреплен в УПК РСФСР.
Ученые справедливо отмечают, что «следственную версию нельзя отождествлять ни с понятием, ни с суждением, ни с умозаключением»[7]. Полагаем, что нельзя исключать и анализ следственной версии с точки зрения категорий и понятия формальной логики, ограничиваясь указанием на то, что версия – это «логическое выражение мысли»[8]. К сожалению, указанная сторона проблемы весьма мало исследована.
С точки зрения формальной логики по форме мышления версию следует считать суждением: «суждение – мысль, содержащая утверждение о наличии в действительности некоторого положения дел»[9]. Следует иметь в виду, что одно и то же суждение может быть выражено в языке с помощью различных предложений. Например, одна и та же общая версия передается в предложениях: «совершено убийство», «умышленно причинена смерть другому человеку», «совершено деяние, предусмотренное ч. 1 ст. 105 УК РФ».
Формулировка версии в виде повествовательного предложения может иметь различные смыслы в зависимости от контекста или ситуации. Например, даже в комментариях к Уголовному кодексу РФ находим следующее утверждение: «Убийство должно четко отграничиваться от других видов насильственной смерти: самоубийства и несчастного случая, ответственность за которые законом не предусмотрена»[10].
Согласно существующей в криминалистике и судебной медицине классификации причин смерти авторы перечисляют роды, а не виды смерти. В процитированном тексте термин «убийство» имеет смысл причины смерти по роду, то есть причинение смерти погибшему другим человеком, а не самим собой. Смысл же комментируемой авторами статьи иной. Речь идет о деянии субъекта, который причинил смерть, в связи с чем и возникает необходимость «четкого отграничения» уголовно наказуемого деяния от действий, «ответственность за которые законом не предусмотрена». Один и тот же термин «убийство» имеет совершенно разный смысл.
Для того чтобы избежать указанной неоднозначности, множественности различных содержательных трактовок предложения, необходимо точно фиксировать его смыл – ту информацию о действительности, которую предложение несет. В этом случае формируется высказывание. Всякое высказывание может быть оценено как истинное или ложное («истина» и «ложь» – возможные значения высказываний). В классической логике эти термины понимаются следующим образом: высказывание истинно тогда и только тогда, когда описываемое в нем положение дел имеет место в действительности, в противном случае оно ложно[11].
Важно указать на необходимость понимания различия между суждениями и высказываниями. Одно и то же суждение может быть выражено различными повествовательными предложениями. Использование различных формулировок само по себе либо одной и той же формулировки в различных ситуациях может привести к изменению смысла высказывания. Для того чтобы не происходило изменение смысла суждения, формулируют высказывания, представляющие собой однозначное выражение смысла суждения. Так осуществляется переход от выражений естественного языка к научным формулировкам с использованием понятий той или иной науки. Выше был указан пример такого перехода. Он заключался в том, что выражение «совершено убийство» стало рассматриваться в качестве общей версии, то есть в виде высказывания: «совершено преступление, предусмотренное ч. 1. ст. 105 УК РФ», в котором фиксация смысла осуществлена посредством использования понятий уголовного права. В использовании понятий уголовного закона нам видится современный этап развития криминалистики и особенности действия закона Буринского–Винберга.
Указанный переход позволяет применять классическую логику высказываний для исследования версионной системы. Логика высказывания (пропозициональная логика) – это логическая теория, язык которой содержит один тип нелогических символов – пропозициональные переменные, а также один тип логических символов – пропозициональные связки[12].
На первом этапе формирования версионной системы выделяют истинные и ложные суждения. Истинные – это такие суждения, в которых правильно отражаются реальные свойства тех предметов, о которых производится высказывание. Ложные суждения – те, которые не соответствуют объективной действительности[13]. Например, при обнаружении трупа выдвинута версия о том, что совершено убийство. Рассматривая версию как форму мышления, представляющую собой суждение, мы определяем две возможности: либо версия правильна, либо она не верна.
На втором этапе необходимо зафиксировать смысл выдвинутой версии посредством формулировки высказывания. Только после этого можно точно установить такую логическую характеристику, как истинность или ложность версии.
Смысл общей версии «убийство» определяется следующим высказыванием: «совершено преступление, предусмотренное ч. 1. ст. 105 УК РФ».
Используя классическую логику высказываний, обозначим приведенное высказывание пропозициональной переменной (произвольной формулой) А.
Рассмотренная версия относится с точки зрения логики к простым суждениям (высказываниям). Из двух и более простых высказываний можно составить так называемое сложное высказывание (суждение).
На основании приведенного определения сложного суждения можно сформулировать понятие версионной системы. Полагаем, что версионная система представляет собой сложное высказывание (суждение). То есть она состоит из совокупности связанных между собой логическими связками пропозициональных переменных.
Полная версионная система представляет собой, во-первых, сложное высказывание (суждение), а во-вторых, это суждение имеет логическое значение истинности – истину.
Предлагаемая нами формулировка полной версионной системы основывается на указании истинности сложного высказывания, представляющего собой версионную систему.
Обозначим версионную систему символом S. Поскольку S – высказывание, то оно может быть либо ложным, либо истинным. Полная версионная система, которую обозначим символом SΩ, по определению имеет заданное единственное значение «истина». То есть по определению выполняется такое условие, что полная версионная система правильно отражает реальное положение дел.
Для достижения указанного значения истинности полной версионной системы введем следующие понятия. Во-первых, используем унарную логическую связку «отрицание» и обозначим ее символом «». Эта связка позволяет образовать из формулы А новую формулу А, смысл которой заключается в утверждении: «отсутствует положение дел, описываемое в А».
Сказанное означает, что если положение дел, описываемое в А, отсутствует (если А ложно), то высказывание А соответствует действительности (А истинно). Если же положение дел, описываемое в А, имеет место (если А истинно), то утверждение А не соответствует действительности (А ложно).