Статья для журнала «Foreign Affairs», 1980, Вермонт (США)
Люди, не безнадёжно ослеплённые своими иллюзиями, сегодня должны признать, что весь Запад каким-то образом попал в критическое и даже смертельно-опасное положение. Можно указать немало частных объяснений этому и отметить те частные этапы за 60 лет, которые привели к сегодняшней ситуации. Но если указывать главную причину, то это: 60-летняя упорная слепота к природе коммунизма.
Я не говорю о тех, кто и посегодня любит, прославляет и защищает коммунизм. Разумеется – не к ним моя статья. Но есть множество понимающих, что коммунизм – зло, что он опасен миру, – а всё ещё не доведавшихся до непримиримости его природы. И такие люди, занимая посты направляющих референтов или ведущих политических деятелей, – допускают сегодня новые, свежие просчёты, которые неизбежно ответно ударят в будущем, и ударят смертельно.
И самые распространённые ошибки здесь две. Одна – непонимание тотальной враждебности коммунизма всему человечеству. Что он – неизлечим, что у него нет «лучших» вариантов, что он – не может «подобреть», что идеологически он не может прожить без террора. Что поэтому никакое сосуществование с ним на одной планете невозможно: либо он прорастёт человечество как рак и убьёт его; либо человечество должно от него избавиться, и то ещё потом с долгим лечением метастазов.
Вторая ошибка – тоже очень распространённая: мировую болезнь коммунизма неразделимо смешивают с той страной, которою он овладел первой, – Россией. Эта ошибка смещает акценты угрозы, все рецепты правильных действий и тем обезоруживает Запад. Это непонимание становится трагичным и угрожает всем народам, причём американскому – никак не позже и не меньше, чем русскому. Не придётся ждать следующих поколений, чтобы нашлось достаточно «благодарных проклинателей» тех, кто внедрил эту ошибку в общественное сознание.
О первой ошибке я много писал и говорил. На Западе немало вызывал этим недоверия, – но, кажется, с годами, по мере обучения реальностью, согласие увеличивается.
Предлагаемая статья посвящена главным образом второй ошибке.
Прежде всего легкомысленно и неправильно применяют слово «Россия»: его используют вместо слова «СССР», и слово «русские» вместо «советские», – и даже с постоянным эмоциональным преимуществом в пользу второго («русские танки вошли в Прагу», «русский империализм», «русским нельзя верить», но – «советские космические достижения», «успехи советского балета»). А следует твёрдо различать, что понятия эти не только противоположны, но враждебны. Соотношение между ними такое, как между человеком и его болезнью. Но мы же не смешиваем человека с его болезнью, не называем его именем болезни и не клянём за неё. Государство как действующее целое, страна с её правительством, политикой и армией – с 1917 уже не могут более называться Россией. Слово «русский» неправомерно применять ни к сегодняшней власти в СССР, ни к армии его, ни к будущим военным успехам и оккупационным властям в разных местах мира, хотя они и будут служебно пользоваться русским языком. (Это равно относится и к Китаю, и ко Вьетнаму, только там не возникло своё слово «советский»). Один американский дипломат воскликнул недавно: «Пусть на русском сердце Брежнева работает американский стимулятор!» Ошибка, надо было сказать: «на советском». Не одним происхождением определяется национальность, но душою, но направлением преданности. Сердце Брежнева, попускающего губить свой народ в пользу международных авантюр, – не русское. Вся их деятельность по уничтожению народной жизни и загаживанию природы, осквернению национальных святынь и памятников, содержанию народа в голоде и нищете уже 60 лет – показывает, что коммунистические вожди чужды народу и равнодушны к его страданиям. (И лютый красный кхмер; и польский функционер, хотя и взращённый матерью-католичкой; и китайский комсомольский надсмотрщик над голодными кули; и разъеденный Жорж Марше с кремлёвской внешностью, – все они ушли от своей национальности, предавшись бесчеловечью.)
Слово «Россия» для сегодняшнего дня может быть оставлено только для обозначения угнетённого народа, лишённого возможности действовать как одно целое, для его подавленного национального самосознания, религии, культуры, – и для обозначения его будущего, освобождённого от коммунизма.
Когда в 20-е годы передовое западное общество восхищалось большевизмом, то не путали, так и называли предмет восторга «советским». В трагические годы Второй мировой войны два понятия в глазах мира как будто слились (об этой жестокой ошибке – ниже). С лет холодной войны установилась недоброжелательность преимущественно к слову «русский». И это даёт себя знать поныне, даже в последние годы появились новые острые обвинения против «русского».
Сведения и понимание исторической России и нынешнего СССР американский читатель получает в основном: от американских учёных – историков и славистов; от американских дипломатов; от американских корреспондентов в Москве; от новейших эмигрантов из СССР. (Не упоминаю пропагандистских советских публикаций, которым уже верят меньше, и туристических впечатлений – совсем поверхностных, по искусным приёмам «Интуриста».)
Американская историческая наука, при всей казалось бы незаграждённой ей широте и непредвзятости, но сталкиваясь со скудостью и марксистской деформацией советских источников, часто попадает, сама того не замечая, в принудительное русло, предоставляемое советской официальной наукой, и, в иллюзии самостоятельного пути, невольно повторяет проблематику, иногда и методологию советской науки и вслед за ней обходит некоторые скрытые, совсем затемнённые области. Достаточный пример: что само существование Архипелага ГУЛАГа, его нечеловеческая жестокость, его размеры, длительность и объёмы смертности до самого последнего времени не признавались западной наукой. Другой пример: мощные явления стихийного народного сопротивления коммунизму в нашей стране в 1918 – 1922 совсем не были замечены западной наукой, а в замеченной части объявляются (в лад с коммунистами) «бандитизмом» (например – М. Левин). Что касается общей оценки советской истории, то здесь и по сей день дают себя знать те восторги, с которыми «прогрессивная» европейская общественность встречала «зарю новой жизни» в разгар наших террористических уничтожений 1917 – 1921. И посегодня во многих публикациях американских профессоров вы можете встретить в серьёзном употреблении – «идеалы революции», а эти идеалы с самого первого шага проявлялись как миллионные убийства. Также и глубинная история России испытала на Западе искажённое влияние страстной радикальной мысли. В последние годы в американской науке заметно господство легчайшего однолинейного пути: неповторимые события XX века – сперва в России, затем и в других странах – объяснить не особенностью нового коммунистического феномена в человеческой истории, – но свести к исконным свойствам русской нации от X и XVI веков (взгляд – прямо расистский). События XX века объясняются неосновательными поверхностными аналогиями из прошлых веков. Пока коммунизм был предметом западного восхищения – он превозносился как несомненная заря нового века. С тех пор как пришлось его осудить – его находчиво объяснили извечным русским рабством.
Такая трактовка имеет много сторонников в нынешнем мире, ибо она выгодна многим: коль скоро коммунизм преступен и порочен не сам по себе, а во всём виноваты традиции старой России, то: нет угрозы основам существования западного мира; сохраняются обещающие перспективы разрядки, торговли и дружбы с коммунистическими странами, всем жителям Запада – продолжение безопасного комфорта; все коммунисты западных стран освобождаются от обвинения и подозрения («у них будет лучше, совсем хороший коммунизм»); и облегчается совесть тех либералов и радикалов, которые отдали в прошлом столько своих восторгов и помощи этому кровавому режиму.
Соответственно в трактовке прежней русской истории учёные этого направления поступают бесцеремонно. Они допускают весьма произвольный отбор явлений, фактов и лиц, поддаются недостоверным, а то и просто ложным версиям событий, но ещё разительней: почти полностью пренебрегают духовной историей тысячелетней страны, как будто она (приём марксизма) и не имела влияния на течение материальной истории. При изучении китайской, таиландской или любой африканской истории и культуры считается необходимым испытывать уважение к её своеобразию. По отношению же к русскому тысячелетнему восточному христианству западные исследователи во множестве испытывают лишь презрение и удивление: почему этот странный мир, целый материк, всё не принимал западного мировоззрения и всё не шёл по столь явно преимущественному западному социальному пути? Россия решительно осуждается за всё, в чём она не похожа на Запад.
В длинном ряду выступлений, искажающих облик России, характерна хотя бы книга Ричарда Пайпса «Россия при старом режиме». Пайпс вовсе пренебрегает духовной жизнью русского народа и его миропониманием – христианством, рассматривает века русской истории вне зависимости от православия и его деятелей (достаточно сказать: Сергий Радонежский, несравненно повлиявший на века русской духовной и государственной жизни, вообще ни разу не упомянут в книге, а Нил Сорский выставлен в анекдотической роли). То есть вместо показа живого народного существа – анатомируется труп. Самой Церкви Пайпс отводит одну главу, при этом лишь как гражданскому учреждению и трактуя его в духе советской атеистической пропаганды. Этот народ и эта страна представлены как не доразвившиеся до духовной жизни, движимые одними лишь грубыми материальными расчётами, от мужика и до царя. Даже внутри тематических разделов нет убедительного последовательного изложения истории: хаотически смешаны исторические эпохи, события разных веков (и часто без указания дат). Автор произвольно игнорирует события, лица и стороны русской жизни, которые мешали бы его концепции: что вся история России никогда не имела другого смысла, как создать полицейский строй. Он отбирает только то, что помогает ему дать пренебрежительно-насмешливое и открыто-враждебное описание русской истории и русского народа. Из его книги возможен только один вывод: об античеловеческой сути русской нации, никуда не годившейся все 1000 лет и очевидно безнадёжной для будущей жизни. Даже честь мирового изобретения тоталитаризма Пайпс приписывает императору Николаю I. Не говоря уже о том, что тоталитарный феномен никогда не был осуществлён до Ленина, у г. Пайпса достаточно эрудиции, чтоб он мог указать, что идею тоталитарного государства первый предложил Гоббс в «Левиафане» (глава государства – господин не только над имуществом и жизнью, но и совестью граждан). Да и Руссо давал к тому основания, объявляя демократическое государство «неограниченным сувереном «не только над собственностью, но и над личностью граждан.
Меня как писателя, выросшего и всю жизнь проведшего в стихии русского языка и фольклора, особенно поражает такой «научный» приём Пайпса: из 40 тысяч русских пословиц, составляющих в своём единстве и внутренних противоречиях ослепительное художественное и философское создание, Пайпс вырывает (искусственно подобранные Горьким) подходящие ему полдюжины пословиц – и ими «доказывает» жестокую циничную природу русского крестьянства. На меня этот приём производит такое же впечатление, как, вероятно, на ухо Ростроповича произвёл бы волк, севший играть на виолончели.
Все учёные и публицисты этого направления с каким-то тупоумием повторяют из книги в книгу, из статьи в статью два имени: Иоанн Грозный и Пётр I, подразумеваемо или открыто сводя к ним весь смысл русской истории. Но и по два, и по три не менее жестоких короля можно найти и в английской, и во французской, в испанской и в любой другой истории, – однако никто не сводит к ним полноту исторических объяснений. Да никакие два короля не могут определить историю 1000-летней страны. Однако рефрен продолжается. Таким приё мом одни учёные хотят показать, что коммунизм только и возможен в странах с «порочной историей», другие – очистить и сам коммунизм, переложив вину за его дурное исполнение на свойства русской нации. Подобный взгляд повторился и в серии недавних статей, посвящённых столетию Сталина, например у профессора Роберта Таккера (R. С. Tucker, New York Times, 21.12.79).
Короткая, но энергичная статья Таккера изумляет: неужели она написана не 25 лет назад? Как же может учёный политик и сегодня настолько не понимать коммунистического феномена? Мы снова встречаем всё те же неувядшие идеалы революции, которые загубил гнусный Сталин, потому что уроки брал не у Маркса, а у гнусной русской истории. Профессор Таккер спешит спасти социализм тем, что Сталин, оказывается, не был настоящим социалистом! – он действовал не по теории Маркса, а по стопам всё тех же настрявших Иоанна Грозного из XVI века и Петра из XVIII. Что будто вся сталинская эпоха есть радикальный возврат в прежнюю царскую эпоху, а совсем не последовательное применение марксизма к современным реальным условиям, что Сталин разрушал большевизм (а не продолжал его). Я, по авторской скромности, не смею просить и надеяться, чтобы профессор Таккер прочёл хотя бы 1-й том «Архипелага ГУЛага», а лучше бы все три. Это может быть освежило бы у него в памяти, что коммунистический полицейский аппарат, промоловший потом 60 миллионов жертв, создали Ленин, Троцкий и Дзержинский, сперва в виде ЧК, имевшей неограниченное право бессудного расстрела неограниченного числа людей. Что Ленин собственным пером сформулировал 58-ю статью уголовного кодекса, на которой и был основан весь сталинский ГУЛАГ. И весь красный террор и миллионные подавления крестьянства сформулированы Лениным и Троцким. Вот эти инструкции Сталин и выполнял честно, лишь ограниченно по своим умственным возможностям. Единственное, в чём он осмелился отойти от Ленина, – это в том, что стал уничтожать (для укрепления собственной власти) верхушку коммунистической партии. Но и в этом он лишь выполнял всеобщий закон больших кровавых революций: они непременно пожирают своих делателей. В СССР верно говорилось: «Сталин – это Ленин сегодня», и действительно: вся сталинская эпоха есть прямое продолжение ленинской, лишь более зрелое по результатам и длительной плавности развития. Никакого «сталинизма» никогда не существовало ни в теории, ни на практике, ни такого явления, ни такой эры, – это понятие придумала после 1956 левая западная мысль для спасения «идеалов» коммунизма. И только в злом фантазме можно назвать «русским националистом» Сталина, уничтожившего 15 миллионов отборных крестьян, сломавшего хребет русскому крестьянству – то есть самой России – и положившего свыше 30 миллионов голов во Вторую мировую войну, не выбирая экономных методов ведения, не бережа народных жизней.
И какой же образец мог, по Таккеру, увидеть для себя Сталин в прежней царской России? Лагерей – вообще не было, и понятия даже такого. Отсидочных тюрем – очень мало, и поэтому политические (кроме крайних террористов), и в том числе все большевики, посылались в благополучную сытую ссылку на казённом содержании, где никто не принуждал их к труду, – и откуда все желающие беспрепятственно бежали за границу. Но и уголовная тогдашняя каторга не составляла 1/10000 части ГУЛАГа. Всякое следствие велось в строгой законности по устоявшимся законам, всякий суд – открыт и с участием адвокатуры. Секретная полиция в сумме по всей стране имела штатов меньше, чем сегодня госбезопасность одной Рязанской области, охранные отделения существовали в нескольких крупных городах и то со слабым надзором, а всякий уехавший за черту этих городов сразу уходил из-под наблюдения. В армии – вообще не было секретного осведомления и наблюдения (что весьма облегчило февральскую революцию), ибо Николай II считал это оскорблением своей армии. Добавим к этому: отсутствие специальных пограничных войск, пограничных укреплений и полная свобода эмиграции.
Многие западные историки отдаются устойчивой ложной традиции в представлении дореволюционной России, тем отчасти повторяя советскую пропаганду. Россия перед войной 1914 года была страна с цветущим производством, в быстром росте, с гибкой децентрализованной экономикой, без стеснения жителей в выборе экономических занятий, с заложенными началами рабочего законодательства, а материальное положение крестьян настолько благополучно, как оно никогда не было при советской власти. Газеты были свободны от предварительной политической цензуры (даже и во время войны), существовала полная свобода культуры, интеллигенция была свободна в своей деятельности, исповедание любых взглядов и религий не было воспрещено, а высшие учебные заведения имели неприкосновенную автономность. Многонациональная Россия не знала национальных депортаций и вооружённого сепаратистского движения. Вся эта картина не только не схожа с коммунистической эпохой, но прямо противоположна ей во всём. Александр I был с войском и в Париже, – но не присоединил к России и клочка европейской земли. Советские завоеватели никогда не уходят ниоткуда, где однажды ступила их нога, – и оба феномена признаются одноприродными! Та «плохая» Россия не нависала захватом над Европой, ни тем более Америкой и Африкой. И экспортировала она – хлеб и сливочное масло, а не оружие и не инструкторов терроризма. И сокрушилась-то она из верности западным союзникам, из-за того что Николай II продолжал бессмысленную войну с Вильгельмом, вместо того чтобы пойти на сепаратный мир (как сегодня Садат) – и спасти свою страну. Недружелюбие к прежней России на Западе было раздуто усилиями русской революционной эмиграции, предложившей самую примитивную схему, движимую их политическими увлечениями, – и никогда не уравновешенную никакими русскими ответами и разъяснениями, ибо в старой России понятия не имели о роли «агитации и пропаганды». (И так, например, 9 января 1905 в Петербурге, когда было несчастным образом убито 100 человек из демонстрации и ни один не арестован, осталось вечным клеймом и характеристикой России, а 17 июня 1953 в Берлине, когда было злоумышленно убито 600 демонстрантов и арестовано 50 тысяч, – не поминается упрёком СССР, но скорей ставится в уважение его силе: «надо искать общий язык».)
Как-то с веками совсем забылась дружба России с юными, новообразованными Соединёнными Штатами в XVIII веке. С начала XX века в американском обществе распространились недружественность к России. Её последствия мы видим и сегодня. Но сегодня они выходят из рамок отдалённых чувствований и грозят привести весь Запад к роковой ошибке.
После таких коренных ошибок, проявляемых в понимании России и СССР американскими учёными, мы уже меньше удивимся промахам политиков – хотя работников как будто практических, но всегда головой под влиянием существующих общих теорий, а руками – сильно скованными обстановкой момента.
Совокупным действием этих причин только и можно объяснить чудовищную резолюцию Конгресса США 17 июля 1959 о порабощённых нациях (Public Law 86 – 90, с тех пор возобновлявшуюся), где даже отсутствует всеобщий виновник – СССР, где всемирный коммунизм назван русским, России приписано порабощение континентального Китая и Тибета, и русским отказано числиться в составе угнетённых наций, к каким причислены несуществующие Идель-Урал и Казакия.
Очевидно, пятно непонимания и невежества гораздо шире, чем эта резолюция.
Так и многие действующие или прежде действовавшие дипломаты Соединённых Штатов своими постами и своим авторитетом помогли создать вокруг советского коммунизма опасное горючее облако иллюзий и легковесных расчётов. Такого наследства много оставили дипломаты рузвельтовской школы, как Гарриман, до сих пор уверяющий легковерных американцев в миролюбии кремлёвских владык, у которых, мол, только очень ранено сердце болью за свой советский народ, пострадавший в войне. (Достаточно вспомнить несчастных крымских татар, которых и сегодня не пускают в Крым по той единственной причине, что они стеснили бы охотничьи угодья Брежнева.) А на самом деле кремлёвскому руководству народ бесконечно чужд, безразличен, эксплуатируется до полного истощения и вымирания, а когда потребуется, – его погонят на уничтожение миллионами без жалости.
Выдающийся вред в конструкцию и направление американской внешней политики годами удавалось вносить и Джорджу Кеннану своими статьями, высказываниями и советами, основанными на глубоком якобы познании советского опыта. Он – как раз из упорных создателей мифа о «мягких» членах Политбюро, – которые, однако, никогда ничем себя не проявили. Он настойчиво советует больше прислушиваться к заявлениям советских руководителей и даже сегодня восклицает: как можно не верить Брежневу, энергично отрицающему агрессивные намерения? Захват Афганистана Кеннан приписывает... «скорее защитным импульсам» советского руководства!
Вместо проницательного анализа многим западным дипломатам свойственен неизлечимый самообман, и это видно на таких ветеранах политики, как В. Брандт с его самоубийственной для Германии «Ostpolitik», – и именно такие разрушительные действия увенчиваются нобелевскими премиями мира.
Тут небезынтересно отметить явление, которое я назвал бы «эффектом Киссинджера», но свойственное не ему одному: в период занятия важного поста вести политику уступок и капитуляции, за которую Западу ещё придётся платить в будущем многими годами и жизнями, – но, едва уйдя в отставку, вдруг прозревать и начинать давать самые решительные советы. Отчего это может происходить, как объяснить? Не прозревают же они так внезапно! Не следует ли допустить, что они всё истинно понимали и раньше, но просто плыли в политической рутине, держась за свой пост?
Многолетняя дипломатия умиротворения сводилась неизменно к отдаче всех позиций и укреплению своего противника. Сегодня уже глобально обозрим 35-летний итог совместных усилий всех главных западных дипломатов: они так всемерно укрепили СССР и коммунистический Китай, что лишь идеологическая ссора между этими двумя правительствами (возникшая отнюдь не усилиями Запада) ещё спасает западный мир. То есть существование Запада уже зависит не собственно от него.
И ещё остались этим дипломатам зыбкие расчёты на мнимый раскол в советском Политбюро между несуществующими там «консервативным и либеральным крыльями», «ястребами и голубями», «правыми и левыми», старыми – молодыми, злыми и добродушными, – последний рубеж банкротов: никогда не содержало в себе Политбюро ни человечных, ни миролюбивых людей, – такие не могут даже подняться до верху по условиям коммунистической бюрократии, и они тотчас бы задохнулись и умерли там.
Тем не менее и сегодня Америку тешат и успокаивают иллюзиями и мнимыми надеждами. То – надеждами на раскол в Политбюро и версией, что не Брежнев оккупировал Афганистан! То – иллюзия ми лучших экспертов, что «СССР получит свой Вьетнам» – то в Анголе, то в Абиссинии, то в Афганистане. (Можно заверить этих экспертов и их читателей, что сегодняшний СССР способен проглотить ещё пять таких стран – быстро и не подавиться.) То – новыми и новыми надеждами на «разрядку», несмотря на растоптание очередной страны. (И тут можно успокоить, что «разрядку», какая она была, покупку всего нужного между двумя захватами, советские вожди охотно восстановят и после Афганистана.)
Само собой понятно, что из информации, доставляемой такими дипломатами, Америка не почерпнёт понимания СССР и глубины опасности.
Но политики этого рода за последнее время получили подкрепление: фальшивым «объяснением» СССР и России занялась активная группа новейших эмигрантов оттуда. Среди них нет крупных имён, но они быстро признаются тут профессорами и специалистами по России, оттого что быстро ориентируются, какое направление свидетельства желательно. Они настойчивы, громки, повторительны в прессе разных стран, статьями, интервью, уже и книгами – все вместе довольно дружно проводят сходную линию, которую суммарно можно бы обрисовать так: «сотрудничество с коммунистическим правительством СССР – и война русскому национальному самосознанию». Как правило, они, будучи в СССР, служили коммунизму в советских институтах и даже активно и многолетне участвовали в лживой коммунистической печати и никогда не высказывались оппозиционно. Затем они выехали из СССР по израильской визе, но не поехали в Израиль (drop-outs, по израильской терминологии), а в странах Запада объявили себя тотчас истолкователями России, её исторического духа и нынешней жизни русского народа (которой они и не наблюдали по своему привилегированному положению в Москве). Са мые активные из этих новых информаторов даже не ставят советской системе в вину уничтожение 60 миллионов, и не ставят в вину её воинствующий атеизм, прощают её тотальное подавление, но возглашают Брежнева «миротворцем» и открыто призывают к максимальной поддержке коммунистического режима в СССР как «наименьшего зла», наилучшей альтернативы для Запада, – и одновременно обвиняют в таком сотрудничестве русское национальное направление. Смысл духовных течений у нас на родине передаётся Западу превратно. Пытаются вселить в западное общественное мнение – страх и даже ненависть к возрождению почти насмерть подавленного коммунистической властью за 60 лет русского национального самосознания, – искусственно и недобросовестно связывая его с правительственным манёвром антисемитизма. Для этого изображают советский народ поголовным стадом баранов, он никак не способен разобраться в своей 60-летней судьбе, в причине своей нищеты и страданий, – и только ждёт официального объяснения от коммунистических верхов, а они ему подсунут антисемитизм – и народ удовлетворится этим. (На самом деле средний советский человек намного отчётливей понимает античеловеческую природу коммунизма, чем многие публицисты и политики Запада.)
Некоторые из этих эмигрантов делают при том довольно безграмотные экскурсы в историю предыдущих русских веков, – как раз прилегая к упомянутой выше близорукой американской школе. Из всего этого ряда можно назвать хотя бы Дм. Симеса или А. Янова – 17 лет кряду верного коммунистического журналиста, никогда не выступавшего против советского режима, а теперь с большой лёгкостью представляющего доверчивому американскому читателю то превратные картины советской действительности, то произвольно прыгая по поверхности русского прошлого, обходя его устои и раздувая мыльные пузыри. Янов приписывает русскому национальному сознанию почти на соседних страницах одновременно: и мессианизм (бредовая вы думка), и тут же – отрицающий его изоляционизм, в котором видит почему-то угрозу миру.
Поскольку в традиции американской исторической науки уже существует искажённое и недоброжелательное представление о прежней России, – такие семена могут дать ядовитые всходы.
Усилия этих пристрастных информаторов дополняются и подкрепляются за последний год потоком статей американских журналистов, из них часто – московских корреспондентов американских газет. Содержание этих статей всё то же: грозная опасность для Запада возрождения русского национального самосознания, затем – беззастенчивое смешение православия с антисемитизмом (если не прямо пишут, что они тождественны, то назойливо ставят их в смежных фразах и абзацах), и затем ещё одна особая теория: что подымающееся русское религиозно-национальное самосознание и снисходящие прожжённые коммунистические вожди не имеют другой мечты, как слиться воедино в некоей «новой правой», – и лишь непонятно, что им все эти годы мешало слиться, чей же запрет? На самом деле религиозные и национальные круги в СССР только преследуются – всеми уголовными методами.
На первый взгляд, такое совпадение картины от эмигрантов-информаторов и от свободных американских корреспондентов поражает: коль два независимых источника сообщают одно и то же – значит, что-то есть воистину. Но надо хорошо знать положение всех западных корреспондентов в СССР: подлинная советская жизнь от них закрыта каменной стеной, особенно провинция и деревня (всякие поездки туда исключительно декоративны, строго обставлены КГБ, а для простых советских людей в провинции разговоры с иностранцами без подстройки КГБ – смертельно опасны). Характерно признание Р. Кайзера, корреспондента «Вашингтон Пост»: прожив в Москве 4 года корреспондентом – он ни разу ничего не слышал о крупнейшем Новочеркасском восстании 1962 года! Источники информации западных корреспондентов: тщательная обработка холостой пустой официальной советской прессы; кулуарное собирание соображений от западных дипломатов (источники совпадают!); затем случайные встречи со второстепенными представителями коммунистической знати (но это – настолько низкий и неискренний человеческий материал, что нельзя рассматривать его серьёзно). А главный источник – беседы с теми немногими москвичами, кто бесповоротно переступил черту запрета близости с западными людьми (а часто – это представители того же столичного круга, из которого уже уехали упомянутые информаторы). Вот они-то и являются главным источником сведений для широковещательных грозных статей о русской национальной опасности для всего мира. И так анонимная антисемитская листовка в московской подворотне подаётся в западной прессе с обобщающим размахом. Но так и открывается совпадение источников: картина мира строится по отражению её в одном и том же маленьком осколке. В физике это всё называется: систематическая ошибка измерительного прибора.
Если же вдруг информация – иная по направлению, не подходит к тому, что настроена искать сейчас в Москве западная пресса, – то такая информация попросту гасится, как сделал, например, корреспондент «Нью-Йорк Таймс» К. Рэн, получив большой важности интервью от академика Шафаревича и нигде его не напечатав. Так же точно западные учёные, западные органы печати не принимают в соображение журнал «Вестник Русского Христианского Движения», выходящий уже полвека в Париже при содействии именно культурных русских кругов и чрезвычайно популярный в них. Они узнали бы совсем другую картину, далёкую от рисуемых ужасов.
При такой степени осведомлённости только и может возникнуть перекос, что главная проблема сегодняшнего СССР – это проблема эмиграции. Как вообще проблемы большой страны могут свестись здесь по русской провинции (недавно в Перми) происходят многотысячные голодные рабочие забастовки, разгоняемые оружием, даже с парашютным десантом на заводскую крышу, – но разве у Запада есть внимание это заметить и прореагировать? Так и грандиозный процесс в СССР, губительный для существования русского народа, процесс, уже идущий и рассчитанный лет на 10 – 15, – процесс окончательного уничтожения русского крестьянства – физического уничтожения изб, деревень, сгона крестьян в многоэтажные посёлки индустриального типа, конца связи с землёю, последнего конца национальных традиций, быта, очевидно – и народного характера, конца русского пейзажа, – этого наступления, которое повели коммунистические убийцы народной души, скудные информаторы Запада даже вообще не заметили! Первая революция (1917 – 1920) была – зарезать Россию кривым ленинским ножом. Россия всё же осталась жива. Вторая революция (1929 – 1931) – раздробить Россию сталинской кувалдой. Россия всё же осталась жива. Наступила третья бесповоротная революция – соскрести Россию с лица земли брежневским бульдозером. И в этот момент смертельного уничтожения русского национального существования – информаторы Запада вопят о самой большой угрозе для всего мира: русского национального сознания...
Москва – это не Советский Союз. С начала 30-х годов общий жизненный уровень всей Москвы был – за счёт ограбления остального народа и особенно деревни – искусственно поднят по сравнению с прочей страной. (Отчасти в таком положении ещё Ленинград и некоторые закрытые научные посёлки.) Таким образом, всё московское население вот уже 50 лет искусственно подкармливается и искусственно поддерживается на ином психологическом уровне, нежели вся остальная ограбленная страна. (Большевики научены уроком февральской революции 1917 в Петрограде.) От этого Москва получилась неким уголком, промежуточным между СССР и Западом; она почти настолько же комфортабельнее остального Советского Союза, насколько Запад комфортабельнее Москвы. Но поэтому и все суждения, собранные по московскому опыту, прежде чем быть перенесены на общесоветский опыт, должны быть исправлены большим поправочным коэффициентом. Истинный общесоветский опыт – только в провинции, в деревне, в лагере и в жестокой армии мирного времени.
Сам я все 55 лет своей советской жизни провёл исключительно в глубинном СССР, никогда не имел привилегий столичного жительства и свой жизненный опыт могу использовать без коэффициента. Я и буду говорить не о Москве, но – о стране.
Прежде всего: западные глаза затуманены ложным газетным представлением, что русские являются «господствующей нацией» в СССР. Они не были ею никогда: от 1917 и посегодня. Первые 15 лет советской власти сокрушительный, уничтожительный удар советского коммунизма пришёлся по русским, украинцам и белорусам (нынешний упадок рождаемости происходит ещё оттуда) – с почти полным истреблением их высших классов, духовенства, культурной традиции, интеллигенции и питающего слоя – крестьянства. Запрещались и проклинались лучшие имена русского прошлого, вся прошлая история покрывалась бранью, церкви уничтожались сплошь, десятками тысяч, города и улицы переименовывались в имена палачей – так, как могут делать только оккупанты. По мере же того, как коммунисты чувствовали себя у власти твёрже, они переносили подобный удар и по остальным национальным республикам, применялся известный принцип Ленина, Гитлера и уголовников: бить врагов поодиночке. И так – «господствующей нации» вообще в СССР не оказалось: коммунистам-интернационалистам никогда не была нужна такая. То обстоятельство, что в качестве государственного языка сохранился русский, – чисто механическое, какой-то один должен был быть. Русский язык только изгажен этим употреблением. От этого русские не почувствовали себя господами: если, насилуя женщину, ею командуют на её родном языке, – это не значит, что не было акта изнасилования. И то обстоятельство, что с конца 30-х годов в коммунистическом руководстве стали получать перевес русские и украинцы по происхождению, – никак не сделало эти нации господствующими. Во всём мире (и в Китае, и в Корее) закон таков: люди, отдавшие себя коммунистическому руководству, уходят душой не только от своей нации, – но и от человечества вообще.
Но шерсти можно больше состричь с более крупной овцы – и так раскладки экономического гнёта все советские годы были наиболее жестоки по отношению к РСФСР. К другим национальным республикам экономические приёмы были всё же осторожнее: боялись национальной вспышки. Повсюду введена бесчеловечная колхозная система, – но всё же расценка за центнер апельсинов в Грузии была – при меньшей затрате труда – несравненно преимущественней, нежели за центнер русского картофеля. Эксплуатировались беспощадно все, – но предельная степень эксплуатации была в РСФСР, и сегодня самая нищая в СССР деревня – русская. Так же и города в русской провинции десятилетиями не знают не только мяса, сливочного масла или яиц, но грезят о простых макаронах или о маргарине.
Такая материальная пропасть существования – и уже полвека! – ведёт и приводит к биологическому вырождению нации, к упадку телесному и духовному, – тем более усиленному отупляющей политической пропагандой, насильственным отнятием религии, подавлением независимой культуры, свободой для одного лишь пьянства, двойным трудовым изнеможением женщины (на казённой работе – наравне с мужчиной, и дома без бытовых приборов) и ограблением детского ума. Падение бытовых нравов – жестоко, но не потому, что так плох народ, а потому что коммунисты лишили его пищи физической, пищи духовной – и отстранили все<