Из люка показались шапка, похожая на шутовской колпак с тремя верхушками, и револьвер-«кольт» старинного образца. Потом оттуда же, как чёрт из табакерки, в странную комнату выпрыгнул помятый неблагосклонной к нему жизнью господин – продавец мясорубки и дрели.
Он прокатился по полу, успев осмотреться вокруг, и вскочил на одно колено с револьвером наизготовку.
Всё это длилось всего несколько секунд, и никто не произнёс ни звука.
- Ну, как вам здесь? Ужасно романтично, не правда ли? Влюблённые, заточённые в башне, над часами! – вдруг голосом полковника Линка сказал помятый неблагосклонной к нему жизнью господин, опустил револьвер и, как артист-трансформатор, одним мановением руки смахнул свои густые брови, монокль с тёмным стеклом и моржовые усы.
- Ах! – пошатнулась Лизавета Столетова.
Мерные скрежет и стук раздавались уже в несколько раз громче. Семёну Семёновичу показалось, что это скрежещет и стучит в его голове.
- Нам здесь так, Линк, - наконец, произнёс он, - как будто мы проиграли, по крайней мере, миллион.
- Извините, полковник, у вас покушать не найдётся? – вежливо спросил Пёсик Фафик, который не очень удивился превращению, потому уже не раз видел подобные фокусы Линка. – И дрель у меня спёрли.
- Покушать, к сожалению, не найдётся, - ответил шеф уголовной полиции и слегка тронул свой синяк под левым глазом. – А дрель внизу на лестнице у входа в башню лежит – вас дожидается. Она меня и окончательно на ваш след вывела…
Отменно я разыграл комедию, правда? Какой колоритный персонаж! Я чуть было не расхохотался, когда вы покупали у меня дрель и мясорубку. Деньги я вам верну через бухгалтерию. Вы уж меня простите!
- Да что вы, полковник! – замахал руками поэт. – У нас сегодня просто день представлений – то уголовных, то полицейских.
- И преступники, и сыщики служат в труппе одного театра, Семён Семёныч, театра под названием «Преступление и наказание»… Я с этими моржовыми усами иногда на рынке собираю полезную информацию, а сегодня всё время, на всякий случай, незаметно был рядом с вами, пока не наткнулся на Астролябию – она же Нимфа Бел-Конь-Любомирская… Замечательная во всех отношениях дама – красавица в прошлом, шпионка в настоящем, поэт и философ в вечности! Кстати, дочь небезызвестной в нашем уголовно-полицейском мире скупщицы краденого и салонной ведьмы старухи Шимпанзюк…
При этих словах трое узников вытаращили глаза и переглянулись.
- О! Я вижу, даже вам знакомо это имя, - продолжал Линк. – Старуха Шимпанзюк однажды прокляла свою романтичную дочь и лишила её наследства за разорительный брак с прощелыгой-графом. С тех пор бедняжку мучают финансовые, психические и физические недуги, которые она называет духовной свободой. Несчастная стойко переносит свои мучения и попутно за мзду снабжает меня полезной информацией.
Когда-то она понимала язык цветов и могла с ними разговаривать. Цветы сами шептали Нимфе (тогда ещё не Астролябии) с каким соседом они лучше всего себя чувствуют и хотят быть вместе в букете. В те времена её букеты были восхитительны.
Теперь она лучше всего понимает язык преступников. Преступники сами ей ничего не шепчут, но она подслушивает и помогает мне сажать их в исправительные оранжереи. Нынче её букеты отвратительны.
На этот раз информация была столь ценной и срочной, что я отвлёкся от вас, вызвал агента Фигрека, и мы в компании с Нимфой-Астролябией поехали на окраину города – туда, куда она указала. Там мы просидели несколько часов в засаде, пока не взяли одного опасного громилу – того, на кого она указала… Простите, Семён Семёныч, что эта работа показалась мне важнее, чем ваши любовные страдания!..
Когда громилу увозили к нам в контору, я с облегчением вздохнул и не удержался от театрального возгласа:
-Теперь опять – к поэту и собаке!
- Это не к тем ли, что давеча на рынке были? - вдруг спросила Нимфа-Астролябия, вылезая из кустов, где она скрывалась от посторонних глаз.
И рассказала, как направила вас к башне с часами вслед за точильщиком и дамой в умопомрачительном платье.
Тогда я своим знаменитым нюхом заслуженной ищейки почуял, что ваши любовные страдания нынче гораздо опасней, чем обычно, и вот я здесь, в башне, над часами, и, похоже, не ошибся, - полковник Линк кивнул в сторону валявшихся на полу перегрызенных верёвок.
- Не ошиблись, - сказал Семён Семёнович. – Но опоздали. Любовные-то страдания обернулись вон чем… Полковник, поверьте: нам срочно надо на турбазу «Избушки»! По дороге вы узнаете печальную историю фамильных драгоценностей, проигранных в состязании умов… А может, ещё не проигранных?! Мы отстаём от Обезьянова на целую ночь, но он вряд ли очень торопится, потому что не знает, что нам тоже открылся секрет пудреницы. И ещё: я в том лесу – с детства свой человек, а он – чужой! Поедем кратчайшей дорогой, а потом через лес – кратчайшей тропинкой. Может, успеем… Если там, вообще, что-нибудь есть.
- Есть! – почти выкрикнула Лизавета Столетова.
- Тогда пойдёмте скорей, что ли, пока мою дрель на лестнице кто-нибудь не стибрил, - сказал Пёсик Фафик. – И кушать очень хочется!
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ,