Мистер Генри Маркхэм облачился в обычную коричневую одежду и выглядел так, будто явился из середины прошлого века. Это был высокий мужчина, сутулость придавала ему вид вопросительного знака. В волосах запутались дужки очков, которые не давали им покинуть лицо владельца, когда сползали вниз к носу, что происходило постоянно.
Его жена тоже отличалась стройностью, но на этом сходство между ними кончалось. Тут же стало видно, что Гиневра Маркхэм до сих пор очень красивая женщина. У нее были густые бронзового цвета волосы, как у женщин на картинах Тициана, безупречная кожа, столь же безупречный профиль и изящно изогнутые брови, из-под которых глядели на мир глаза такого же цвета, как у дочери.
Однако взгляд Гиневры отнюдь не отличался проницательностью дочери. И она запретила Генриетте выходить замуж за человека, который, как она утверждала, обильно проливая слезы, разобьет сердце ее невинной девочки.
Ни возмущенные возражения Генриетты, ни извещение в прессе о предстоящем бракосочетании, ни даже крупное кольцо, инкрустированное изумрудами и бриллиантами, которое она носила на среднем пальце левой руки, не произвели на миссис Маркхэм никакого впечатления. Ее дочь, терпение и преданность которой подверглись невыносимому испытанию, все же потеряла самообладание и резко напомнила, что ей уже двадцать три года и маме придется смириться.
Во время этого разговора на повышенных тонах вошла леди Гвендолин, и тут на поверхность всплыла правда о прошлом Гиневры.
— Будет правильнее сказать, что речь идет о безответной Любви, нежели соблазнении, — откровенно сообщила леди Гвендолин своей племяннице, не обращая внимания на суетливые возражения сестры. Оказалось, что именно Гиневра добивалась любви, а упомянутого джентльмена не волновали ни ее признания, ни предложение пожениться, поскольку тот был уже женат. — Хотя, честно признаться, — добавила леди Гвендолин, — выводок нажитых ими детей привязал бедную жену к их загородному имению.
— Гвен, я не знала об этом, — нерешительно возразила Гиневра.
— Нет, ты знала, Гвинни, ибо я тебе сама об этом рассказала, — ответила леди Гвендолин, — но ты так привязалась к этому проклятому мужику, что даже не стала меня слушать.
— Он говорил, что любит меня.
— В этом я не сомневаюсь, ведь ты дала ясно понять, что за эту любовь готова отдаться ему, — возразила леди Гвендолин.
— Он сказал, что женится на мне.
Леди Гвендолин фыркнула.
— Даже если он так сказал, ты ведь знала, что это ложь. — Гвендолин взглянула на сестру через лорнет. — Все эти годы я держала свое мнение при себе, но я не позволю тебе лишить Генриетту возможности обрести счастье. — Тетя обратилась к своей племяннице: — Правда в том, что твоя мама сбежала с ним, хорошо зная, что у него нет честных намерений. Спустя два дня после бегства наш бедный отец вернул дочь домой. Конечно, в глазах общества она погибла. То, что ее отвергли, подтверждает этот факт. Но дело в том, что причиной этого стала не потеря девственности, а то обстоятельство, что он вовсе не соблазнял ее!
Тихо вздохнув, Гиневра упала в обморок и тяжело опустилась на пол.
— Оставь ее, — сказала леди Гвендолин, когда Генриетта собралась броситься матери на помощь. — С ней всегда приключается обморок, когда она того желает. Генриетта, твою мать не соблазнили, ее отвергли. Вот почему она поселилась в сельской местности, следует добавить, по собственному желанию. Я не знаю, почему она вышла замуж за твоего бедного отца. Подозреваю, он сразу и безоговорочно поверил ее трагической истории и решил стать защитником обреченной на неудачу девы. Мы все готовы поверить такому. Каковы бы ни были причины, надеюсь, ты не станешь открывать ему глаза. Пусть верит в эту иллюзию. Видишь ли, это по вине Гвинни мы перестали общаться. Твоя мать предпочла сочинить собственный рассказ о тех событиях и не желала, чтобы я говорила правду. Утекло так много времени, прежде чем ей сказали правду в глаза. Думаю, сейчас она вряд ли знает, где правда, а где ложь.
Эти откровения явились для Генриетты полной неожиданностью, но, когда она рассказала о них своему будущему мужу, тот рассмеялся и поразил ее, заметив, что всегда сомневался в истинности рассказа о прошлом ее матери. Рейф не делал сравнений миссис Маркхэм со своей покойной женой, но ему и не надо было этого делать. Генриетта сама сделала такое сравнение, после чего решила больше не говорить на эту тему.
Миссис Маркхэм пришлось смириться с браком Генриетты. Ее муж воспринял это событие с гораздо большей радостью. Мистер Маркхэм, добрый человек с хорошими намерениями, хотя и немного педантичный, решил посвятить последние два года созданию карты бедности. Он сообщил Рейфу, что такая карта позволит в будущем сосредоточить филантропические усилия на обеспечении самых нуждающихся людей. Его будущий зять был весьма впечатлен этим и, к удивлению Генриетты, нашел в этой идее положительные стороны. В. свою очередь, мистер Маркхэм остался безразличным к великолепному брачному контракту и титулу, который вот-вот достанется дочери, но был удивлен посещением роддома Святого Николая и решил пересмотреть репутацию Рейфа. Прошло всего пять дней, и он наконец дал согласие на брак.
* * *
Свадьба состоялась в конце июня и была признана событием сезона. Любой, кто занимал хоть какое-то положение в обществе, побывал на ней. Не получить приглашение с золотистой каймой означало изгнание из общества. Такой изгнанницей стала леди Ипсвич. Это ее не удивило, но она все же весьма остро переживала то обстоятельство, что не побывала на событии года.
После брака племянницы леди Гвендолин поддалась соблазну и раскрыла узкому кругу людей некоторые пикантные детали мнимой кражи изумрудов. Хелен Ипсвич избегали не только в высших, но и низших кругах общества, хотя, честно признаться, тут не было вины Рейфа. К тому времени, когда Рейф одевался и готовился вести невесту к алтарю в церкви Святого Иакова, Хелен Ипсвич уже заперла свой лондонский дом, отправила сыновей в школу и отчалила на континент. Леди Гвендолин не без радости сообщила сестре, с которой примирилась в ходе сложного и дорогостоящего процесса по обеспечению Генриетты приданым, что там Хелен Ипсвич будет чувствовать себя как дома среди распущенных подданных французского двора.
На венчании дамы плакали, джентльмены кашляли, прикрывшись носовыми платками, а Лукас Гамильтон, воздавая должное торжественному случаю, остался почти трезвым. Все согласились, что венчание прошло весьма трогательно, жених был очень красив, невеста просто очаровательна. Хотя Рейф настаивал на том, чтобы устроить самое дорогостоящее венчание, какое можно организовать в кратчайшее время, нельзя было утверждать, что он все еще думал об этом, ибо смотрел только на Генриетту. Пока она, опираясь на руку отца, шла к алтарю по короткому проходу между рядами в церкви Святого Иакова, Рейфу казалось, что от избытка любви сердце распирает ему грудь. Солнце не было таким ярким, как улыбка, которой Генриетта одарила его, когда он взял ее руку, звезды не могли сравниться с блеском его глаз, пока он произносил брачный обет и надевал кольцо невесте на палец.
Обеты невесты и жениха скрепил страстный поцелуй, который потряс одних прихожан, вселил страстное желание в других и нескрываемую зависть в третьих. Свадебное угощение, оранжевые цветы, шампанское, тосты — новобрачные ничего не видели и не слышали. Они сидели рядом, взявшись за руки под столом, и ждали, когда смогут остаться наедине.
Позднее новобрачные неспешно предались любовным утехам, снимая друг с друга один предмет одежды за другим, не в силах оторвать глаз друг от друга. Страсти постепенно накалялись и достигли кульминации, вознеся их на новую высоту, с которой началась их семейная жизнь.
Большую часть года оба жили в Вудфилд-Манор, заполняя все кругом шумным и счастливым смехом, отчего прежде мрачный дом снова стал родным очагом.
— Этот дом напоминал мавзолей, — говорила миссис Питерс со слезами на глазах. — Только взгляните на него сейчас. Он полон жизни, как и должно быть.
Крик первенца принес новую радость и стал еще одним источником их счастья. Рейф заявил утром в первый день рождения их сына, что эту традицию можно будет продолжить.
Генриетта, лежа обнаженной на их огромной постели, обложенная подушками, томно улыбнулась мужу.
— Ты это говоришь в начале каждого дня, — заметила она, — а в конце каждого дня меняешь свое мнение.
Рейф устроил Генриетту на себе. Мягкие изгибы ее тела возбудили в нем знакомые чувства. Напрягшееся мужское достоинство покоилось между ее бедер.
— Я знаю. Разве это не удивительно? — спросил Рейф, целуя уголки ее соблазнительных уст. Он чувствовал, как ее охватывает жар, как ее женская прелесть увлажняется, соски твердеют. — Дорогая Генриетта, только одним способом можно добиться, чтобы в конце этого дня я сказал то же самое.
Рейфу хотелось проникнуть в нее. Он перевернул Генриетту на бок, взял розовый сосок в рот и крепко сомкнул губы вокруг него. В то же время протянул руку, проник пальцами внутрь женской прелести. Генриетта охала и прижималась к твердому стержню.
— Рейф...
— Генриетта, знаешь, я никак не могу насытиться тобой.
— Я знаю, — ответила она и гортанно рассмеялась. — Не пройдет и месяца, как все узнают об этом.
— Что ты хочешь этим сказать?
Шоколадно-золотистые глаза Генриетты светились.
Ее уста были готовы. Как и тело.
— Генриетта, ты хочешь сказать, что?..
Она кивнула.
— Ты доволен?
— Доволен! — Рейф нежно поцеловал ее. — Я и не мечтал, что буду таким счастливым. Я даже не думал, что можно быть более счастливым. Я тебя так люблю, моя прелестная дорогая жена. — Рейф нежно поцеловал ее округлый живот, затем снова прильнул к ее устам.
Генриетта обвила мужа руками.
— Докажи, как сильно ты меня любишь, — сказала она, поднимаясь ему навстречу.
— С удовольствием, — ответил Рейф.
И доказал.
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.