Как сейчас вижу перед собой лицо Владислава Волкова, хотя уже прошло много лет с тех пор, как мы с ним в одной хоккейной команде сражались за честь нашего проектного 11 отдела. И вот он погиб. Транспортный космический корабль «Союз – 11» был выведен на орбиту 6 июня 1971 года с экипажем в составе: Добровольский Г.Т.(командир корабля), Волков В.Н., Пацаев В.И.. После этого трагического происшествия многое произошло в моей судьбе и в жизни моей проектной группы.
Я уже излагал события, предшествовавшие аварии спускаемого аппарата, касающиеся принудительного отстранения меня и моей группы от проектных работ по спускаемым аппаратам «Союз». Все дела были переданы в отдел Минюка Игоря Леонидовича, вернувшегося из министерства в нашу организацию и назначенного руководителем нового проектного отдела, опеку над которым осуществлял Цыбин Павел Владимирович, а ведущим конструктором по объектам «Союз» всех модификаций был Тополь Алексей Филиппович.
Но конечный трагический результат был заложен на самой ранней стадии разработки транспортного космического корабля «Союз».
С самого начала проектирования корабля «Союз» предполагался отказ от применения скафандров в спускаемом аппарате ввиду массового дефицита по всему кораблю «Союз».
По идее Феоктистова К.П. наличие нескольких герметичных отсеков в составе корабля является абсолютной гарантией надёжности корабля в части возможной разгерметизации одного из жилых отсеков – спускаемого аппарата или бытового отсека. Непререкаемое убеждение Феоктистова базировалось на итогах его успешного полёта на корабле «Восход» (Комаров В.М., Феоктистов К.П., Егоров Б.Б.).
По мысли Феоктистова К.П. в случае разгерметизации бытового отсека полёт корабля успешно продолжается в герметичном спускаемом аппарате с частичным отказом от полной программы.
Если же произошла разгерметизация спускаемого аппарата, то экипаж должен покинуть разгерметизирующийся СА и перейти в бытовой отсек, и продолжать полёт космического корабля до момента начала полёта по траектории снижения с орбиты после выдачи тормозного импульса.
Незадолго до начала погружения в атмосферу экипаж выравнивает давление между СА и БО, переходит в спускаемый аппарат, и здесь срабатывает система аварийного наддува СА кислородом из специального баллона, расположенного в СА и обеспечивающего приемлемую атмосферу в продолжающем разгерметизироваться СА вплоть до момента вскрытия парашютов и отверстий дыхательной вентиляции.
Ввиду того, что никаких исходных данных мне из отдела №9 в части параметров разгерметизации, необходимых запасов кислорода, времени поддержания приемлемых для жизни условий в СА. С представителем сектора Ильи Владимировича Лаврова, ответственного за обеспечение условий жизнедеятельности по ТКК «Союз», Евгением Зайцевым мне пришлось принимать на себя ответственность за эти характеристики.
С объёмом кислородного баллона было проще всего – вместе с конструкторами сектора Норкина Владимира Ивановича втиснул максимально возможный по габаритам баллон высокого давления в кабину спускаемого аппарата.
По предельной массе кислорода, с учётом заданного времени движения СА на участке спуска до момента вскрытия клапанов дыхательной вентиляции, при рассчитанном объёме газа в гермокабине спускаемого аппарата мы с Евгением Зайцевым определили предельное отверстие разгерметизации – 2 миллиметра диаметром.
На этом мои злоключения не кончились. Появились комиссии медиков, начальников из отдела 9, ведущие конструктора и военпреды. Все дружно у меня потребовали обоснования принятого проектного решения.
И никто не брал на себя никакой ответственности. Норм - то не было никаких. Деятели 9 отдела требовали от меня обоснования образования 2х миллиметрового отверстия, связывали проблему с вероятностью пробоя корпуса СА метеоритом, военпреды искали связи с дефектами изготовления корпуса, с отказом некоторых резиновых уплотнений.
А чертежи на корпус спускаемого аппарата нужно было сдавать в этом же месяце, время поджимало, да и ведущие конструктора, занимающиеся только планами-графиками и премиями, а отнюдь не техникой, давили на нас с Норкиным В.И.. Тогда я на этом совещании предложил всем компетентным специалистам выдать мне технические требования в части параметров разгерметизации.
Народ «разбежался», как в романе «Золотой телёнок», наше руководство в лице Бушуева К.Д. с удовольствием устранилось, моё проектное решение осталось в силе, чертежи на систему наддува и компоновку были сданы в срок, всё успокоилось.
Спускаемые аппараты и кресла «Казбек», на которые я отправил техническое задание на завод «Звезда», так и не дождались скафандров. Скафандры, по мысли Феоктистова К.П., были нужны лишь для использования при переходе в открытом пространстве из корабля в корабль, что и было осуществлено в своё время Елисеевым А.С. и Хруновым Е.В. 16 января 1969 года. Скафандры размещались в бытовом отсеке, а переход сквозной между космическими кораблями не использовался ввиду необходимости соответствующих доработок стыковочного узла.
После завершения этой экспедиции Феоктистов К.П. и Бушуев К.Д. предприняли по инициативе Мишина В.П. и Безвербого В.К. реорганизацию проектных подразделений, образовался проектный отдел Прудникова Ивана Савельевича (Феоктистов К.П., Рязанов – заместители). Сектор Тимченко В.А. разогнали, оставив его, правда, заместителем начальника отдела. Сектор Волгина Л.А. передали в ведение Безвербого В.К.
Феоктистов К.П. посчитал, что наша группа своё дело сделала, по СА работы практически закончены, что у Минюка И.Л., которому передаются дела по транспортным космическим кораблям, достаточно иметь 2х-3х человек для работ по спускаемым аппаратам. Дескать, «вам нечего стричь купоны».
Нашу группу надо поделить пополам, половину сотрудников отдать Минюку И.Л., а оставшуюся половину переквалифицировать. Нам предстояло заняться проектированием новых лунных космических аппаратов (ведь ожидался большой прорыв с помощью ракеты Н-1) в секторе Демченко Э.К., воспитанника Феоктистова К.П., молодого специалиста.
Моя группа была разорена, а прогноз Феоктистова К.П. в части достаточности трёх человек для работ по СА не оправдался. Группа Коськина Е.П., перешедшего с некоторыми нашими товарищами после раздела нашей группы в отдел Минюка И.Л., увеличилась вскоре до 18 человек.
Но в работах нашего отдела происходила определённая пробуксовка, не складывались отношения Феоктистова и Прудникова, неудачи преследовали ракету Н-1. Тем не менее, вдруг возник интерес к Марсу, нас бросили на аванпроект «Н-1М», то есть проект реализации марсианской экспедиции с помощью ракеты-носителя Н-1, освободив от опеки Демченко Э.К. и Феоктистова К.П..
И здесь, как всегда, массовый дефицит. В планах экспедиции возвращение и вход в атмосферу Земли рассматривали с помощью спускаемых аппаратов гиперболического диапазона скоростей входа, то есть со скоростями 13 ÷ 18 км/сек, о которых мы и не подозревали. А поскольку американцы эту проблему уже достаточно серьёзно исследовали, то и моей группе пришлось заняться этой интересной темой, забросив на время лунную тематику. А к «Союзу» мы и не прикасались. О том, как происходили события в отделе Минюка И.Л и в конструкторских отделах, я буду рассказывать далее.
А пока полным ходом мы разрабатывали проект марсианской экспедиции. Дело оказалось исключительно интересным, мне поручили, отодвинув разнообразные лунные дела, заняться проектированием спускаемого аппарата, входящего в атмосферу Земли с гиперболическими скоростями, 13 ÷ 18 километров в секунду. Баллистики (Тюлин Евгений Александрович и Долгополов Геннадий Александрович) проделали совместно с аэродинамиками большую работу по определению баллистической проблемы входа с гиперболическими скоростями в атмосферу Земли. А поскольку без работ в области выбора аэродинамической формы спускаемых аппаратов нельзя было обойтись, то мне пришлось провести вместе с баллистиками, аэродинамиками и тепловиками работы по выбору и обоснованию формы спускаемых аппаратов, как сегментально-конических, так и аппаратов класса несущий корпус с повышенным аэродинамическим качеством. В конечном итоге эта работа позволила мне успешно подготовить и защитить в 1970 году кандидатскую диссертацию. Не до «Союза» мне было. А тем временем на предприятии развёртывались работы по запуску космических станций «Салют», а моя группа в этих работах участия не принимала. Правда, после закрытия темы Н-1 и марсианской тематики Феоктистов К.П. интерес к нашей группе потерял и полностью переключился на станционную тематику. Пошли разборки с Челомеем В.Н., закончившиеся передачей нашей организации темы «Салют», с ориентацией не на возвращаемый аппарат Челомея В.Н., а на наш хорошо отработанный «Союз». А поскольку нашей группе не нашлось места среди участников проектирования корабля «Союз», то решение о подключении нашей группы к станционным делам также оказалось под вопросом. Было решено бросить нас на разработку варианта космической станции нового поколения с использованием разработок организации главного конструктора Савина, а также установки на станции приборного оптического комплекса «Пион». Для нашей группы эта новая задача представляла определённый интерес в компоновочном плане и с точки зрения знакомства с конструктивными разработками завода имени Хруничева по орбитальной станции, габаритные размеры которой существенно превышали объект «Союз», которым мы ранее занимались. Неожиданно на первый план вышел новый «авторитет» - Юрий Павлович Семёнов, подмявший под себя «старичков» - Тополя Алексея Филипповича, Феоктистова К.П., Прудникова И.С., и многих других. «Ушли» Крюкова Сергея Сергеевича, отправив его в почётную ссылку в город Химки. Да и много других событий произошло. Наши «Союзы» занялись «прокатыванием» демократов, по образному выражению Семёнова Ю.П.
А наши разработки по следующему варианту «Союза» («Союз-Т», 11Ф732), в которых наша группа ориентировалась на первоначальный вариант спускаемого аппарата, отдел Минюка И.Л. спешно перерабатывал при участии новых прочнистов (Маргулиса А.И. сменил Павлов Н.А.) и бригады конструкторов, пришедших вместе с Э.И.Корженевским (Савельев Д.П., Захаров Б.С.) и забравших тематику конструкторских разработок у Норкина Владимира Ивановича. Полная смена команды (проектанты, конструктора, прочнисты и разработчики программы полёта и нештатных условий эксплуатации) не насторожила руководство предприятия. Угар реорганизационных мероприятий, проводившихся Безвербым В.К. и Семёновым Ю.П. при попустительстве высшего руководства не мог не привести к неожиданным и негативным последствиям. Когда нашу группу «отлучали» от спускаемого аппарата «Союз», в момент принятия решения об организации отдела Минюка И.Л., мы отреагировали письмом на имя Главного конструктора Мишина В.П., в котором выражали несогласие с этим решением, продиктованным отнюдь не техническими соображениями. Привожу текст этого письма ниже.