Борьба за живучесть, как она есть
В жизни всегда есть место подвигу
Тема школьного сочинения
БЗЖ ПЛ – дело тонкое. С одной стороны – это комплекс мероприятий, направленный на теоретическое изучение и практическую отработку (до автоматизма) приемов и элементов БЗЖ для спасения корабля и экипажа в экстремальных условиях…
С другой стороны – это шахматная блиц-партия вслепую с завязанными глазами, где о ходах противника можно только догадываться. Цена этой партии – жизнь! Может статься, и твоя персональная – единственная и неповторимая, а может статься – и всего корабля с экипажем. БЗЖ – это высшая степень профессионализма, мерило воинского мастерства. Но она неуловима, непонятна и не поддается учету и контролю. Можно выучить назубок все статьи "Руководств…", "Наставлений…", "Правил…" и "Инструкций…", на "хорошо" и "отлично" отработать все первичные мероприятия и учения, а случится чего – и погибнешь ни за грош…
Умение вести БЗЖ – это талант, бесценный Божий Дар, тесно связанный с Судьбой и знанием специальности. Одним словом – это мастерство. Его не пропьешь – оно либо есть, либо его нет. Оно сродни ясновидению. Нужно сквозь толщу отсечных переборок видеть, что происходит в аварийных отсеках, и не просто видеть, а предвидеть, что произойдет в следующий момент. И не только в аварийном отсеке, а на всем корабел. Только предвидение и упреждение аварийных событий сможет принести победу в этой сверхтрудной борьбе. Этот Дар особенно важен и необходим для ГКП – командир, старпом, механик. Если никто из них этим качеством не обладает, если они "безнадежные слепцы", то – кранты: надо сворачивать телогрейку и уходить в другой экипаж или на берег.
Наши лодки обладают как огромным потенциалом взрывопожароопасности, так и огромным потенциалом живучести, и сами тонут очень редко (К-8 11.04.70 г., 627 проект). Куда чаще их топят люди своей безграмотностью, неорганизованностью и неумением вести БЗЖ (это К-219 06.10.86 г. проекта 667а и К-278 07.0489 г. "Комсомолец"). Иногда бывает и так, что - несмотря на "неожиданную" аварию - и лодка, и экипаж могли бы сохранить свою жизнь, если бы вовремя смогли остановиться и прекратить действия по БЗЖ (К-278 "Комсомолец")!
Все аварии начинаются "вдруг", "неожиданно", чаще ночью, в конце автономки и в неблагоприятные дни, причем, грешат на начало апреля. Но все это – чушь собачья. Ничего "вдруг" не бывает. Предаварийная ситуация накапливается постепенно, исподволь, ее можно обнаружить и предотвратить!
Ну и, в конце концов, БЗЖ – дело героическое: сам погибай, а корабль спасай. Но – опять же – этот героизм неуловим и необъективен. Дело в том, что грамотный экипаж с настоящими Мастерами на ГКП (в центральном) просто никогда аварии не допустят, никогда не уступят истерике начальства, и в результате так и прослужат в середнячках, а то и в "разгильдяях". Так, К56, попав под таранный удар рефрижератора "Академик Берг" и получив пробоину в двух смежных отсеках (II и III), заблокировала аварийную защиту реакторов и на полном ходу выбросилась на ближайшую Находкинскую отмель летом 1973 года. Это был единственный (и не стандартный!) шанс спасения, и командир им воспользовался… но в герои не попал. А вот настоящие разгильдяи (люди, несомненно, грамотные, но разгильдяи) аварию допустят, но справятся, вывернутся и будут еще и в героях ходить. Хотя их мастерство на порядок ниже.
Ну и – третья категория – "бездарная серость". Эти и допустят, и не справятся… и будет по ним рыдать семья и вся страна, правительство с Министерством Обороны и обороноспособность Родины…
Однако, как говорил Мопассан, "ближе к телу".
Прием-передача
Здесь как раз чаще всего закладываются предпосылки аварийности. Прием-передача – это показатель воинской доблести и чести, а точнее – честности. Передающий экипаж не имеет права скрывать "залипухи". Он честно должен рассказать о них экипажу принимающему. А еще лучше – устранить. Но не всегда это возможно, не всегда хватает сил и средств, не всегда позволяют жесткие графики. Начальство в истерике: "Вы срываете план боеготовности! Вы вылетаете из линейности!" На все про все – неделя срока, а то и меньше ("Принимайте в "горячем" состоянии за трое суток!") Составляются графики устранения замечаний, печатаются акты приема-передачи… малое подведение итогов, большое… малые приборки и большая… совместное проворачивание и подведение итогов, окончательная передача… и все! Естественно, что в этой чехарде замечания устранять можно только поздно вечером и ночью. Если принимающий экипаж примет корабль с замечаниями в актах, то устранять их придется уже ему самому, под истеричные вопли все того же начальства. Вот тут и начинается двойная бухгалтерия, а то и хуже – укрывательство и надувательство. Именно в этом кроется основная причина утопления К-429 при дифферентовке в бухте Саранная летом 1983 года и вина сдающего механика А. Б. Маркмана. Принимающие – командир Суворов и механик Лиховозов – за свою вину отмотали сроки, а Маркман вылез в герои. Затем, уже после второго утопления несчастной лодки прямо у заводской стенки СРЗ-49, скрылся в недрах парткомиссии, а вынырнул… замом мэра (а потом и мэром) Вилючинска. Вот где поистине еврейская живучесть и непотопляемость!
ПЛА заводской номер пятьсот четырнадцать принималась после докового ремонта "под елочку". Сдающий экипаж был "серенький" и замученный. После летней автономки их на осень поставили в дежурство с 4-часовой готовностью, затем степень готовности снизили и запихнули в межпоходовый ремонт. Еще немного спустя, растащили толковых специалистов по плавающим экипажам, а субмарину поставили на месяц в доковый ремонт. Доковый "ремонт – это не действие, это состояние. Его невозможно закончить, его можно только прекратить" (цитата классика). Естественно, что задроченный до полусмерти экипаж после автономки грезил отпуском и никаким ремонтом не занимался. За его природную "серость" ему и отпуск полагался зимой.
Сдающий механик был из дипломированных электриков, механиком стал случайно, тяготился этим и рвался на берег. Стать механиком непросто. Но еще сложнее уйти, сделать ноги: хороший – служи, плохой – тем более. Кому ты нужен? Есть шанс уйти через крайность – служить отвратительно. А еще лучше "закосить" по здоровью или уйти в запой… Уйти в запой несложно, сложнее выйти. Сдающий механик ушел и с выходом не торопился.
Срок окончательной прием-передачи – 30 декабря. На корабле после автономки конь не валялся – не то что ремонт, мусор не выносился. Однако прием-передача неизбежна, как всеобщий крах капитализма. Принимающий экипаж решил - во что бы то ни стало - оттянуть это "счастье" до "посленовогогода", а там – будь что будет.
Последнее большое (с флагманами) совместное подведение итогов – от замечаний волосы дыбом. Замечания все, в основном, от механиков. "Люксы" не смогли найти существенных недостатков, а скорее, не захотели. Принимающий механик, потолковав со сдающим по душам, пришли к консенсусу: чем хуже – тем лучше, и зарубились крепко. Сдающий по-прежнему косил под запой и даже "болванки" актов не заготовил. Первый дивизион "существенных" замечаний в общую копилку не внес, второй, электротехнический, напрягся, а третий трюмный упирался из последних сил и стоял насмерть. "Грязнуху" откачали, вакуумные цистерны почистили, гальюны центрального и третьего отсеков с горем пополам продули, а вот докторский (гальюн изолятора) никак не поддавался и был, как говорится, под завязку. Он был собран "на шламоулавливатель камбуза", и сдающие бедолаги просто не знали, что есть и такое. Это был основной козырь.
Из всего состава принимающего экипажа только механик был "ясновидящим". После "большого совместного подведения итогов" командир посоветовался с "ясновидцем" и решил принимать лодку после Нового Года. Это был сильный поступок, потому что шел вразрез с планом командования дивизии. Правда, всю ответственность свалил на механика, мол, механик против, что с ним поделаешь? Если что – давайте другого.
Рабочий день продлили до бесконечности, окончательный срок - 31 декабря... Принимающий экипаж, чувствуя свою вину, с новогодним дежурством смирился: полтора года ждали отпуска, а тут день-два, и вот она, жар-птица подводника. Вполне понятно, что 31-го до обеда ничего не делали, а после обеда народ по-братски совместно допил остатки шила и перед ужином разошелся по домам встречать Новый Год. Правда, не все - начиналось состязание умов и игра нервов. Сдающий механик сознательно ушел "пьянствовать" домой. Командир по жизни тоже был "ясновидящим" в обратном смысле слова и сам пошел в штаб, да еще и механика с собой прихватил...
В штабе командира не уважали и, с молчаливого соблаговоления командира дивизии, даже мелкотравчатая штабная сошка считала своим долгом укусить. Он сопротивлялся, огрызался, но от этого экипаж страдал еще больше (баре дерутся, а у холопов чубы трещат).
В штабе в душе все были на стороне принимающего экипажа (кроме командира дивизии) и решили спустить это дело на тормозах - уже после Нового Года. Может, комдив и не "вспомнил" бы, но командир лодки вылез сам, продефилировав с механиком перед окном его кабинета. Механик к тому же был в неуставной куртке - альпаковке.
У начальника штаба тут же запульсировало переговорное устройство.
— (по имени-отчеству), а что там у нас с окончательным приемом по 514-му? По плану ведь сегодня? Мне никто не докладывал... может, вам что-то известно?
— Так точно, товарищ комдив, мне тоже не докладывали. Сейчас разберусь.
— Ага, разбирайтесь, пожалуйста... (просьба начальника - более, чем приказание) Если надо, возьмите мой УАЗик. Надеюсь, народ в штабе еще работает?
— Так точно. Есть, товарищ комдив.
НШ одной ногой был уже в академии Генштаба. У НЭМСа в кабинете по этому поводу накрывался стол, и он со своим преемником (ЗКД-1) только-только собирались вздрогнуть. Остальной штабной народ, находясь на службе, время зря не терял и делал то же самое.
Теперь переговорное устройство запульсировало в кабинете у НЭМСа.
— (по имени-отчеству), отбой.
— Чего - отбой?
— Да комдив приказал разобраться с 514-м - почему не приняли... а ты говоришь - не вспомнит.
— И не вспомнил бы! Этот малохольный сам притащился, да еще и механика с собой приволок. А механик ведь в альпаковке ходит "для удобства", несмотря на запрет по гарнизону, тоже... упертый. Вот комдив и взъелся.
— Ладно... надо проучить этого великовозрастного идиота. Комдив УАЗик дает. Бери с собой флагманского по живучести и вперед. Я тоже еду.
— А смысл? Там же никого нет.
— А в этом и смысл: экипаж не принимает корабль, никого нет, ни командира, ни механика, ни старпома. Комдив им за это вставит.
— Понял. А со столом-то что желать? Сворачивать все?
— Зачем? Мы быстро. Чего там делать? Получасовой налет - и все ясно.
Командир лодки метался по штабу, но заходить к начальству без вызова не решался, ума хватало. Механик поднялся наверх к флагманским помощникам НЭМС.
— О-о! Кто к нам пришел!
— Не ждали?
— Честно говоря, нет. Мы вот тут расслабиться собираемся. Ты с чем пришел?
— С холодным умом, чистыми руками и горячим сердцем, как настоящий дзержинец (механик закончил училище имени великого моряка и инженера Ф. Э. Дзержинского).
— Это хорошо, но лучше бы ты прихватил фляжку чистого шила или пару банок "грязных" шпротов.
— Да была мысль, но побоялся, что побрезгуете.
— Ну-у... это ты зря.
— Ладно, получите, взяточники и вымогатели.
— Совсем другой разговор! Тебе расписку выдать? А шило какое?
— А какое оно может быть у механика? Чистое, неразбавленное, как мои помыслы о боеготовности.
— Спасибо, (по имени-отчеству), садись, раздевайся.
— А рабочий день?
— Какой рабочий день 31 декабря во время ужина? Порядочные люди уже дома столы накрывают.
— Во-во, значит, мы - сверхпорядочные.
Появился матросик-рассыльный и - к "живчику":
— Тащ, вас НЭМС вызывает.
— Понял, иду, свободен. Во бля...
— Да, в стране дураков ночей не бывает, даже под Новый Год. Скорей бы утро, чтобы снова на корабль.
Механик раздеваться не стал.
Возвращается озабоченный "живчик".
— Что там у вас? Сейчас НШ к вам с НЭМСом едут и меня с собой берут...
— Поздравляю! Не у нас, а у них - никого и ничего.
— А акты подписали?
— Их еще и в природе нет, как материальной субстанции.
— А сдающий где?
— Он - как порядочный...
— Ладно мужики... я поехал, - и за шинель.
— Понятно, а я побежал, - механик одел шапку.
— А тебе-то зачем?
— Как - зачем? Штаб делает налет, чтобы зафиксировать факт нашего отсутствия, то бишь, неприема. Они на джипе вокруг - а я вниз по прямой. Мы еще посмотрим, чья лошадь первой... - и вниз.
Старпом заступил дежурным по дивизии. Это верный признак того, что окончательная передача и не планировалась. Сейчас он обеспечивал ужин на береговом предновогоднем камбузе. Там в предновогоднюю ночь чрезвычайные происшествия расцветали и созревали гроздьями, как виноград.
Командир растворился где-то в штабе. Скорее, у штабных мичманов - секретчика или СПСовца - тайны штабные выведывает. Механик - на ходу, дежурному по штабу:
— Товарищ мичман, найдите в штабе командира такого-то и передайте - срочно на корабль, приказ НШ.
— Есть, понял!
На корабле из всего принимающего экипажа остался только командир дивизиона живучести (КД-3) - "тростниковый слон". Его так прозвали за злобный, непримиримый характер и маленький рост. Был он непьющий, холостяк, ни с кем не дружил и даже с женщинами не общался. Любил апельсиновый сок и беспощадно менял на него свое корабельное шило. Сдающий КД-3 скрепя сердце вел торги и подписывал бесконечный акт с замечаниями, притащил остатки шила, сухого вина, консервных деликатесов и даже апельсиновый сок в пакетах. Рядом стоял обшарпанный объемистый коричневый портфель "тростникового слона". Его почему-то никогда не проверяли на КПП, даже самый злобные "вохрушки".
— Так, (имя-отчество), все ваши условия выполнены, подпишете?
— Ну не сегодня же!
— Конечно, нет, вместе со всеми.
— Не вместе со всеми, а в последнюю очередь. Замечаний больше всех!
— Ладно... может, гальюн изолятора из акта вычеркнем?
— Как это? Он же под завязку!
— Так, сейчас продуем!
— Ха! Кто на это способен?
— Мы.
— Кто конкретно? Фамилия?
— Матрос Сыбиков.
— Якут этот?! Он в него даже гадить не научился!
"Тростниковый" ходил недавно со сдающим экипажем в автономку как прикомандированный, и хорошо знал, что докторский гальюн, кроме него, никто не продует. Он специально никого ничему не учил, чтобы быть "незаменимым специалистом". Только командовал: "Открыть клапан такой-то, закрыть такой-то..."
— А Сыбиков сказал, что он в автономке несколько раз с вами продувал докторский гальюн и запомнил, как это делается.
— И где он сейчас?
— Как раз продувает...
— Ну все!.. жопа!!! (любимое выражение "слона") Он же на шламоулавливатель камбуза собран!!! Сейчас двести пятьдесят литров отборного дерьма через шпигат вылетит на подволок камбуза! У вас, кстати, это уже было... в автономке... (Бррррр!) Дайте немедленно команду "Стоп!"
— Центральный, на пирс прибыл командир БЧ-5 принимающего экипажа.
— О... чего это деда Бурьяна принесло? Видать, неспроста... Дайте же "Стоп!"
— Центральный, на пирс прибыл НШ со штабом. Направляется к нам.
— Я пошел наверх, встречать, - заторопился дежурный по лодке.
— Остановите Сыбикова! Вызовите его в центральный, иначе - жопа! - пророчествовал КД-3, лихорадочно запихивая дань в свой безразмерный портфель.
БАХ! ШЛЕП! Шлеп-шлеп-шлеп; плюх, плюх, плюх! - донеслось снизу по левому борту со стороны камбуза. СВЕРШИЛОСЬ!!!
— Ну, все! Жопа! - подвел итог "тростниковый" и скрылся со своим портфелем в направлении каюты. И, как подтверждение свершившемуся, наверх поплыл резкий, едкий запах настоявшейся мочи и..., кала, причем, кала человеческого. "Фиджи", "Шанель", "Кристиан Диор" – лей ведрами, ничем не перешибешь... Заслезились глаза, запершило в горле, подкатила тошнота и отвращение ко всему, что связано с именем Человека...
Первым, все-таки, прискакал механик.
— Вы что здесь, все обосрались от счастья, что штаб приехал? Кто живой на борту?
— Только вахта, ваш КД-3 и наш третий дивизион...
— Лучше б вас не было! Что произошло?
— Сыбиков, наверное... продул гальюн изолятора... еще не разбирались.
— Он его случайно не на камбуз продул? Где наш комдив-три?
— Ушел вниз с портфелем. Наверно, в каюту.
— Переведите АБ на вентилятор ЗВ-1, и носовое кольцо - в атмосферу!
— Холодно...
— Пустите вдувные кондиционеры на подогрев!
— Командир БЧ-5 задал режим вентиляции батареи... - затянул помощник дежурного по кораблю, явно боясь брать на себя любую ответственность.
— Да черт с вами, если вам так больше нравится! Но я этот вонизм ни за что принимать не буду! И за меня горой встанут и интендант, и помощник, и доктор.
Спустился НШ вместе с НЭМСом и "живчиком". Ошалело завращали носами, заморгали глазами.
— Внимание в центральном! Товарищ капитан первого ранга, помощник дежурного по ПЛ старший лейтенант такой-то!
— Вахтенный центрального поста мичман такой-то!
— Так, вахтенный... иди, осмотри отсеки. (Есть!) Где принимающий экипаж?! - грозно, но сквозь слезы выдавил начальник штаба дивизии атомных подводных лодок.
— Здесь, в моем лице. Командир БЧ-5 такого-то экипажа капитан второго ранга такой-то.
— А вы откуда здесь?
— Да вот... пытаюсь принять под давлением штаба и командира этот корабль, но не могу. Отвращение берет.
— А где экипаж?
— Его стошнило, командир отпустил подышать.
— А командир где?
— Сейчас прибудет.
— Центральный, на пирс прибыл командир принимающего экипажа.
— Механик, а что это за запах такой? Что случилось?
— Это они гальюн изолятора продули на камбуз и балдеют. Двести пятьдесят литров отборного дерьма размазано по пищеблоку! Такое на атомном флоте бывает раз в сто лет. Хорошо, что вы прибыли. Хотите пройти на камбуз, полюбоваться?
— Не хочу... а почему раньше не приняли?
— А что принимать? Это вот дерьмо? А кроме него - ничего и никого!
— Могли бы акты раньше подписать, не доводить дело до крайности!
— Акта БЧ-5 нету как такового, мне нечего подписывать.
— А где сдающий механик?
— Дома. Весь их экипаж дома, кроме третьего дивизиона. Но лучше бы и эти недоумки сидели дома. Меня тошнит от ихней инициативы.
— А где ваш третий дивизион и комдив-три?
— Наш КД-3 здесь. Говорят, в обморок упал. Последнее его слово: "Жопа!"
— Спустился командир, чувствуя свою вину за опоздание.
— Ну что, механик? Принимаем?
— Помолчи, командир, - приобрел дар речи НЭМС, оценив обстановку. И - к НШ:
— (по имени-отчеству), мое мнение, как начальника электромеханической службы дивизии - такую лодку принимать нельзя. Поехали, я доложу комдиву.
— Поехали. А это можно как-нибудь устранить? И куда его устранить?
— Элементарно. Пусть сгребают и заталкивают обратно в унитаз, а потом снова продувают...
— Куда?! Опять на камбуз???
— Ну, зачем. Пусть их комдив-три возьмет секретное описание гальюнов и внимательно схему изучит - все же элементарно. Только нужен секретчик, а возможно, и командир, и доктор - антисанитария... Правда, есть еще одна боевая возможность - в базовую емкость. Но из-за отсутствия таковой весь пирс и соседний "термоядерный забор" будут в дерьме.
— Да вы что!!! Надо кого-нибудь из ваших оставить... для обеспечения...
— Не стоит. Иначе они никогда не постигнут боевого мастерства. При всем желании - если они и отыщут заглушку отдачи фекалий на базу - то не отдадут. Прикипела насмерть. Этот маневр даже на заводских испытаниях никем не проводился.
Опять вмешался НЭМС.
— (по имени-отчеству), пошли отсюда скорее, а то глаза разъедает. Пусть сами устраняют. У них теперь мощный стимул. Надо только на самом деле их группу командования вызвать для обеспечения, а то, чего доброго, кто-нибудь еще поскользнется и захлебнется в этом дерьме... Заодно пусть ощутят боевой дух своего экипажа.
Ш махнул рукой:
— Поехали... Механик, командир! Подбросить до поселка?
— Спасибо! Я пешком... проветрюсь. И вам советую. Кстати, шинельное сукно и каракуль лучше впитывают запах, чем моя неуставная альпаковка... Торопитесь...
Пробная дифферентовка
Погружение и дифферентовка для механика привычна и обыденна - как полное снятие штанов. А вот поди ж ты - утонула семидесятка "Чарли" при пробной дифферентовке в 1983 году. После этого вышла директива ГШ ВМФ - на последоковые мероприятия выходить только тем экипажем, который проводил эти самые доковые мероприятия. Конечно, если бы все директивы выполнялись, то их не было бы так много.
Экипаж, проводивший доковый ремонт, после Нового Года ушел в отпуск за два года - до середины весны. Принявший экипаж принялся доводить лодку до навигационного состояния. Стали на месяц в очередной навигационный ремонт, а потом в боевое дежурство, продолжая потихоньку устранять бесконечный список замечаний. Сделали все, что могли, что важнее и нужнее, и в начале весны засобирались в море на задачу номер два. Ремонт, как уже было сказано - бесконечный и непрерывный процесс. Одно починил - другое сломалось. Поэтому его прекращают и выходят в море, а там уже продолжают по мере возможности. Конечно, не пойдешь в море с неисправными реактором, турбиной или с негерметичным прочным корпусом - если наверняка знаешь, что они неисправны. А так...
После дока должно быть глубоководное погружение - на рабочую глубину. По директиве на глубоководное должен идти экипаж, проводивший доковый ремонт, командир дивизии и НЭМС. Но экипаж, проводивший ремонт, еще только возвращался из отпуска, а планы и сроки поджимали. Поэтому директиву похерили, но комдив и НЭМС сели на борт с походным штабом. НЭМС и большинство флагманов-штабистов были РТМ-щиками, поэтому, случись чего - пользы от них мало, но кого это волнует? Механик, вроде бы, все предусмотрел, но на окончательном приготовлении перед самым выходом обнаружил, что при проверке прочного корпуса на герметичность падает вакуум. Нет, все в норме - корпус считается герметичным, если падение вакуума за две минуты два миллиметра ртутного столба. при максимальном разрежении двадцать миллиметров, а тут - чуть больше одного. Понятно, что не утонем, но где-то в прочный корпус нальется вода. Где? Ясно, что выше ватерлинии - либо через неплотность какого-то люка, либо какой-то бортовой захлопки в каком-нибудь отсеке...
— Бллллля! - выпалил механик, когда все шесть командиров отсеков доложили о своей герметичности.
Первым среагировал НЭМС.
— Механик, что случилось? - подошел и наклонился к сидящему механику; комдив с командиром лодки были на мостике.
— Да вакуум падает, где-то что-то негерметично.
— И что?
— Надо по отсекам проверять.
С мостика:
— Центральный! Что там у вас внизу? Через полчаса отходим, поторопитесь!
— Ну, писец! Грамотные все - спасу нет.
— А что командиры отсеков?
— Как всегда - "замечаний нет"!
— А дизелем на сто миллиметров проверяли?
— Где-то два-три миллиметра за пять минут.
— А на двадцать?
— Ну... полтора, и даже меньше.
— А-а... ну это в пределах нормы. Я думал, больше, - успокоился НЭМС. - Может, погрешность?
— Да нет... Либо негерметичность, либо наддувается, воздух травит.
— Так, но должны ведь услышать и по перемычкам... хотя все работает и ВВД сто процентов... Ну, и что делать? Я думаю, надо идти, по пути успеем разобраться. Дифферентоваться будем в Саранке.
— Вряд ли. Сначала проход узкости по готовности-один, а там от ворот до Саранной рукой подать. А еще ЦГБ поддуть после проверки системы и ВВД пополнить - времени под обрез...
— Центральный! Что за задержка? Почему не проверяете систему "Погружения - всплытия"?!
— Во, начинается. Ну, что? Я считаю, нужно идти, - сказал НЭМС.
— А я предпочел бы задержаться и спокойно разобраться. Полчаса всего и надо.
— Нет, ты обстановки не понимаешь. Я у оперативного был, план выхода подписывал - там все по минутам... За нами еще "стратег" выходит - ему буксиры нужны, а исправных только два. Не все так просто!
— Ну, это уж как всегда. А за герметичность отвечаю я, с меня и спросят...
— С меня тоже. Со всех спрашивать будут. Ты вот что, собери всех командиров отсеков, проинструктируй. Пусть расставят на потенциально опасных участках людей - чудес не бывает. А иначе комдиву будет много неприятностей от командующего.
— Ладно... Будем надеяться, что чудес не бывает.
Командиров отсеков собрать не получилось, но по телефону механик лично все всем сказал, и указал, куда поставить людей.
Пришли в точку погружения. Еще раз проверили прочный корпус на герметичность. Картина та же - несущественное падение вакуума есть, а командиры отсеков - "замечаний нет!"
Дифферентовка и погружение для лодки так же просты и естественны, как для человека отправление надобностей при здоровом желудке в приличном сортире. В бухте Саранная - это все равно, что погадить в туннеле на скоростной автомагистрали: мелко (35 метров), гражданские суда туда-сюда шныряют, да еще все норовят поближе подойти, чтоб полюбоваться, как лодка погружается и всплывает - картина-то впечатляющая. А весной к тому же льдины плавают - гляди в оба, чтоб и перископ не повредить, и об дно не удариться.
Сначала дифферентовка рассчитывается в дифферентовочном журнале механиком и утверждается командиром лодки. Затем - принимается в уравнительные цистерны и дифферентные. Загерметизировав прочный корпус, лодка погружается на ходу или без хода. Небольшие дизельные лодки, как правило, дифферентуются без хода прямо в бухте базирования, а вот огромному атомоходу легче дифферентоваться на ходу и при приличной глубине под килем. Но наш самый многочисленный подводный флот умудрялся даже в мирное время тонуть везде, в том числе и при стоянке в базе. Поэтому все предусматривающие директивы Главного Штаба требуют пробную дифферентовку при выходе лодки из базы проводить на мелководье. Для командира и механика это занятие не из самых приятных.
В принципе, если взять точные исходные данные прежней дифферентовки, точно учесть переменные грузы, изменение плотности морской воды в зависимости от солености и температуры, то расчетная дифферентовка должна совпасть с фактической, пробной. Расчет производил комдив-три - "тростниковый слон". Считал он безукоризненно, этим гордился и даже пытался ущипнуть "деда"-механика за профессионализм. Механик к этому относился снисходительно - мол, давай, давай, я свое уже отсчитал.
Дифферентовочный журнал заканчивался серединой автономки в Охотском море летом при плюсовой температуре. А тут - Тихий океан, и вода еще минус один градус. Погрешность неизбежна, и по рекомендации комдива-три механик облегчил лодку на десять тонн, хотя вполне хватило бы и пяти. НЭМС, полистав журнал, пришел в ужас и приказал облегчиться еще на десять тонн, а комдив все это окончательно утвердил.
— По местам стоять! К погружению!..
— В первом стоят! Во втором стоят!..... в шестом стоят! ("Есть, первый! есть второй!... есть шестой!")
— Принять главный балласт, кроме средней. ("Есть принять!")
Звонки, ревуны, команды, доклады...
— Принят главный балласт, глубина семь метров, крен - ноль, дифферент - ноль шесть десятых градуса на корму, турбина вперед тридцать, лодка не погружается!
— Боцман, как рули?
— Все рули на погружение, лодка не погружается.
— Пошел ГОН в уравнительную номер один из-за борта! ("Есть пустить ГОН!..")
— Работает ГОН номер один в уравнительную номер один из-за борта! ("Есть!")
Все, прилипли к поверхности. Теперь, чтобы отлипнуть, надо принять отрицательную плавучесть, не коснуться дна и перископ об лед не повредить.
ГОН гонит воду в уравнительную из-за борта, командир танцует у перископа, а остальные сидят и ждут, когда лодка начнет погружаться. Ситуация глупая, особенно, для начальства: как так? команда дана, а не выполняется, безобразие!
НЭМС, наклонившись к сидящему за пультом ВИМ механику, тихонько переговаривался о дифферентовке и о том, где и как расставлен личный состав в местах предполагаемой негерметичности. Один комдив сидел в командирском кресле рядом со старпомом, и делать ему было нечего.
— БИП, наблюдаю справа пеленг такой-то - плавающие льды, дистанция двадцать кабельтов, - зачем-то выпалил командир (как в лужу пукнул). Может, чтобы как-то разрядить зловещую тишину в центральном... Но это только подлило масла в огонь: комдив заерзал, встал и - к перископу.
— Ну и хрен с ними. Это ж у берега, а сейчас прилив, и штиль полнейший, - сам себе пробубнил под нос "всевидящий" механик. Лучше бы он молчал...
— Механик! Свой хрен будете сосать потом, а сейчас погружайтесь и не суйте нос не в свое дело! - резанул комдив. Обстановка накалялась, по большому счету, нужно было бы промолчать, но при подчиненных, при мичманах - не дождетесь, товарищ адмирал! Фигура и роль механика на подводной лодке огромная, порой ненужная, а бывает, и незаменимая. Его задача - не допустить аварии и борьбы за живучесть, а если что-то и случится, то выйти сухим из воды, сохранив людей и корабль...
— Товарищ контр-адмирал, лодка облегчена на двадцать тонн. Работает ГОН в уравнительную из-за борта с производительностью сто сорок пять кубов в час четыре минуты. Осталось принять еще ваших десять тонн. Нужно еще четыре минуты, а может, и больше. ТАК ЧТО, ТО, ЧТО ВЫМНЕ ПРЕДЛОЖИЛИ, МОЖЕТЕ ДЕЛАТЬ САМИ. (Н-на!)
Комдив мгновенно наполнился гневом. "Сейчас будет отстранять от управления лодкой, - пронеслось у механика в голове. - Ха! Замены-то нет! НЭМС - РТМ-щик, и к "Барсу" допущен чисто формально. Эх, была - не была!" Механик уперся руками в панель пульта, имитируя вставание.
— Если кто-то умеет погружаться быстрее, я готов уступить место.
НЭМС был тоже из "ясновидящих".
— Товарищ комдив, механик прав. (Это в первый-то раз за пять лет службы механиком!) Они облегчили лодку на десять тонн, и мы с вами на десять. Все нормально, сейчас пойдет...
Конечно, пойдет, куда она денется! Лодка грузно и медленно оседала, вода все ближе подбиралась к затаившейся негерметичности. Тут бы спокойно предупредить по циркуляру: "Внимание! Лодка погружается, предположительно, прочный корпус негерметичен выше крейсерской ватерлинии. Осмотреться в отсеках!" Так нет! В центральном продолжался цирк. Комдив, проглотив механическую дерзость, решил отыграться на старпоме.
— Старпом! Дайте сюда вахтенный журнал ЦП! (Вот, пожалуйста.) Так... где запись о переводе вентиляции батареи по замкнутому циклу? (Вот.) А о готовности надстройки к погружению? (Вот.) А где... (Вот.) Старпом! У вас журнал растрепан, как публичная девка, через которую прошел экипаж крейсера после дальнего похода! Чего вы мне подсовываете?! К нему страшно прикоснуться! Я вам сейчас этим журналом по башке вашей бестолковой как тресну, чтоб вы, наконец, поняли, что журнал ЦП - это важнейший документ, а не гроссбух Плюшкина!!!
Можно бы и стерпеть. Но чем старпом хуже механика? К тому же, белая кость.
— Товарищ адмирал, я ведь тоже могу треснуть в ответ... - и тишина. А за старпома вступиться и некому... Комдив сам был одним из первых командиров этого проекта и мог запросто перейти к управлению лодкой...
— Старпом! Ищите себе место на берегу. Я вас отстраняю от управления ПЛ. Покиньте ЦП и больше сюда не приходите. Записать в журнал - в командование ПЛ вступил контр-адмирал такой-то, отстранен от обязанностей старпома капитан второго ранга такой-то, его обязанности возлагаю на командира капитана первого ранга такого-то.
Старпом побледнел и весь покрылся пятнами, с трудом поднялся с кресла вахтенного офицера и на ватных ногах, сгорбившись, ушел к себе в каюту.
И сразу:
— Центральный - третий! Аварийная тревога! Поступление воды в третий отсек через дизель!
Доигрались...
— Двадцать пятый, продуть среднюю! (Есть продуть среднюю!) - и сквозь звонковую дробь аварийной тревоги голосом по "лиственнице". - Аварийная тревога! Поступление забортной воды в третий отсек через газоотвод дизеля...
Продулись, всплыли, разобрались. Сгорело резиновое уплотнение наружной захлопки газоотвода, наверное, при доковании. Второй запор, то есть, внутренняя захлопка газоотвода не держала из-за нагара и копоти на тарелке, а сливной ручной клапан был закрыт "навсегда", чтобы выхлопные газы при работе дизеля не поступали в отсек. Конечно, халатность, бесконтрольность и так далее. Тем не менее, сорокадвухцилиндровый, семиблочный, звездообразный, быстроходный дизель затопили, что называется, "под жвак". Сначала вода через неплотные захлопки газоотвода поступала в буферную емкость, где и должен был сидеть и следить мичман, дизелист-электрик. Но вместо него был молодой матросик. Погружение затянулось, связь забарахлила, и он по собственной инициативе пошел на КП-три-пять "Онега" узнать, почему. Когда узнал и вернулся - вода перла со всех щелей.
Ничего страшного: воду с дизеля слили, провернули вручную, прокрутили воздухом низкого давления и опять дренаж, и опять прокрутка, и так пять дней практически без остановки. И пошел дизель-генератор при первой возможности, как ни в чем ни бывало - настоящий русский дизель! Прогоревшую прокладку меняли ночью при волнении моря в три-четыре балла. Это ты лежишь на этой самой трубе газоотвода в ограждении рубки (иначе никак!) - не пошевелиться, а тебя снизу волна через раз, иногда и с головой. Главное - не уронить детали и инструмент. К утру сменили - в жизни всегда есть место подвигу! Пошли дальше по плану... Но, как говорится - не повезет с утра, так и до вечера. Выход не заладился.
Заклинка БКГР - больших кормовых горизонтальных рулей.
За мои 20 лет службы подводником естественной заклинки рулей по техническим причинам ни разу не было. Наверное, настоящая заклинка была у американской лодки "Трешер" в 1963 году, когда она провалилась за предельную глубину и погибла. Однако, к такой неожиданной вводной готовятся и, как минимум, раз в год на практике отрабатывают этот маневр при сдаче курсовой задачи. Называется БУ-2 - боевое упражнение номер два.
У горизонтальных рулей, по сути, два положения: "погружение" и "всплытие". Заклинка опасна в обоих положениях: ударишься об дно или раздавит, либо "вслепую" выскочишь наверх, столкнешься с кем-нибудь и опять же утопнешь. Хрен редьки не слаще. Чаще учатся бороться с заклинкой на погружение. Оно и понятно... Главная задача при этом - снизить скорость до инверсионной (когда лодка не слушает рулей), отвести опасный дифферент продуванием оконечных ЦГБ и своевременным снятием с них пузыря. Все просто, нужно только все делать вовремя.
После завершения "подвига" с дизелем скромно ушли на глубоководные испытания. Ничего особенного - погружение на рабочую глубину и работа на ней определенное время после доковых ремонтных работ. Для "Барса" это почти полкилометра, для "Барракуды" - еще больше, для "Плавника-Комсомольца" аж километр! Тем не менее, глубоководные прошли буднично, спокойно, без эксцессов. Учениями сильно не увлекались, хотя это была любимая забава комдива. Отрабатывали элементы подводного и надводного плавания, проверяли работоспособность устройств и систем... Учения по живучести планировались на время возвращения в базу. Снятый старпом исчез в собственной каюте, а по ночам навещал медблок доктора - псориаз... Жалко мужика - ведь легко мог кома