Те, кто не помнит прошлого, 4 глава




 

С: Разве я так говорила?

 

П: По-моему, ты это имела в виду. Я спросил тебя, почему ты не пользуешься Р-В-Д, а ты ответила: "Я не могу этим пользоваться, я не собираюсь этим пользоваться, попробуйте-ка меня заставить".

 

С: Я не сказала, что вообще не могу, только сегодня я не чувствую себя использующей это. Я сегодня нервничаю, в этом все дело. Я вообще какая-то возбужденная в последнюю пару дней.

 

П: И поэтому ты хочешь сегодня разыгрывать из себя нервную.

 

С: Ничего я не хочу разыгрывать. Мне просто нужен более сильный транквилизатор.

 

П: Более сильный транквилизатор?

 

С: А почему бы и нет? Я хочу принять более сильное лекарство. А на занятие я вообще сегодня не хотела приходить.

 

П: Сильное лекарство ты хочешь принять потому, что ленишься воспользоваться Р-В-Д.

 

С: Я пробовала этим пользоваться, но я такая невыдержанная...

 

П: Так что в этом нового?

 

С: Что нового? (смеется) Я очень вспыльчивая, но я такой не была, когда выписалась после лечения.

 

П: Для тебя это единственный вариант — быть вспыльчивой?

 

С: Нет, я стараюсь такой не быть, но иногда я такая.

 

П: Ты теряешь над собой контроль?

 

С: Не совсем, но когда я становлюсь бешеной и пытаюсь это скрыть, меня начинает бить дрожь. Вы меня понимаете?... Меня все это злит и сегодня я на всех злюсь. Мне надоела эта психиатрия. Я говорю как настоящий псих, правда?

 

П: С улыбкой — я рад, что ты при этом улыбаешься.

 

С: Да, меня это забавляет. Но... я из-за этого переживаю. Знаете, как это происходит?

 

Я: Как?

 

С: Сначала я улыбаюсь, потом смеюсь, потом мне становится грустно, потом...

 

Д: Ты можешь рассказать мне, что тебя огорчает?

 

С: Нет

 

П: Тебе хочется расплакаться?

 

С: Я надеюсь, нет. Да нет, я в порядке. Просто я сегодня расстроена, я это знаю — и это меня злит. У нас ничего не выходит. Давайте лучше все это прекратим, и я стану пить таблетки. Что со мной такого, кроме головной боли и всякой чепухи?... В чем моя проблема?

 

П: Ты не хочешь расти.

 

С: Вы мне это однажды говорили. Вы сказали, что я не хочу вырасти. Сейчас это не так.

 

П: Я не знаю, что значит "вырасти", я сказал "расти", открывать для себя какие-то новые идеи.

 

С: Какие идеи?

 

П: Р-В-Д.

 

С: В больнице я это для себя открыла. Потом дома я чувствовала себя хорошо.

 

П: Почему твой Взрослый сегодня молчит?

 

С: Не знаю.

 

П: Вот и твердишь: "Я расстроена. Не могу. Не буду. Я вообще сюда не хотела приходить. Я — псих, а вы — занудный психиатр".

 

С: Но сегодня так оно и есть.

 

П: Это уже не пустые слова. Здесь заговорил Взрослый. Так вот сегодня обстоят дела.

 

С: Но я не могу постоянно ощущать в себе Родителя, Взрослого и Дитя.

 

П: Хм, неплохая мысль. А я могу.

 

С: Вам хорошо, а у меня это сейчас не получается.

 

П: Но почему?

 

С: Потому что...

 

П: Потому что твоему Дитя нравится верховодить.

С: Наверное, это иногда случается. Но я не знаю. Я ведь всю жизнь прожила, ничего не зная об Р-В-Д.

 

П: А как ты ладишь со своим отцом?

 

С: Как лажу — я к родителям хорошо отношусь.

 

П: А как твоя мать?

 

С: Отлично, мы с ней стали ближе, чем когда-либо раньше. Я их обоих люблю и хотела бы быть им хорошей дочерью. Но я не знаю, у меня развивается какой-то комплекс вины — мне кажется, я такая дрянь...

 

П: Хорошо, давай посвятим этому секунд шестьдесят. Потому что я не понимаю, отчего ты должна считать себя дрянью.

 

С: Если вся эта психиатрия будет продолжаться, я доанализируюсь до точки.

 

П: А это плохо?

 

С: Ну да.

 

П: Вовсе нет, если это поможет тебе кое в чем разобраться.

 

С: Не всегда помогает. У меня, например, есть близкий друг, так я думаю, почти сумасшедший. Я его знаю несколько лет. Ни к каким психиатрам он никогда не пойдет. Он так далек от реальности. Постоянно занимается самоанализом. Он читает книги.

 

П: Он твой ровесник?

 

С: Да.

 

П: Понимаешь, одно дело заниматься самоанализом, не имея для этого подходящего средства. А у тебя есть Р-В-Д, и это поможет тебе найти нужные ответы.

 

С: Ну хорошо, я вам вот что скажу. Я не уверена, хочу ли я все время использовать своего Взрослого. Я стараюсь его включать как можно чаще. Но иногда мне этого не хочется, во мне какая-то борьба. Это значит — быть почти совершенной, все делать как надо в нужное время. В этом есть что-то почти нечеловеческое.

 

П: Я понимаю, что ты имеешь в виду. Мы уже говорили, что твое Дитя иной раз может придать тебе обаяние. Так что не надо его выключать насовсем. Пускай в тебе всегда будут и Родитель, и Взрослый, и Дитя. Действительно, и Родитель, и Дитя могут подавить Взрослого. По-моему, вся хитрость в том, чтобы Взрослый всегда был включен, даже если верх берет Дитя, Если Дитя не терпится поиграть, пусть Взрослый ему это позволит. Но он должен быть уверен, что все хорошо кончится. Ты сама знаешь, в какую беду может попасть девушка, если позволит своему Дитя играть в опасные игры. Да?

 

С: Кажется, да. Вы имеете в виду — когда начинаешь кокетничать, и все такое?...

 

П: Вообще, так.

 

С: И не знаешь, когда остановиться?

 

П: Правильно. Когда Взрослый не может урезонить Дитя, недалеко до беды.

 

С: Так можно сказать обо всем, не только...

 

П: Правильно. Обо всем. Дитя может пожелать взять что-то, что ему не принадлежит, или использовать другого человека как вещь.

 

С: Ну что вы такое говорите?

 

П: Я видел, как маленькие дети манипулируют взрослыми.

 

С: И я манипулирую, а это плохо. Так?

 

П: Не знаю, правильно ли сказать — "плохо". Но если ты пользуешься другим человеком, а его это огорчает и заставляет чувствовать себя плохо, то от этого надо отказаться. Или иначе: если я позволяю манипулировать собою, то это скорее всего приведет к огорчениям. Если я, сам того не осознавая, манипулирую другими, они платят мне той же монетой, и мне в конце концов станет плохо. Понимаешь? А когда мы научаемся всем этим манипуляциям? В возрасте двух-трех лет.

 

С: Да, я, бывало, манипулировала своим отцом и теперь иногда это делаю. Может быть, вы не назовете это манипуляцией. Он ведь сам это позволял. Я и не знаю — может быть я это делала, а может и нет.

 

П: То, что происходит между тобой и твоим отцом, наверное, содержит элементы манипуляции, но это — одно из условий той радости, которую получает отец дочери-подростка. Ты ведь знаешь, ему приятно видеть, когда ты довольна, ему нравится выполнять твои просьбы и делать тебе подарки. Но ты можешь пользоваться его великодушием, его теплыми чувствами, а это нехорошо для вас обоих, потому что становится привычкой.

 

С: Но я так делала.

 

П: Что ты делала?

 

С: Я пользовалась им и его великодушием. Я получала все, чего хотела. Он так любит меня. А я, если была в плохом настроении, даже не позволяла ему ко мне прикоснуться. Я его отталкивала, была так жестока. Так было даже, когда я лежала в больнице. Когда он привел меня туда, то хотел обнять, а я отстранилась и сказала, чтоб он этого не делал. А потом засмеялась и спросила: "Ты обиделся?" Как будто я нарочно хотела сделать ему больно. Он ответил: "Да". Вот тогда-то я почувствовала себя совсем скверно.

 

П: И ты не обняла его?

 

С: Нет.

 

П: Жаль. Твой Взрослый должен был позволить твоему Дитя обнять отца, потому что одна из главных заповедей Взрослого — никому не делать больно.

 

С: Я теперь стараюсь так себя вести. Если он захочет меня обнять, я ему это позволю. Если же мне не захочется проявлять своих чувств, просто позволю себя обнять и все. Но я очень люблю его.

 

П: Но не хочешь обнять его сама?

 

С: Я, пожалуй, постараюсь показать ему, что люблю его. Поцелую в щеку или что-нибудь в этом роде. И маму тоже. Я и раньше иногда это делала, но чувствовала себя неловко...

 

П: Понимаешь, общаясь с родителями другого пола, Дитя пугается самого понятия "пол". Над твоим Дитя надзирает внутренний Родитель, из-за него Дитя боится всего, что связано с полом. Но Взрослый может сказать: "Послушай, это же вполне нормально — любить своего отца и выражать свои чувства объятием". Так Взрослый может руководить Дитя.

 

С: Я и стараюсь.

 

П: Молодец.

 

С: Я очень стараюсь.

 

П: Это серьезная проблема для подростков.

 

С: Я не знала.

 

П: Это действительно так.

 

С: Правда?

 

П: Существует такое слово — табу.

 

С: Причем здесь это?

 

П: Не понимаешь? От поколения к поколению передается запрет — табу. Любовь к представителю другого пола нормальна, если ты не связан с ним кровными узами. Это величайший запрет. Но эта информация нуждается в переоценке. Я могу помочь любому подростку вести себя просто и естественно по отношению к любимым родителям, если я помогу их Взрослому открыться для переоценки информации. Ты не можешь любить представителя другого пола, потому что не видишь важных различий. Когда человек их осознает, он становится способен проявлять чувства и на уровне Взрослого, и на уровне Дитя, а Родителя Взрослый успокоит. Дитя может больше не бояться Родителя, потому что Взрослый адекватно оценивает информацию с учетом реальности. Родительские данные тоже когда-то были усвоены. Когда?

 

С: В три года.

 

П: Правильно. Но тогда все было совсем иначе, чем теперь. А ведь у тебя прекрасный папа, и когда я вижу вас вместе, сразу ясно, что ты — его гордость и радость.

 

С: Никакая я не гордость. Я — дрянь.

 

П: Почему ты так считаешь?

 

С: Потому что я принесла ему столько огорчений. Я чувствую себя виноватой. Он так страдает.

 

П: Ты сильно любишь его. Но ты однажды сама говорила мне, что так обращаешься с ним, потому что хочешь выдержать дистанцию, боишься сблизиться с ним.

 

С: Мы всегда были близки. Правда, очень близки.

 

П: Конечно, ты ведь его единственная дочь.

 

С: Да, я понимаю. Одно дело — отец, а другое — все эти мальчишки. Я дружу со многими ребятами, но мне в них кое-что очень не нравится. Они слишком много думают о сексе и часто многие так на меня смотрят, хотят от меня чего-то, и я...

 

П: И как ты себя при этом чувствуешь?

 

С: Не очень хорошо. Я не люблю, когда меня трогают без моего желания. А мальчишки любят распускать руки. Мне это не нравится, но мне всегда трудно сказать "нет". Даже когда я говорю "нет", получается как-то неуверенно, и им кажется, что я поддаюсь. Так что мне приходится все время держать себя в руках.

 

П: Давай разберемся. Вся эта информация анализируется тремя способами. Дитя хочет поиграть, а у Родителя всегда наготове "как тебе не стыдно", "держи себя в руках" и еще множество подобных формулировок, соответствующих ситуации. Взрослый же способен понять стремление Дитя поиграть, а Родителя — осуждать. У Родителя всегда есть в запасе набор запретов, но Взрослый ориентируется на действительность и должен задаться вопросом: Что в действительности означает эта транзакция? Что она мне принесет? В чем заключается риск? Каковы будут последствия? Помнишь, в нашей группе есть девушки, пережившие серьезные неприятности из-за того, что они пренебрегали последствиями. Мы знаем, что анализ последствий — дело Взрослого, Дитя последствия не интересуют, ему бы только поиграть. Сколько подростков, попавших в беду, прежде обдумали последствия своих решений? Я скажу тебе, сколько — ни один. Но есть и другие, у которых сильный Взрослый. Таких немного, но я их встречал. Многие из них занимались в наших группах.

 

С: Этому трудно научиться. И потом, ведь есть какие-то принципы. Мы их усваиваем от родителей и друг от друга. Подростки многое между собой обсуждают.

 

П: Да, и есть моральные принципы, которые реалистичны. Это ценности Взрослого. Взрослый знает: никому нельзя причинять вреда. Каждому свойственно представлять себя самым главным человеком в этом мире. И ведь ты же не хочешь, чтобы этому человеку стало плохо, что бы он попал в такую ситуацию, из которой трудно выбраться.

 

С: А вы знаете, как я себя веду?

 

П: Как?

 

С: Я имею привычку дразнить. Мальчишки даже называют меня соблазнительницей, а это плохо.

 

П: А что они имеют в виду? Что ты их к чему-то подталкиваешь?

 

С: Вроде того. Каким-нибудь словом, жестом, иногда неосознанно, а иногда и нарочно.

 

П: На это можно посмотреть с двух точек зрения. С одной стороны, ты обаятельна, привлекательна, и это хорошо; с другой стороны — ты ведешь себя в провоцирующей манере, а это...

 

С: Плохо, но я все же порой это делаю.

 

П: А знаешь, где ты этому научилась? Роль соблазнительницы девочки усваивают очень рано, потому что таким образом они производят впечатление хорошеньких...

 

С: Когда же это происходит?

 

Я: Представь: папа смотрит на свою куколку, она такая миленькая, и папа дает ей за это конфетку или игрушку.

 

С (со смехом): Может быть, именно так я этому и научилась. Но тогда это папина вина.

 

П: Здесь нет никакой вины; ведь это удовольствие и для отца, и для дочери.

 

С: Да, но если так вести себя с другими...

 

П: Это может быть просто развлечение, не так ли?

 

С: О, да.

 

П: Это действительно так, если Взрослый всегда рядом с Дитя, когда Дитя дразнится или соблазняет — как ни назови. И Взрослый берет на себя руководство транзакцией, когда мальчик начинает себе кое-что позволять...

 

С: Но дело не только в мальчишках. Бывает, на меня засматриваются взрослые мужчины, и иногда мне это даже льстит. Мне даже хочется, чтоб на меня смотрели. Но иной взгляд трудно выдержать, и тогда я пугаюсь.

 

П: Вот что как бы говорит он, и что говоришь ты. Он: "Послушай, я хочу тебя использовать"; ты: "Я знаю, но у вас ничего не выйдет". Снова — манипуляция. Ты любишь играть соблазнительницу, потому что знаешь, что за это последует награда. Транзакция превращается в бизнес. В конце концов, любая женщина ведет себя подобным образом. Но мужчина, обещающий награду, ожидает чего-то взамен. Твой Взрослый должен быть готов к тому, что многие могут обещать очень соблазнительную награду, но ему, Взрослому, предстоит все объективно оценить. Не обязательно сразу идти на все, как это делают некоторые девушки. У тебя разумный Взрослый, и ты можешь позволить себе играть в свою игру до допустимого предела, и затем сказать: "Что ж, приятно было с Вами пообщаться..."

 

С: О, это пугает меня, я бы никогда этого не допустила. Я не хочу ничего подобного.

 

П: Что тебя пугает?

 

С: Не знаю, но я этого боюсь.

 

П: Может быть испуг удерживает твое Дитя в повиновении. Но когда-нибудь ты разовьешь своего Взрослого настолько, что он справится с любой транзакцией, даже если Дитя попытается выйти из под контроля. В этом твое спасение.

 

С: Я вижу: мое время истекло. Мы увидимся на очередном занятии группы. До свидания.

 

П: О'кей, и помни: "Я — о'кей, ты — о'кей" (Конец беседы).

 

 

В эти бурные годы, когда кажется, что подросток глух к увещеваниям озабоченных родителей, он все же крайне нуждается в любви и заботе мамы и папы. Насколько сильна эта жажда поддержки, видно на примере моей пятилетней дочери Гретхен. Однажды мать застала Гретхен, когда та пыталась, с трудом удерживая равновесие, пройти по узкому ободку цветочной клумбы. Мать сказала: "Осторожно, Гретхен, не упади на цветы." Гретхен ответила: "Мамочка, а о чем ты заботишься — о цветах или обо мне?"

Пятилетний ребенок, живущий в каждом подростке, задается тем же вопросом, просто он не использует для этого столько слов. Родители, которые чувствуют этот невысказанный вопрос и своими проявлениями любви, заботы, поддержки постоянно демонстрируют "Это о тебе мы заботимся", — такие родители вдруг обнаружат, что и подростковый возраст может принести им награду, превосходящую любые ожидания.

 

ГЛАВА 11

КОГДА НЕОБХОДИМО ЛЕЧЕНИЕ?

 

Мы мыслим лишь тогда,

 

когда сталкиваемся с проблемой.

 

Джон Дьюи

 

 

Если человек растянет связки на ноге, то будет ходить прихрамывая, пока нога сама не заживет. Но даже хромая, он способен передвигаться. Если же он сломает ногу, то ее необходимо зафиксировать в опоре, пока не срастется кость. Одно дело — травма, другое — увечье. В первом случае медицинское вмешательство желательно, во втором — необходимо.

 

Лечение эмоциональных расстройств можно рассматривать аналогичным образом. Взрослый компонент личности может быть травмирован записями прошлого, но при этом он может сохранять способность преодолевать свои затруднения и без лечения. Психотерапевтическое вмешательство лишь облегчит его задачу. Но он и сам в состоянии справиться. Но у некоторых людей Взрослый травмирован настолько, что они теряют дееспособность. Они травмированы постоянными неудачами или парализованы чувством вины. Иногда этому сопутствуют физические симптомы. Матери утрачивают способность выполнять свою материнскую роль, рабочие не могут работать, дети бросают учиться, а поведение некоторых людей нарушается до такой степени, что они преступают закон. Этим людям нужно психотерапевтическое лечение, которое, впрочем, может быть в чем-то полезно каждому.

 

Любой человек может стать транзактным аналитиком. Лечение лишь ускоряет этот процесс. Транзактная психотерапия представляет собой обучение, в рамках которого человек открывает для себя, каким образом следует рассматривать данные, определяющие его решение. И в этом нет ничего таинственного, доступного лишь искушенному специалисту. Терапевт рассказывает то, что сам знает, и использует свои транзакции по отношению к пациенту таким образом, что тот научается сам пользоваться этими средствами. Мой знакомый психиатр говорил: "Один из лучших транзактных аналитиков, которого я знал, был водителем грузовика". Цель психотерапии — сделать каждого человека специалистом в области анализа собственных транзакций.

 

Существует много различных форм психиатрического лечения. И общественное мнение на этот счет неоднородно. Поэтому решение обратиться к психиатру обычно сопровождается внутренними колебаниями. Многим неприятно отдать себя в чью-то власть, даже если этот кто-то — специалист, чей долг — оказывать помощь. Переступая порог кабинета психиатра, пациент часто испытывает ощущение опустошенности, страха и стыда.

 

Даже если Взрослый приводит человека к психиатру, Дитя вскоре берет верх, и диалог Родитель — Дитя усиливается. Поначалу Дитя пациента настроено на транзакцию с Родителем психиатра. Психоаналитики называют это явление переносом (трансфером). Оно заключается в том, что сама ситуация провоцирует перенос застарелых переживаний, берущих начало в детстве пациента, в настоящее, в котором его Дитя реагирует так же, как и раньше — на авторитет родителей. Такая необычная транзакция на самом деле является довольно распространенной, ее элементы содержатся в любой ситуации общения со старшими и начальниками, даже тогда, когда вы разговариваете с остановившим вас на шоссе полицейским. Психоаналитики считают, что улучшение наступает, когда пациент научается избегать подобного переноса детских переживаний. С этого момента пациент перестает колебаться относительно того, в чем открыться аналитику, а что скрыть. Иными словами, он более не боится Родителя аналитика. В традиционном психоанализе это явление рассматривается как преодоление сопротивления.

 

Транзактный анализ (ТА) позволяет в значительной мере преодолеть явления переноса и сопротивления за счет совместной деятельности аналитика и пациента, а также за счет самого содержания Р-В-Д. Пациент вскоре обнаруживает, что он общается на равных с другим человеком, к которому он обратился за помощью, с человеком, который заинтересован в том, чтобы пациент как можно скорее познал себя настолько, чтоб стать своим собственным аналитиком. Если пациенту мешают явления переноса и сопротивления, это устраняется в первый же час беседы, после знакомства со схемой Р-В-Д.

 

В моей практике первый час протекает по установившемуся образцу, когда первые полчаса я выслушиваю рассказ пациента о его проблемах, а вторые полчаса ввожу его в курс основ Р-В-Д. Когда пациент освоит значение понятий "Родитель", "Взрослый" и "Дитя", разговор уже ведется на этом вновь освоенном языке. Такая транзакция, говоря языком ТА, стимулирует его Взрослого, и у пациента появляется стремление узнать как можно больше. Беспокойное Дитя сдается не сразу и еще может проявить себя на индивидуальных и групповых занятиях. При каждом пробуждении Дитя следует его трактовка на уровне Взрослый — Взрослый. При этом выявляется природа транзакции, побужденной Дитя, а также подчеркивается, какие проблемы возникают из-за этого в повседневной жизни.

 

На первом этапе транзактный анализ представляет собой метод обучения, имеющий целью создание определенных средств, на основе которых становится возможным выявление Родителя, Взрослого и Дитя в текущих транзакциях. Я считаю, что становление нового языка на начальном этапе лечения является уникальной особенностью данного метода, позволяющей уже после первого часа беседы достичь позитивных изменений.

 

В течение первого часа также обсуждается "лечебный контракт". Мы употребляем слово "контракт" для обозначения взаимных ожиданий и обязательств ("Я здесь для того, чтобы кое-чему вас научить, а вы — чтобы научиться"). Контракт не предусматривает никаких гарантий. В нем просто обозначено, что терапевт и пациент, каждый со своей стороны, будут делать. Если один из них перестает соответствовать первоначальным ожиданиям, это является условием для пересмотра контракта. Облегчению диалога способствует новый язык, который позволяет быть более точным. Пациент соглашается освоить язык ТА и использовать его при рассмотрении повседневных транзакций. Цель лечения — устранить симптомы болезни, метод лечения — высвобождение Взрослого с тем, чтобы человек обрел способность свободного выбора, не отягощенного ограничениями прошлого.

 

Диагноз

 

Часто при первой встрече пациент срывающимся голосом спрашивает: "Каков мой диагноз?" Этим провоцируется транзакция Родитель — Дитя, от которой я уклоняюсь с помощью вопроса: "А вам нужен диагноз?" или "Зачем вам диагноз?" Я убежден, что психиатрический диагноз многим скорее навредил, нежели помог. Так же считает Карл Меннингер: "Люди приходят к нам за помощью, а не за тем, чтоб им навесили ярлык. От симптомов психической болезни можно избавиться, куда труднее избавиться от ярлыка".

 

В медицине диагноз традиционно служит надежным способом взаимопонимания врачей. Знание диагноза позволяет им определить, что следует делать. Острый аппендицит, саркома легкого, инфаркт миокарда — эти понятия обозначают сугубо определенные явления и указывают на необходимость определенного лечения. В психиатрической практике также существует диагностическая традиция, но в большинстве случаев достичь взаимопонимания на ее основе не удается. Многостраничный справочник Американской психиатрической ассоциации содержит обширную информацию, которая, за редким исключением, столь же расплывчата, как понятия Сверх-Я, Я и Оно в классическом психоанализе. Скажем, диагноз "Хронический псевдо-шизофренический навязчивый пассивно-зависимый невроз страха" означает главным образом, что заболевание, вероятно, продлится очень долго. Из заключения, что человек страдает шизофренией, также можно понять не слишком много, поскольку не существует четкого определения шизофрении. Некоторым больным может доставить известное удовольствие сознание того, что они страдают редким экзотическим заболеванием. В то же время среди специалистов нет единодушия ни в вопросах лечения шизофрении, ни даже по поводу критериев постановки диагноза. Поэтому подобные диагностические понятия служат в основном тому, чтобы придать психиатрической практике медицинскую респектабельность и удовлетворить требования к ведению клинической документации. Любое понятие, которое не способствует взаимопониманию, является бесполезным и должно быть отброшено. От слов, камуфлирующих истину, следует отказаться в пользу таких понятий, которые отражают истину ясно, просто и точно. Правда о нас самих — вот то, что по большому счету и делает нас свободными.

 

Язык ТА, взаимно согласованное наблюдение за определенным явлением (транзакцией), специфические определения Родителя, Взрослого и Дитя — все это способствует становлению нового, доступного стиля общения, причем не только врачей между собой, но и врачей с пациентами. Таким образом, человек с доминирующим Родителем и блокированным Дитя осознает, в чем состоит его проблема, и освобождается от гнетущего груза прошлого; при этом не возникает необходимости употреблять такие термины, как навязчивость, тревожность, невроз. Если же кто-то из участников терапевтической группы настаивает: "А все-таки, каков мой диагноз?", я обычно в качестве ответа использую доступную ему формулировку, основанную на моей оценке его состояния, которая сложилась в результате наблюдения за его поведением в группе. Это может быть такая формулировка: "Ваше Дитя страдает от неблагополучия и сильно контаминирует Взрослого, что заставляет вас иногда вести себя неразумно и дает возможность Родителю упрекать Дитя. Как вы думаете, чем вызваны ваши переживания вины?"

 

Обостренное внимание к симптомам может оказаться столь же вредным, как и навязчивое стремление выяснить диагноз. Никому еще не удалось доказать, что бесконечное обсуждение симптомов — будь то депрессия, головная боль или боль в желудке — хоть немного способствует устранению этих симптомов. Доказано, однако, что разрешение внутреннего конфликта может чудодейственным образом снять боли в желудке. Немаловажно, что и диагноз, и симптомы связаны с неприятной человеческой особенностью — стремлением к превосходству и склонностью к играм вроде "У меня лучше" или "Никому не понять моей беды". Если жизнь человека осложнена какими-то проблемами — неважно какими — и он хочет получить помощь, его можно научить транзактному анализу, чтобы он сам мог оценивать свои транзакции и в результате — понять, что его проблемы порождены определенным влиянием прошлого.

 

"Как долго продлится лечение?" — вот вопрос, который часто задают при первой встречи с терапевтом. В большинстве случаев психиатры предпочитают "осторожный" ответ на этот вопрос. Смысл ответа: "долго". Джером Д.Франк установил, что продолжительность лечения зависит от того, как долго пациент настроен лечиться. В качестве примера он описывает две группы больных, страдавших психосоматическими расстройствами. В зависимости от того, какой срок, по их мнению, должен был потребоваться, одной группе понадобилось шесть недель, а другой — целый год для достижения аналогичных результатов. Я полагаю, что основой такого рода предвосхищения является понимание того, какие результаты должны быть достигнуты.

 

Наша цель ясно определяется с помощью нового языка, и таким образом пациент понимает, на что он идет. Я стараюсь, чтобы мои пациенты понимали: существует разумный предел затрат времени и средств, и его следует воспринимать как стимул, а не как ограничение. Как правило, я предлагаю пациенту посетить десять групповых занятий, а затем оценить достигнутый результат. При желании пациента цикл может быть продлен еще на десять занятий. В среднем каждая моя группа проходит двадцатичасовой курс. Возможны, конечно, и индивидуальные варианты. Ведь все мы отличаемся друг от друга содержанием своих Родителя, Взрослого и Дитя. Различаются и наши житейские проблемы — семейные, служебные и прочие. Бывают пациенты, у которых значительное улучшение наступает после трех-четырех занятий; они в достаточной степени высвобождают своего Взрослого, чтобы распознавать своего Родителя и свое Дитя и отличать их проявления от реальной действительности.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-04-02 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: