В поисках Финнегана Фея маленькая компания искателей приключений на славном корабле Белбело добиралась до острова Частного Случая несколько недель. У них было мало поводов для оптимизма. Согласно имеющейся информации, он действительно был на Трех пополудни, охотясь на последних драконов, но они никак не могли напасть на его след. Для этого Часа погода была слишком жаркой, влажной и подавляющей, и такая атмосфера начала оказывать на них свое влияние. Постоянный День утомлял; все тяжело дышали, словно уставшие собаки с высунутыми языками. Сейчас компания сидела под огромными листьями дерева жаколиния, а тропический дождь, который шел здесь регулярно, не слишком освежал воздух. Жаколиния цвела (а что не цвело на острове Частного Случая?), и дождь, бивший по ее лепесткам, рождал звон, похожий на звон колокольчиков. Тем, у кого было хорошее настроение, этот звук мог бы понравиться, но здесь таковых не оказалось; никому не хотелось пускаться в пляс под непредсказуемую мелодию жаколинии.
— Чертовы цветы, — сказал Джон Ворчун, обычно самый терпеливый из братьев. — И еще этот дождь на мозги капает. Меня до смерти достали и цветы, и дожди.
— Не говоря уже о плодородии, — заметил Джон Соня.
— Да, — сказал Джон Змей. — Бесконечное плодородие.
— Ты можешь их заткнуть? — спросила Женева Джона Хвата. — Они начинают действовать мне на нервы.
— Может, они и живут у меня на голове, — ответил Хват, — но я им не хозяин. У них есть свое мнение…
— И право его высказывать, — вставил Джон Филей.
— Ладно, не ссорьтесь, — проговорил Двупалый Том. — Нет смысла спорить. Все просто начинают больше потеть. Нам надо ладить, поскольку мы отсюда не уйдем, пока не сделаем свое дело. Финнеган где-то тут. Это, — он поднял короткий колющий меч, найденный вклиненным между камней, — доказательство.
— Он может оказаться ничейным, — сказал Джон Змей.
— Он принадлежит именно ему, — без тени сомнения произнесла Трия.
— Далек я от того, чтобы соглашаться с Джоном Змеем, — сказал капитан Макбоб, — но у нас нет доказательств. И знаете, это место начинает на меня давить.
— Что с ним не так, с этим местом? — спросил Джон Хват. — По мне так это рай.
— Перебор может быть с чем угодно, даже с раем, — ответил Макбоб.
— А то, что растения здесь меняются каждые полчаса? — сказал Джон Ворчун. — Это очень странно. Начинается дождь, смывает половину цветов, а потом на их месте вырастает что-то новое. Я видел фрукт, похожий на лицо. Это ненормально.
— Кто мы такие, чтобы оценивать, что нормально, а что нет, — заметил Двупалый Том.
— Я не удивлен услышать это от тебя, — огрызнулся Джон Змей. — Тебе со своей странной семейкой только и рассуждать о нормальности.
Томас ничего не сказал. Он просто подпрыгнул, и его толстые мускулистые ноги вознесли его высоко над всей компанией.
Джон Змей в ужасе захныкал.
— Он меня сейчас ударит!
Но на уме у Тома были не кулачные бои. Ухватив три гигантских листа над головами Джонов, он наклонил их. Листья, похожие на кружки, были наполнены сверкающей водой. Он вылил ее на братьев, вымочив их до нитки.
— Типично! Типично! — воскликнул Джон Змей, отплевываясь от воды. — Человек не может вытерпеть обычного замечания о своей…
— Второй половине, — сказал Том, все еще покачиваясь на толстых стеблях листьев жаколинии. — Кстати, его зовут Приливной Джим. Он собиратель устриц. И он — мое сердце, а я — его. Так будет до конца света.
— Ну, теперь мы всё знаем, — пробурчал Макбоб.
— Мы когда-нибудь с ним познакомимся? — спросила Трия.
— Приглашаю вас всех отобедать с Джимом, со мной и с нашими питомцами.
— А сколько у вас животных? — поинтересовалась Трия.
— По последним подсчетам, девятнадцать. Птица койне по имени Лорд Яйцо. Святой Варфоломей — старый пес-ищейка с отвратительным характером. Старая кошка-тарри, которая однажды пришла в наш дом и осталась. В общем, самые разные.
— Похоже на психушку, — заметил Змей.
— Мы все отобедаем с Джимом, Томом и их животными, — сказал Джон Хват. — А вы можете подождать снаружи.
— Ха-ха, — кисло проговорил Змей. — Просто умираю со смеху.
— Нет, не умираешь, — сказала Трия.
— Это ирония, девочка, — огрызнулся Змей.
— Трия, не обращай на него внимания, — сказала Женева. — Он…
— Ничтожный, вспыльчивый, очень неприятный человек, — произнесла Трия, и эти прямолинейные слова всех повергли в изумление. — Я тебя не боюсь, Джон Змей. Может, я и девочка, но понимаю разницу между человеком, у которого в сердце есть то, к чему следует прислушаться, и пустобрехом вроде тебя, который просто говорит первую же неприятную вещь, что приходит ему в голову. Кстати, когда у тебя открыт рот, ты выглядишь очень глупо. Я бы на твоем месте его закрыла.
Змей ничего не сказал. Он был слишком смущен.
— Кажется, дождь перестал, — сказал Макбоб.
Все вылезли из-под жаколинии и посмотрели в безупречно ясное синее небо острова Частного Случая. Тучи уплыли на северо-восток, и когда солнце согрело вымокшую землю, его зачарованная почва породила очередное творение, новое поколение флоры и фауны. Их запах был сладким, а цвет и форма являли собой бесконечный алфавит фигур и оттенков. Компания уже не раз видела эту картину, но с тех пор Книга Начал ни разу не повторялась, и у них постоянно возникали новые поводы для изумления. Не стал исключением и этот раз.
— Взгляни, — сказал Джон Соня. — Фиолетово-желтый цветок.
Только он это сказал, как лепестки цветка встрепенулись, из них выглянула головка с усиками, и цветок взлетел, вдохновив на то же своих лепестковокрылых сородичей.
— Может, однажды мы тоже станем, как эти цветочные мухи, — сказала Трия.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Женева.
— Так, просто глупая мысль.
— Нет, расскажи.
Трия нахмурилась. Очевидно, ей сложно было это объяснить.
— Я имею в виду, что если мы останемся здесь надолго, и будет часто идти дождь, мы тоже изменимся. Тоже однажды взлетим… — Ясными, широко открытыми глазами она посмотрела в небо. Эта мысль определенно ее завораживала. Потом она вспомнила, что все на нее смотрят, и смутилась. — Что я болтаю, — сказала она, посмотрев на своих спутников. — Просто глупость. Извините.
— Это не глупость, — сказал Джон Ворчун. — Я тоже думал, что если мы здесь застрянем, такое может произойти. Я даже говорил об этом с братьями.
— Думаю, память тебя подводит, — ворчливо заметил Джон Змей. — По крайней мере, я в подобном разговоре участия не принимал и не мечтал о том, чтобы превратиться в чертово насекомое.
— Не обращай на него внимания, — сказал Трии Том. — Продолжай.
Трия пожала плечами.
— Я все сказала, — ответила она. — Но…
— Ради неба, что еще!
— Не думаю, что это происходит только на этом острове. Перемены происходят везде.
— Большое дело, — сказал Джон Удалец. — Ну перемены, и что в этом такого? Дождь начинается, дождь кончается…
— Я не эти перемены имею в виду, — сказала Трия.
— Тогда приведи какой-нибудь более конкретный пример, — попросила Женева.
Трия покачала головой.
— Вряд ли я смогу, — сказала она. Присев на корточки, она аккуратно вытащила растущий под ногами крошечный цветок. Он вышел из земли полностью, вместе с бледно-зеленым корнем, который мягко извивался, желая вернуться обратно.
— Может, вначале эти изменения покажутся незначительными, — мечтательно произнесла она, словно не совсем понимая, что говорит, — но их последствия будут огромны.
— А что насчет нас? — спросила Женева. — Мы — часть этих перемен?
— Да, — ответила Трия. — Хотим мы того или нет. Мир изменится полностью.
Она аккуратно вернула нетерпеливое растение в землю, где оно вновь пустило корни, с вежливой благодарностью повернув к Трии обрамленную лепестками головку.
— Вы это слышали? — спросил Том.
— Я ничего не слышу.
— А я слышала, — сказала Трия.
Теперь молчали все, однако до них не доносилось ни звука.
— Я мог поклясться, что слышал голос, — сказал Том.
— Может, эхо?
— Нет, это были не мы, — ответила Трия. — Том прав. Тут кто-то есть.
Женева внимательно осмотрелась в поисках чьего-либо присутствия.
Трия сделала обратное. Она закрыла глаза и застыла, полностью сосредоточившись. Наконец, она сказала:
— Он где-то слева от нас. — Глаза Трии все еще оставались закрыты, но она подняла руку. — Очень близко.
Потом она открыла глаза и посмотрела в направлении своей руки. Ландшафт не был пустым. Омытая последним дождем земля уже создавала новых жителей, и ее, словно ковер, покрывали растения.
— Мне это не нравится, — сказал Джон Ворчун. — Думаю, нам лучше отсюда убраться.
— Это не дракон, — сказала Трия.
— Откуда ты знаешь?
— Я не знаю. Просто мне так кажется.
— Финнеган? — спросила Женева.
Трия посмотрела в землю.
— Внизу, — пробормотала она.
— Поэтому мы его и не нашли, — сказала Женева. — Он под землей!
— Под землей? — спросил Том.
— Да.
— Может, он использует туннели и пещеры под островом, чтобы пробраться к драконам?
— Или он там потерялся, — предположил Джон Соня. — И теперь не может выйти наверх.
— В любом случае, надо все выяснить, — сказала Женева. — Мы проделали этот путь не для того, чтобы повернуть назад лишь потому, что Финнеган под землей.
— Я пойду первой, — сказала Трия. — Отыщу вход в яму, и мы спустимся в туннель.
— Все согласны? — спросила Женева.
— Что угодно, лишь бы убраться с этого острова, — ответил Макбоб.
У порога
Диаманда выглядела более уставшей, чем помнила ее Кэнди, но казалась обрадованной.
— Я слышала, у тебя были небольшие неприятности, — проговорила пожилая дама.
— Можно сказать и так, — ответила Кэнди.
Она посмотрела на Диаманду и заметила повернувшего из-за угла Сангвиния. Он явно учуял присутствие силы, поскольку замедлил движение и теперь приближался осторожно, оскалив зубы, как помешанная собака.
Диаманда подняла левую руку и с элегантным взмахом сказала:
— Замри, тварь!
Такова моя воля, тварь!
Или ты пожалеешь, тварь,
Что вообще родилась, тварь!
Простота заклинания вызвала на лице у Кэнди улыбку, но, простое или нет, оно свое дело сделало. Выражение лица Сангвиния внезапно стало умиротворенным и довольным, и он покорно опустился на землю, положив голову на передние лапы. Несмотря на свой огромный размер, сейчас он напоминал домашнее животное, лежащее у очага.
— Вокруг еще четыре зверя, — предупредила Кэнди Диаманду.
— Знаю. Но к тому времени, как они за нами явятся, мы будем далеко, на Двадцать Пятом Часе.
— Мне столько надо тебе рассказать…
— Уверена в этом.
— Но прежде, чем мы отправимся…
— Да?
— … мальчик, который меня сюда привез — Летео — он где-то здесь, и он ранен.
— Нам лучше оставить его на милость какого-нибудь местного самаритянина, — ответила Диаманда. — Я не могу тобой рисковать.
— А нельзя взять его с нами?
— Он тебе нравится? — спросила Диаманда в обычной для себя прямолинейной манере.
— Нет, просто я обещала, что не оставлю его, вот и все. А я не хочу нарушать обещаний.
— Так сложилось, что я знаю этого мальчика. В его крови проклятие. Тебе это известно?
— Да, я видела. Он говорил, что ему нужно принимать лекарство.
— Это было до или после того, как он тебя похитил? — спросила Диаманда.
— Он не хотел причинить мне вреда, я уверена.
— Ты умеешь прощать, девочка. Меня это не удивляет, учитывая, что я о тебе знаю. Однако, — она снисходительно улыбнулась, — с добротой следует быть осторожнее. Глупые люди обычно принимаю ее за слабость.
— Я понимаю, — сказала Кэнди. — Я не… — она замолчала и внимательно посмотрела на Сангвиния. — Могу поклясться, что он мигнул, — проговорила она.
— Невозможно.
— Диаманда, он…
Прежде, чем Кэнди успела закончить фразу, взгляд Диаманды тоже отвлекся: не на зверя, но на окно над ними. Она увидела кого-то, отходящего прочь от подоконника.
— Проклятье, — сказала пожилая дама. — Кто-то в этом доме только что снял мое заклинание. У нас неприятности.
Мгновением позже Сангвиний издал рев и вскочил на ноги. Его глаза остановились на Кэнди, и он направился к ней, раскрыв рот, словно намеревался ее проглотить.
Она попятилась на шаг, на два. Но дальше идти было некуда — ее спина уперлась в закрытую дверь Дома Мертвеца.
Дыхание Сангвиния было отвратительным. Кэнди выставила вперед руки, чтобы отогнать животное, но его атака оказалась уловкой. Когда его челюсти были уже почти рядом с ней, он развернулся и схватил Диаманду. Это случилось так быстро, что у Кэнди не было времени крикнуть, предупредить и тем более спасти старую женщину. Только что Диаманда стояла рядом, а в следующую секунду Сангвиний уже держал ее в зубах. Кэнди никогда не видела ничего более ужасного. Это зрелище коснулось самых глубин ее души. Она всхлипнула и в яростном отчаянии бросилась на тварь.
— Отпусти ее! — закричала она.
Но зверь не собирался выпускать свою добычу. Он очень осторожно попятился от Кэнди. Неужели он ее боялся? Но почему? Потому что в ней была сила? Возможно. Она навела заклинание на зетеков в трюме Паррото-Паррото — не может ли это слово помочь и сейчас?
Слишком разгневанная, чтобы бояться, она пошла за Сангвинием, призывая в свое горло заклинание и его силу. Но прежде, чем она успела выпустить слово, зверь стиснул огромные челюсти, и его зубы пронзили Диаманду в дюжине мест.
Сестра Фантомайи не вскрикнула. Она лишь издала дрожащий вздох и умерла. После этого Сангвиний развернулся и отправился прочь, а безжизненное тело Диаманды свисало у него изо рта, покачиваясь вправо-влево и оставляя на снегу кровавый след.
Дрожа от макушки до пальцев ног, Кэнди прислонилась к запертой двери, закрыв ладонями лицо.
— Нет, — пробормотала она, — пожалуйста, нет…
Произошло слишком много, и ее нервы были на пределе. Сперва Балаганиум, потом потеря Шалопуто, тайны Сумеречного дворца, похищение, а теперь вот это. Лишиться одного из немногих людей в окружавшем Кэнди беспокойном мире, кто, кажется, понимал ее и знал, кто она есть. Утратить за несколько ужасных секунд. Это было слишком тяжело.
Через минуту она посмотрела сквозь пальцы. С каждым порывом ветра метель усиливалась. Толстая пелена снега почти скрыла из виду Сангвиния и его жертву. Кэнди смотрела, как они исчезают во тьме.
А потом из-за спины раздался звук, резкий скрежет отпирающегося замка. Она начала вставать и отходить от двери, но двигалась недостаточно быстро. Дверь открылась, и Кэнди потеряла равновесие, сделав шаг назад. Она потянулась к дверной ручке, чтобы не упасть, но руки онемели, тело было слишком слабым, а сознание — чересчур перегруженным. На краткий миг она увидела место, в которое падала, и ее чувства сдались — она безропотно позволила темноте забрать ее прочь из этого мира.
Визит на улицу Марапоча
В своем бессознательном состоянии Кэнди мельком видела Диаманду. Улыбаясь ей, она стояла на берегу Двадцать Пятого Часа. Спокойно сидела в лодке, глядя на воду, и тоже улыбалась. И наконец, к большому удивлению Кэнди, шла по улицам Цыптауна, незамеченная прохожими. Сон, видение, или чем бы это ни было, ее успокоили. Казалось, Диаманда уже занялась какими-то новыми делами, и боль ее жизни и смерти позабылась.
Во сне Кэнди пробормотала имя пожилой женщины, и звук собственного голоса разбудил ее. Она лежала на огромной кровати в самой странной комнате, какую только видела в своей жизни. Здесь находился огромный камин, вырезанный из черного мрамора. В очаге вился слабый огонь, чьи бледно-голубые языки едва освещали темное отверстие. Однако в комнате был свет, хотя исходил он не от огня. Он пробивался сквозь трещины в различных предметах: из вазы, из-под двери гардероба, даже из стыков паркета. А там, где нити и грани света пересекались — что происходило в трех десятках мест, — возникали искры, похожие на фейерверки. Это мерцание наполняло невероятно высокую комнату танцующими тенями.
Кэнди поднялась с кровати, в которую ее кто-то заботливо уложил, и постаралась разобраться, где находится, однако постоянно движение света затрудняло оценку. Благодаря искрам все странным образом оживало, словно предметы находились в постоянном движении. Но через пару минут ее глаза привыкли к танцу света, и она начала осторожно исследовать комнату. В кресле у камина лежала одежда, которую явно оставили специально для нее. Пара темно-синих ботинок с ярко-красными шнурками. Мешковатые брюки темно-фиолетового цвета. Рубашка под цвет брюк. Свободный пиджак, украшенный на первый взгляд абстрактным узором, но на второй и на третий в нем обнаруживались создания из некоего абаратского рая: по ткани шествовали рыбы, птицы и дикие животные.
Она была благодарна за этот подарок. Ее собственная одежда износилась и отсырела. Надев новую, она обнаружила, что материал очень приятен на ощупь: ткань словно предназначалась для того, чтобы ей было хорошо.
Одевшись, она почувствовала готовность встретиться с владельцем дома; ей даже было немного любопытно. Открыв дверь, она вышла в коридор. Тот освещался так же, как и комната — свет проникал сквозь многочисленные трещины, пересекаясь и искря. Коридор продолжался в обоих направлениях и походил на склад безделушек. В третий раз за эти дни — в Балаганиуме, в Вундеркаммен, в Сумеречном дворце, — она осознала удивительное изобилие Абарата. Он казался энциклопедией вероятностей, странных, поразительных творений от А до Я, сияющих, переполненных готовностью быть Всем, и даже более чем Всем. Иногда она чувствовала, что внутри этого стремления кроется ключ к тому, чем все это являлось на самом деле.
Может, об этом знает хозяин дома? Она позвала:
— Эй! Кто-нибудь? Эй!
Ответа не было, лишь эхо ее голоса разнеслось по коридору. Тогда она повернула направо и пошла вперед, продолжая звать и разглядывая окружавшие ее диковины. Вот чучело головы животного, во рту которого гнездилось множество языков. Ширма, покрытая резными птицами, которые, казалось, ожили, когда она проходила мимо. Стол с игрой, где три сотни фигурок образовывали две армии — Дня и Ночи.
В доме явно кто-то был. На верхних этажах стучали по полу молотком, а неподалеку высокий тонкий голос напевал печальную и странную песню, которую Кэнди узнала от Шалопуто. В песне шла речь о портном Шмитте; утверждалось, что он был лучшим портным во всем Абарате. Однако Шмитт оказался немного чокнутым. Как-то раз ему в голову пришла мысль, что небо — это плохо сшитый костюм, и скоро удерживающие небеса пуговицы оторвутся.
Бедный портной Шмитт
Боялся, что небеса расстегнутся…
В песне говорилось, что несчастный портной очень этого боялся, поскольку тогда все, что находится по ту сторону неба — чудовища или всепожирающее небытие, — вырвется и заполнит этот мир. Оставшуюся часть жизни он делал пуговицы, чтобы небо оставалось застегнутым, а мир — безопасным.
Тысячи пуговиц, костяных и свинцовых,
До своей смерти сделал портной.
И возможно, теперь, когда он умер,
Он знает, что ждет нас по ту сторону.
И мы, вспоминая о нем в этой песне,
Молим, чтобы он оказался не прав.
Эта печальная мелодия сопровождала Кэнди на протяжении всего похода по дому. Периодически она открывала двери и заглядывала в помещения. Все указывало на то, что здесь живут. В одной комнате стояла большая кровать, где, судя по отпечатку головы на подушке, недавно спали. В другой был небольшой стол, на котором лежало расколотое большое яйцо, откуда выбиралось разумное растение.
Исследуя дом, она продолжала звать и, наконец, нашла, к кому тут можно обратиться. Навстречу ней по коридору быстро шла крошечная, одетая в черное женщина с изысканным воротником вокруг шеи. Увидев Кэнди, она поманила ее к себе.
— Это вы меня сюда привели? — спросила Кэнди.
Женщина покачала головой.
— А вы знаете, кто?
— Мистер Маспер, — тихо произнесла женщина. — И я знаю, что он хотел бы с тобой встретиться.
— И где мне найти мистера Маспера?
— Иди за мной, — сказала женщина, с любопытством глядя Кэнди в лицо, рассматривая ее глаза, рот, даже уши и лоб.
— Что-то не так? — спросила Кэнди.
— Нет-нет, — сказала женщина. — Просто… ты не такая, какой я тебя представляла.
— А какой вы меня представляли? — спросила Кэнди.
— Могущественной женщиной.
— Меня? Вы ошиблись…
— Нет. Ты действительно такая. Если бы это было не так, тебя бы здесь не было.
— Кстати…
— Да?
— У дома был мальчик.
— Летео. Мы его нашли.
— Он в порядке?
— Теперь он под защитой мистера Маспера, — сказала женщина.
— Он в порядке? — настойчиво спросила Кэнди.
— Я же тебе сказала…
— Что он под защитой мистера Маспера.
Женщина повернулась спиной к Кэнди и пошла прочь по коридору.
— А как вас зовут? — спросила Кэнди.
— Миссис Киттельнубец, — ответила женщина, не поворачиваясь. — Для меня большая честь служить мистеру Масперу.
Она помедлила у одной из дверей, а затем уважительно и даже немного опасливо приоткрыла ее.
— Наслаждайся, — сказала миссис Киттельнубец, впуская Кэнди внутрь.
— Наслаждаться чем? — не поняла Кэнди, заглядывая в комнату.
— Улицей сновидений, — ответила миссис Киттельнубец.
Когда она это произнесла, в центре комнаты (которая, в отличие от остальных помещений и коридора, была темной) зажегся свет. Он осветил стоявший на столе необычный деревянный прибор. Прибор был овальным, примерно двадцати сантиметров в высоту и чуть более полуметра в длину. Его гладко отполированная наружная стенка указывала на то, что кто-то об этой вещи заботился. В предмете виднелись щели, каждая не более сантиметра шириной.
— Что это такое? — спросила Кэнди, повернувшись к миссис Киттельнубец, однако коридор был пуст. За пятнадцать — двадцать секунд, которые Кэнди, отведя взгляд от женщины в черном, рассматривала прибор, та исчезла, оставив вопрос без ответа.
— Странно, — произнесла Кэнди.
Пока она ничего не видела. Снова взглянув на прибор, она заметила, что тот начал вращаться, словно в его основании включился маленький моторчик. Через щели пробивался свет, становившись все более ярким. Заинтригованная Кэнди решила, что в этой музыкальной шкатулке или часах нет ничего опасного, подошла к столу и нагнулась, чтобы посмотреть сквозь щели в крутящийся барабан.
Жжух, жжух, жжух…
В этом звуке, как и в движении, было нечто гипнотическое. На ее лице возникла довольная улыбка, и чем более расслабленной она себя чувствовала, тем ярче горел свет в центре барабана.
Жжух, жжух, жжух…
Внутри что-то было? Кажется, да. Кэнди прищурилась, пытаясь сосредоточиться на том, что находилось во вращающемся барабане. Она вспомнила о старомодных приборах — зоотропах. В них были особым образом расположенные картинки, создававшие иллюзию движения.
— Вот здорово, — сказала она, приблизив лицо к щелям.
Барабан набирал скорость, и скоро щели начали вращаться так быстро, что слились в одно-единственное окно.
Что же за картинка была на той стороне? Она ожидала чего-нибудь простого, но в барабане оказалась залитая солнце улица. Дома, тротуары, крыши и небеса — все это было не нарисовано, а казалось полностью реалистичным. По улице туда-сюда, словно в обычном мире обычным днем, ходили мужчины, женщины и даже несколько обезьян, однако у всех было нечто общее — на головах они носили какие-то невероятные вещи. Не шляпы и не парики, а странные, фантастические конструкции, выраставшие из черепов наподобие многослойных башен.
Кэнди в изумлении рассматривала эту удивительную сцену, а кружение окна, ведущего на «улицу сновидений» внутри барабана, мягко ее убаюкивало. Она чувствовала, как он притягивает, соблазняет своей яркостью и красотой, побуждая смотреть, смотреть, пока вращается барабан — смотреть …
Только сейчас она поняла, что это такое. Миссис Киттельнубец сама назвала эту загадку — улица сновидений. Ее формальное имя, улица Марапоча, было написано на прикрепленной к стене вывеске, но название миссис Киттельнубец являлось куда более точным. Здесь, в этом ярком мире, люди не просто носили на голове странные украшения, следуя моде. Они носили собственные сны. Вот человек с ярко полыхающей башней, где было всего одно окно. Над головой другого была клетка, в которой сидел какой-то закованный бедняга. На макушке у третьего (мужчины с большой рыбой подмышкой, которую, вероятно, он нес домой на ужин) разместился крошечный театр, и на сцене там стояло существо с голым черепом.
Но иллюзии в приборе оказались только началом. Взгляд Кэнди затягивало в самый центр этого зрелища, раскрывая все новые видения: за каждым углом, в каждом окне и дверном проеме были сценки из жизни, которую не разыгрывали, а вели. Вот женщина смотрит на верхнее окно, а в ее волосах гнездятся маленькие разноцветные птицы. Вот полосатый зверь размером с дворняжку, с длинной шерстью и коротким хвостом, на чьей голове располагается маленькое здание, купол с шестью колоннами, скромный звериный эквивалент сложных, изысканных башен, возвышающихся на головах двуногих обитателей улицы Марапоча.
Полосатая собака смотрела прямо на Кэнди; ее взгляд был таким целеустремленным, что еще больше увлек ее внутрь. Внезапно глядевшая на нее собака почувствовала себя не слишком уютно, вильнула хвостом и помчалась прочь. Кэнди последовала за ней вдоль проулка. У нее вновь возникло неприятное ощущение, будто ее заманивают в этот маленький мир. Но почему бы и нет, подумала она. Разве это опасно? Животное уводило ее все дальше по переулкам, сужавшимся по мере их отдаления от улицы Марапоча. Но за каждым поворотом, каким бы узким он не был и какими бы ветхими не выглядели дома, раскрывались новые чудеса и странности.
На углу стоял бледный мужчина, с радостью глядя на ребенка, хотя у того вместо рук и ног были щупальца. В другом месте сидела женщина с толстым куском пиццы на коленях (пепперони, грибы, оливки, без анчоусов).
Кэнди потеряла из виду животное, за которым бежала от улицы сновидений, но это ее не слишком встревожило. Ей было на что посмотреть: вот человек, выглядевший так, словно в его жилах течет кровь клоунов, что-то рисует на стене. А вот пятнистое животное терпеливо стоит на солнце, кормя своих щенков: двое из них жадно сосали молоко, а третий в любви прижимался к ее ноге.
Клоуны. Матери. Сновидцы. Что за странный мир? Ее переполняли впечатления — не только виды, но и звуки, запахи этого места. Настало время возвращаться, решила она; пора оторвать глаза от улицы Марапоча и вернуться в комнату. Но как? Она оказалась здесь, влекомая собственным любопытством. Как же ей проделать обратный путь?
Возможно, если закрыть глаза, подумала Кэнди, иллюзия каким-то образом рассеется, и она вернется в комнату Маспера наблюдать за прибором со стороны.
Но это не сработало. Она закрыла глаза и несколько секунд ожидала в темноте, но когда открыла их, то стояла на том же месте, запертая внутри прибора.
— В чем дело? — спросила она у беременной женщины, на голове которой рос маленький лес. — Почему я не могу отсюда выбраться?
Женщина взглянула на нее с удивлением, будто не поняла ни слова из того, что Кэнди ей сказала.
— Может мне кто-нибудь объяснить, что происходит? — сказала Кэнди. Ответ пришел из уст краснолицей обезьяны.
— Где твои сны? — спросила она. — Здесь все носят на голове свои сновидения.
— Но я не здешняя, — возразила Кэнди. — Я пришла снаружи.
— Снаружи? — переспросил бородатый мужчина с рыбой подмышкой. — Нет тут никакого снаружи.
— Очень даже есть, — ответила Кэнди. — Я там живу.
Она посмотрела на «небо», надеясь доказать наличие комнаты за пределами искусственного мира, однако не увидела признаков подтверждения своих слов. Над головой простирались обычные синие небеса.
Ее охватила паника. А вдруг совершенное в этот мир путешествие было дорогой только в один конец? Возможно, когда-то все жители улицы Марапоча легковерно посетили это место, а оказавшись здесь, обнаружили, что не могут отсюда выбраться. Но время шло, и они позабыли, что за пределами улицы тоже существует жизнь.
Что ж, с ними такое могло произойти, но с ней этого не случится! Она путешествовала по Абарату, изучала его чудеса, рисковала жизнью, конечностями и психическим здоровьем не для того, чтобы стать пленницей какого-то искусственного мирка.
— Я хочу отсюда выбраться! — закричала она. — Сейчас же! Кто-нибудь меня слышит?
Она запрокинула голову.
— Мистер Маспер! Вы там? МИСТЕР МАСПЕР!
— Покажи нам свои сны, — сказал мужчина с горящей башней на голове. — Покажи.
— Нет, — ответила Кэнди.
— Не будь извращенкой, — проговорила величавая женщина со сложным столбом снов. Как ни странно, ее голос звучал почти так же, как и голос мужчины с горящей башней.
— Покажи, — сказал другой житель тем же самым голосом. — Мы хотим увидеть твои сны.
— Мои сны — только для меня. — ответила Кэнди.
— Покажи, — потребовал мужчина с рыбой, надвигаясь на нее.
— Не вынуждай нас применять силу, — произнесла обезьяна.
— Не подходите, — предупредила Кэнди.
Мужчина не обратил на эти слова внимания. Он потянулся за спину и взял рыбу за хвост, словно намереваясь ею драться. Кэнди не дала ему такой возможности. Выхватив рыбу из рук, она ударила по сну на голове мужчины. Сон оказался хрупким, и его фрагменты разлетелись во все стороны.
Человек в ужасе вскрикнул.
— Мои сны! — завопил он. — Что ты натворила! Мои драгоценные сны!..
Этот вопль привлек внимание всей улицы, и те, кто видел удар Кэнди и его последствия, тоже закричали:
— Пусть она покажет!
— Покажи нам свои сны, детка!
— Прямо сейчас! Покажи!
Люди приближались к ней со всех сторон, и их некогда спокойные лица искажала ярость. Она попыталась оправдаться, но никто ее не слушал. Единственное, что Кэнди оставалось, это развернуться и бежать прочь. Она посмотрела назад. Дела были плохи. Покинуть улицу мешала стена тьмы, чей вид сопровождался знакомым звуком.
Жжух, жжух, жжух…
Крутящиеся щели проносились в опасной близости от ее лица. Если она выберет для прыжка неправильный момент, то ударится о дерево между щелями. Но как узнать, когда прыгать? Это как вскочить на вертящуюся карусель. Если она рассчитает неправильно, то может потерять сознание от удара, или еще хуже — застрянет в механизме и будет кружиться вечно…
— Просто прыгни, — сказала она себе и в следующую секунду уже была в воздухе, летя и падая. Несколько секунд она испытывала неподдельный страх, когда весь мир превратился в размытое пятно, наполнившись шумом перемалывающихся шестеренок и распрямляющихся пружин. Она боялась, что кошмар окажется реальностью, и она упадет в крутящийся механизм. За спиной раздавались голоса сновидцев, кричавших, что она умрет, глупая ведьма, и это хорошо, потому что она это заслужила. Звук шестеренок и пружин стал невыносимым, и она зажала руками уши, но это не помогло. Шум проникал сквозь пальцы, вызывая в голове пульсацию.
— Хватит! — закричала она.
То ли ее требование услышали, то ли ей просто повезло, и она прорвалась через крутящиеся щели. Как бы то ни было, скрежещущий грохот механизма стих, и она вывалилась на другую сторону. Звук внезапно исчез, и она поняла, что лежит на старом ковре с раскалывающейся от боли головой.
— Привет, — сказал кто-то.
Она осмотрелась. У двери стоял человек в темно-серой одежде.
— Ты в порядке? — спросил он.
— Да, да, — ответила она, с трудом поднимаясь на ноги. Краем глаза она увидела, что прибор продолжает вращаться, издавая все тот же мощный звук, а где-то на его фоне слышались голоса с улицы Марапоча.
— Я…
— Что? — спросил мужчина, протягивая руку и помогая ей встать.
— Такое впечатление, что меня затащило в эту штуковину, — она потрясла головой, чтобы избавиться от ощущения путаницы. Лишь когда оно слегка рассеялось, Кэнди подняла глаза и посмотрела на стоявшего рядом человека.
— Я мистер Пий Маспер, — сказал он. — Это мой дом.
Секреты и кусок мяса
На неизмеримом расстоянии между Абаратом и Иноземьем, в Цыптауне, все было гораздо спокойнее, чем раньше. Любопытство и тревога, пробужденные анонимным автором надписи на стене в номере гостиницы Древо Отдохновения, сошли на нет и превратились во всеобщее равнодушие; в списке тем для слухов это событие опустилось ниже истории с городским главой Гарольдом Медоузом, обвиненным в получении взятки за то, что он не должен был обращать внимание на определенные нарушения в области здравоохранения (в том числе на утечку с куриной бойни прямо в городские стоки, тогда как очистка забитых труб легла бы на плечи налогоплательщиков Цыптауна). В результате скандала Генри был вынужден унижаться и все отрицать, чтобы не оказаться выкинутым из кабинета, и оправдания в стиле «Я этого не делал» приковали к нему все внимание горожан.
Однако были и исключения. Несколько стойких приверженцев день и ночь дежурили у гостиницы, ожидая новых проявлений сверхъестественного, а два офицера полиции час в день уделяли внимание исчезновению Кэнди Квокенбуш. Но истина заключалась в том, что обе эти темы уже не являлись горячими. Горожанам было что обсудить и без них.
Даже на Последовательной улице, 34, где жили Квокенбуши, разговоры о Кэнди стали настолько раздражать Билла, что Рики и Дон пошли по пути наименьшего сопротивления и прекратили упоминать ее в присутствии отца.
А потом однажды, когда все сели ужинать, Билл осушил пару банок пива и сказал:
— У меня для вас кое-какие новости.
— О чем, папа? — спросил Рик.
— Обо всех нас, — сказал Билл Квокенбуш, открывая очередную банку. — Я говорил вашей маме, что собираюсь уехать из Цыптауна. В Чикаго или в Денвер. Но сейчас я думаю, что мы должны уехать вместе. Как семья.
Мальчики отреагировали одновременно.
— Чикаго!
— А когда мы поедем?
— А как же школа?
Мелисса подняла руки, чтобы унять восторги.
— Мы никуда не поедем, пока Кэнди не вернется, — сказала она, в гневе глядя на мужа. — Пока мы снова не станем семьей.
— Она сбежала, — ответил Билл, произнося эти слова так, словно говорил с идиотом. — Мелисса, она не вернется — по крайней мере, в ближайшее время. Может, через несколько лет она заявится с тремя детьми и мужем, но в данный момент ее нет, и чем быстрее мы прекратим думать, что она вот-вот вернется, тем быстрее заживем нормальной жизнью.
— Папа, но мы же не можем просто забыть, — сказал Рон, и его глаза заблестели.
— Даже не думай реветь, — сказал Билл, указывая на сына. — Слышишь, Рик? Клянусь, если начнешь распускать нюни, как девчонка, я тебе дам реальный повод для слез.
Рик шмыгнул носом и с большим трудом удержался от плача.
Но Дону, глаза которого оставались сухими, тоже было что сказать.
— Допустим, она вернется, — проговорил он. — А нас нет. Как она нас найдет?
— Она не такая дура, — ответил его отец. — Поспрашивает у соседей и узнает, куда мы уехали.
— Я не хочу идти в новую школу в новом городе, — продолжил Дон. — Мне старые друзья нравятся.
— Заведешь новых, — ответил Билл. — А школы все одинаковые.
— Ты все продумал, — холодно сказала Мелисса. — И когда же ты собирался доложить об этом нам? Или предполагалось, что однажды утром мы проснемся, соберем вещички, и сразу в путь?
— Я — глава этого дома, — ответил Билл. — И я принимаю решения по таким важным вопросам. Если не я, то кто же?
— Да, это прямо про тебя, — сказала Мелисса. — Сам Мистер Ответственность.
— Можно мне пойти? — спросил Рики, глядя на слипшиеся макароны, сыр и пережаренный кусок мяса.
— Ты же еще не доел, дорогой, — сказала мать.
— Я не хочу.
— И я, — произнес Дон.
— Ладно, идите, — сказала Мелисса.
Мальчики встали и мигом исчезли из кухни.
— Я не передумаю, — сказал Билл, опустош