— Диаманду…
— Джефи и Меспу. Да.
— Какое они имеют ко мне отношение?
— А ты подумай. Почему ты здесь?
— Случайно.
Захолуст покачал головой.
— Ты ведь знаешь, что это не так.
— Тогда почему?
— Я расскажу, потому что тебе от этого будет больно.
— Как мило.
— После того, что ты со мной сделала, это меньшее, что я могу. — Он взглянул на свои ногти, сделав паузу, прежде чем продолжить. — Знаешь, кто такая принцесса Боа? — поинтересовался он.
— Конечно.
— Значит, ты знаешь, что ее убили?
— В день свадьбы, да. Ее убил дракон.
— Если точнее, дракон, которого послал Кристофер Тлен, — Захолуст оторвал свой взгляд от ногтей и посмотрел Кэнди в лицо. — Удивлена?
— Не слишком, — ответила Кэнди. — Почему он хотел, чтобы она погибла?
— Любовь, вероятно. По крайней мере, таков краткий ответ. Он ее любил, а она его не любила. Нисколечко. Собиралась выйти замуж за Финнегана Фея. А Тлен не смог вынести мысли о том, что потеряет свою возлюбленную из-за этого метиса.
— Значит, лучше убить ее, чем видеть счастливой? — спросила Кэнди.
— Разумеется, — ответил Захолуст, словно это было совершенно очевидно. — Не веришь?
Она подумала несколько секунд.
— Нет, я вам верю.
Кэнди помнила ненависть в глазах Тлена. И печаль, и гнев. Он был вполне способен уничтожить то, что любит.
— Мне продолжать? — спросил Захолуст. — Есть кое-что еще.
— Да… да… продолжайте.
— Принцесса Боа погибла. Разумеется, это было ужасное потрясение. Ее считали великой силой добра, и предполагалось, что когда она выйдет за Финнегана, наступит новая эра Света и Любви. Однако некоторые глупцы не желали оставлять подобные надежды даже после ее смерти.
— Не понимаю.
— Они считали, что если нарушат кое-какие правила, то смогут спасти душу своей ненаглядной принцессы.
— Вы говорите о Диаманде… — произнесла Кэнди.
— … Джефи и Меспе. Да. О сестрах Фантомайя. Сильные, могущественные женщины. Готовые рискнуть — кто знает, чем? — чтобы исправить нанесенный урон. Они совершили над телом нужные ритуалы и забрали душу принцессы Боа.
— Кто же об этом знал?
— Никто, кроме них. Я ведь говорил, что это запретная магия. Святотатство. Чем меньше людей об этом знают, тем ниже вероятность, что тот, кто заказал убийство, услышит, что душа принцессы жива, и постарается закончить начатое. Поэтому женщины проводили ритуал с большой осторожностью. И когда они это сделали, то унесли душу принцессы подальше от Абарата.
— Куда?
— Думаю, ты и сама это знаешь, — ответил Захолуст.
— В Иноземье, — тихо сказала Кэнди.
Колдун улыбнулся.
— Так и есть. Они перенесли душу принцессы через Изабеллу к берегам Иноземья. В ту ночь разыгралась ужасная буря, что вполне естественно, учитывая, какое великое преступление против природы они совершили. Маленькая лодка едва не утонула, но они перебрались на другую сторону. И знаешь, кого они там нашли?
Кэнди знала. Знала абсолютно точно.
— Мою мать, — сказала она.
— Да, — ответил Захолуст. — Твою мать. Мелиссу Квокенбуш. Она сидела в грузовике на пустой дороге. И вот-вот готова была родить…
— … меня.
— Верно. Та еще оказалась ночка. Женщины Фантомайя, разумеется, решили, что все это — судьба. Что им суждено было высадиться на берег и найти в сломанном грузовике твою мать.
— И что они сделали?
— А ты как считаешь? — сказал Захолуст. — Они отдали твоей матери душу Боа, чтобы ты и она росли вместе.
— Но у меня нет сестры…
— Она тебе не сестра, Кэнди. Ее душа — внутри тебя. Делит с тобой одно тело.
— Что?
Дыхание Кэнди участилось, став почти паническим. Она подняла руки и взглянула на них, вспоминая то, как они выглядели в Вундеркаммен, освобождая Тотемикс, когда сквозь кожу и кости просачивался золотистый свет.
— Во мне? — сказала она. — Принцесса во мне?
— Да.
Внезапно все, что она переживала в Абарате, обрело смысл. Бесчисленные моменты, когда она испытывала ощущение уже виденного или знала о чем-то, что невозможно было узнать в Цыптауне (например, как зажигать маяк, призывающий море, как говорить Слово Силы или встречаться с кем-то во сне). Все это делала не Кэнди — это совершала принцесса, жившая внутри нее.
— Как вы узнали? — спросила она.
— Невозможно сохранить нечто столь значительное в абсолютной тайне, — ответил колдун. — Земля слышит. Ветер слышит. Возникают слухи; они рождают другие слухи. Кто-то рано или поздно сложит всё вместе. И вот на моем пороге появилась ты, обладая большей силой, чем может иметь любой ребенок из Иноземья. Что мне надо было думать?
— Значит, вы догадались?
— Не сразу, но все же я связал твое появление и слухи. И скоро мыслил немыслимое.
— Кому вы об этом рассказали?
— До сих пор — никому. Как известно, знание — сила. Я собираюсь использовать то, что знаю, чтобы получить массу всего полезного.
— А если вы ошибаетесь?
— Но я ведь не ошибаюсь, верно? Видишь ли, я за тобой следил, Кэнди. Я знаю, что ты делала. Дралась с зетеками. Освободила Тотемикс. Убила Живореза. Ты не обычная девочка. Ты уникальна. В определенном смысле, для меня честь иметь даже малое отношение к твоей гибели. Ты была последней надеждой на хорошее в мире, который начинает поглощать тьма. И когда ты уйдешь, наступит замечательная Ночь. Ужасная, замечательная Ночь!
Речь истощила Захолуста, выплеснув из него все самое ядовитое и злобное.
— Вы такой жалкий, — сказала Кэнди.
— Очень может быть, — ответил он. — Но также я твой палач.
— Заткнись, дурак, — донеслось из темноты.
Захолуст оторвал взгляд от Кэнди и уставился во тьму.
— Кто это назвал меня дураком?
— Я, — последовал ответ. Из темноты выступило существо, в котором Кэнди никогда бы не признала Летео, не носи он ту же темную форму, что и в Доме Мертвеца. Он полностью преобразился: большие глаза светились, рот усеивали острые зубы, тело покрывала мелкая серебристо-серая чешуя. Летео дрожал с головы до пят.
— Чего надо, звереныш? — сказал Захолуст. — Здесь тебе делать нечего, и ты это прекрасно знаешь.
— Я пришел за девочкой.
— Ты ее не получишь, — Захолуст направился к Кэнди. — Она останется со мной.
Летео преградил ему дорогу, но для своего веса Захолуст оказался удивительно прытким. Тыльной стороной руки он ударил Летео, и юноша-перебежчик отлетел к стене. Казалось, он соскользнет на пол, потеряв сознание, но тут глаза его вспыхнули, и он отскочил от стены так, будто сзади его что-то толкнуло. Взгляд Летео стал безумным, словно у бешеного животного.
Видя, что он в опасности, Захолуст начал произносить кажущиеся бессмысленными слова:
— Агрез моннифо
Псих глаз
Дрему драму
Фтортигре!
Заклинание выстраивало вокруг Летео клетку из вращающихся энергий.
Но мальчик не собирался легко сдаваться. Он протянул руку сквозь прутья и схватил Захолуста за горло.
— Отпусти меня, урод! — завизжал Захолуст, яростно тряся Летео.
— Нет! — крикнул Летео. — Ни за что!
В ярости Захолуст так оцарапал ему руку, что из ран полилась кровь. Летео вскрикнул, попытался удержать врага, но Захолуст был тяжелее. Вырвавшись, он отошел от клетки подальше.
— У тебя необычные друзья, девочка, — сказал он Кэнди. — А этого следует прикончить прямо сейчас.
Он произнес еще несколько слов, и окружавшие Летео энергии внезапно вспыхнули, словно молнии. Мальчик заметался, пытаясь избежать боли.
— Прекратите! — крикнула Кэнди. — Пожалуйста! Пожалуйста!
— Дело сделано, — ответил Захолуст. Он что-то пробормотал, клетка вспыхнула и исчезла, и Летео упал на пол с искаженным от боли лицом. Кэнди подбежала к нему, присела рядом и погладила по щеке.
— Осторожнее, — предупредил Захолуст. — Он кусается.
Глаза Летео открылись.
— Я не… — пробормотал он, — … не тебя.
Глядя в глаза Летео, Кэнди заметила в них отражение Захолуста, наклонившегося, чтобы ее схватить. Она мигом упала, перекатилась на спину и ударила волшебника в живот. Он отшатнулся к стене. Кэнди вскочила, схватила застежку, удерживавшую его шесть чудесных шляп, потянула и сбила их на пол.
Захолуста это не обрадовало. Нисколечко.
— НЕТ! — заорал он, краснея от ярости. — НЕТ! НЕТ! НЕТ!
Тем временем Летео поднялся на ноги.
— Уничтожь шляпы! — крикнула Кэнди. — Скорее!
Мальчик-зверь с большим удовольствием сделал то, о чем его просили. Схватив шляпы, он начал терзать их когтями и зубами. Из рвущегося материала полетели колючие искры энергии, взрываясь при столкновении со стенами и потолком. Воздух наполнился запахом пороха. Захолуст продолжал кричать, в мучении глядя на то, как исчезают его драгоценные шляпы, а лоскутки головных уборов порхали вокруг, словно радужные снежинки. Но Летео еще не закончил. Он хватал лоскутки и рвал их на мелкие кусочки, пока от шляп не осталось ничего, кроме рассыпанных по полу безжизненных конфетти.
Гибель шляп сломала и Захолуста. Он вдруг стал выглядеть более слабым. Даже одежда обвисла на его некогда упитанном теле, будто атака Летео превратила колдуна в тень самого себя.
Но злился он не на Летео. Его мишенью была Кэнди.
— Ты, — указал он на нее дрожащим пальцем. — С самого начала ты пыталась меня унизить. Ты, ты… АДСКОЕ ОТРОДЬЕ! — Он бесновался все сильнее; с его губ полетела густая белая слюна. — Все мои лучшие планы! Драгоценные мечты! ТЫРАЗРУШИЛА ВСЁ!
Внезапно на его лице возникло выражение боли.
— ПОЧЕМУ? — воскликнул он, поднося руку к груди. — ЧТО Я ТЕБЕ СДЕЛАЛ? — Его пальцы ползали по грудной клетке, а лицо наполняло все большее отчаяние. — Я НЕВИННЫЙ ЧЕЛОВЕК! — закричал он. — СЛЫШИШЬ? НЕВИННЫЙ…
Он остановился. Слова. Дыхание. Сердце. Остановилось все, в единый момент.
Его рука упала, он медленно качнулся и рухнул на бок, ударившись о пол.
Летео тихо сказал:
— Надо же…
Изо рта Захолуста медленно вытекла струйка слюны и остановилась, подобно всему остальному.
Кэнди была поражена. По ее представлениям, волшебники (даже такие нелепые, как Захолуст) не умирали от сердечного приступа, просто упав на землю.
Но Абарат и его жители полны сюрпризов до самого горького конца.
Уничтожение
Стоя на крыше дома, Мелисса вертела головой, ища, ища — но что? Знак того, что в царившем хаосе и страхе есть смысл? Или проблеск надежды на чудо, на то, что весь этот ужас через секунду исчезнет, и боль, которую он принес, исцелится? Но куда бы она ни посмотрела, нигде не было даже намека на спасение Цыптауна. Прилив нес воды мимо ее крыши, увлекая за собой бесконечную вереницу обломков. Иногда то, что она видела, было так ужасно, что сгладить эти сцены можно было лишь спрятавшись у трубы и закрывая лицо руками до тех пор, пока воды не очистят улицы, унеся свой груз мертвых, живых и никогда не живших, и открыв глаза только когда дом перестанет сотрясаться рассекающими город течениями.
Но она не могла отвести взгляд. Не сейчас, когда Кэнди была в темных недрах Полыни. Разве не она, Мелисса, несла ответственность за случившееся с ее ребенком? Если бы в ту дождливую ночь на пустом шоссе, когда из Абарата пришли три женщины, пахнувшие морской водой и магией, она лучше соображала, то заперла бы от них окна и двери, не позволив наложить на дочь проклятье ответственности иной жизни.
Но в ту ночь ум ей не подчинялся. Она была измучена болью и усталостью, так что когда старая женщина раскрыла свою маленькую шкатулку чудес, и из нее появилась успокаивающая волна теплого, яркого воздуха, Мелисса позволила этой волне ласкать ее, начав тем самым жестокую игру причин и следствий, которая сейчас привела безжалостные воды Изабеллы к крышам, улицам и невинным душам жителей Цыптауна.
Она посмотрела на лица своих детей, в том числе и самого ранимого из них, ее мужа, которого после исчезновения Кэнди вытащили с лодки и устроили на крыше. Как они это выдерживали? Судя по всему, не лучшим образом. Ну да неважно. Мальчики юные и сильные. А Билл? Завтра — если, конечно, это завтра будет, — он найдет способ придумать ложь о своем героизме.
Глядя на мужчин, она услышала голос.
— Нам надо поговорить, мать Квокенбуш.
Мелисса подняла глаза, хотя еще до того, как она это сделала, знала, что не увидит человека, сказавшего ей эти слова.
— Ты где? — прошептала она, не желая привлекать к себе внимание.
— Здесь, — печально ответила женщина. Диаманда действительно была рядом, похожая в дневном свете на прозрачный дым.
— Помнишь меня? — спросила она.
— Конечно, — кивнула Мелисса.
— Знаю, что ты думаешь, — произнесла женщина. — Но что бы ты не думала, не жалей о выборе той ночи. Это делалось ради блага.
Мелисса взглянула на царивший вокруг хаос, на обломки цыптаунской жизни, плававшие в безжалостных водах Изабеллы.
— Как такое может быть ради блага? — пробормотала она.
— Не всегда просто увидеть большую цель, если смотреть на нее изнутри одной-единственной жизни.
— А кто смотрит иначе? — спросила Мелисса.
Женщина странно улыбнулась, и печально, и радостно одновременно.
— Ты удивишься, — ответила она.
— Так удиви меня.
Их разговор прервал Билл. Он глядел на Мелиссу так, словно та сошла с ума.
— С кем, черт подери, ты болтаешь? — спросил он, изогнув губы в привычном презрении.
Секунду Мелисса не знала, что ответить, но Диаманда шепнула ей на ухо.
— Сама с собой, — сказала она. Мелисса улыбнулась и ответила мужу то же самое.
Тот покачал головой.
— Глупая корова, — пробормотал он.
Мелисса не обратила на него внимания. Ей было чем заняться и без того, чтобы обмениваться оскорблениями с человеком, чьим мнением она уже давно перестала интересоваться.
Вместо этого она вновь обернулась к дымке, из которой была соткана Диаманда.
— На чем мы остановились? — прошептала она.
Диаманда улыбнулась.
— Удиви меня, сказала ты.
— Да, точно.
— Тогда я объясню все очень быстро, и хотя в мои слова трудно поверить, клянусь Катушкой Бытия — это чистая правда.
— Я готова, — сказала Мелисса.
— Хорошо. Тогда слушай. Ночь, когда мы встретились. Дождливая ночь на шоссе. Помнишь?
— Конечно.
— Со мной кое-что было. Помимо сестер.
— Да. У тебя была шкатулка. А в ней — свет.
— Это был не свет, Мелисса.
— А что?
— Это была душа, — ответила Диаманда. — Душа мертвой принцессы.
На палубе Полыни Кристофер Тлен наблюдал за тем, как битва между силами Финнегана Фея и заплаточниками становится все беспощаднее. Древний корабль разрушался у него на глазах. Настил и переборки были сломаны, паруса разорваны, такелаж упал. На корме занимался огонь, и не желая сгореть заживо, два резных существа, охранявшие эту часть корабля, сорвались со своих изукрашенных постаментов и с грохотом устремились по палубе, вдохновив фигуры на носу сделать то же самое.
Зрелище разрушения — любого разрушения, — радовало Тлена всегда, сколько он себя помнил. Разрушение Полыни не стало исключением. Но он уделял этому слишком много внимания. Пришла пора найти и прикончить девчонку из Иноземья. Он был удивлен, что Захолуст не возвращался, но возможно, волшебник увлекся, пугая девочку, и его следовало остановить.
Отведя взгляд от зрелища, доставлявшего ему такое удовольствие, он направился вглубь трюма. На его пути появилась маленькая фигура. Он схватил ее за шиворот, но это оказался Летео, полностью превратившийся в зверя.
— Туаз, — выговорил он (хотя его рот настолько изменил форму, что едва мог произносить слова). — Пожалуйста… Повелитель. Мне больно… быть таким. Мне нужен… зеленый туаз.
После наслаждения сценами уничтожения Полыни у Тлена было необычайно щедрое настроение. Он отпустил Летео, и тот упал на пол.
Он вновь попросил:
— Принц… пожалуйста…
— Хорошо, хорошо, — сказал Тлен, доставая из кармана маленькую бутылочку. — Почему бы нет?
Он повертел бутылочку в руках, с удовольствием следя за неотрывным взглядом Летео, и, наконец, бросил ее мальчику. Дрожащими пальцами Летео откупорил флакон и сделал большой глоток. Лицо его исказилось от горького вкуса лекарства. Он согнулся пополам, дико стуча зубами. Тлен немного отступил и с необычным бесстрастием наблюдал за тем, как противоядие оказывает свой болезненный эффект.
— А я все думала, где же ты будешь, — донесся голос из тени.
Тлен отвернулся от корчившегося Летео и увидел девочку из Иноземья, его одержимость, его неотвратимую угрозу.
— Так-так, — сказал Тлен. — Ты сбежала от мистера Захолуста?
Девочка покачала головой.
— Захолуст мертв.
— Как?!
— Я не врач, но его, вероятно, одолела собственная ярость. Сердце отказало.
— Ты шутишь.
— Что в этом смешного?
— Господь небесный… И куда только катится мир?
— Хороший вопрос, — сказала Кэнди. Она не отводила глаз от Тлена, пока под их ногами трещала палуба Полыни, а огонь пожирал наверху паруса. — Почему ты мне об этом не скажешь?
— Нет, — ответил Тлен. — Сначала ты. Я настаиваю. Ведь это с самого начала был твой план? Ты явилась в Абарат, чтобы разрушить заведенный порядок вещей. Господи, ты ведь настоящая разрушительница.
— Я ничего не планировала, — произнесла Кэнди. — Но, возможно, планировал дух внутри меня. — Она рассматривала лицо Тлена, ища признаки понимания этих слов, однако он выглядел искренне удивленным, и она продолжала.
— Я не Кэнди Квокенбуш, — сказала она. — По крайней мере… не только Кэнди Квокенбуш.
Тлен все еще удивлялся.
— Во мне — душа человека, которого ты когда-то знал.
Постепенно до него начало доходить, что она имеет в виду, и его бесплотное лицо еще больше обмякло в своем призрачном бассейне.
— Боа? — спросил он так тихо, что его слова были едва слышны среди грохота разрушений. — Моя принцесса? Моя любимая принцесса?
— Да.
Теперь настала очередь Тлена в лихорадочном возбуждении изучать лицо Кэнди.
— Нет. Это невозможно, — наконец, проговорил он. — Я бы знал.
— Только не тогда, когда она сама себя не знала, — сказал третий голос.
К их компании присоединилась Бабуля Ветошь, спускавшаяся с лестницы в своем платье проклятых. Хотя Кэнди не обрадовалась появлению этой женщины, присутствие ведьмы было уместным и правильным. Впервые за это время они встретились все вчетвером. С одной стороны, Повелитель Полуночи и его бабка. С другой — девочка из Иноземья и принцесса, делящие единое тело — двое в одном.
— Это правда? — спросил Тлен. — В ней действительно душа Боа?
Взгляд Бабули Ветоши казался непроницаем. В нем не было ни следа человеческого чувства.
— Да, — ответила она. — Это правда.
— И все это время ты знала? — спросил Тлен. — Ты знала, что женщина, которую я любил, была рядом, и ничего мне не сказала?
— А что бы это изменило? — ответила Бабуля Ветошь. — Думаешь, эта девочка полюбила бы тебя за то, что ты сделал? Ты убил Боа, дитя. И за что? За то, что она тебя не любила. Как будто любовь в этом мире имеет значение!
— Она любила меня. Она не могла этого сказать, не могла показать, но она меня любила.
— Ты бы себя слышал, — сказала старуха. — Говоришь, словно влюбленный подросток! Время, что ты был ею одурманен, следовало потратить на планирование и стратегию. Но нет, тебе надо было по уши втюриться. Разбить свое сердце из-за какой-то красотки, хотя любой, у кого есть глаза, прекрасно видел, что ОНА ТЕБЯ НЕ ЛЮБИТ!
Это было уже слишком. Тлен больше не мог этого терпеть. В ярости и разочаровании он закричал, как может кричать лишь тот, чье сердце действительно разбито. Звук отразился от бортов корабля, напугав тысячи крошечных синих тараканов, выскочивших из отверстий в досках. Кошмары тоже оживились, начав кружиться в воротнике и выбрасывать дуги молний, ударяющих о прозрачное стекло.
Пока Тлен и его бабка были увлечены друг другом, Кэнди на миг подумала о побеге, но не смогла заставить себя от них отвернуться. Не сейчас, когда причиной этой стычки являлась она, пусть даже отчасти. Ее жизнь, ее прошлое и будущее, были тесно связаны со спором, который эти двое сейчас вели.
Кошмары в воротнике Тлена начали расти; их вид становился все более устрашающим. Казалось, Тлен этого не замечал. Он был полностью поглощен своими чувствами. С огромным усилием Кэнди отвела от него взгляд и посмотрела на Бабулю Ветошь. Женщина с неприкрытым удовольствием наблюдала за мучениями своего внука, словно давно ждала этого момента и теперь собиралась в полной мере им насладиться.
Раздался громкий треск. Кошмары в воротнике стали слишком большими, и стекло раскололось. Темная жидкость, в которой они плавали, с шипением полилась на одежды Принца Полуночи. Когда он осознал, что его драгоценные кошмары готовы вырваться на свободу, на его лице мелькнуло беспокойство, но затем оно ушло, а безгубый рот на секунду растянулся в легкой улыбке.
Трещина в воротнике расширилась, и жидкость пролилась наружу, с влажным стуком ударившись о доски у его ног. Впервые Кэнди увидела кошмары Тлена во всей их зловещей красоте: бледными, изогнутыми телами они обвивали его шею, свиваясь и переплетаясь между собой. Но там они не задержались. Как только воротник опустел, они вновь начали разбухать, чуть ли не выворачиваясь наизнанку в стремлении поскорее вырасти, кожа за кожей, то пятнистые, то фиолетовые, то покрытые желтыми пятнами…
У кошмаров были глаза. Гроздья длинных глаз, словно лепестки блестящих черных цветов, вокруг которых появлялись яйца, начинавшие свой собственный жизненный цикл. Они стряхнули себя с родителей и отправились в свободное падение, но упали только на фут, после чего выпустили маленькие крючки и зацепились за ткань мантии. Затем начало разбухать и уплощаться следующее поколение, так что вскоре Принц Полуночи превратился в гротескный инкубатор, окруженный мяукающими, плюющимися тварями; некоторые за секунду становились воплощением внезапной ядовитой смерти, другие продолжали пассивно пребывать в младенческом состоянии.
К этому моменту Тлен преодолел свою ярость. Он начал хохотать. Причина этого смеха была Кэнди непонятна, но хохот нарастал, становясь все сильнее и громче, так что скоро в нем ясно почувствовалось безумие.
— Успокойся, Кристофер, — произнесла Бабуля Ветошь. — У тебя начинается истерика.
— И на то есть причина, — ответил он.
— Неужели?
Он начал к ней приближаться.
— Ты все знала…
— О чем?
— О ней! — ответил Тлен, и хотя он не смотрел на Кэнди с тех пор, как та начала потихоньку отступать, его палец с пугающей точностью указал прямо на нее. — О ней, — повторил он. — Все это время ты знала, что она была в ней, и ничего мне не говорила.
Краем глаза Кэнди увидела Летео, ползущего прочь, словно он чувствовал приближение чего-то катастрофического и не хотел это видеть. Но Кэнди не двигалась. Все внимание Тлена было сосредоточено на его бабушке. Смех и ярость ушли, но оставили в нем свой след. Его голос дрожал, глаза опасно бегали из стороны в сторону.
По выражению лица Бабули Ветоши Кэнди поняла, что сейчас даже она, чья кровь струилась в венах этого человека, слегка его опасалась. Она очень внимательно наблюдала за ним, словно готовясь мгновенно отразить любую атаку.
И как будто во встрече этих коварных сил было мало опасности, сверху раздался шум: крики атакующих и раненых, треск ломающихся досок, нарастающий гул пламени. Огонь распространялся очень быстро. В коридоре, где стояли Кэнди, Тлен и Бабуля Ветошь, дым становился гуще, и скоро здесь окажется нечем дышать.
Однако такого рода проблемы Тлена не беспокоили. Он приближался к своей бабке, и его голос был наполнен холодной яростью.
— Ты хоть понимаешь, как я страдал? — говорил он. — Понимаешь? Часы, что я лежал в муках отчаяния и жаждал только одного — ее прощения? Но как это было возможно? Я думал, она мертва. Я заплатил целое состояние, чтобы ее убить. Что проку от моих сожалений? Я не знал, где обрела покой ее вечная душа. — Ярость в его голосе стал сильнее. — НО ТЫЗНАЛА! ВСЕ ЭТО ВРЕМЯ ТЫЗНАЛА!
Внезапно кошмары, наполненные болью и яростью, пылавшими в сердце Тлена, и не способные больше сдерживаться, сорвались с него и бросились на Бабулю Ветошь.
Старуха была готова к нападению. Она вытянула перед лицом руки, и в одну невероятную секунду Кэнди показалось, что глаза Бабули Ветоши прожгли их насквозь. Возможно, этот эффект был не иллюзией, а элементом страшной магии, поскольку кошмаров Кристофера Тлена встретили две ладони, созданных из света, в десять раз больше рук старой заклинательницы. И когда эти силы столкнулись, произошел мощный выброс энергии; ее сила моментально разнеслась вокруг, распространяясь, где только можно, проломила непрочный потолок и вырвалась наружу с такой силой, что снесла часть палубы над коридором.
Кэнди ничего не могла поделать. Даже если бы у нее оставалось время за что-то уцепиться прежде, чем ее поднимет волна взрыва, ухватиться было не за что, поскольку все вокруг превратилось в кашу из обломков.
Сила энергий подхватила ее. Не имея возможности сопротивляться, она вылетела из коридора и упала в самом центре яростной битвы, что шла наверху.
Живые и мертвые
Несколько секунд она в прострации лежала на палубе, едва не потеряв сознание от удара. Потом она села, чувствуя боль и головокружение. В глазах то и дело возникали белые вспышки. Несколько раз она глубоко вздохнула, не позволяя себе терять сознание. Здесь для этого было не самое безопасное место. Не тогда, когда вокруг трещит и стонет корабль, словно готовясь к смерти.
Наконец, когда угроза обморока миновала, Кэнди с трудом встала на ноги.
Из недр корабля доносились крики и шум масштабных разрушений. Нижние отсеки заполняла вода, и рабы-гиганты, сидевшие на Полыни на веслах, вырывались из своей тюрьмы, чтобы не утонуть в подступающих водах. Вся палуба была охвачена огнем; от мест пожаров в воздух поднимались столбы едкого дыма. И повсюду среди дыма и пламени она видела следы битвы: заплаточники, распластавшиеся в лужах собственной грязи, несколько швей Бабули Ветоши, погибших либо от меча, либо от упавших на них обломков.
А неподалеку она увидела капитана Макбоба и малышку Трию, лежащих рядом друг с другом с обращенными к небу пустыми глазами.
— О нет… нет… — прошептала Кэнди.
Она начала пробираться через царивший на палубе хаос, не желая верить в то, что уже знала. Дважды она теряла их из виду: один раз прямо перед ней из трещины в палубе вырвался столб огня, а во второй с оглушительным треском обрушился настил, образовав такую широкую яму, что ей пришлось с разбегу перепрыгивать на другую сторону. Наконец, вся в саже и пыли, едва дыша, она достигла цели.
Она сразу же поняла, кто явился причиной их смерти: палуба вокруг Трии и капитана несла следы той волны энергии, что вырвалась от Бабули Ветоши. Вне всякого сомнения, в этой гибели была виновна она.
Со слезами на глазах Кэнди опустилась подле тел. Она провела руками по лицам друзей, и голос в ней (не совсем ее голос) тихо поблагодарил их за то, что они были рядом, пожелав счастливого пути в том странствии, которое они сейчас начинали.
Затем она встала и вернулась обратно, вновь перепрыгнув через провал в палубе и пройдя через огонь к той яме, что образовалась при первом выбросе энергии. Судя по ударным волнам, продолжавшим сотрясать палубу, убийца все еще была внизу. Она быстро обдумала варианты своих действий и их возможные последствия. Одним из них было то, что она могла стать очередной жертвой Бабули Ветоши. Но с другой стороны, зачем старой ведьме с таким трудом следить за ней и пытаться убить, если Кэнди не представляла для нее реальной угрозы?
Во мне есть сила, подумала Кэнди.
Возможно, ее источник был в Боа, а возможно, сила была бы в ней все равно. В любом случае, она была реальна. Кэнди чувствовала ее внутри, слышала слова, видела ее влияние. Настало время принять эту силу как свою. Владеть ею. Распоряжаться.
Она взглянула назад, сквозь дым, на тела Трии и капитана Макбоба, укрепляя свою волю, усиливая то, что бы в ней ни скрывалось.
И пока она на них смотрела, палуба под ее ногами задрожала, вздыбилась и разлетелась, отбросив Кэнди прочь. Сверху обрушился целый град сухой смолы и щепок. А над трюмом Полыни поднимались Тлен и ведьма, стиснутые в спиральном столбе черного огня. Они яростно кричали, исторгая волны звука, что бились об их лица, словно удары.
Через несколько секунд они взлетели высоко над палубой, оказавшись за пределами досягаемости Кэнди. Она могла лишь наблюдать за их битвой. Тлена окружали его кошмары, образовывая сеть из болезненно бледных чудовищ, а кончики пальцев Бабули Ветоши и щель в середине ее лба выстреливали тонкими иглами темного яда. Они были достойными соперниками. Бабуля Ветошь пронзала — Тлен душил; Бабуля Ветошь ранила — Тлен давил; вперед и назад, вокруг и вверх, и дальше, в яростной дуэли ран и взаимной ненависти.
Словно апокалиптический дождь, вниз сыпались ошметки раненых кошмаров и фрагменты ядовитых игл; некоторые пронзали палубу, другие падали в яму, откуда появились две сражавшиеся силы.