– А еще нас учили не терпеть унижений, – проговорил он сквозь зубы и, внезапно схватив стеклянную бутылку со стола, попытался ударить обидчика.
Коля первым заметил это движение. Быстро вскочив, он успел перехватить занесенную над головой Сереги руку и даже почти заломил ее за спину незнакомцу, но у того каким-то образом в другой руке оказался нож, который сразу же вошел под одно из ребер Коли по самую рукоятку и остался там торчать.
Серега подхватил теряющего сознание друга и в следующую секунду сломал ближайший стул о голову незнакомца. Тот без лишних движений грохнулся на пол и затих.
Ксения в это время с диким плачем пыталась перевязать рану, но никак не решалась вытащить нож, Катя стояла чуть поодаль. Серега резким движением выдернул нож, и кровь хлынула ручьем. Раной сразу же занялась Ксения, а он, подчиняясь давней привычке, приложил ладонь к сонной артерии на шее и почувствовал четко пульсирующую жизнь.
– Жив я, – выдохнул Коля, приоткрыв глаза, – все в порядке.
И замолк. Послышалась сирена вызванной кем-то «скорой»…
* * *
Серега сидел за столом того же кафе, обхватив голову руками и уставившись в одну точку. На столе стояла недопитая бутылка водки, тарелка с недоеденным салатом, а рядом сидела Катя, которая почему-то не спешила уходить.
Ксения уехала в машине скорой помощи сопровождать своего возлюбленного, которого так и не успела до конца узнать.
Как выразились врачи, «состояние пострадавшего не вызывает абсолютно никаких опасений за его жизнь».
«Не вызывает опасений»… Пусть так. Но Сереге было больно оттого, что друг из-за него получил ножом под ребро.
– Как мне теперь смотреть ему в глаза? – сам не зная зачем, заговорил он с Катей. – Мы столько раз спасали жизнь друг другу в Чечне, но там это было в порядке вещей. А здесь… Он просто…
– Получил то, что предназначалось тебе? – закончила та, на что Серега кивнул.
– Понимаешь, такого не было даже на войне. Чтобы свой своего.
– Но в этом есть один плюс, – продолжала она.
– Какой здесь может быть плюс?!
– Он самым лучшим способом проверил чувства, которые испытывает к нему Ксения, и результаты проверки оказались положительными.
– Ты все об одном и том же, – усмехнулся Серега.
– Просто ты мне очень нужен, и до нашей сегодняшней встречи я была готова бороться за тебя, чего бы это ни стоило, но сейчас, узнав, как тебя потрепала жизнь там, в Чечне, и продолжает свои пытки в настоящее время, я не имею права подвергать тебя новым испытаниям.
– Жалость?
– Нет, понимание.
– Понимание? У тебя? Это просто смешно!
– Возможно. Но моему слову можно верить, ты сам это знаешь. Я уезжаю обратно к родителям, на север, больше мы не встретимся.
– Ты серьезно?
– Да, – Катя встала и собралась было уже уходить, – а на прощание прими вот это, я хочу, чтобы ты помнил меня.
С этими словами она сняла с шеи цепочку с медальоном и положила на стол.
– Прощай!
Она ушла. Серега с изумлением посмотрел ей вслед и взял в руки подарок. На медальоне был выгравирован лик Пресвятой Богородицы. Только тут он внезапно понял, что медальон и цепочка золотые. Серега не был христианином. Война сделала его атеистом, хотя с остальными было наоборот. Тем не менее он повесил подарок себе на шею и подозвал официанта, чтобы расплатиться.
* * *
Утром Серегу разбудил настойчивый звонок в дверь. Он еле встал с кровати и, наскоро одевшись, побрел открывать. Голова раскалывалась, нестерпимо хотелось пить. Наконец он добрел до двери и, щелкнув замком, распахнул ее настежь.
– Юлия!
– Привет! Как ты? – спросила она, заходя в квартиру. Серега захлопнул входную дверь и повел ее в комнату.
– Так себе.
– Слышала про ваши вчерашние разборки. Да на тебе лица нет! Пил?
– Немного.
– Ничего себе, перегаром за километр несет!
– Извини, вчера не удержался. Там такое было! Но обещаю так больше не делать. А почему ты не работаешь?
– Отгул взяла. Сейчас была в больнице.
– Колю проведывала?
Юлия улыбнулась и кивнула.
– Как он?
– Ничего, вчера прооперировали. Удачно. А как там у тебя дела с Катей?
Серегу едва заметно передернуло.
– Уехала она.
– А деньги?
– С этим порядок. Подожди, я сейчас.
Он вышел из комнаты, но вскоре вернулся. В руках сверкала в лучах утреннего солнца цепочка с медальоном.
– Это тебе. Вчера купил.
– Сережа! Он же ужасно дорогой! Наверное, все полученные деньги за него отдал?
– Это не страшно. Я знаешь, что думаю?
Юлия вопросительно уставилась на него.
– Давай поженимся!
– Это можно рассматривать как предложение? – полусерьезно спросила она и вдруг поймала себя на мысли, что давным-давно ждала от него этих слов.
ОБЕЩАНИЕ
Алексей шел вперед. Как всегда. Все вокруг было слишком туманно и нереально, но другого ждать не приходилось. Жизнь преподносила слишком много сюрпризов, и нечего удивляться очередному, пускай последнему. То, что случилось, должно было случиться. Это неизбежно. И все хорошо и прекрасно, кроме одного. Он обязан вернуться. Но не вернется. Это невозможно. Отсюда не возвращаются. Это знают все. Знают, но не хотят мириться.
…Я бежал. Все трамваи, идущие по нужному маршруту, беспомощно стояли. Что поделать – обрыв провода. Многоэтажные дома лениво проносились мимо, как будто хотели меня задержать, а светофоры нахально ухмылялись красным светом.
Короткий взгляд на часы – без десяти семь. Нещадно жжет спину солнце – лето все-таки. Этому солнцу нет никакого дела до того, что кто-то со всех ног несется по плавящемуся асфальту, обливаясь потом, изо всех сил пытаясь успеть.
Я знал, что не успею. Не успею на свое последнее свидание с Иркой. Но, может, она все же меня дождется? «Если любит – дождется», – уверенно отозвался внутри понятный только мне голос, с которым трудно не согласиться.
А мозг сверлила мысль: «Завтра в армию!». Отправят куда-то далеко от города, дома, Ирки. Во мне боролись сразу два чувства: с одной стороны, было жаль расставаться со своей прежней жизнью, друзьями, любимой девушкой, а с другой – ужасно хотелось просыпаться каждое утро от команды «Подъем!», совершать изнурительные марш-броски, изучать вместе со всеми устав Вооруженных сил России, носить на плече русский флаг, ощущать на шее тяжесть выданного АКМ, засыпать с чувством гордости, что хоть чем-то полезен своей стране и своему народу. Ужасно хотелось в горячую точку. Не для того, чтобы узнать, как там все на самом деле, а чтобы помочь таким же неопаленным юнцам, как и я, выжить. Почему-то казалось, что я рожден специально для войны. Я двенадцать лет занимался в нашем местном военно-патриотическом клубе. В совершенстве умел стрелять из АК, СВД, ПМ, «печенега», РПК, РПГ различных модификаций, десять раз прыгал с парашютом, довольно сносно водил БМД, знал топографию, медицину, рукопашный бой, приемы маскировки. Мог выжить где угодно, что не один раз проверял на собственном опыте. Я хотел воевать. Там мое место.
Еще раз смотрю на часы. Пятнадцать минут восьмого. Опаздываю. Набираю темп и вскоре выбегаю на рыночную площадь. Ирка уже здесь. Стоит, как договорились, у памятника Ленину и высматривает меня в толпе. Я бесшумно подошел сзади и закрыл руками ей глаза. Ирка счастливо воскликнула: «Леша!» – и кинулась мне на шею.
Никогда у меня не было девушки лучше Ирки. По характеру она моя копия, а по внешности – идеал. Черные волосы покорно лежат на плечах, глаза светятся радостью, губы ждут моего прикосновения, а руки давно уже обвили мою шею. Она знает обо мне все и принимает таким, какой есть. Не могла понять только одного – стремления очутиться в центре боевых действий.
– Извини, что опоздал.
– Ничего…
Я знал, чего она ждала. Что я проведу ладонью по ее щеке, чуть приподниму указательным пальцем подбородок и, глубоко окунувшись в ее глаза, скажу: «Да не попрошусь я в горячую точку… ради тебя!». И после этих слов наши губы сольются в долгом поцелуе.
Но я не мог сказать этих слов, и она это понимала.
Я должен был сказать что-то другое, чтобы она перестала обо мне беспокоиться. Она знала, я – хозяин своему слову. И я прошептал:
– Я вернусь…
Алексей шел дальше в неизвестном пространстве. Он помнил все подробности того вечера, проведенного вдвоем с Иркой. Он помнил следующее утро, военкомат, как забирали в армию. Как через полгода был доставлен на блокпост, расположенный на забытой богом высоте. Он помнил все…
На войне я был тем человеком, на которого никто никогда не обращает внимания, потому что он всегда рядом, и с которым никто не общается, потому что он держится особняком. Я был ангелом-хранителем того подразделения, где служил. Всегда на совесть выполнял приказы, сам незаметно проверял все караулы, инженерные заграждения, устранял ошибки сослуживцев. Спал по четыре часа в сутки, не больше. Но мне хватало. Я вовремя замечал снайперов по бликам оптики, колыханию ветвей, потому что внимательно осматривал все возможные места их лежанок. Я грамотно дополнил нашу систему минирования, что сделало блокпост более неприступным. Я всегда предугадывал следующий шаг противника и неизменно спасал этим товарищей. Мы не потеряли ни одного бойца, уничтожив сотни две боевиков мелкими группами. Я чувствовал себя как рыба в воде. Я был здесь нужен.
– Тревога! – заорал во все горло караульный, нарушая волшебную тишину этой ночи, разгоняя сон солдат.
Алексей первым занял требуемую позицию и начал изучать обстановку.
«Ага! Те две близкие тени – это Пашка с Колькой. Замешкались. А те четыре, движущиеся перебежками, чеченцы. До них метров пятьдесят».
Короткая автоматная очередь, и следующую перебежку осуществляют уже три чеченца, а Алексей перекатился вправо. Вовремя. Слева рванула РГД.
«Противнички, блин! Сколько, интересно, вас? Ага, еще четверо. Еще… и еще… Итого в сумме пока одиннадцать».
Снова короткая очередь, и от первой четверки осталось двое. Отделение Алексея оправилось от неожиданности и тоже вступило в бой.
«Пашка, ложись, – шептал неугомонный Алексей, – справа чеченцы. Сейчас сзади зайдут».
Пашка, естественно, не слышал. Он стоял, поминутно отстреливаясь от врагов, радуясь тому, что уложил уже троих. Стоя ведь лучше обзор.
Алексей вскочил и, пробежав долгих пять шагов, сбил товарища с ног. Протрещала короткая очередь.
«Должен был сделать три шага, – думал он, – эх, поленился!».
Темная кровь пропитала камуфляж и окрасила траву. Сердце застучало спокойнее, тело налилось свинцом, веки неуклонно смыкались.
«Ну, вот и все, Пашка. Живи…».
…Я шел вперед, но не видел куда. Ноги с легкостью отмеряли шаги, но я их не чувствовал. Я хотел кричать, но тишина поглощала все звуки. Я хотел видеть свет, но вокруг – одна темнота.
В последнюю секунду своей жизни я знал, что очень скоро мое тело положат в гроб, заколотят крышку и аккуратно опустят в свежевырытую могилу. Подойдет отец и кинет три горсти земли. Его взгляд будет тяжелым и угрюмым, а сердце – расколотым пополам от невыносимой боли. Подведут под руки мать. Она не сможет передвигаться без посторонней помощи, а из глаз безостановочно побегут слезы. Подойдет Ирка. Невидящим взором посмотрит в небо и еле слышно прошепчет: «Ты же обещал…». Она медленно осядет на землю и закроет лицо руками. Плечи часто-часто затрясутся, а мой отец погладит ее по голове.
В последнюю секунду своей жизни я понял, как сильно она меня любит и ждет. Теперь я не смогу ей объяснить, почему должен был спасти Пашку. Наверное, затем, чтобы его так же, как меня, не оплакивали близкие. Наверное, потому что нас учили так поступать. Наверное, потому что я очень люблю жизнь и хочу дарить ее окружающим.
И Ирка, когда посмотрит на небо, поймет это. Она освободит меня от обещания.
ДО ШТУРМА
Этот бой ничем особенным не выделялся. Такой же, как остальные, в которых участвовал рядовой Андрей Жданов из 2-го отделения 3-й роты. Сам Жданов тоже ничем особенным не отличался от своих товарищей по оружию. Все одинаково подстрижены, одинаково экипированы и заправлены, сидят на дне одного окопа и ждут сигнала командира отделения к штурму ближайшей высотки, до которой оставалось метров двести. Все крепко сжимают безотказные АКМ, ощущая, как адреналин медленно разносится кровью по напряженным мышцам.
А вокруг – горы, поросшие редким лесом. Местность просматривается достаточно далеко во все стороны. Сейчас, когда наступило затишье, если прислушаться, можно услышать осторожный щебет птиц. Молодая зелень радует взор, ветер приносит незнакомые, но приятные запахи.
Андрей давно уже перестал обращать внимание на эти красоты природы. Для него, как и для остальных, птицы были показателем того, что все спокойно, листва давала возможность маскироваться, а ветер выдавал засады врага.
Жданов пристально смотрел в лицо командира, пытаясь определить момент начала штурма. Но лицо было как из камня – на нем ровным счетом ничего не отражалось. Ни один мускул не шевелился, глаза сосредоточенно вглядывались вдаль.
Команда была подана неожиданно. Андрей даже не понял, как это получилось, но все отделение синхронно выскочило из окопа и с автоматами наперевес кинулось навстречу смерти.
Жданов закинул свой АКМ за спину и пулей покинул временное укрытие. Его сослуживцы уже покрыли первые тридцать метров, и кое-кто открыл стрельбу.
Андрей на секунду опустил глаза, чтобы удостовериться, что споткнуться не обо что, а когда снова посмотрел вперед, резко остановился. Прямо на него бежал чеченец, вооруженный таким же АКМом. Он будто вырос из-под земли, появился ниоткуда. И настораживало то, что он не стрелял. Может, экономил патроны, а может, не успел снять автомат с предохранителя.
Жданов тоже ничего не успел предпринять. За своим оружием тянуться бесполезно – нет времени. Чеченец за доли секунды подбежал вплотную и, оскалив зубы, размахнулся, чтобы ударить прикладом в голову. У Андрея все похолодело внутри, мысли с бешеной скоростью сменяли друг друга. Когда-то давно он тренировался в военно-патриотическом клубе, изучал приемы рукопашного боя, и тренер постоянно говорил, что «рукопашка» не забывается, потому что помимо тела тренируется мозг. А еще вспомнилась прописная истина: «Оружие нужно только один раз в жизни: когда его нет под рукой».
Жданов обреченно выдохнул, точь-в-точь как на тренировке во время отработки приемов, которые почему-то упорно не получаются. Его левая ладонь легла на приклад у правой ладони чеченца, а правая – ухватилась за ствол. Его левая рука в точности повторяла движение правой руки противника. Локоть подцепил локоть, тело уже ушло с линии удара, и чеченец, оторвавшись от земли, описал эффектную дугу в воздухе и грохнулся в траву. Все это длилось меньше секунды, на выдохе. Андрей даже не думал, что тело в критический момент так отреагирует. А чеченец, коснувшись земли и выпустив автомат из рук, не понял, что произошло. И, конечно, не знал, что в следующую секунду оборвется его жизнь – нога Жданова рефлекторно шла на добивание.
Когда Андрей расправился с противником, он посмотрел в сторону своего отделения, которое успело продвинуться еще метров на двадцать. Командир, почувствовав неладное, обернулся и все понял. На бегу он поднял вверх большой палец и махнул рукой вперед: «Догоняй!».
ПРИЧИНА, ЧТОБЫОСТАТЬСЯ
Лес незаметно погрузился во тьму. Сюда ночь всегда приходит как-то быстро и неожиданно. Я очень хорошо знал это и уже давно был готов. Над головой – крыша односкатного шалаша из еловых ветвей, впереди – небольшой костер, за ним – внушительная куча дров с плетеным отражателем, чтобы не уходило тепло. Подо мной – удобная подстилка опять-таки из молодой ели, над пламенем висит походный армейский котелок, наполненный водой. В общем, привычная обстановка.
Глаза уже начинали слипаться, когда наконец послышались первые робкие шаги. Вскоре на свет вышли они – около пятнадцати «счастливчиков», ехавших часа два назад со мной в одном автобусе. Так получилось, что пробило колесо, и мы остановились. Дорога проходила через лес, дело шло к ночи, следующий автобус только утром, а до ближайшего населенного пункта километров двадцать. Общественность решила заночевать в транспорте. Я вытащил свой маленький «штурмовой» рюкзак из-под кресла, в нем покоилось походное снаряжение (ехал как раз к друзьям на пикник), и отправился искать подходящее для ночлега место. Быстро разбил лагерь, набрал воды из ближайшей канавы, продезинфицировал марганцем и решил вскипятить чай.
Я знал, что мои недавние спутники придут на свет костра. Так уж устроены люди. Им страшно посреди леса в темноте, особенно тем, кто в подобную ситуацию попал в первый раз. А ночные шорохи просто сводят с ума.
Но я человек привычный, опытный, выживу где угодно. Когда уходил с рюкзаком на плечах, провожали, как какого-то камикадзе. А теперь вот стоят неловко в стороне и смотрят в мою сторону, как будто увидели аборигена на необитаемом острове.
– Ну, подходите, что ли, – нарушил я затянувшееся молчание.
– А мы думали, что вышли на хижину лесника, – наконец проговорил коротко стриженный паренек в спортивном костюме явно разочарованным тоном.
Остальные уже располагались вокруг костра на бревнах, которые я специально для них приготовил.
В основном это молодые люди, до двадцати пяти лет (водителю было немного больше). В городе они, несомненно, каждый вечер ходят по дискотекам и ночным клубам, общаются со сверстниками, а утром, невыспавшиеся, спешат на учебу или на работу. А здесь уверенность куда-то испаряется. Появляется какой-то необъяснимый животный страх. В подобных ситуациях людям нужен знающий, уверенный в себе человек, способный повести за собой. Таким человеком оказался я.
– Голодные? Могу предложить только чай.
Кто-то заглянул в котелок и скривился.
– Не пахнет тут чаем. Из чего?
– Поверьте, вам лучше не знать.
Самый смелый отхлебнул и поспешил заметить:
– Без сахара.
Я молча пожал плечами и с безразличным видом развалился на подстилке, закинув ногу на ногу. А что тут можно сказать? Что в лесу сахар не продают? Что здесь не встречается привычная для них заварка и не растут лимоны? Это знают все, но все равно задают глупые вопросы и делают тупые замечания.
Как бы там ни было, но они расселись вокруг костра и стали негромко друг с другом переговариваться.
Ко мне подсела какая-то светловолосая девушка и с видом знающего человека принялась рассматривать крышу шалаша.
– Сделано профессионально, – заметила наконец она после долгой паузы.
– На самом деле не очень, – чуть смутился я, – опора слабовата. Дождь, конечно, выдержит, а сильный ветер – вряд ли.
– Не будет этой ночью ветра. А дождь будет.
– Знаю, – тут я немного приподнялся и оперся на локоть, чтобы получше разглядеть собеседницу, которая, похоже, кое в чем разбиралась. Одеждой девушка не выделялась, внешностью тоже: распущенные светлые волосы чуть ниже плеч, голубые глаза, длинные ресницы, правильные черты лица. Но ото всех остальных она отличалась какой-то непоколебимой уверенностью и спокойствием. Как будто не раз попадала в подобную ситуацию и знала, как себя вести.
– А ты, значит, кое-что в этом понимаешь?
– Немного, – улыбнулась она, – хожу в туристический клуб.
– А меня дед учил.… Умер он года три назад.
– Понятно…
Ей было больше нечего сказать, и мы довольно долго сидели молча, уставившись на пламя костра. Вскоре она снова начала разговор.
– Меня зовут Аня. А тебя?
Я усмехнулся и посмотрел в ее глаза. Она еще не догадалась, что мне совершенно не хотелось в данный момент ни с кем разговаривать. Хотелось просто смотреть на огонь и наслаждаться ночными шорохами леса, потрескиванием горящих дров, тихим бормотанием сидящих вокруг людей. Хотелось ощущать себя частичкой этого угрюмого и чужого на первый взгляд леса, а вовсе не членом общества. Но в то же время не было причин оставлять вопрос без ответа.
– Женя…
– Странный ты человек. Часа за три мог бы спокойно дойти до ближайшего населенного пункта, там сесть на нужный автобус и уехать куда надо. А ты развел здесь костер, соорудил шалаш, буквально пригласив сюда этим людей, и теперь сидишь в стороне, безразличный ко всему. Как такое объяснить?
Я, усмехнувшись, пожал плечами. Все ты, Аня, оказывается, понимаешь, но сам я не всегда понимаю себя. Поэтому нечего копаться во мне и искать то, чего нет. Ни ты, ни кто другой не сможет объяснить, зачем я остался. Просто благодарите судьбу, если, конечно, в нее верите.
– Чай закончился, – прервал мои размышления какой-то паренек.
– Там есть канава с водой, – махнул я рукой в нужную сторону, – сами найдете?
– Найдем, – весело откликнулся тот и пошел вместе с другом в указанном направлении.
– Никогда бы не подумала, что там может быть канава, – снова попыталась завести разговор Аня, на что я снова пожал плачами.
– Почему ты опять молчишь?
– Я бы мог, конечно, сказать, что место для лагеря ищут неподалеку от источника воды, но ты сама это прекрасно знаешь. Так что же ты хочешь от меня услышать?
– Ну… рассказал бы что-нибудь из своей жизни или хотя бы что-нибудь спросил. Неужели тебе не интересно, с кем ты разговариваешь? Кто я? Откуда? Куда направляюсь?
– Ты не поверишь, но меня это в самом деле не интересует. Кроме того, не я с тобой разговариваю, а ты со мной.
Она уже собиралась мне возразить, как на поляну выбежал один из ушедших за водой парней.
– Скорее! – запыхавшись, выдохнул он. – Тут Костик решил камыша нарвать и руку порезал.
Я мгновенно вскочил с места.
– Веди!
И паренек побежал. Я за ним. Аня за мной. Еще бы, куда без нее!
Через несколько секунд мы увидели Костика. Он сидел на корточках у канавы и сжимал замотанную футболкой правую ладонь. Кровь уже полностью пропитала ее и текла на землю.
– Аня, жгут! – скомандовал я, беря поврежденную ладонь Костика в руки и разматывая футболку.
– У меня нет!
– Ремень, шнурки, хоть что-нибудь! – Нет, в критической ситуации ее мозги работали явно не так, как надо. Пока она искала жгут, я прижал артерию над запястьем к лучевой и локтевой костям. Кровотечение приостановилось. Парень зажмурил глаза.
– На, – протянула Аня наконец ремень.
– У меня не сто рук. Перетяни чуть выше запястья. Да не так! Подложи футболку. Нельзя на голое тело…
Должен признать, наложение жгута она выполнила довольно сносно. Кровь уже еле сочилась. Нужно обмыть рану, но явно не здесь.
– Пошли к костру.
Когда мы вернулись, то сразу оказались в центре внимания. Я невозмутимо извлек из рюкзака йод с бинтом и занялся раной. Бедный Костик молча терпел боль, стиснув зубы. Судя по всему, крови он успел потерять достаточно.
– До кости разрезал, – сообщил я ему малоприятную новость, закончив перевязку. – Жить будешь. И, наверное, не станешь в другой раз рвать камыш голыми руками.
– Вообще не стану его рвать, – пообещал Костик, – спасибо.
Я снова вскипятил чай и сел на свое место.
– А я знаю, почему ты остался здесь, – сказала вдруг Аня.
– Почему? – ей все-таки удалось меня заинтересовать.
– Когда-то давно мы ходили в поход и встретили одного старика. Запомнилась только одна его фраза: человека никогда нельзя оставлять наедине с природой…
– …только если он сам этого не захочет. Так ты из Усть-Лабинска?
– Да, откуда узнал?
– Эти слова мне постоянно твердил мой дед. Вы его тогда встретили.
Вот ведь как получилось. Забылась эта прописная истина, стерлась из моей памяти, но оставила в душе какой-то непонятный отпечаток, который не дал мне сегодня отсюда уйти и бросить молодых людей наедине с автобусом. А Аня помогла ее вспомнить и понять, почему я остался.
И тут внезапно первые капли дождя забарабанили по крыше односкатного шалаша.
– Дождь… – прошептала Аня и прижалась ко мне. – Я люблю слушать дождь.
– Я тоже…
СТРОЕВОЙ СМОТР
– Взвод, вперед шагом марш! – пронеслась по окрестностям четкая команда.
Выстроенные в три колонны солдаты одновременно начали движение. Парадные камуфляжи, голубые береты, начищенные до блеска «берцы», каменные лица, сжатые в руках АКМ. Единый четкий шаг. Когда строй поравнялся со стоящим у флагштока начальством, впереди шагающий командир взвода подал очередную команду:
– Взвод, смирно! Равнение направо!
Головы солдат центральной и левой колонн резко и потому синхронно повернулись направо, в сторону развевающегося над плацем флага. Совершающие отмашку руки вцепились в автоматы.
Взвод прошагал мимо, а я все смотрел им вслед.
– Слаженно прошло подразделение, – высказал вслух мои мысли стоящий неподалеку корреспондент какой-то местной газеты, – чувствуется безупречная отточенность движений.
– Это верно, – согласился я и перевел взгляд на своего собеседника. Тот, видя, что им заинтересовались, не замедлил продолжить фразу:
– Хоть чему-то научили ребят за два года службы в армии.
Я молча кивнул, заглушая нарастающее внутри негодование. Мне почему-то не казалось, что каменные лица солдат скрывали только долгие дни, проведенные на плацу. В их суровых глазах пылал огонь, разожженный бессильной злобой в тот момент, когда бегущий рядом товарищ, схватившись за грудь, падал в зеленую сочную траву. В их плотно сжатых губах угадывалась огромная сила воли, заставлявшая неподвижно лежать на дне окопа, когда над головой лязгал гусеницами тяжеленный танк. В их стиснутых ладонях ощущалась твердая решимость вырвать у противника победу любой ценой. Их крепкие плечи помнили тяжесть раненых друзей, паль- цы – холод спускового крючка безотказного автомата, ноздри – дым от пороховых газов, ноги – долгие, изнурительные переходы по горным тропам. Тела устали носить шрамы. Души истекали кровью. Память разила наповал.
Все это было внутри. А снаружи – парадные камуфляжи, голубые береты, начищенные до блеска «берцы», каменные лица… и четкий строевой шаг. Четкий не от долгих тренировок, а от умения чувствовать друг друга, от необходимой в бою слаженности действий.
Тогда я ничего не сказал тому корреспонденту, а позже узнал, что этот взвод неоднократно участвовал в серьезных сражениях. Мы видели лишь внешнюю оболочку – строевой смотр. А нам показывали победу, рожденную этими солдатами.
«И ЛЕТАЕТ ГОЛОВА
ТО ВВЕРХ, ТО ВНИЗ…»
Многие говорят, что группа «Пикник» играет «изысканный» рок, а ее солист (Эдмунд Шклярский) по праву считается самым «магическим» исполнителем. Такое мнение существует, потому что музыка в основном неторопливая и даже немного таинственная. А тексты – хитрое переплетение различных смыслов, которые очень трудно уловить. Голос всегда спокойный, очень редко переходит на повышенные тона. Создается впечатление, что слышишь не песню, а какую-то древнюю забытую молитву, с помощью которой в сознании оживают необычные образы.
В последнем музыкальном альбоме этой группы (он называется «Королевство кривых…») есть песня «И летает голова то вверх, то вниз…»
Глава 1
Обещали, что не будет тоски ни в жизнь.
Раскачали под ногами асфальт – держись.
И летает голова то вверх, то вниз.
Это вам не лезгинка, а твист.
Я шел по лесной дороге, разбитой в период дождей не то тракторами, не то ЗИЛами, груженными древесиной. Шел и читал великую, таинственную книгу леса. Каждый куст – отдельная глава, каждая ветка, травинка – отдельный эпизод. Картина проясняется, только когда прочтешь все полностью. Становится предельно ясной здешняя необычная жизнь со своими законами. Начинаешь замечать всякую мелочь, и кажется, будто сам сливаешься с этой утрамбованной дорогой, ноги с легкостью ступают по смятой жесткой траве, глаза приобретают небывалую зоркость в уже привычном зеленом полумраке, нос способен отличить запах акации от дуба, а уши – далекий скрип раненого дерева от осторожных шагов впереди.
Я остановился как раз в том месте, где дубы и боярышник плавно сменялись акациями, замысловато оплетенными хмелем. Шаги стали слышны отчетливее, и вскоре из ближайших зарослей вынырнул мой друг Иван, с которым мы условились здесь встретиться.
Сколько себя помню, Иван всегда был мне больше, чем другом. Мы понимали друг друга с полуслова, всегда стояли на одной стороне и смотрели вперед одним взглядом. Мир казался простым и податливым в наших руках, наши цели неизменно достигались, а мысли полностью совпадали.
Больше всего мы любили ходить в лес: на пикник большой компанией или просто вдвоем – все равно. В этот раз Иван пошел со своей девушкой Аленой и ее подругой. Меня позвали в самый последний момент. Пришлось добираться до условленного места одному. И вот я здесь.
– Пошли, нас уже заждались, – сказал Иван и свернул на еле заметную тропу. Я пошел следом, старательно уклоняясь от острых, шипастых веток акации. Все-таки не повезло, и одна из них рассекла кожу на правом виске. Кровь выступила моментально – у меня плохая свертываемость. Сразу же возникло предчувствие, что это дурной знак. Однако к концу пути досадный инцидент был практически забыт.
Мы вышли на небольшую поляну, в центре которой было расчищено место для костра и заготовлена большая куча дров. Рядом лежали бревна, на них и сидели девушки. С Аленой я уже давно знаком. По характеру и даже внешне она удивительно похожа на Ивана.