Простая и непосредственная искренность. Откровенность предполагает не только запрет на ложь, но и запрет на умолчание и расчетливость. Довольно часто откровенность идет вразрез с вежливостью, иногда – вразрез с состраданием. Рекомендуется к употреблению в отношениях с друзьями и сильными мира сего.
Открытие (Découverte)
Совершить открытие значит сделать явным то, что уже существовало (в отличие от изобретения), но было неизвестно. Таковы открытие Америки Христофором Колумбом и открытие закона всемирного тяготения Ньютоном. Понятие открытия почти всегда относительно: Америка не всем была неизвестна, а Ньютон был не единственным, кто открыл гравитацию. Впрочем, абсолютное открытие перестает быть открытием и превращается в изобретение или творчество.
Относительное (Relatif)
Не помню, кому именно принадлежит шутливая формула о величии еврейского народа и вкладе в наши достижения пятерых его представителей, но привожу ее.
Моисей научил нас, что закон это все.
Иисус научил нас, что любовь это все.
Маркс научил нас, что деньги это все.
Фрейд научил нас, что секс это все.
Эйнштейн научил нас, что все относительно.
Сказано хорошо, только не следует воспринимать это слишком серьезно. Ведь на самом деле все перечисленные высказывания внутренне противоречивы. Если бы закон был всем, никакого закона не понадобилось бы. Если бы любовь была всем, мира не стало бы (мы все перенеслись бы в рай), а значит, Иисус напрасно являлся на землю. Если бы деньги были всем, не было бы никакого марксизма. Если бы секс был всем, не было бы психоанализа. Наконец, если бы все было относительно, зачем понадобилось бы утверждать превосходство теории относительности над птолемеевой астрономией или небесной механикой Ньютона? Но все же попробуем сначала дать определение относительному.
Что такое относительный? Противоположный абсолютному. Относительно все то, что не отделено или не отделимо (разве что абстрагированием), иными словами, все, что существует в другой вещи (относительность модусов или акциденций и абсолютность субстанции) или зависит от другой вещи (относительность следствий и абсолютность причины, не обусловленной ничем). В религиозных учениях принято считать, что абсолютен только Бог; все его создания происходят от него или зависят от него, следовательно, они относительны, и только Бог не зависит ни от чего. Атеисты и материалисты скорее убеждены, что все относительно (любая причина является следствием другой причины и так далее до бесконечности; любое событие вызвано другими событиями и т. д.). Единственным исключением, возможно, служит все сущее, поскольку невозможно объяснить, каким образом оно могло бы явиться результатом чего-либо или зависеть от чего-либо, кроме самого себя или своего предшествующего состояния. Таким образом мы проникаем в самое сердце абсолюта, оставаясь при этом обреченными на относительность.
Но выходит, Эйнштейн прав? Конечно, только не в банальном понимании теории относительности. Эта теория ни в коей мере не утверждает, что все относительно (в банальном смысле слова), т. е. что все субъективно или изменчиво (относительно к определенному субъекту или той или иной точке зрения). Напротив, теория Эйнштейна, постулируя взаимную относительность времени и пространства, приходит к выводу о существовании некоторого числа инвариантов, начиная со скорости света или эквивалентности массы и энергии, каковые совершенно не зависят ни от субъектов, ни от каких бы то ни было точек зрения. В этом смысле теория Эйнштейна не более относительна, а более абсолютна, чем теория Ньютона, которую она объясняет (как частный случай для небольших скоростей и расстояний), тогда как теория Ньютона не в состоянии объяснить теорию Эйнштейна. Тот факт, что все относительно (в единственном абсолюте, которым является все сущее), не дает нам права думать что угодно и как угодно.
Отсутствие (Absence)
Отнюдь не ничто, ибо отсутствие означает неимение чего-то, т. е. небытие ограниченное, известное и определенное. Чем оно определено? Присутствием одной или многих вещей: то, что отсутствует здесь, присутствует где-то еще, или присутствовало в прошлом, или будет присутствовать в будущем, или могло бы присутствовать, – подобно тому, как на месте отсутствующего сейчас присутствует нечто другое. Сознание не терпит пустоты; отсутствовать может лишь присутствие.
Отсутствие не бывает ни абсолютным (тогда это не отсутствие, а небытие), ни полным (тогда это ничто). Так что на самом деле отсутствия не существует, есть лишь присутствие всего сущего (мира) и наша неспособность удовлетвориться этим. Нам мало всего! Нам нужно что-то еще, и в этом – секрет идеализма, который материализм пытается разгадать на протяжении вот уже 25 веков. Мысль Платона жива, как и прежде: бытие существует где-то не здесь; бытие это то, чего не хватает; в этом мире оно лишь блещет своим отсутствием. Но за Платоном встает Демокрит, опровергающий его: бытие – повсюду, и оно самодостаточно. Трансцендентность или имманентность – отсутствие или присутствие бытия.
Про человека рассеянного, невнимательного, почти не сознающего, что происходит вокруг, говорят, что у него отсутствующий вид. И действительно, глядя на такого человека со стороны, трудно отделаться от впечатления, что умом он совсем не там, где сейчас его тело. Как один учитель записал в дневнике ученика: «Сидя на уроке, часто отсутствует…» Из чего легко вывести, что такое внимание.
Всякое отсутствие есть отсутствие чего-либо и для кого-либо. Оно противоположно присутствию, поэтому в нем нет, или почти нет, ничего реального: одно сознание того, чего нет.
Здесь-то и скрыта ловушка. Потому что мы находимся в этом мире, и настоящая жизнь присутствует.
Отчетливый (Distinct)
Отличный, отдельный и точный. По Декарту, один из критериев истины: «ясное и отчетливое» знание является необходимо истинным. Автор «Первоначал философии» предлагает такие определения этих двух характеристик: «Ясным воспрятием я именую такое, которое с очевидностью раскрывается внимающему уму… отчетливым же я называю то восприятие, кое, являясь ясным, настолько четко отделено от всех других восприятий, что не содержит в себе решительно никаких примесей неясного» (часть I, 45). По Лейбницу, отчетливое знание подразумевает возможность перечисления или объяснения всех признаков вещи, отличающей ее от других вещей. Нетрудно заметить, что знание может быть ясным, но неотчетливым, но не наоборот. Декарт в качестве примера приводит боль. Человек, у которого что-то болит, ясно сознает, что ему больно, однако не всегда в состоянии отчетливо представить себе, где именно у него болит и почему ему больно. Но если он имеет отчетливое представление об источнике боли, его знание одновременно и ясно (там же, часть I, 46). Лейбниц приводит другой пример – оценку на основе вкуса. Я могу ясно видеть, что такие-то стихи или такая-то картина прекрасны, хотя не всегда в состоянии отчетливо распознать элементы, составляющие эту красоту, в результате чего, как пишет Лейбниц, у нас возникает «неопределенное чувство удовлетворения или изумления» («Рассуждение о метафизике»).
Возведение ясности и отчетливости в ранг критериев истины никогда не казалось мне ни ясным, ни отчетливым. Впрочем, это еще не причина, чтобы отдавать предпочтение темноте и расплывчатости.
Отчуждение (Aliénation)
Отчуждение означает утрату: утрату собственности (через продажу или дарение; юристы называют это отчуждением собственности); утрату плодов своего труда (через эксплуатацию; такое отчуждение имеет в виду экономический социализм); даже утрату собственной личности (в результате умственного расстройства; этим термином пользуются психиатры). Философское значение термина «отчуждение» включает в себя все три указанных оттенка смысла, что делает его несколько размытым, а его употребление – одновременно удобным, но и сомнительным. Мыслители новейшего времени говорят об отчуждении человека, когда он становится словно бы посторонним (чужим) самому себе, перестает принадлежать себе, перестает понимать и контролировать себя, лишаясь тем самым своей сущности и своей свободы. Но рассуждать так, значит, предполагать, что человек изначально владеет собой, что ему изначально дана свобода полного самопонимания. Поверить в то, что это так, довольно трудно. Либо придется допустить, что изначально существует некое прирожденное отчуждение (знаменитое «Я – чужак» Артюра Рембо), которое следует преодолеть. Быть отчужденным означает подчиниться чему-то, что не является тобой. Но стать собой по-другому нельзя. Поэтому понятие отчуждения приобретает смысл только в сопоставлении с симметричным ему понятием освобождения. «На место “этого”, – говорит Фрейд, – должно прийти “я”».
По Гегелю, отчуждение Идеи происходит в природе, а отчуждение Духа – в пространстве и времени. По Фейербаху, отчуждение человека происходит в Боге. По Марксу (особенно по «Рукописям 1844 года»), отчуждение пролетария происходит в процессе наемного труда («рабочий продает себя, чтобы жить»), в процессе своего труда (который ему не принадлежит, но подчиняет его себе), наконец, в господствующей идеологии, которая одновременно маскирует это закабаление и является его выразительницей. Все эти мыслители лишь приблизились к истине. Отчуждение и в самом деле означает утрату или самоутрату. Но ни один человек не владеет собой как неким имуществом. В лучшем случае мы можем владеть тем, что сотворили своими руками.
Оценивать (Juger)
Связывать факт с оценкой или идею с другой идеей. Именно это имел в виду Кант, говоря: «Мыслить значит оценивать». Действительно, процесс мышления начинается лишь тогда, когда мы пытаемся связать между собой две (по меньшей мере) различные идеи. Это предполагает единство духа или «я мыслю» («исходное синтетическое единство аперцепции»), как способность проводить такую связь. Остается выяснить, является ли само это единство первичным или вторичным, иначе говоря, задано оно a priori или формируется (в мозгу, в опыте). Единство субъекта делает оценку возможной или единство оценки, даже формирующееся постепенно, делает наличие субъекта необходимым? Я способен выносить оценки, потому что являюсь субъектом, или я становлюсь субъектом в силу того, что вынужден выносить оценки? Опыт возможен благодаря трансцендентальности или он сам формирует имманентное? Легко заметить, что и в том и в другом случае оценка остается результатом действий субъекта; если бы реальная действительность сама себе выносила оценку, она была бы Богом; если же Бог ничего не оценивает (Спиноза), он становится самой реальной действительностью.
Очевидность (Évidence)
То, что мысленно напрашивается, не может быть оспорено или отринуто; то, истинность чего кажется явной и не может быть поставлено под сомнение. Если бы не существовало очевидности, не было бы уверенности ни в чем, и именно поэтому очевидность никогда не бывает абсолютной. Например, субъективность мысли, постулат Евклида (о параллельности прямых. Для разрешения философских проблем онтологического ряда использовал достижения современной логики. – Прим. ред.) или неподвижность Земли долгое время считались очевидными, хотя сегодня таковыми не считаются. Таким образом, очевидность зависит от уровня знаний. Ни основанием их, ни гарантией она служит не может.
Если обратиться к этимологии («очевидное» значит «видимое очами»), то придется признать, что эталоном очевидного должно быть то, что доступно зрению. «Я видел это, говорю тебе, видел своими собственными глазами, видел, и точка!» – восклицает герой Мольера и в этой коротенькой фразе дает понимание того, что такое очевидность. В повседневной жизни очевидное служит достаточно надежным критерием, особенно если очевидцами выступают сразу несколько человек: если множество свидетелей видели, как вы кого-то убили, вам будет очень трудно доказать, что вы здесь ни при чем… Впрочем, не следует путать очевидное с правдоподобным, а к свидетельствам очевидцев, которые к тому же порой противоречат друг другу, нужно относиться с известной долей критики. Тот факт, что многие тысячи людей, группами и по отдельности, вполне отчетливо видели Богородицу, способен укрепить в вере только тех, кто и так верует, – за очень небольшими исключениями. Для спящего или бредящего все происходящее во сне или в бреду совершенно очевидно…
«Боги существуют, – говорил Эпикур. – Познание их – факт очевидный» («Письмо к Менекею»). Не знаю ни одного другого высказывания, которое с большей силой подталкивало бы меня к атеизму.
Ошибка (Erreur)
Свойство ошибки в том, что ее принимают за истину. Именно этим ошибка отличается от лжи (мы можем понять, что нам лгут, но не в состоянии понять, что сами ошибаемся). Поэтому ошибка всегда бывает невольной. Ошибка – это не просто ложная идея, это ложная идея, принимаемая за истинную. В той мере, в какой она ложна, она имеет лишь отрицательное бытие (Ложность); но в той мере, в какой она является идеей, она является частью действительности и истинного мира (ведь мы действительно ошибаемся, значит, ошибка реально ложна). Вот что говорит, например, Спиноза: «Люди заблуждаются, считая себя свободными. Это мнение основывается только на том, что свои действия они осознают, причин же, которыми они определяются, не знают» («Этика», часть II, теорема 35, схолия). Мы не потому ошибаемся, что свободны, как полагал Декарт; мы считаем себя свободными, потому что ошибаемся, и эта ошибка сама по себе – всего лишь неполная истина (ведь истинно, что мы действуем). Люди ошибаются по незнанию или от бессилия. Ошибка не является противоположностью позитивного знания: всякое знание частично и незакончено. Следовательно, мышление это труд, и ошибка – его обязательный элемент.
Ошибочное Действие (Acte Manqué)
Действие cубъекта, не достигшее намеченного результата, хотя этому не препятствовали никакие особенные трудности, и завершившееся результатом неожиданным, во всяком случае не тем, к какому сознательно стремился. Хотел переставить вазу, и нечаянно разбил ее; хотел сохранить что-то, и именно это потерял; хотел встретиться с кем-то, и забыл о встрече; хотел сказать одно, а вырвалось совсем другое (Ляпсус). Психоанализ, который в случайности не верит, полагает, что за ошибочным действием стоит вытесненное желание – виновник нарушения связи между сознанием и волей, ведущей к совершению действия. Каждое ошибочное действие – по-своему вполне удавшийся дискурс. В принципе я с этим согласен, и смущает меня лишь категоричное «каждый». Разве обязательно последнее слово должно оставаться за бессознательным?
Почему бы не допустить, что и тело имеет право на ошибки, просчеты, оплошности? Стоит ли отдавать на откуп чувственному все без исключения? Впрочем, все это не суть важно. Для разума бессознательное – такая же случайность, как и другие.
Ощущение (Sensation)
Элементарное восприятие или элемент возможного восприятия. Ощущение имеет место, когда какое-либо физиологическое изменение, чаще всего внешнего порядка, возбуждает один из наших органов чувств. Например, воздействие света на сетчатку глаза или вибрации воздуха на барабанную перепонку уха вызывают в организме некоторые изменения, через нервную систему передающиеся в мозг, и тогда мы сознаем, что видим или слышим что-то.
Восприятие связано с сознанием, ощущение – скорее с телом. Оно поставляет тот материал, которому восприятие придает определенную форму. Вот почему ощущение – это абстракция, не существующая как таковая. Мы имеем дело исключительно с множеством ощущений, организованных определенным образом и связанных между собой, иначе говоря, с восприятиями. Восприятия в каком-то смысле находятся по ту сторону тела, ощущения – по эту сторону сознания. Именно это имеет в виду Ланьо (190), утверждая, что «ощущение не есть данность сознания». Но и сознание невозможно без ощущений, или это будет пустое сознание.
Восприятие подразумевает ощущение, но не сводится к нему. Нельзя воспринимать, не ощущая, но можно ощущать, не воспринимая. Например, я стою ногами на земле. Я постоянно ощущаю землю под своими ногами, но воспринимаю это только в редкие моменты. Или другой пример – уличный шум. Я слышу его постоянно, но воспринимаю (то есть отдаю себе отчет в том, что слышу именно уличный шум) только в том случае, когда он становится особенно сильным или если я специально прислушаюсь. Восприятие предполагает активность мысли, хотя бы минимальное внимание к происходящему, тогда как ощущению достаточно пассивного состояния ума или вообще только телесной деятельности. Именно это происходит с нами во сне. Мы продолжаем слышать звуки (они могут нас разбудить), но не воспринимаем их – пока спим. Рассуждая от обратного, можно дать и определение восприятия – это не обязательно активное ощущение (чтобы воспринимать звуки, не обязательно к ним прислушиваться), но такое ощущение, а чаще – комплекс ощущений, которые мы осознаем или которым внимаем. Ощущение – это то же самое, минус внимание и осознание, от которых мы абстрагируемся. Правда, следует признать, что эта абстракция существует, причем во вполне конкретной форме, это – открытость нашего тела миру, так же как восприятие есть открытость нашего духа и телу, и всему сущему.
П
Память (Mémoire)
Осознание прошлого в настоящем, как в потенции (способность), так и в действии (запоминание или припоминание). Как и любая форма сознания, память актуальна, но становится таковой лишь в силу своей способности воспринимать прошлое в качестве прошлого – иначе мы имели бы дело не с памятью, а с галлюцинацией. Память – это актуальное осознание того, чего больше нет, в силу того, что оно было.
Следует избегать говорить о памяти как о следе прошлого. Во-первых, потому, что такие бесспорные следы прошлого, как пятно или складка, не являются актами памяти; во-вторых, потому, что след являет собой «кусочек» настоящего, лишь напоминающий сознанию о прошлом. Кажется вполне правдоподобным, что в мозгу могут существовать какие-то следы прошлого, способствующие памяти. Но фактом памяти это является лишь постольку, поскольку мозг благодаря этим следам продуцирует нечто иное, чем эти следы, а именно осознание в настоящем того, чего больше нет.
Также следует избегать говорить о памяти как об одном из измерений сознания. Память скорее и есть само сознание, способное сознавать что-либо лишь при том условии, что оно постоянно помнит о себе и о своих объектах. Что такое предвосхищение, как не проекция воспоминания в будущее? Что такое воображение, как не память о воображаемом? Что такое внимание? Воспоминание о необходимости держать внимание, о бытии или об объекте внимания. Таким образом, всякое сознание есть память; память не только «сосуществует» с сознанием, как утверждает Бергсон, она и есть само сознание.
Существует выражение «долг памяти». На столь высоком уровне обобщения оно не имеет четкого смысла. Память – это способность, а не добродетель; и то и другое вместе желательно использовать наилучшим образом, что подразумевает некую выборочность, а следовательно, забывание некоторых вещей. Память нуждается в забывании, иначе она не смогла бы быть полезной. Мы не виноваты, что забываем вещи, не стоящие того, чтобы о них помнить, и даже вещи, которые хорошо бы помнить, но забывание которых не связано с вопросами морали (например, номер своего банковского счета). Подлинный наш долг состоит не в том, чтобы помнить, а в том, чтобы захотеть вспомнить. Конечно, не обо всем на свете и не о разных пустяках, а о том, что мы должны другим: либо потому, что они оказали нам добро (благодарность), либо потому, что им плохо (сострадание, справедливость), либо потому, что им плохо из-за нас (раскаяние). Это наш долг, долг верности, но не долг памяти. Одновременно это единственный приемлемый способ оказать влияние на будущее. Иными словами, нельзя превращать прошлое в чистую доску.
Пантеизм (Panthéisme)
Вера в такого Бога, который является всем сущим, или в сущее, которое является Богом. Таким образом, Бог предстает миром (стоики) или природой (Спиноза: «Deus sive Natura»), и другого Бога нет и быть не может. Отсюда понятно, почему пантеистов столь часто обвиняли в атеизме, хотя с тем же успехом пантеизм может быть и религией имманентности.
Иногда в истории философии различают пантеизм, утверждающий, что все сущее есть Бог, и панэнтеизм, согласно которому все сущее – в Боге. Именно последнее убеждение, по мнению Геру (191), разделял Спиноза. Подобный подход позволяет провести дистанцию между Богом, или субстанцией, с одной стороны, и его модусами, с другой – между природой порождающей, как иногда говорят, и природой порожденной. С точки зрения экономичности системы это выглядит разумным – Спиноза никогда не верил, что птицы или цветы суть Бог. Однако, если допустить, что эта дистанция как таковая существует только в Боге, если природу порождающую не связывает с природой порожденной никакая трансцендентность, тогда я не уверен, что подобное различение продолжает оставаться осмысленным. «Чем больше познаем мы единичные вещи, – пишет Спиноза, – тем больше мы познаем Бога» («Этика», часть V, теорема 24). Мне представляется, это нечто большее, чем панэнтеизм. Хотя подобный взгляд не отменяет предположения, что Бог и Природа суть одно: не только все сущее есть в Боге, но и Бог присутствует во всем сущем (потому что ничего иного нет). Если это не пантеизм, то что это?
Панэнтеизм (Panenthéisme)
Учение, согласно которому все сущее заключается в Боге, в то же время не будучи Богом. Тем самым отличается от пантеизма. В этом смысле можно говорить о панэнтеизме христианства, выводимом из сочинений апостола Павла («ибо мы Им [Богом] живем и движемся и существуем»; «Деяния…», 17, 28). Иногда аналогичные взгляды высказывает и Спиноза (см., например, Письмо 73 к Ольденбургу).
Папизм (Papisme)
Второе название католицизма, поскольку католицизм признает авторитет и непогрешимость папы. Слово, изобретенное протестантами, само собой разумеется, несет уничижительный оттенок. Вместе с тем отсутствие папы – еще не гарантия против фанатизма.
Парадигма (Paradigme)
Особенно яркий пример или модель, служащая эталоном мышления. Так понимали слово «парадигма» (paradeigma) Платон и Аристотель; сегодня это его значение используется в эпистемологии или истории науки. Парадигма – одно из основных понятий, используемых Томасом Куном (192) («Структура научных революций»). Это совокупность теорий, технических приемов, ценностей, проблем, метафор и т. п., которую в ту или иную эпоху разделяют представители той или иной научной дисциплины; это та «предметная матрица», которая позволяет им понимать друг друга и продвигаться вперед. Именно эту совокупность передают обычно студентам, благодаря чему они получают возможность приобщиться к современному им научному знанию, найти в науке свое место и плодотворно работать в ней. Нормальное состояние науки («нормальная наука», по выражению Куна) подразумевает господство парадигмы. Поле исследования, таким образом, обозначено вехами предыдущих открытий, а работающие в этом поле ученые придерживаются между собой определенного консенсуса. Они согласны друг с другом не только в признании ценности уже совершенных открытий, но и в том, что следует открывать дальше, какими методами и с какой целью. Напротив, научная революция знаменует собой период, в которой появляется новая парадигма, опровергающая предыдущую, предлагающая решение вопросов, прежде считавшихся не имеющими решения, некоторые вопросы отметающая и ставящая взамен их новые. Именно таков переход от классической (ньютоновской) механики к релятивистской физике (теории Эйнштейна и его последователей). Он сопровождается не только новыми решениями, но и новыми проблемами, трудностями и процедурами. Две соперничающие парадигмы, отмечает Кун, несоизмеримы, и переход от одной к другой возможен только путем глобальной конверсии, не сводимой к чисто рациональному продвижению вперед. Поэтому судить об одной теории в терминах парадигмы, к которой она не принадлежит, нельзя. Это, разумеется, не отменяет прогресса, но предостерегает против его понимания как линейного и непрерывного процесса. Научный прогресс ничем не напоминает плавное и неторопливое течение крупной реки.
Парадокс (Paradoxe)
Мысль, идущая вразрез с устоявшимся мнением или с самым мышлением.
Слово «парадокс» имеет два значения. В стремлении пойти против устоявшихся мнений (doxa) нет ничего предосудительного, что, конечно, не означает, будто парадокс всегда прав (есть истинные и ложные парадоксы). Это означает лишь, что есть люди, не желающие довольствоваться послушным повторением того, что говорят другие. Оскар Уайльд, например, сказал, что «природа подражает искусству». Это парадоксальное утверждение, ибо большинство людей полагают, что искусство подражает природе, но в нем содержится и здравое зерно, то есть мыcль о том, что наше видение природы, возможно, изменяется в зависимости от влияния изобразительного искусства («Вы замечали, – продолжает Уайльд, – что с некоторого времени картины природы стали напоминать полотна импрессионистов?»). Еще один пример – заявление Талейрана: «Не доверяйте первому побуждению, ибо оно самое лучшее». Снова парадокс (почему нельзя верить тому, что верно?), но и он наводит на размышление: если первое побуждение является хорошим с нравственной точки зрения, оно может оказаться очень вредным в другом отношении (например, в приложении к политике или дипломатии). Нетрудно заметить, что большинство парадоксов основаны на двойственном значении по меньшей мере одного из использованных слов, и высказывание, представляющееся абсурдным в соответствии с одним из них, в соответствии с другим обретает смысл и глубину. Но существуют и подлинные парадоксы, действительно идущие вразрез с господствующим мнением и при этом не прибегающие ни к какой игре на двойных смыслах. Спиноза, например, пишет, что мы желаем чего-то не потому, что считаем это добром, а напротив, считаем что-либо добром, потому что стремимся к этому («Этика», часть III, теорема 9, схолия). Но каждый из нас чувствует, что это совсем не так. Из чего нельзя вывести, что Спиноза ошибается, как нельзя утверждать и того, что он прав.
Термин «парадокс» имеет также и чисто логическое значение. Так называют мысль, противоречащую другой мысли, иначе говоря – противоречие или антиномию. Один из примеров принадлежит Расселу: идея множества всех множеств, не являющихся элементами самих себя, в классической теории множеств является парадоксом (потому что это множество содержит само себя как раз при условии, что оно не содержит само себя). Обычно принято думать, что парадокс, кроющийся в рамках данной теории, служит ее опровержению или по меньшей мере подразумевает коррекцию теории – именно это и произошло с теорией множеств после того, как Рассел сформулировал свой парадокс (отныне ее аксиоматика исключает случай, при котором множество может быть определено свойством не содержать само себя в качестве элемента). Из этого следует, что парадоксы помогают мысли двигаться вперед, – разумеется, когда они не сводятся к глупостям.