«Вечность», — подумала Диана, словно впервые попробовав на вкус это слово. Не дожидаясь ответа, Генри снял с неё перчатку, сунул её в карман, где уже лежал билет, и надел кольцо на палец мисс Холланд. Он встал и обнял девушку за шею, запутавшись пальцами в кудрях. Диана закрыла глаза и почувствовала головокружение от того, что Генри пришел вот так уговаривать её отдаться ему. Через несколько секунд их губы встретились, между влюбленными вспыхнул прежний магнетизм, и Диана поняла, что начинает сдаваться.
Они так бы и продолжали целоваться на пирсе, несмотря на палящее солнце и снующих вокруг людей, если бы не поднялся ветер. Сильный порыв сбил с головы Дианы шляпу, взлохматив темно-каштановые волосы девушки и отправив головной убор в воду. Диана несчастно ахнула. Это была шляпа Генри, та, которую он подарил ей в самом начале их флирта, когда они ещё не полюбили друг друга по-настоящему. Потеря этого талисмана на мгновение показалась мучительной.
— Моя шляпа! — воскликнула Диана, разочарованно хмуря брови.
— Не волнуйся, я её достану.
Диана изучала профиль Генри, его четко очерченный подбородок и выступающие скулы, пока он пристально оглядывал толпу и доки, пытаясь определить, где находится потерявшийся головной убор. От созерцания его позы и внешности завидного и желанного для всего Нью-Йорка мужчины сердечко Дианы забилось быстрее. Тревога за потерянную шляпу утихла, и Диана была потрясена тем, как быстро успокоилась. Её карие глаза заблестели, будто в преддверии слез, но расплакаться Диане вряд ли грозило.
— Нет, — сказала она, хватая Генри за руки и не отпуская их.
Генри опустил глаза на неё, и его губы наконец начали расплываться в улыбке, словно Диана только что сказала ему какой-то шаловливый секрет.
— Значит, пусть плывет? — спросил он.
— Да. — Диана улыбнулась ему в ответ, потеплев от этих минут наедине. — Да, пусть плывет. Но нет — нет, я не могу выйти за тебя замуж. Не здесь, не в Нью-Йорке, не так.
— Что? — Счастливое выражение сразу исчезло с лица Генри.
— О Генри. — На губах Дианы ещё сохранился отблеск улыбки, но она больше не могла смотреть возлюбленному в глаза. Уверенность в том, что она должна сделать, пришла быстро, ещё до того, как Диана подобрала подходящие слова. — Я угрожала отъездом не потому, что ты не сделал мне романтичного предложения. Чей ещё период ухаживаний романтичнее нашего? Но дело в том, что если я выйду за тебя, то навсегда останусь скомпрометированной второй женой, и леди будут предостерегать дочерей от повторения моей судьбы.
— Да какая разница? — быстро произнес Генри. — Какое вообще значение имеют их мысли, когда я так люблю тебя и хочу, чтобы ты была рядом? Сейчас моя жизнь изменилась, у меня есть обязательства, которые необходимо выполнять, но я не знаю, как буду этим заниматься, если рядом не будет тебя, моей жены. Мне нет дела до слов и поступков этих людей.
Диана кивнула и притворилась, что размышляет. Если на них кто-то и смотрел, им с Генри это было неизвестно.
— Не то чтобы меня волнует, что они скажут, и я знаю, что и тебе все равно. Но я не хочу жить в городе, где слышу только перешептывания о том, какая я маленькая распутница. Сами люди не имеют для меня значения, но они олицетворяют собой Нью-Йорк. С ними нам предстоит обедать день за днем, а их мышление настолько узколобо, что само пребывание в их обществе наводит на меня тоску. Я хочу слышать другие звуки, другие голоса, хочу, чтобы из окна открывался вид на… — Она замолчала, задумавшись об извилистых улочках древних городов и зная, что стоящий перед ней мужчина не видит их очарования. Прикусила нижнюю губу, похлопала ресницами и посмотрела в глаза Генри. — Я хочу уехать в Париж.
— Тогда я поеду с тобой, — ответил он, но Диана поняла, что слова были сказаны лишь из чувства долга.
— Нет, Генри. Твое место здесь. — Она сняла с пальца кольцо и положила ему на ладонь. Затем вытащила из его кармана билет и перчатку. Всегда окружавший Генри золотой флер беспутности и удачи, сейчас покинул его, и Диана видела, что молодой Шунмейкер потерял дар речи. И хорошо, потому что она не желала выслушивать его уговоры. Впереди её ждал только долгий путь по доскам в одиночестве, а затем ощущение движущегося здания под ногами.
— Не волнуйся, — продолжила Диана и издала хриплый смешок, одновременно печальный и мудрый. — Ты влюбишься снова. Только знай, что куда бы ни занесла меня судьба, частичка тебя всегда сохранится со мной. Ты был моей первой любовью.
— Но…
Диана обхватила Генри за шею, заставляя замолчать, и принялась жадно его целовать. Поцелуи были нежными, влажными и ненасытными, словно оба пытались испить чего-то в последний раз, и могли бы продолжаться бесконечно, если бы команда не начала звать опаздывающих пассажиров на борт. Затем толпа вокруг Генри и Дианы взорвалась прощальными криками находящимся высоко на палубе мужьям, детям и друзьям, и влюбленных поглотили неразбериха и суматоха.
Сказать больше было нечего, поэтому Диана сжала руку Генри и прошептала:
— Прощай.
Затем она подхватила саквояж и побежала по настилу из досок, прежде чем его подняли на борт.
Глава 45
Я часто это видела: для многих пар весь золотой блеск брака начинается после потери любви.
-- К своему ужасу, Пенелопа очнулась в собственной бело-золотой спальне, дома — или чем там теперь являлся для неё особняк Шунмейкеров. Она не помнила, как очутилась здесь, а возвращаться к произошедшему накануне было немного боязно. Ощупав себя, Пенелопа поняла, что кто-то распустил ей волосы и снял корсет. На виске под шелковистыми темными локонами выросла овальная шишка размером с яйцо, а перекатившись на бок ради лучшего угла обзора, Пенелопа заметила висящую на стуле юбку цвета слоновой кости, в которой была днем. Именно эту юбку она выбрала для встречи с принцем Баварии, когда ещё верила, что он сделает её принцессой. «О Боже, — подумала Пенелопа, — принц Баварии». На неё внезапно нахлынула волна отвращения при воспоминании о том, какой жалкой она показала себя на публике. Рядом с кроватью тяжело дышал её бостонский терьер Разбойник, осуждающе глядя на хозяйку черными глазами-бусинками.
— Замолчи, — сказала Пенелопа, откидывая в сторону одеяло, поднимая ноги и тяжело опуская их на пол. Напуганный песик забегал туда-сюда по ковру.
На Пенелопе была тонкая белая ночная сорочка из шелка и обручальные кольца. Темные волосы свободно ниспадали почти до талии. Её мучила жажда, и впервые в жизни страх обуревал её больше, чем ненависть.
— Что с нами будет? — жалея себя, спросила она Разбойника. Но зверек наполовину скрылся за пуфиком; по крайней мере, он тоже казался перепуганным, но не настолько, как требовалось в их отчаянном положении. Пенелопа пересекла комнату — точнее, сказать, проковыляла по ней, поскольку голова все ещё кружилась после падения в отеле, а ноги подгибались — в попытке найти что-нибудь, чем можно утолить жажду.
Ей не оставили ничего. Ни кувшина холодной воды с дольками яблока, ни стакана лимонада. Она отлично знала, что такой жест от столь вышколенных слуг, как у Шунмейкеров, можно расценить только как знак враждебности. Но это и не было неожиданностью. В доме мужа Пенелопа всегда была чужой, издевалась над слугами и не пыталась завоевать их расположение. Пенелопа поклялась себе, что если ей повезет снова выйти замуж, она будет достаточно разумной, чтобы вести себя дипломатично.
Она повернулась к Разбойнику и наклонилась к нему с полуоформившейся надеждой, что он подарит немного тепла её протянутым рукам. Но песик заметил её приближение и ринулся прочь.
Утром Пенелопа считала, что почти окрутила принца, но сейчас, когда время клонилось к вечеру, настолько упала духом, что не видела причины не погнаться за собакой. Разбойник взбежал по маленькой лестнице, ведущей в соседнюю комнату, когда-то служившую Генри кабинетом, а позже — подобием его спальни. До того как отправиться на войну, большинство ночей он проводил именно там. Пенелопа босиком поспешила за Разбойником в затененную комнату, где не горела ни одна лампа, а сквозь выходящее на запад окно струился приглушенный свет вечерних сумерек. Непослушный питомец побежал в ту сторону, исчезнув под одним из двух больших кресел из красного дерева и кожи, в котором, к своему удивлению, Пенелопа заметила погруженного в раздумья неподвижного человека.
— О… Пенни. Это ты. — Сидящий в кресле Генри отвернулся от неё и вновь уставился в окно. Супруг уже давно не видел её иначе, чем в полном облачении, и на секунду Пенелопа смутилась, что из-под рюшей ночного наряда торчат её худые лодыжки. Генри скрестил ноги и уперся локтем в подлокотник. Пенелопа удивилась, но в том, что муж находился здесь, было что-то естественное.
— Что ты здесь делаешь? — начала она, и добавила более жестко: — Я-то думала, ты уехал со своей любимой Дианой.
— Нет, — сказал Генри и вздохнул с нехарактерной для себя сокрушенной меланхолией. — Все кончено.
— Кончено?
— Да. Днем она уехала в Париж. В конце концов, роль жены Генри Шунмейкера не показалась ей такой уж привлекательной. — Оранжево-розовое небо придавало лицу Генри некую теплоту и отбрасывало на него тени, словно подчеркивающие грустные изгибы бровей и рта. Пенелопа встала сзади него, не зная, что именно сказать. Она полагала, что для неё подобный поворот событий выгоден — если сердце Генри разбито, он будет не в силах вышвырнуть её из дома тотчас, и, возможно, Пенелопа успеет придумать новый план до окончательного падения. — Полагаю, ты удивлена, что находишься здесь? Слуги сказали, ты отослала лучшие вещи в родительский дом.
— Да… — осторожно согласилась Пенелопа.
— С тобой все нормально? Видимо, тебя принесли служащие из «Новой Голландии». Сказали, что ты упала в обморок, но подробностей не сообщили.
— О… да. Не знаю, я не помню. — Голову Пенелопы пронзила острая боль, как толчок землетрясения. Пенелопа не хотела, чтобы её заставляли думать о произошедшем инциденте. — То есть, я, конечно, помню «Новую Голландию», но совсем не помню, почему там оказалась и как попала сюда.
Генри не ответил. Возможно, её постыдные деяния просто были ему безразличны и не привлекали внимания. Он казался удручающе честным, и Пенелопа предположила, что после всего учиненного ими хаоса ни у неё, ни у мужа не осталось сил на гнев и хитрости. Она перевела взгляд на черный пиджак Генри, лежавший кучей на полу, и черную бархатную коробочку рядом с ним.
— Можно взглянуть? — просила она, на цыпочках делая шаг вперед и поднимая коробочку.
— Почему нет? — безжизненно ответил Генри. Он залез в нагрудный карман и вытащил оттуда сигарету. Сладкий запах табачного дыма защекотал ноздри Пенелопы, пока она открывала крышечку, под которой скрывался огромный сапфир в окружении короны из бриллиантов.
— О! — ахнула она.
— Оно предназначалось Диане.
Темные брови Пенелопы подпрыгнули на идеальный алебастровый лоб.
— И даже после такого она не согласилась остаться?
— Нет, — выдохнул Генри и добавил, словно желая сменить тему: — Где твой принц?
На языке Пенелопы вертелась тысяча отговорок, но ни одна из них не могла бы помочь восстановить её достоинство.
— Он отплыл в Европу днем, — как ни в чем ни бывало начала она и поморщилась, вспомнив, как изощренно принц её использовал и как глупа она была, поверив в его любовь и позволив себе множество бурных фантазий о будущем. Но избежать фактов, которые скоро опубликуют газеты, невозможно. — Он отправился назад, чтобы сообщить семье о своей помолвке с дочерью графа де Периньона.
— О. — Генри по-прежнему не отрывал взгляда от зданий на фоне неба, выделяющихся геометрическими очертаниями в закатном свете. — Мне жаль, что ты его потеряла, — добавил он, и Пенелопа подумала, что, возможно, он говорит искренне.
— Да, мужчины такие дураки, — ответила Пенелопа. В её голос наконец вернулись раздраженные нотки. — Дай мне одну.
Генри повернул голову и смерил жену взглядом. Затем предложил ей сигарету из тонкого золотого портсигара и чиркнул спичкой.
— Что же мы натворили, — сказала Пенелопа, выдыхая в сгущающуюся темноту. В голове по-прежнему пульсировало, но Пенелопа поняла, что её успокаивает стоять вот так, наполнять легкие дымом и устало и с сожалением беседовать с юношей, которого она когда-то считала наивысшим достижением.
— Да, — ответил Генри, пусть и не столь покаянно. Его голос звучал сломлено, изнуренно и равнодушно. Муж и жена молчали, докуривая свои сигареты, а затем Генри зажег две новые и протянул одну Пенелопе. Та с благодарностью взяла её.
— Кто год назад мог бы представить, — с горьким смешком неожиданно начал Генри, — что все будет именно так? Тогда было так же жарко, помнишь? Ты жила с родителями на Пятой авеню, и мы встречались в номерах гостиниц по всему городу, и оба не считали наши отношения чем-то серьезным. А теперь мы женаты и несчастны, а все вокруг превратилось в руины.
— По крайней мере, вы хорошо переносите страдания, мистер Шунмейкер, — сухо заметила Пенелопа.
Генри ответил с тем же грустным смехом:
— Да какая разница?
— Ты имеешь в виду, есть ли разница, переносим ли мы страдания ужасно или блистательно? Думаю, нет. Но поскольку мы оба несчастны, красивы и находимся здесь, то почему бы нам не выпить? — На секунду Пенелопа испугалась, что ведет себя слишком по-дружески, и Генри в конце концов скажет ей уйти, и поспешно добавила: — Мне бы не помешало.
— Да. — Генри так и не смотрел ей в глаза. — Думаю, это правильно.
Пенелопа зажала сигарету губами и прошла к заставленному хрустальными бутылками серванту. Она налила себе и мужу по порции скотча и вернулась к окну, протянула Генри его бокал и села в соседнее кресло. Её больше не волновало, что она выглядела несколько потрепанно: простоволосая, с прямым пробором. Беззащитная небрежность. Пенелопа знала, что без объемного платья она иногда казалась слишком худой, но какое это сейчас имело значение? Генри снял запонки и расстегнул воротник хорошо скроенной белой рубашки.
— Выпьем. — Пенелопа подняла бокал и попыталась шаловливо улыбнуться. Они чокнулись. — За разбитые сердца.
— За разбитые сердца. — Черные глаза Генри на секунду дернулись в сторону жены, и он сделал глоток. — Возможно, мы друг друга заслуживаем, — добавил он, ерзая на кресле и устраиваясь поудобнее. Смерил Пенелопу оценивающим взглядом и вздохнул, словно ожидал какой-то боли — вроде ощущения в ушибленном пальце — которая секунду кажется нечеловеческой, но вскоре забывается.
Пенелопа подняла длинные ноги, скрестила хрупкие лодыжки и положила их на колени Генри. Он не ответил, но и не оттолкнул её. Она повернула голову и посмотрела вниз на Пятую авеню. Солнце село, воздух вокруг супругов стал теплым и лиловым, и Пенелопа начала чувствовать, что они с Генри могут продолжить жить так, как живут, ещё очень, очень долго.
Эпилог
— Я всегда вздыхаю с облегчением, глядя, как он исчезает.
Стоя на верхней палубе «Люсиды», Диана Холланд повернула непокрытую голову, увитую совсем растрепавшимися на ветру короткими кудрями, и увидела хорошо одетую девушку примерно своего возраста, совершенно некрасивую, но обладающую неким обаянием, притягивающим взгляд.
— Когда кто исчезает? — поинтересовалась Диана.
— Нью-Йорк, — ответила девушка не то чтобы нелюбезно, но словно подразумевая очевидное, а затем вернулась к созерцанию машущих платочками на берегу силуэтов людей, все более неясных, нечетких и крохотных по мере того, как корабль выходил в залив. В следующую секунду Диана поняла, что среди вихря обуревающих её эмоций тоже присутствует некое облегчение. Конечно, она переживала и приятное возбуждение, и томительную тоску по Генри и другим людям и вещам, которые любила и оставила позади. Какое-то время она смотрела на Генри, стоящего на пристани в хорошо подогнанном черном костюме и провожающего глазами корабль, словно судно каким-то образом могло объяснить ему, чего он лишился. Диана думала, что Генри ещё там, но не была уверена, поскольку он стал таким маленьким вдали, и вид застил белый дым из труб парохода. Какое-то время она убеждала себя, что все было бы гораздо легче перенести, если бы с ней осталась шляпа Генри, но потом поняла, что лучше было потерять сувенир там, на пристани, а не намного позже в будущем, переезжая с одного чердака на другой и расставаясь с памятными вещами.
Впереди её ждут беспокойные годы, полные ошибок и страстей. Диана излечит разбитое сердце только чтобы понять, что оно с легкостью разбивается вновь. Позже она узнает, что разные мужчины любят по-разному, и каждый будет оставлять её более взрослой, мудрой и с ворохом историй для блокнотов. Все эти годы она будет получать письма от Генри, и хотя сила, с которой он станет уговаривать её вернуться, со временем ослабнет, он никогда не избавится от интонаций сожаления и желания. На пристани Диана не лгала — Генри навсегда останется её первой любовью.
Диана задержалась на пассажирской палубе первого класса, изучая список пассажиров, поскольку среди них были выдающиеся люди, возможно, способные пригласить её на бал в новом для неё городе или же поделиться историями, которые она сможет телеграфировать Дэвису Барнарду. Некоторые имена Диана знала, некоторые смутно помнила — и все эти люди занимали каюты намного лучше той, где поселилась она. Среди пассажиров была племянница губернатора Рузвельта Элеонора, которая родилась в один год с Дианой и ехала в Англию заканчивать школу. Также на пароходе присутствовал принц Баварии, путешествующий с графиней де Периньон и её дочерью, о которой говорили, что она примерно возраста Дианы и далеко не так красива, как Пенелопа. И хотя Диана не радовалась такой развязке, она не смогла удержаться от слабой улыбки. Ведь неважно, насколько искушенной считала себя бывшая мисс Хейз, поскольку все равно была по-американски наивной, и судьба сыграла с ней хорошую шутку, когда Пенелопу настолько ослепило желание лечь в постель с королевской особой, что она позволила обвести себя вокруг пальца. На самом деле, это казалось подходящим концом для хорошей истории. Судьба Пенелопы — оставаться женой красавца, которого она так сильно желала в восемнадцать лет. Они никогда не будут до конца верны друг другу, равно как и не поймут друг друга ещё долгое время. Супруги станут появляться вместе на приемах и изредка смеяться вдвоем, но будут предавать друг друга снова и снова в свойственном им прелюбопытнейшем брачном ритуале.
Возможно, дело было в погоде над океаном или легкой дрожи при осознании содеянного, но в эти минуты Диана чувствовала себя очень восприимчиво. Она верила, что это ощущение — символ истинного облегчения от того, что подобный брак не стал её судьбой, совсем как цвета кажутся ярче тому, кто едва избежал смерти. Конечно, семейная жизнь Элизабет будет другой, поскольку сестра Дианы наконец обрела себя рядом с человеком настолько преданным ей, что он никогда не посмотрит ни на кого другого и не скажет ни единого жестокого слова. У них родится ребенок, Келлер Каттинг, а затем ещё несколько детишек. Они пустят доходы от неожиданно обретенной Холландами нефти на отделку красивых домов в Нью-Йорке и Ньюпорте. Будут устраивать пышные балы, способные посоперничать с теми, что станет закатывать миссис Шунмейкер, с которой миссис Каттинг будет поддерживать осторожные приятельские отношения. Газеты поименуют их соперничающими хозяйками, хотя на самом деле миссис Каттинг больше никогда не станет воспринимать свою светскую роль всерьез.
В любом случае их эпохе пришел конец. Самые обсуждаемые вечера грядущих лет останутся за сестрами Брод, Клэр и Каролиной, о чьем скромном происхождении все счастливо забудут под влиянием дорогого шампанского, экзотических сувениров и выходок, которые буквально сразу станут переходить в разряд легенд. Имена вроде Холланд, Шунмейкер и Хейз вскоре выйдут из моды под наплывом этих новых богатых особ.
Но все эти истории произойдут только в будущем. Родной город Дианы уменьшался на глазах, как школьная диорама. В таком виде он казался терпимым, и Диана могла объяснить все, что там видела и делала. Со временем она так и сделает: напишет запутанные романы о предательствах в светских гостиных и невозможной любви. Её мозг фонтанировал идеями. Ясным днем издалека все эти величественные особняки казались ей временными иллюзиями. Она видела, как шагает вперед мода и как стены дворцов и особняков американских дельцов оседают под ударами груши для сноса, уступая место растущим универмагам.
Постепенно небо превратилось из василькового в гиацинтовое, и колесо обозрения на Кони-Айленде показалось бриллиантовым венцом на фоне сумерек. Нью-Йорк — город, состоящий из каньонов между высотными зданиями и богато украшенных домов, полных сверкающих вещиц, способных навеки поймать девушку в свои сети — стал лишь несколькими точками на бескрайнем горизонте. Воздух был кристально чист, и перед Дианой открывался незамутненный вид. Только отсюда она смогла увидеть, насколько мал этот город, и насколько обширным внезапно может стать мир.
__________________________________________________
Перевод осуществлен на сайте https://lady.webnice.ru
Куратор: LuSt (Ласт Милинская)
Над переводом работала: LuSt (Ласт Милинская)
Беты: Королева, Bad Girl
Внимание!
Электронная версия книги не предназначена для коммерческого использования. Скачивая книгу, Вы соглашаетесь использовать ее исключительно в целях ознакомления и никоим образом не нарушать прав автора и издателя. Электронный текст представлен без целей коммерческого использования. Права в отношении книги принадлежат их законным правообладателям. Любое распространение и/или коммерческое использование без разрешения законных правообладателей запрещено.
Приложение A. Информация о произведении
Жанры
love_history
Авторы
Анна Годберзен
Название
Блеск
Аннотация
См. Аннотация
Дата
Обложка
См. Аннотация
Язык
ru
Язык оригинала
en
Переводчики
Ласт Милинская LuSt https://lady.webnice.ru
Серия
Роскошь
номер в серии: 4
Приложение B. Информация о FB2-документе
Авторы
codeburger