В целом его формирование может быть способом организации международной системы. Эта идея не только получает растущую поддержку, но и подтверждается реалиями мирового развития. Разумеется, о реализации такой модели в полной мере можно говорить лишь как о тенденции стратегического характера, имея в виду перспективу как минимум двух-трех будущих десятилетий. И все же продвижение к многополюсности происходит и начинает приобретать необратимый характер.
На глобальном соотношении экономических и политических сил больше сказывается укрепление позиций Китая и Индии. Эта тенденция с большой вероятностью экстраполируется в будущее. Весом потенциал таких центров, как Европейский союз (учитывая феномен интеграционного развития) и Япония.
Интенсивно развивается ряд стран Азии и Латинской Америки. Заметнее присутствие на международно-политической арене исламского мира — хотя его коллективная дееспособность вызывает сомнения и в данном случае вряд ли можно говорить о «полюсе» или «центре силы». Немалыми возможностями, реальными и потенциальными, располагает Россия.
Констатируя полицентричность современной международной системы (в тенденции, но во многом и по существу), необходимо иметь в виду важное обстоятельство: США, безусловно, занимают особое положение в этой системе и обладают огромными возможностями влияния на международную жизнь.
Роль этой державы в мировых экономике, финансах, торговле, науке, информатике уникальна и будет оставаться таковой в обозримой перспективе. По размерам и качеству военного потенциала эта страна не имеет равных в мире, если абстрагироваться от российского ресурса в области стратегических ядерных сил.
На этой основе в 2000-х годах администрации США сделали откровенный акцент на утверждение американского лидерства во все более авторитарных и силовых формах. Однако ставка на формирование модели однополюсного мира, в котором США в качестве «единственной оставшейся сверхдержавы» были бы безусловным и неоспоримым демиургом, оказалась несостоятельной.
Проводившийся американскими неоконсерваторами курс на увековечивание статуса США как главного действующего лица мировой арены, «преобразование» мира в соответствии с американскими интересами, игнорирование интересов других стран, включая союзников, — все это стало источником новой напряженности в международно-политической системе. Последовало скрытое или явное противодействие американским планам со стороны многих государств, озабоченных сохранением своей самостоятельности.
Приход в 2009 г. к власти администрации Б. Обамы символизировал намерение вписать США в мир более адекватно — через сотрудничество с другими странами, развитие которого позволило бы формировать международную систему без ярко выраженного гегемонистского начала.
Формирование полицентричного мироустройства выражается в его реструктуризации. А она, как и в любом социуме, осуществляется не в лабораторных условиях и потому не может не сопровождаться возникновением элементов дезорганизации. При наихудшем сценарии это способно привести к нарастанию хаоса в системе и ее полному разрушению.
Сколько-нибудь заметных признаков такового, как представляется, нет. Это можно считать «хорошей новостью», поскольку не оправдываются сценарии авторов апокалипсических прогнозов, которые появлялись в начале переходного периода. Мир не рухнул, вселенского хаоса не возникло, война всех против всех не стала универсальным алгоритмом международной жизни.
Важно отметить, что несостоятельность подобных драматических прорицанийвыявилась в условиях глобального финансово-экономического кризиса конца 2000-х годов. Его масштабы были вполне соизмеримы с крупнейшим экономическим потрясением прошлого века, затронувшим все крупнейшие страны мира, — кризисом и Великой депрессией в 1929- 1933 гг. Но в XX в. кризис привел к мировой войне, а в XXI в. воздействие кризиса на мировую политику носило скорее стабилизирующий характер. Иными словами на нынешнем витке кризисных испытаний инстинкты национального эгоизма оказались контролируемыми и не привели к формированию взрывоопасного потенциала. Это — свидетельство определенной устойчивости международно-политической системы. Но, констатируя наличие в ней запаса прочности, важно видеть идестабилизирующие выбросы. Разбалансированность системы просматривается отчетливо. Из числа старых механизмов, которые обеспечивали ее функционирование, немало таких, которые частично либо полностью утрачены или подвергаются эрозии, ановые пока не утвердились.
В условиях биполярной конфронтации противостояние двух лагерей было в какой то степени дисциплинирующим элементом, приглушало меж- и внутристрановые коллизии, побуждало к осторожности и сдержанности. Накопившаяся энергия не могла не выплеснуться на поверхность, как только распались обручи холодной войны. Исчез и компенсаторный механизм, действовавший по вертикали — когда конфликтные темы микшировались на более высоких уровнях взаимодействия по линии «Восток—Запад».
Фактором, усложняющим современный международно-политический ландшафт, становится появление новых гocударств, сопряженное с противоречивым процессом их внешнеполитической идентификации, поиском своего места в системе международных отношений.
Все страны, которые обрели самостоятельность в результате разрушения «железного занавеса», сделали выбор в пользу изменения внешнеполитического курса. В стратегическом плане это оказало стабилизирующее действие, но в краткосрочной перспективе явилось импульсом для разбалансировки международной системы — по крайней мере, в части взаимоотношений соответствующих стран с Россией.
Полицентризм как антитеза биполярности не всегда может оказаться благом. К примеру, в сфере военных приготовлений (особенно в области ядерных вооружений) увеличение числа конкурирующих центров силы способно привести к подрыву международной безопасности и стабильности.
Из этого следует очевидный вывод: трансформация международно-политической системы, в значительной своей части происходящая в результате перемен на страновом и внутристрановом уровнях, должна сопровождаться целенаправленными усилиями по минимизации сопутствующих эффектов дестабилизирующего характера. Но этот общий императив может остаться лишь благим пожеланием, если не обретет политическую весомость на уровне ведущих стран и в масштабах мирового сообщества в целом.
3. Влияние глобализации на международные отношения
Одна из важнейших характеристик современного мирового развития — интенсивные процессы глобализации. Они, помимо всего прочего, относятся к числу наиболее очевидных свидетельств обретения международной системой нового качества — качества глобальности.
В явлении глобализации есть глубокие противоречия, а ее развитие имеет для международных отношений немалые издержки. Глобализация может проявляться в авторитарных и иерархических формах, порождаемых интересами и устремлениями наиболее развитых государств. Высказываются опасения по поводу того, чтоглобализация делает сильных еще сильнее, обрекая слабых на полную и необратимую зависимость. Тем не менее, не имеет смысла противодействие глобализации, поскольку этот процесс имеет глубокие объективные предпосылки. Уместные аналогии — движение социума от традиционализма к модернизации, от патриархальной общины к урбанизации.
Наиболее важными моментами, которые привносит глобализация в международныеотношения, представляются следующие. Глобализация делает мир более единым, увеличивая его способность эффективно реагировать на проблемы общего характера, которые в XXI в. продолжают становиться более важными для международно-политического развития
Один из компонентов внутренней напряженности в международно-политической системе — коллизия между глобализацией и национальной самобытностью отдельных государств. Все они, равно как и международная система в целом, сталкиваются с необходимостью найти органическое сочетание этих двух начал, совместить их в интересах поддержания устойчивого развития и международной стабильности.
Некоторые связанные с глобализацией явления — унификация, эрозия идентичности, ослабление национально-государственных возможностей регулирования социума, спасения касательно собственной конкурентоспособности — могут вызывать в качестве защитной реакции приступы самоизоляции, автаркии, протекционизма. Но в долгосрочном плане такого рода выбор обрекал бы любую страну на перманентное отставание и на места на обочине магистрального развития.
Для общей динамики международных отношений важно понимать, что взаимозависимость, возрастающая в результате глобализации, будет служить базисом для преодоления расхождений между странами, мощным стимулом длявыработки взаимоприемлемых решений.
В современных условиях, особенно после устранения гипертрофированной значимости старых форм идеологического противостояния, значительное влияние на международно-политическую конфигурацию оказывает совокупность факторов экономического развития — ресурсных, производственных, научно-технологических, финансовых. В этом можно видеть возвращение международной системы в «нормальное» состояние, каковое характеризуют приоритетом «геоэкономики» над «геополитикой ». В каком-то смысле можно говорить о своего рода ренессансе экономического детерминизма — когда исключительно или преимущественно экономическими обстоятельствами объясняются все мыслимые и немыслимые последствия взаимоотношений на мировой арене.
В современных тенденциях международного развития действительно обнаруживаются некоторые новые моменты, которые, казалось бы, подтверждают этот тезис. Во всяком случае, не работает гипотеза о том, что компромиссы в сфере «низкой политики» (в том числе по экономическим вопросам) достижимы проще, чем в сфере «высокой политики» (когда на кону оказываются престиж и геополитические интересы). Сегодня экономические вопросы оказываются более конфликтным, чем дипломатические коллизии.
Но этот вопрос требует более тщательного анализа. Поверхностные констатации приоритетности экономических детерминант международного развития недостаточны.Эмпирические данные свидетельствуют о том, что экономика и политика не соотносятся только как причина и следствие — их взаимосвязь более сложна, многомерна и эластична. В международных отношениях это проявляется очень отчетливо.
Одной из заметных тенденций в международных отношениях правомерно считать активизацию интеграционных процессов. Хотя они проявляются прежде всего на региональном уровне, сам по себе этот феномен носит глобальный характер и становится более значительным фактором мирового развития.
Успехи, которых добился в этом отношении Европейский союз, неоспоримы, хотя в середине текущего десятилетия ему пришлось столкнуться с необходимостью переосмыслить темпы, формы, направленность и пределы дальнейшего развития интеграции. Тем не менее, ЕС остается наиболее грандиозным проектом, унаследованным от истекшего столетия. В числе прочего он являет пример успешной конструктивной организации международно-политического пространства в той части мировой системы, которая на протяжении столетий была полем конфликтов и войн, а сегодня превратилась в зону стабильности и безопасности.
Убедительный пример продемонстрирован отношениями Франции и Германии. Если на временном отрезке протяженностью в три четверти века (1870—1945) эти государства трижды сталкивались в кровопролитных войнах (две из которых стали мировыми), то во второй половине XX в. участие в течение нескольких десятилетий в интеграционном взаимодействии сделало войну между ними практически немыслимой.
Опыт интеграции востребован в ряде других районов, пусть даже со значительно менее впечатляющими результатами. Последние интересны не только и даже не прежде всего в экономическом выражении. Важнее другое - интеграция становится средством нейтрализации нестабильности на региональном уровне.
Однако на вопрос о последствиях региональной интеграции для формирования глобальной целостности очевидного ответа нет. Снимая конкурентность на национально-государственном уровне (или канализируя ее в кооперативное русло), региональная интеграция может проложить путь к взаимному соперничеству более крупных территориальных образований, консолидируя каждое из них и повышая его дееспособность и наступательность как участника международной системы.
Анализ интеграции выводит к более обшей теме о формировании нового соотношения глобального и региональных уровней международной стабильности в мировой политической системе. В отличие от периода конфронтации между ними теперь нет жесткой увязки, при нарастании региональных конфликтов значительно снизился риск их эскалации и по восходящей на глобальный уровень вплоть до провоцирования мировой войны.
В то же время глобальная стабильность не обеспечивает автоматически прочную устойчивость в регионах, но, по крайней мере, не создает стимулов для ее подрыва.Наоборот, во многих случаях именно «сверху» возникают наиболее значимые импульсы урегулирования региональных конфликтов. Это явление можно было бы определить как феномен эскалации стабильности по нисходящей траектории — если воспользоваться аналогией с понятием «эскалационная стабильность» из стратегического лексикона времен холодной войны — когда речь шла о поддержании устойчивости при вертикальном нарастании конфликта.