Лев символизирует стремление к свободе, желание разрушить все ограничения. Льву не нужен лидер, он самодостаточен. Ои никому не позволит сказать себе: «Делай это». Это — ущемление его гордости. Он может только сказать: «Я хочу». Лев — это ответственность и мощное усилие, чтобы вырваться из цепей.
Но даже лев не является пиком человеческого роста. Пик — это когда лев также претерпевает метаморфозу и становится ребенком. Ребенок — это невинность. Это не послушание и не непослушание; это не вера и не безверие — это чистое доверие, это священное «да» сущему, жизни и всему, что она в себя вмещает. Ребенок — это пик чистоты, искренности, аутентичности, восприимчивости и открытости сущему. Эти символы прекрасны.
Заратустра не защищает слабых, так называемых смиренных. Он не согласен с Иисусом, когда тот говорит: «Блаженны кроткие», «Блаженны нищие». Заратустра выступает за сильный дух. Он против эго, но не против гордости. Гордость — это достоинство человека. Эго — это фальшивая сущность и не имеет никакого отношения к гордости.
Эго — это нечто, что лишает вас достоинства, лишает вас гордости, поскольку эго зависит от других, от мнения других людей, от того, что говорят люди. Эго — очень хрупкое. Мнение людей может измениться, и эго растворится в воздухе.
Эго — это результат воздействии общественного мнения. Оно вам может его дать, оно же может у вас его и отнять. Гордость — это совершенно иное явление. Лев имеет гордость. Олень имеет гордость, достоинство, грацию. Танцующий петух или парящий высоко в небе орел — у них нет эго, они не зависят от вашего мнения — они обладают достоинством, будучи такими, какие они есть. Их достоинство исходит из самого их бытия. Это необходимо понять, поскольку все религии учили людей не быть гордыми, а быть скромными. Они ввели весь мир в заблуждение, заставив всех поверить, что гордость и эгоизм — синонимы.
Так называемая христианская скромность — это перевернутое вверх тормашками эго. Эго оказалось внизу, но не исчезло; вы можете видеть, что ваши святые еще более эгоистичны, чем обыкновенные люди. Они стали эгоистами из-за своей набожности, из-за своего аскетизма, из-за своей духовности, из-за своей святости и даже из-за своей скромности. Нет никого скромнее их. Эго обладает очень тонкой способностью входить через черный вход. Вы можете вышвырнуть его с парадного входа, но оно знает, что есть черный вход.
Верблюд — очень подходящий символ для самого низкого уровня сознания. Сознание низшего уровня у человека неполноценно; оно желает быть порабощенным. Верблюд боится свободы, так как боится ответственности. Он готов взваливать на себя какое угодно бремя. Он получает удовольствие от бремени точно так же, как и низшее сознание, которое любит загружаться заимствованным знанием. Ни один человек, обладающий достоинством, не позволит пзваливать на себя чужое знание.
Человек низшего уровня сознания остается невежест- ненным и бессознательным, неосознанным и живущим в беспробудном сне, поскольку его постоянно отравляют убеждениями и верой, ему не позволяют сомневаться и говорить «нет». А человек, который не может сказать «нет», потерял свое достоинство. Если человек не может сказать «нет», то и его «да» не имеет никакого значения. Видите, что из этого следует? «Да» имеет значение лишь тогда, когда вы способны сказать «нет». Если вы не способны сказать «нет», ваше «да» бессильно, оно ничего не значит.
Следовательно, верблюд должен превратиться в прекрасного льва, готового умереть, но не отдать себя в рабство. Льва нельзя превратить во вьючное животное. Лев обладает таким достоинством, каким не может похвастаться ни одно другое животное, у него нет ни сокровищ, ни царства. Его достоинство точно соответствует стилю его бытия — оно бесстрашно, не страшится неизвестного, готово сказать «нет», даже рискуя жизнью.
Эта готовность сказать «нет» и его бунтарство очищают льва от всей грязи, оставшейся от верблюда,— от всех следов и отпечатков, оставленных верблюдом. И только после льва — после великого «нет» — возможно священное «да» ребенка.
Ребенок говорит «да» не потому, что боится. Он говорит «да», потому что любит, потому что доверяет. Он говорит «да», потому что он невинен; он даже представить себе не может, что его обманут. Его «да» — бесконечное доверие. Оно исходит не из страха, а из глубокой невинности. Только это «да» способно привести его к вершине сознания, к тому, что я называю божественностью.
Ребенок — это вершина эволюции сознания. Но ребенок является лишь символом; это вовсе не значит, что дети обладают высшим уровнем бытия. Ребенок используется в качестве символа, поскольку он не обременен знанием. Он невинен, и благодаря своей невинности он полон изумления, а поскольку его глаза смотрят на мир изумленно, его душа стремится к таинственному. Ребенок — это начало, забава; жизнь всегда должна быть началом и игривостью, она всегда должна быть смехом и никогда — серьезностью.
Необходимо священное «да», но священное «да» может возникнуть только после священного «нет». Верблюд тоже говорит «да», но это — «да» раба. Он не может сказать «нет», и его «да» — бессмысленно.
Лев говорит «нет»! Но он не может сказать «да». Это — чуждо его природе. Это напоминает ему о верблюде. Он с трудом освободился от верблюда, и «да», естественно, снова напоминает ему о «да» верблюда и о рабстве. Верблюд не способен сказать «нет», а лев не способен сказать «да».
Ребенок ничего не знает ни о верблюде, ни о льве. Именно поэтому Заратустра говорит: «Ребенок — это невинность и забывчивость...» Его «да» исполнено чистоты, и у него есть потенциальная возможность сказать «нет». Он не говорит «нет», потому что доверяет, а не потому что боится; не из страха, а из доверия. А когда «да» исходит из доверия, происходит величайшая метаморфоза, величайшая трансформация, на какую только можно надеяться.