Привет, Пенициан.
Я уже рассказывал тебе историю о моей бессонной ночи в том злосчастном доме. Напомню, что следующим утром меня нашли лежащим без сознания и крепко зажавшим ледяной рукой фонарик в сыром подвале среди множества инструментов. Молоток, пила, кирка, гвозди – все это было в беспорядке разбросано на каменном полу и послужило доказательством ненормальной природы сомнамбулического сна, в котором я якобы пребывал. Конечно, домашние тогда оставили меня в покое, но вероятной причиной этого послужил именно мой возраст.
Тот случай был своего рода предупреждением, которому я много времени искал рациональное объяснение. И вот он повторился. Надеюсь, что ты поймешь и сможешь прочитать мой бессвязный стиль повествования. Постараюсь совместить оба этих случая, чтобы наглядно показать причины и их следствия.
Освежу твою память. Город Бостум славится южным климатом с редкими перепадами температуры. Иногда здесь бывают дожди, которые оставляют после себя много липкой грязи. Вся та пыль, скопившаяся неделями на трескающейся сухой земле, конечно же, уходит. Однако почва глинистая, и после нечастых ливней здесь становится настолько сыро и грязно, что еще долгое время приходится довольствоваться резиновыми галошами, одетыми на босые ноги.
Тогда, пятнадцать лет назад, мы переехали на окраину города, оставив за собой ряды многоквартирных зданий, чьи лестничные пролеты всегда были пропитаны затхлым запахом повседневной рутины.
Снаружи наш новый дом выглядел старо и стандартно, как, впрочем, и вся местная архитектура. После того, как мы подошли к нему, нас встретили неровные стены, давно потерявшие былой блеск, потертые округлые ступени и запертые ставни окон.
Засидевшись допоздна под протянутыми повсюду лозьями виноградника, который скрывал нас днем от самых палящих лучей солнца, мы, наконец, решили пойти отдохнуть.
Внутри дом выглядел даже более убого. Различные темно-серые оттенки, которые можно увидеть снаружи, здесь превращались в одноцветную массу. Его старомодная планировка, вкупе с тесными комнатами, оставляла после себя некое ощущение клаустрофобии. Сразу у входа, на чердак вела гладкая деревянная лестница. Справа располагалась одна из спален, заваленная вещами, пережившими за свое время несколько поколений.
Осматривая дом, я находил потрепанную одежду под нижними полками шкафов, которую заталкивали туда будто наспех. Помимо пыльной одежды и пустой мебели, я также отыскал под ворохом покрывал увесистый сундук. Ключа от него, естественно, нигде не было. Забросив вскоре бесцельные поиски, я лег вместе со всеми, выбрав место для сна в комнате со странного вида сундуком. Ночь была глубокой и звездной. Но, как я ни напрягал зрение, пытаясь высмотреть на черном небе хотя бы одну звезду, так ничего и не увидел сквозь затуманенное назло окно. Повернувшись на другой бок и вперив взгляд в ровную стену, я начал засыпать.
Разбудили меня приглушенные шаги, которые я расслышал сквозь тонкую завесу сна. «Наверняка кто-то вышел на улицу» - проскочила мысль, но скрипа старых половиц я не слышал. Укутавшись покрывалом и прислушиваясь к каждому звуку, я смиренно лежал. Тиканье часов, будто неумолимо нарастало, а шаги приближались, двигаясь в мою сторону. Несмотря на то, что в доме было, в целом, тепло, я начал ощущать прилив прохлады у изголовья кровати. Сквозняк дул у выхода в коридор. Затаив дыхание, я прислушивался. И зная, что не смогу уснуть, начал рассматривать окно.
Как я и говорил, поначалу оно выглядело мутным и не пропускало ни одного четкого контура. Но сейчас через него отчетливо виднелись ряды железных прутьев, сдерживающие виноградник сверху. А надо всем этим – звезды и полная луна. Не помню даже, сколько тогда насчитал прутьев, силясь в порыве отогнать свой страх и забыться. И потому я чуть не закричал, когда под ногами услышал глухой стук. Эти чуждые уху звуки исходили изнутри сундука. Лунная дорожка света не хватала его по пути, и поэтому для меня он оставался вне поля зрения. Бессмысленное томительное ожидание. Никто, кроме меня, тогда ничего не слышал.
Не зная, что делать, я лежал, как безвольное существо в оцепенении. И вдруг тиканье часов стало редким, а весь воздух вокруг наполнился ощущением ледяной изморози. Я почти перестал дышать и теперь мог только слушать. Время растянулось в бесконечность. Немного погодя я ощутил чей-то пристальный взгляд, который изучал меня. Но рядом никого не оказалось.
И тут я услышал проникающие в голову голоса, их неумолимо нарастающее множество. Чувствуя полную ничтожность силы своей мысли, я поддался им. Вместо того, чтобы полностью затмить мой разум, они начали складываться в один повторяющийся звук… Нет, даже в слог. Я расслышал свое имя. И то, что его произнесло, очевидно, могло заслуживать доверия, и словно понимая это, оно начало говорить. Сначала, голос вел монолог неуклюже, но вскоре я многое смог разобрать.
Слушая монотонную речь, я узнал, что этот голос принадлежал одному из моих предков, которого заточили где-то здесь под домом. Сочувствуя, я мысленно подумал, что хотел бы помочь ему. Хотя, при этом и понимал всю глупость своего порыва. Но поздно было отказываться, ибо голос ухватился за эту лазейку.
Управляя подсознанием, он заставил меня сойти с кровати. Неизвестно что, откуда-то появившееся на полу, больно впилось в ногу, словно не отпуская меня. Знал ли я тогда, что мне пора идти?
Выйдя босиком на улицу, я по-прежнему ощущал скованность в движениях. Меня развернуло к полю, на котором высокая трава цеплялась за тело, не слушавшейся моей тающей силы воли. Пойти против указаний чуждого голоса я не мог. Успев захватить фонарик, я начал им все беспорядочно освещать. Будто бы это как-то могло спасти от ночного бдения! Вскоре я решил, что попросту схожу с ума, и эта ночная прогулка мне только мерещится. Однако когда я остановился у дальнего края дома, подобные мысли испарились и голову заняли лишь протекающие в организме ощущения.
По-прежнему безвольно, я схватил лежащую рядом с бочкой ржавую кувалду. Где-то вдалеке послышался вой. И тот, кому он принадлежал, был свободен, в отличие от меня. Несколько раз, ударяя по навесному замку с неведомо откуда взявшейся в моих руках, силой, я его сломал и услышал металлический звон. Кувалда упала, примяв клумбу, и я слегка покачнулся на месте. Затем я потянул на себя дверь и она, с пробирающим каждый нерв, скрипом, открылась. Чуть не упав на внезапно появившиеся под ногами ступени, уводящие в темноту, я начал спускаться вниз. Я не хотел идти, но выбора не оставалось.
Сразу за поворотом свет фонаря выхватил из мрака, как будто прислоненный к стене, железный шкаф. При приближении к нему, мое воображение начало рисовать пляшущие огни, с наслаждением окружающие меня в сужающийся круг света. Чувствуя пальцы, вцепившиеся за холодное железо, я потянул на себя дверь, открыл шкаф и заглянул внутрь. Это были всего лишь рабочие инструменты.
И тут нечто, руководившее мной, начало хватать на своем пути любую рукоятку и маленькую картонную коробку, злясь и швыряя все на пол. Когда я осознал, что голос сейчас занят не мной, то начал ощущать некое прояснение, зажигающееся в мозгу. Не заметив ранее, я увидел множество портретов какого-то человека со злобным оскалом, запечатленным на лице. Снизу портретов, при таком скользящем в хаосе освещении фонарика, я не мог ничего прочесть. Характерные черты этого застывшего выражения лица я точно где-то видел. Но не мог вспомнить где.
Неожиданный прилив моих рассуждений оборвался, и меня против воли развернуло в направлении шкафа. В руках у меня появилась кирка с затупленным концом. Кое-как сдерживая ее руками, я поплелся в сторону противоположную стене, чувствуя собственное бессилие перед судьбой.
Это все, что я помнил тогда.
Нашли меня распростертым на ледяном полу. Говорили, что я истошно кричал. Несколько дней лихорадка била меня в постели. А после выздоровления, ни минуты не оставаясь здесь, мы собрали вещи и навсегда покинули этот дом.
Но я вернулся. Уже зная, что делать, голос направил меня снова в подвал. Я схватил кирку и начал ей бить по щелям деревянной обшивки стены. Доски, ломаясь, падали на пол и создавали разруху. Липкая паутина тянулась практически за каждой из них, облепляя мои руки. Когда я добрался до осыпающейся стены, то принялся откапывать ее. Песок горстями сыпался мне за рукава и в обувь, прилипал к вспотевшей коже. Вдруг, на стене начали появляться тусклые болезненные белые очертания и меня всего передернуло. После последнего движения, когда я уже голыми пальцами откапывал песок, из стены свесился человеческий череп. Он в неподвижном положении смотрел в мою сторону, будто бы наблюдая. Упав на пол, я отполз на руках, задевая поломанные доски ладонями, которые начали кровоточить.
Череп еще сильнее склонился над полом, и свесившаяся за ним кисть потянула за собой тонкую пленку плесени с гнилью. Черви, извиваясь на полу, поспешно прятались под плоские камни.
Что-то блеснуло в метре от меня, как раз под черепом. Это оказался ключ. Уже подползая к нему, я ощутил ледяное прикосновение и, сделав еще один шаг, упал на землю под тяжестью свалившегося на меня скелета. Отплевываясь и всем своим естеством ощущая песок во рту, на руках и за одеждой, я буквально вылез наружу и растянулся на влажной земле, глядя в черное небо.
Дождь капал мне на лицо, которое я принялся растирать руками. Затем, после прошедшего щипания в глазах, пересилив себя, поднялся на ноги. Пусть я и был далеко не в лучшем состоянии и шел еле-еле, весь промокший насквозь: запачканный землей вперемешку с кровью. Но в руке я нес маленький ключ от сундука.
Внутри дома совершенно ничего не изменилось. Кроме, разве что, протекающей крыши. Ничего страшного, если ты получишь этого письмо немного испорченным сыростью?
Так…
Здесь множество неизвестных химических формул, которые кто-то с усердием выводил на пожелтевшей бумаге. И, к тому же, тут лежит странный прозрачный флакон с перламутровой жидкостью. На прикрепленной к нему бумажке невозможно ничего разобрать. Не думаю, что это один из существующих или вышедших из употребления языков.
Однако что же могло так неистово трясти сундук изнутри?
А? Что это? Силуэт в окне?!
Я окончательно схожу с ума, раз такое вижу…
[Далее почерк становится неразборчивым]