Валерий АНДРЕЕВ,
начальник Судебно-медицинской экспертной службы СПб
Попытки использовать медицинские знания при решении правовых вопросов теряются в глубине веков. Практически каждая цивилизация на определенном витке своего развития в той или иной степени подходила к необходимости решения задач, которые мы сегодня называем судебно-медицинскими.
Безусловно, наиболее совершенной, законодательно закрепленной формой привлечения врача к процессуальным действиям является Римские право.
Конечно, не была исключением и Русь, но поскольку дошедшие до нас сведения отрывочны, не систематизированы, за своеобразный исторический рубеж принято считать "Воинский устав" Петра Великого (1716 г.), предписывающий обязательность исследования мертвых тел, "дабы доподлинно узнать, отчего оная приключилась".
Тем не менее, вскрытия трупов, химические исследования внутренних органов на яды до середины 19 века носили эпизодический характер. Лишь во второй половине 19 века после правовых реформ и введения суда присяжных возникает необходимость в создании специальной службы. Надо сказать, что к этому времени судебная медицина как наука накопила и систематизировала уже достаточный объем знаний. В этот период уже существовали фундаментальные руководства австрийского профессора Э. Гофмана ("общая" судебная медицина); в Петербурге - профессором Пеликаном разрабатывались начала токсикологии и т. д. Даже сегодня, читая эти руководства, нельзя не поражаться точности мысли, глубине научного анализа и предвидения.
Вплоть до начала века нынешнего, практические судебно-медицинские исследования проводились в прозекторской Медико-хирургической академии. Основанием для исследования служило предписание полицейского чина (не ниже пристава), который и обязан был лично присутствовать на вскрытии. К этому же времени относится появление и последующее закрепление форм судебно-медицинской документации. Прозектор, чаще всего им являлся профессор, проводил исследование трупа в присутствии не только полицейского чина, но и группы слушателей академии. Таким образом, исследование носило еще и академический характер. Протокол исследования диктовался непосредственно у секционного стола помощнику и фиксировался в журнале вскрытий под порядковым номером. Никаких иных сведений, кроме вводной части и протокола, в журнал не вносилось. В полицию же передавалось только краткое изложение "мнения" эксперта. Копия "мнения" к протоколу не прикладывалась.
Законодательство того времени, не требовавшее судебно-медицинских исследований в каждом случае насильственной смерти, с одной стороны позволяло избегать массовости таких исследований (выражаясь языком сегодняшним - нагрузки), с другой - исключительно ответственно и скрупулезно собирать и оценивать все травматические и патологические изменения, лично проводить микроморфологические и даже криминалистические исследования. Тем не менее, потребность в судебно-медицинских исследованиях возрастала, обеспечить их силами кафедр становилось невозможным, что поставило перед необходимостью учреждения специальных должностей окружных судебных врачей. Как правило, эти должности занимали ведущие сотрудники кафедр по совместительству. Требования к окружным судебным врачам были исключительно высоки, однако это сочеталось с высоким жалованием, классным чином и соответствующими привилегиями.
Вплоть до октября 1917 года любая судебно-медицинская экспертиза, исследование, осмотр поручались исключительно конкретному эксперту. Истинная состязательность процесса, суд присяжных часто побуждали и к состязательности экспертов в процессе.
"Столичное врачебное управление", которому часто приписывают роль некоей судебно-медицинской экспертизы, на самом деле являлось лишь куратором материально-технического обеспечения. К собственно экспертизам оно отношения не имело.
С 1909 года инспектором Санкт-Петербургского столичного врачебного управления, непосредственно ведавшим деятельностью окружных судебных врачей, был доктор медицины Ксенофонт Платонович Сулима. По обрывкам архивных записей К. П. Сулима представляется нам как человек с большими административными способностями, отличавшийся простотой и неподкупностью характера. После октябрьского переворота и отстранения от должности инспектора К. П. Сулима остается судебным врачом одного из самых крупных районов Петрограда и совместно со своими коллегами Прейном и Н. И. Ижевским занимается созданием "судебно-медицинского подотдела Отдела здравоохранения Коммун Северной области". Сформированный подотдел возглавил доктор Прейн, секретарем был назначен Н. И. Ижевский. К сожалению, архивных сведений о, практически, первом начальнике судебно-медицинской службы Петрограда не сохранилось. После скорой смерти Прейна, с 1 июня 1920 г. судебно-медицинскую экспертизу возглавил Николай Иванович Ижевский.
Н. И. Ижевский - истинно русский интеллигент, человек высокой культуры, незаурядного ума возглавлял Службу до 1936 года, но и после ухода с заведования оставался старшим консультантом экспертизы до своей смерти в блокадном Ленинграде в 1942 году.
История сохранила имена 10 штатных экспертов Петрограда 1918 года: Н.И. Ижевский, А.А. Грегори, И.А. Цитович, Л.В. Рыбальченко, П.К. Шириян, А.А. Огиевич, А.А.Квашенкин, А.М. Макаров, П.Л. Маскин, Прейн (фамилии приводятся по тексту доклада М.А. Даль, 05.07.1962 г., Рига).
С организацией судебно-медицинской экспертизы, как самостоятельной структурной единицы, перед Н.И. Ижевским встало много вопросов, требовавших незамедлительного решения - от помещении для работы до организации подразделений. В этот период было создано три основных отдела: отдел экспертизы трупов, амбулатория, судебно-медицинская лаборатория. Безусловно, создание лаборатории было большим достижением, ибо до революции ее в экспертизе не было. Создать и возглавить лабораторию Н.И. Ижевский поручил профессору Льву Федоровичу Ильину. Профессор Л.Ф. Ильин (1072-1947) возглавлял кафедру судебной химии Петроградского химико-фармацевтического института, по образованию он был и врач, и фармацевт. Естественно, что Л.Ф. Ильин работал и судебным химиком.
На должность сотрудника лаборатории по исследованию вещественных доказательств (судебно-биологической) был приглашен прозектор кафедры судебной медицины Военно-медицинской академии Александр Петрович Петров (1876- 1941). В качестве консультантов других отделов были привлечены профессор Г.В. Шор, профессор Ф.Я. Чистович и др.
На этапе становления Службы, несмотря на постоянные реорганизации системы здравоохранения, общую административную неразбериху, зачастую произвол властей, отсутствие законодательной базы, основной заслугой Н.И. Ижевского является сплочение вокруг себя "света" медицинской мысли Петрограда. В новых, исключительно тяжелых условиях он сумел сохранить все лучшее, что было в "Столичном врачебном управлении" и заставить это лучшее работать в рамках новой структуры.
Большинства документов первых лет советской власти не сохранилось. Но, видимо, сейчас, с высоты прошедших лет и знаний истории того периода, мы должны представить и по достоинству оцепить этот труд: когда надо было не только добывать для своих сотрудников пайки, но и доказать их "лояльность" новой власти.
К 1925 году лаборатория была в основном сформирована, она занимала (все 3 отделения) 4 комнаты общей площадью 90 кв. м.
Ставился Н.И. Ижевским и вопрос о выделении отдельного здания - "особняка" для всех отделов - уже в начале 20-х годов создается проект единого судебно-медицинского морга. К 1932 году практически созданная структура судебно-медицинской экспертизы была, наконец, административно выделена в самостоятельный отдел здравоохранения: с собственным бюджетом, штатом, бухгалтерией, канцелярией.
В 30-е годы судебно-медицинская экспертиза являлась достаточно мощным по тому времени учреждением. Так, в 1934 году в штате состояло 37 экспертов, в т.ч. 1 гинеколог, 6 человек были заняты на работе в лаборатории.
Работа общих экспертов была организована по смешанному тину, т.е. вскрытия и амбулаторный прием пострадавших производились одними и теми же врачами.
Каждый врач обслуживал определенные отделения милиции, базой работы по вскрытию трупов была одна из больниц района города. Прием пострадавших также осуществлялся в помещениях районных поликлиник или в отделениях милиции. С середины 30-х годов введены дежурства экспертов при Управлении уголовного розыска.
Поражает объем производившейся работы: в том же 1934 году было вскрыто 5882 трупа, произведено 16800 освидетельствований живых лиц, фактическая нагрузка на одну ставку составила около 300 трупов.
В связи с законом о запрете абортов количество гинекологических экспертиз приблизилось к 2000. Штатным экспертом-гинекологом с 1924 по 1952 год была первая женщина-судебный медик в нашем городе Е.А. Четверикова.
30-е годы ознаменовались рядом правительственных постановлений, касающихся практической судебной медицины, 16 февраля 1934 г. за № 47/39 утверждено "Положение о судебно-медицинской экспертизе".
Читая сегодня этот документ, остается только поражаться его сжатости, конкретности, отсутствию даже упоминаний идеологического плана.
П.19 "Положения" определял статус судебно-медицинского эксперта: "судебно- медицинский эксперт является должностным лицом, производящим экспертизы во всех случаях, когда таковые случаи служат целям расследования и суда". Перед экспертом были поставлены и вменены ему в обязанность только 3 основных задачи:
- активно и повседневно участвовать во всех стадиях следственного и судебного процесса;
- помогать выявлению и предупреждению преступлений;
- повышать уровень специальных знаний.
Вторым документом было постановление Совнаркома № 985 от 4 июля 1939 г. "О мерах по укреплению и развитию судебно-медицинской экспертизы", позволившее провести дальнейшее увеличение штатного расписания.
Помимо практической работы, 30-е годы характеризуются и активной работой научного общества судебных медиков, созданного также по инициативе Н.И. Ижевского в мае 1925 года. Все судебные медики города стали первыми членами общества, в его работе Н.И. Ижевский видел путь повышения деловой квалификации врачей, преемственность поколений, необходимую связь науки и практики. Активную роль в обществе играют выдающиеся ученые - Ф.Я. Чистович, Г.В. Шор, В.Ф. Ильин, С.С. Гирголав, И.И. Игнатовский.
После ухода Н.И. Ижевского (7 июня 1936 г. он был освобожден от заведования и назначен старшим консультантом экспертизы) экспертизу возглавила Вера Васильевна Дашкевич, но менее, чем через год ее сменила Екатерина Тихоновна Бокова, проработавшая в этой должности до 1949 года и на долю которой выпало руководство Службой в тяжелейшие военные годы, в т.ч. весь период "блокады".
Разразившаяся война надолго прервала нормальную жизнь, но судебно-медицинская деятельность продолжалась и в блокадном Ленинграде. Конечно, изменился ее характер. Судебные медики проводили осмотры трупов, свозившихся в определенные места города, выдавали свидетельства о смерти. Среди погибших от дистрофии, бомбежек, артобстрелов выявляли случаи убийств, фиксировали факты каннибализма. Продолжали они нести и дежурства по уголовному розыску, причем часто на места происшествий выходили, в прямом смысле этого слова, пешком.
Наше поколение должно помнить врачей, работавших в этих неподдающихся описанию условиях голода, холода, обстрелов. Вот эти имена: Ижевский И.И., Бокова Е.Т., Данилова В.А., Васильева В.А., Григорьева П.В., Дынина Р.Ф., Розанова В.И., Шварц Э.Г., Аргун А.М., Котлярова, Логовер, Значковский К.Г., Пантелеев М.А., Огарков И.Ф.
Умерли в период блокады: Ижевский Н.И., Вишневский Г.М., Значковский К.Г., Маскин П.А., Семеновский А.И., Аргун А.М., Лукин М.И.
Трудно без волнения читать акты и заключения военных и блокадных лет - тонкие тетради с кратким описанием изменений (в основном наружных) и диагнозы в одну строку - "дистрофия", "разрушение тела". "раздавливание", "осколочные ранения" и снова "дистрофия", "дистрофия", "дистрофия".
Не обошли экспертизу и страшные законы тех лет. Смешанные чувства жалости, негодования и чего-то еще охватывают читающего акты освидетельствовании лиц, арестованных согласно очередному сталинскому указу: "по состоянию здоровья годен к тяжелым физическим работам", "годен к работе на лесоповале" и т.д., и т.п., а в вводной части указаны женщины, пожилые люди, совсем еще подростки, основная вина которых часто состояла в том, что ослабленные голодом они опоздали па работу.
Приказы по учреждению военного, "блокадного" периода поражают своим "спокойствием". При прочтении их создается впечатление, что экспертиза работает в режиме мирного времени. Только в одном из 3- 4 приказов имеется параграф, гласящий: "исключить из списков личного состава в связи со смертью".
В послевоенный период штат экспертизы постепенно восстанавливается. К 1951 году в нем состоят уже 33 врача, 16 помощников. Объем работы растет. Так, в том же 1951 году было вскрыто 3300 трупов, живых лиц освидетельствовано 36097, гинекологом освидетельствовано 2181 человек, 116 раз эксперты участвовали в судах. Учреждение переживает все трудности послевоенного периода.
Основой учебно-методической работы в 30-50-е годы, кроме заседаний научного общества судебных медиков, являлись еженедельные научно-практические конференции и, обычно проводимые 2 раза в год, расширенные научные конференции экспертизы и научного общества судебных медиков. Сохранились протоколы этих конференций. Очень простые по форме, они наполнены исключительным содержанием. Надо заметить, что явка на эти конференции строго фиксировалась, отмечались опоздавшие, не явившиеся по уважительным или неуважительным причинам. На конференции эксперты кратко докладывали качественные показатели своей работы за неделю и представляли случаи, вызвавшие наибольший интерес или затруднения. Сразу же начиналось обсуждение, своего рода консилиум. Один раз в квартал на такой же конференции эксперт представлял сводный отчет о своей работе. Причем его акты и заключения предварительно рецензировались одним из коллег, который и докладывал рецензию. Подобным же образом раз в квартал отчитывались биологи, химики, гинеколог. На все конференции приглашались профессора. Ежегодные расширенные конференции научного общества, собственно экспертизы являлись значительными событиями -обширные по форме и содержанию проблемные доклады ведущих профессоров, активное их обсуждение, разборы случаев из практики. Как правило. конференции носили тематический характер.
Любого читающего протоколы этих конференций за.40-50-е годы поражает одна особенность - маститые профессора и рядовые эксперты спорили "на равных", но при этом сохраняли исключительною взаимоуважение суждений и мнений, полностью отсутствовал менторский тон, упреки в некомпетентности, непонимании научных задач.
И, тем не менее, уже с конца 40-х годов начинает намечаться "трещина" в отношениях науки и практики. Последующие годы показали, что это процесс объективный и мог быть обусловлен следующими причинами:
- Дальнейшее развитие судебной медицины как науки пошло по линии дроблений на узкую тематику, прикладное знание которой часто оставалось весьма проблематичным. Постепенно кафедры специализировались: токсикология, скоропостижная смерть от заболеваний, огнестрельные травмы и т.д.
- Углубляющаяся бюрократизация всего общества в качестве основных критериев эффективности научной работы выдвинула на первый план количество печатных работ, подготовленных диссертаций, план аспирантуры. Только эта мнимая эффективность позволяла добывать финансирование, некоторые льготы, но она и отнимала основное время.
- Если на первых этапах развития наука и практика представляли единое целое - профессор обязательно был экспертом, то в последующем рост экспертной нагрузки, "рутинность" основного количества экспертиз привели к невозможности полноценного сочетания занятий наукой и способностью "держать нагрузку".
Всё чаще стали просматриваться ситуации, при которых выдающийся, блестяще мыслящий ученый, оказавшись по совместительству, на экспертном "конвейере", терялся, допускал грубые ошибки.
Поэтому к концу 50-х годов научные работники ранга доцентов и профессоров предпочитали пребывать уже не в качестве экспертов, а только консультантов или специалистов, приглашаемых на комиссионные экспертизы.
Вышеизложенное находит свое, пусть косвенное, но подтверждение и в частой смене руководства экспертизы. После отстранения Екатерины Тихоновны Боковой на эту должность был назначен доцент кафедры судебной медицины ВМА Федор Федорович Брыжин, проработавший чуть больше года.
14 августа 1951 г. произошло еще одно примечательное событие: приказом № 759 вместо судебно-медицинской экспертизы было организовано Бюро судебно-медицинской экспертизы Ленгорздравотдела. Первым начальником Бюро был назначен профессор Александр Герасимович Леонтьев, но и его пребывание на этой должности оказалось очень кратковременным - тоже около года. Практика настойчиво требовала на должность начальника не научного работника, а организатора, способного создать коллектив, организовать его и обеспечить четкую работу Бюро. В 1952 году начальником БСМЭ была назначена Мария Антоновна Даль, прослужившая в этой должности около 22-х лет.
Способности организатора позволили М. А. Даль стабилизировать деятельность Бюро. добиваться систематического увеличения штатного расписания. Так, на 1 июля 1962 г. общий штат Бюро составлял уже 135 человек. Из них - 62 человека с высшим образованием (врачи и химики), 37 человек среднего медицинского персонала, 30 - младшего, 6 человек административно- хозяйственного аппарата.
Бюро стало в полной мере самостоятельным экспертным учреждением, несущим всю экспертную нагрузку не только на территории города, но и его пригородов (Пушкин, Павловск, Петродворец, Колпино, Сестрорецк, Зеленогорск, Кронштадт). М.А. Даль понимала, что даже самый работоспособный коллектив нуждается в производственных площадях, приборной базе, материально-техническом снабжении.
В 1959 году вошел в строй новый судебно-медицинский морг №1, расположенный на территории больницы им. Боткина. Это позволило перейти от старой системы обслуживания отделений милиции к централизации вскрытий. Второй морг был организован на базе Военно-медицинской академии, а в последующем перемещен на базу морга больницы Энгельса (1 ЛМИ им. акад. И.П. Павлова).
Получили отдельное помещение гистологическое и биологическое отделения. Химическому отделению был выделен этаж в одном из зданий больницы им. Куйбышева.
Был централизован и амбулаторный прием, что положило конец смешанному типу работы экспертов в нашем городе. Естественно, что достаточно крупные коллективы, сосредоточенные в одном месте, обладали большими потенциальными возможностями. Вместе с тем, в пригородах были сохранены экспертные "точки", которые продолжали обслуживаться по смешанному типу работы и явились прообразом существующих ныне самостоятельных районных судебно-медицинских отделений. Потребности здравоохранения привели также к необходимости организации самостоятельных участков при крупных больницах травматологического профиля. Было положено начало организации фотолаборатории, физико-технического отделения. Одновременно формируется административно-хозяйственная служба, появляется автотранспорт. К 1970 году штат Бюро состоял уже из 82 экспертов, 65 лаборантов, 52 санитаров, 10 единиц административно-хозяйственного персонала.
Вопрос о строительстве нового единого здания Бюро, "особняка" - по выражению Н. И. Ижевского, по-прежнему не снимался с повестки дня. М.А. Даль уже в 60-е годы понимала, что будущее немыслимо без единого комплекса. К 1967 году вопрос будущего строительства был принципиально решен, хотя, как мы сегодня знаем, дистанция от произнесенного в высоких инстанциях "вопрос принципиально решен" до "здание сдано в эксплуатацию" составила 20 лет. Причем проблема решалась далеко не одним временем, а затратой колоссальных сил, энергии, работы.
Большое внимание уделяла М.А. Даль и подготовке кадров. В 1955 году при Бюро была учреждена клиническая ординатура, которую закончили в общей сложности 7 врачей (все они остались работать в Бюро). На эпизодическую основу была поставлена работа по аттестации специалистов, налажены постоянные контакты с ГИДУВом.
В 1960 году было создано Методическое Бюро, в которое вошли кандидаты медицинских наук - эксперты (их было 5) и профессор О.Х. Поркшеян. Подробных сведений о деятельности Бюро не сохранилось, кроме упоминания, что оно занимается научной разработкой "богатого экспертного материала".
Заслуживает внимания и свидетельствует о широком, разностороннем кругозоре М.А. Даль, казалось бы, незначительный по тем временам факт, что "при втором городском морге (Загородный пр., 47) создана совместно с горздравотделом и Институтом Переливания крови - НИЛ-4, лаборатория по "Забору трупной крови и тканей", что осуществлялось на судебно-медицинском материале и при непосредственном участии судебно-медицинских экспертов" (цитата по докладу М.А. Даль, Рига, 05.07.62).
Несмотря на все прогрессивные явления, в период руководства М.А. Даль проводимая ею кадровая политика оказалась крайне консервативной. Свободные вакансии в штатном расписании заполнялись в основном за счет внешних совместителей или искусственно придерживались. Критерии приема на должность экспертов так и остались непонятными.
Из числа студентов - выпускников вузов, прошедших подготовку в студенческом научном обществе и желавших работать в Бюро, в отдельные годы на работу не принимался никто (ряд этих выпускников после работы экспертами в других регионах затем вернулись и были приняты на работу через несколько лет). Результатом такой политики явился четко обозначившийся к 70-м годам разрыв поколений - большое количество экспертов имело предпенсионный возраст, а среднее и младшее поколения были представлены единицами. Терялась преемственность, а с ней и будущее экспертизы.
После ухода М.А. Даль па пенсию в 1975 году начальником Бюро был назначен Михаил Михайлович Кузьмин, проработавший в этой должности чуть более двух лет. Представительный, достаточно благожелательный к людям, М.М. Кузьмин предпочитал практически не вмешиваться в работу Бюро. При нем не было ни организационных новаций, ни кадровых перестановок. Вопрос о строительстве единого комплекса вяло обсуждался в различных инстанциях. Единственной достопримечательностью этого периода было несколько помпезных научно-практических конференций совместно с другими экспертными учреждениями, кафедрами, научным обществом судебных медиков.
С отстранением от должности М.М. Кузьмина в 1977 году для Бюро кончилась своеобразная эпоха застоя, несмотря на то, что в целом по стране застой набирал силу...