Уинстон Черчилль. Речь в британской Палате общин (1947)
Укоренение демократического идеала среди политиков и политических мыслителей было, без сомнения, одним из наиболее замечательных моментов в политической истории человечества. Интересно, что в Древней Греции — колыбели демократии — к демократии относились отрицательно. Для Платона и Аристотеля это понятие означало такой порядок вещей, при котором властью распоряжается масса — к умалению мудрости и собственности. До самого XIX в. термин «демократия» обладал уничижительным подтекстом, подразумевая «власть толпы». Сегодня, однако, мы все демократы. Либералы, консерваторы, социалисты, коммунисты, анархисты и даже фашисты готовы превозносить достоинства демократии и демонстрировать свои собственные демократические мандаты. И, конечно же, когда в конце XX столетия зашатались и рухнули главные идеологические системы, возникло впечатление, что волна демократии взмыла еще выше, чем прежде. Потерял свою привлекательность социализм, все более сомнительными предстают достоинства капитализма, — в этой ситуации демократия стала казаться, может быть, единственно надежной точкой опоры в политическом ландшафте современности.
Демократия сегодня — едва ли не самое популярное слово политического лексикона в России, да и во всем мире. Тем, кто отталкивается от внутренней формы слова, его этимологии, сущность демократии может представиться самоочевидной — народовластие или правление народа. Сразу же возникают вопросы. Какая власть имеется в виду? Что понимается под народом? Кто и кем управляет при народовластии? Может ли народ целиком выступать в роли правителя? Так что же, разве демократия — не народовластие? Действительно, народовластие. Однако слова «народ» и «власть» были столь же многозначны для античных эллинов, сколь и для нас.
Понятие «демократия» пришло к нам из Древней Греции. Подобно другим словам, оканчивающимся на «кратия» (например, автократия, аристократия и бюрократия), термин «демократия» основан на греческом слове кратос, означающем власть, правление. «Демократия», следовательно, означает «власть демоса» (демос значит «народ», хотя греки поначалу называли так только «бедноту» или «массы»). Однако простое понятие «власть народа» нам сегодня мало что скажет. Дело в том, что проблемой демократии стала сама распространенность этого термина, порой мешающая осознать ее как серьезную политическую концепцию. Поскольку практически повсеместно демократия считается «хорошей вещью», она уж слишком прочно закрепилась в словаре тех слов, что равнозначны громкому «ура» по адресу определенного комплекса идей или концепций власти. Как выразился Бернард Крик (1993), «в лексиконе публичной политики демократия, возможно, является самым ненадежным словом». Термин, который может означать все, что угодно, в конце концов не означает ничего. Среди значений, придаваемых слову «демократия», укажем следующие:
• это система, при которой власть принадлежит самым бедным слоям общества;
• это правление, которое непосредственно и непрерывно осуществляет сам народ, не нуждаясь в профессиональных политиках или государственных служащих;
• это общество, основанное на принципе равных возможностей и личных заслуг, а не на иерархии и привилегиях;
• это система социальных пособий, помощи бедным и вообще перераспределения общественного продукта с целью сократить социальное неравенство;
• это система принятия решений, основанная на принципе волеизъявления большинства;
• это система правления, которая обеспечивает права и интересы меньшинств, ограничивая власть большинства;
• это способ занятия государственных должностей в ходе конкурентной борьбы за голоса избирателей;
• это система правления, которая служит интересам людей независимо от их участия в политической жизни.
Древние греки и их выдающиеся политики, риторы (ораторы) и философы расходились в истолковании содержания демократии не меньше, чем наши современники. Это понятие могло обозначать и «торжество бунтующей черни», и «господство низших слоев населения», и «участие всех граждан в делах полиса», т.е. в политике, и «решающую роль народного собрания», и «систему правления лицами, уполномоченными на это с помощью формальных процедур представления демов».
Анализ проблемы, может быть, лучше всего начать с речи Авраама Линкольна, произнесенной им в 1864 г. в Геттисберге в разгар Гражданской войны в Америке. Линкольн говорил о демократии как о «правительстве народа — из народа — для народа». Из этих слов очевидно, что демократия связывает правительство с народом, но сама эта связь может быть осуществлена разными способами: собственно как власть народа, как власть тех, кто вышел из народа, и как правление в интересах народа. Как именно понимать эти компоненты, всегда было предметом самых жарких политических и идеологических дискуссий. Суть дискуссий сводится к трем вопросам:
• Что такое народ?
• В каком именно смысле народ должен править?
• Насколько далеко может и должна простираться власть народа?
•
Кто же входит в состав «народа»? На первый взгляд, ответ очевиден: под «демосом», или «народом», очевидно, следует понимать всех людей, то есть все население страны. На практике, однако, все демократические системы ограничивали политическое участие, и подчас очень строго.
Мы уже говорили, что ранние греческие авторы под демосом обычно имели в виду тех, кого «много» — беднейшую, а то и вовсе лишенную всякой собственности массу. Слово «демократия» поэтому здесь выражало не идею политического равенства, а то или иное нарушение политического баланса в пользу бедноты. В греческих городах-государствах политическое участие было ограничено очень небольшой частью населения — гражданами мужского пола старше 20 лет: из него тем самым исключались женщины, рабы и чужестранцы. В большинстве западных стран и в дальнейшем (вплоть до начала XX в.) существовали жесткие ограничения избирательного права, обычно в виде имущественного ценза или дискриминации женщин. В Великобритании избирательное право стало всеобщим лишь в 1928 г., когда к избирательным урнам были допущены женщины. США этого достигли в начале 1960-х годов, когда во многих южных штатах афроамериканцев впервые допустили к голосованию, в Швейцарии же женщины получили всю полноту избирательных прав лишь в 1971 г. Во всех демократических системах сохраняются и ограничения по возрасту, причем широко различается и установленный возраст совершеннолетия — от 21 года до 15 лет (как при выборах президента в Иране). Часто налагаются также формально-юридические ограничения, например, в отношении лиц, признанных душевнобольными, и лиц, находящихся в заключении.
Хотя «народ» в настоящее время означает фактически всех взрослых граждан страны, оказывается, что и здесь не все так просто. Народ, скажем, можно понимать как некое единое целое, скрепленное общим или коллективным интересом; в этом смысле он является единым и неделимым. На основании такого взгляда, скорее всего, возникает такая модель демократии, которая, подобно теории Руссо, больше фокусируется на «общей» или коллективной воле, чем на «частной воле» каждого индивида. Поскольку, однако, во всех обществах имеются свои внутренние разногласия, на практике установилось другое понимание народа — как «большинства» общества. Демократия при таком воззрении означает строгое соблюдение принципа «правления большинства», при котором воля большинства или численно наиболее сильной части общества перевешивает волю меньшинства. Здесь, однако, появляется опасность того, что демократия может выродиться в «тиранию большинства». Народ, наконец, можно понимать как совокупность свободных и равных индивидов, каждый из которых имеет право принимать свои собственные решения. Эта последняя точка зрения не только явно противоречит любой форме мажоритаризма (теоретическое обоснование или практическое применение принципа, согласно которому предпочтение отдается воле большинства; чревато игнорированием позиций меньшинств и индивидов.), но и предполагает, что в конечном счете только решения единогласного характера имеют для всего демоса обязательную силу, что радикально ограничивает применение демократических принципов.
Большинство концепций демократии базируются на принципе «правительства из народа». Это означает, что люди, в сущности, управляют сами собой, участвуя в принятии важнейших решений, влияющих на их собственную жизнь и определяющих судьбы общества. Участие это, однако, может принимать различные формы. Если мы говорим о прямой демократии, то народное участие здесь предполагает непосредственное и непрерывное участие людей в принятии решений через референдумы, массовые собрания или, скажем, интерактивное телевидение. Альтернативной и более обычной формой демократического участия являются политические выборы — характерная особенность так называемой представительной демократии. Когда граждане голосуют, они не столько принимают решения, непосредственно затрагивающие их жизнь, сколько избирают тех, кто будет принимать такие решения от их имени. Демократический характер голосованию, однако, придает то обстоятельство, что если выборы носят состязательный характер, общество всегда имеет возможность «вышвырнуть мерзавцев вон» и, таким образом, обеспечивает подотчетность политиков обществу.
Существуют и такие модели «демократии», по видимости основанные на принципе «правительства для народа», которые как раз народу-то и оставляют весьма мало возможностей для политического участия, прямого или косвенного. Наиболее гротескным примером здесь служат так называемые тоталитарная демократия Тоталитарная диктатура под личиной демократии (Муссолини и Гитлер как «выразители интересов народа»). Получалось, что «истинная» демократия возможна лишь при абсолютной диктатуре. В таких случаях «власть народа» в действительности выражалась не более чем в ритуалах поклонения всевластному вождю посредством съездов, маршей и демонстраций. Иногда это представляли как плебисцитарную демократию ( плебисцит как всенародное голосование,референдум, поэтому подобная практика — атрибут так называемой прямой демократии. Однако эта форма часто подвергается критике, поскольку она предоставляет широкое поле для демагогии ). Хотя в тоталитарных демократиях все обычные понятия о демократическом правлении вывернуты наизнанку, они иллюстрируют собой один интересный момент, а именно: между «управлением посредством народа» (активным политическим участием общества) и «управлением для народа» (правлением в «интересах народа») может быть дистанция огромного размера. Поэтому сторонники представительной демократии всегда и стремились ограничить общественное участие в политике простой подачей голосов как раз из того опасения, что самому обществу может недоставать разума, образования и опыта, чтобы самому осуществлять правление. (о чем говорил Платон, критикуя принцип политического равенства на том основании, что масса не обладает ни разумом, ни опытом, чтобы управлять от своего лица).
Есть и другой взгляд на демократию, характерный, например, для социалистов и радикальных демократов. Речь идет о радикальной демократии (форма демократии, поощряющая децентрализацию, политическое участие общества и максимально возможное рассредоточение политической власти). Идея здесь в том, что у людей есть изначальное право принимать участие в принятии любых решений, затрагивающих их жизнь, под демократией же подразумевается коллективный процесс, обеспечивающий все это. Такую позицию можно, например, видеть в социалистическом требовании обобществления собственности и введении рабочего самоуправления, где и первое, и второе понимались как средство демократизации экономической жизни. Вместо политической демократии, таким образом, социалисты призывали к «общественной демократии» или «производственной демократии». Также и представители феминизма требуют демократизировать семейную жизнь, которая понимается как всеобщее право участвовать в принятии решений по отношению к семейной и частной сферам.
Прямая демократия (демократия участия) основана на прямом, непосредственном и постоянном участии граждан в управлении. Здесь, следовательно, нет разделения на тех, кто правит, и тех, кем правят, на государство и гражданское общество: это, по сути, общественное самоуправление. В древних Афинах такое правление осуществлялось через народные собрания; сегодня это чаще всего референдум К достоинствам прямой демократии относится то, что она
• позволяет людям в наиболее полной степени распоряжаться своей судьбой; это единственный вид демократии в чистом виде;
• обладает потенциалом политического просвещения общества: граждане в таком обществе лучше информированы и обладают развитыми политическими навыками;
• позволяет обществу свободно и напрямую выражать свои взгляды; здесь нет политиков, которые могли бы преследовать свои собственные узкоэгоистические интересы;
• придает власти полную легитимность, ибо люди, естественно, здесь выполняют решения, ими же самими принятые.
Представительная демократия — это ограниченная и непрямая форма демократии. Она ограничена постольку, поскольку общественное участие в управлении здесь сведено к эпизодам подачи голосов на выборах через определенные промежутки времени; и она носит непрямой характер, поскольку общество здесь не осуществляет власть, а лишь выбирает тех, кто будет это делать от его имени. Эта форма правления демократична только в тех случаях, когда представительная система располагает действенной и прочной связью между правительством и гражданами. Такая связь часто выражается понятием избирательного наказа или мандата. Сильные стороны представительной демократии проявляются в том, что она
• практически осуществима, ибо прямое участие общества во власти возможно лишь в небольших сообществах;
• снимает с рядовых граждан бремя принятия решений, приводя к своеобразному разделению труда в политике;
• наделяет рычагами власти наиболее образованных, информированных и опытных людей;
• содействует сохранению стабильности, удерживая рядовых граждан в стороне от повседневной политики и тем самым приучая их к культуре компромисса.
Демократию слишком часто понимают как нечто единое и внутренне непротиворечивое. Разве что немногим реже единственной или единственно правильной формой демократии считается то, что под этим обозначением существует в большинстве западных обществ (система регулярных и состязательных выборов, основанная на всеобщем избирательном праве). Иногда последнее понимание демократии конкретизируется добавлением эпитета «либеральная». Однако на самом деле существует несколько конкурирующих теорий, или моделей, демократии, каждая из которых предлагает свою собственную версию народовластия. Это свидетельствует не только о многообразии демократических форм и механизмов, но также и о разнообразии тех логических оснований, на которых возможно обоснование демократической идеи. Ведь даже за таким распространенным термином, как «либеральная демократия», в действительности стоят весьма и весьма разные, а то и взаимопротиворечивые, позиции. Вообще можно выделить четыре различные модели демократии:
• классическая демократия (classical democracy)
• протективная демократия (protective democracy)
• демократия развития (developmental democracy)
• народная демократия (people's democracy)
Классическая модель демократии была основана на полисе (древнегреческом городе-государстве), конкретнее, на той системе власти, что получила развитие в крупнейшем и самом могущественном городе-государстве Греции — Афинах.
Первоначальной самоорганизации людей с чертами всенародности было присуще непосредственное участие всех в деле выживания и воспроизведения рода. Только еще нарождавшаяся политика была демократична, правда, эта первобытная демократия неизбежно оказывалась очень примитивной. Вопрос об участии каждого в управлении и в самоуправлении еще не возникал в силу его предопределенности естественным распределением половозрастных ролей. Природа и выбирала, и назначала; от людей лишь требовалось поддерживать основы всенародности.
В преуспевающих родах и племенах политика с течением времени усложнялась, возникала структурно-функциональная дифференциация, возникали прообразы (архетипы) первых политических институтов. Важным стало появление дружин — группировок здоровых, энергичных и, главное, вооруженных мужчин, которые обеспечивали безопасность всех. Это оборачивалось ответственностью и честью принимать нужные решения — по-прежнему всенародно, только «народ» все чаще ограничивался кругом мужчин с оружием. Так складывалась военная демократия. В подобных условиях женщины, старики, дети оказывались лишь приживальщиками при власть имущих.
По мере дальнейшего усложнения политических систем развиваютсяотношения начальствования/подчинения. (Впервые они рассматривалисьПлатоном в диалоге «Политик» в понятиях приказания и исполнения данного приказания.) Военная демократия еще долго служила (в иных странах вплоть до наших дней) средством сдерживания этих антидемократических по сути взаимоотношений.
С реформ афинского архонта Солона (между 640-635 — ок. 559 до н.э.) пирамидальная структура начальствования — цари/аристократы/демос — изменялась. Реформы были начаты под призывом возврата к старому — к всенародности, значит, равенству ВСЄХ перед законом И друг перед другом как представителями одного сообщества, «народа». Особые функции обрело народное собрание, перенятое у военной демократии, которое на деле объединяло тех, кто мог быть воином и отцом семейства. С развитием практики античной демократии описанная легендарным Гомером агора (рыночная площадь место гражданских собраний) сменилась афинской экклесией (народное собрание мужчин с 20 лет.,верховный орган государства, осуществлявший законодательную, исполнительную и судебную власть) или спартанской (народное собрание мужчин с 30 лет, прошедших курс гражданской подготовки) апеллой.
После реформ Солона в античной Греции возникла структура, опирающаяся на частную собственность, чего не было нигде в мире.
Господство частной собственности вызвало к жизни свойственные ей и обслуживающие ее нужды политические, правовые и иные институты — систему демократического самоуправления с правом и обязанностью каждого полноправного гражданина, члена полиса, принимать участие в общественных делах (римский термин res publica как раз и означает «общественное дело»), в управлении полисом; систему частноправовых гарантий с защитой интересов каждого гражданина, с признанием его личного достоинства, прав и свобод, а
также систему социокультурных принципов, способствующих расцвету личности, развитию творческих потенций индивида. Словом, в античном мире были заложены основы так называемого гражданского общества, послужившего идейно-институциональным фундаментом быстрого развития античной рыночно-частнособственнической структуры.
Принцип управления с помощью народного собрания не просто сводился к поддержке (санкции) действий начальника, как это было в случае агоры. Из обычного источника власти такое собрание добилось права наделять властными полномочиями и тем самым обрело верховенство над главным руководителем. Гомеровский «совет царей» стал представительным органом полиса, точнее, его отдельных «народов», или демов. И цари-воители, и аристократический ареопаг вписались в систему взаимного соподчинения.
Возникла практика выборности, назначения по жребию и ротацииисполнителей политических ролей. Каждый мог — и обязан был! — занятьлюбую должность: исполнительную, законодательную, сакральную (относившуюся к религиозному культу), судебную или иную, которую определило для него народное собрание, жребий, его собственный народ — дем (территориальный округ) или просто подошедшая очередь на данное место.
При этом был утвержден основополагающий демократический (справедливый) принцип равенства граждан. Он стал развитием изначальных норм родства (равенства в роде) и дружбы (равенства в дружине). Данный принцип был юридически закреплен в праве/обязанности граждан выступать в народном собрании, осуществлять правосудие, другие полисные функции, например: служить в войске, совершать литургии (священные церемонии, праздники, включая разыгрывание трагедий и комедий), а также отвечать перед законом. Сама система демократического правления нередко именовалась равновластвованием, которое не сводилось к всенародности: отправление разных должностей позволяло хотя бы на время делать в принципе равных неравными по статусу.
Форма прямой демократии, существовавшая в Афинах на протяжении VI и V веков до н.э., часто понимается как единственная чистая или даже идеальная система политического участия. Хотя эта модель оказала значительное влияние на более поздних мыслителей, таких, как Руссо и Маркс, афинская демократия являла собой весьма специфический вид прямого народовластия — форму, в современном мире имеющую очень ограниченное применение. Демократия в Афинах была равнозначна управлению через народное собрание. Все главные решения принимались экклесией, в состав которой входили все граждане. Она собиралась по меньшей мере сорок раз в год. Если требовались государственные служащие для постоянной работы, их избирали на основе жребия или системы ротации, дабы было представлено наибольшее число сограждан; должности, как правило, были рассчитаны на недлительные сроки, чем также обеспечивалось как можно более широкое представительство. Исполнительным органом народного собрания выступал Большой совет, в который входили 500 граждан; существовала также Коллегия пятидесяти, подававшая предложения Большому совету. Председательствующий в Коллегии исполнял эту должность всего один день, и занимать это почетное место можно было всего лишь раз в жизни. Единственное исключение было сделано для десяти военачальников, которые, в отличие от других государственных служащих, могли быть переизбраны.
Афинская демократия — образцовая историческая модель прямой демократии, при которой от всех граждан требовался высокий уровень политического участия. Однако на деле средний афинянин мало участвовал во всех политических решениях. Афинская демократия представляла собой систему смешанного правления с особо значимой ролью народного собрания всех граждан, максимально сниженными имущественными и другими цензами, причем малоимущих специально поощряли к исполнению их гражданских прав/обязанностей. Эти небольшие акценты и отличали афинскую демократию от смешанного правления, которое Аристотель предпочитал называть политейей.
Женщины, дети, рабы, вольноотпущенники и иногородние не былигражданами античного полиса. Аристотель, который жил и работал в Афинах, создал здесь свой знаменитый Ликей, афинским гражданином не считался.
Протективная демократия
При своем возрождении в XVII и XVIII столетиях демократические идеи приобрели форму, которая сильно отличалась от классической демократии Древней Греции. Демократию отныне трактовали не столько как механизм участия сообщества в политической жизни, сколько как средство, которым люди могли бы оградить себя от чрезмерного вмешательства правительства в их жизнь. Отсюда и название «протективная демократия». Такое понимание демократии в особенности было характерно для ранних либеральных мыслителей, более всего думавших о расширении области свободы личности. Здесь было все то же стремление защитить индивида от всемогущего правительства, что некогда было выражено в самом, наверное, раннем из всех демократических заявлений — вопросе Аристотеля Платону: «Кто будет сторожить стражей?».
Из-за таких же опасений перед неограниченной властью Джон Локк в XVIIIв. утверждал, что политическое право голоса вытекает из естественных прав человека, (прав, полученных от Бога, данных всем людям и потому неотъемлемые) в частности его права на собственность. Если правительство через налогообложение обладает властью экспроприировать ту или иную часть собственности, граждане со своей стороны вправе защищать себя через контроль над составом органа, принимающего решения о налогах, то есть законодательную власть. Иными словами, демократия стала означать систему «власти по соглашению», функционирующую через представительную ассамблею. По современным понятиям, однако, самого Локка трудно назвать демократом, поскольку он полагал, что политическим правом голоса должны быть наделены только владельцы собственности, ибо лишь они обладают теми естественными правами, которые, собственно, и могут ущемляться правительством. С более радикальным пониманием о всеобщем избирательном праве выступили с конца XVIII в. такие теоретики утилитаризма, как Иеремия Бентам и Джеймс Милль.
Утилитаризм в своем обосновании демократии тоже опирался на необходимость защиты или поддержки индивидуальных интересов. Бентам при этом постулировал, что коль скоро индивид стремится к удовольствиям и избегает страданий, всеобщее право голоса (под каковым в то время подразумевалось право взрослых мужчин) является единственным способом обеспечить «наибольшее счастье для наибольшего числа людей».
Однако обоснование демократии принципом защиты индивида имеет важное, но далеко не решающее значение. Протективная концепция все же представляет собой ограниченную и непрямую форму демократии. Практически согласие (признание людьми верховной власти над собой и ее права руководить) управляемых здесь выражается посредством голосования на регулярных и состязательных выборах, что и обеспечивает подотчетность обществу тех, кто управляет. Политическое равенство в данном случае, следовательно, понимается чисто технически — как равенство избирательных прав. Более того, это прежде всего и главным образом система конституционной демократии, функционирующая по определенным формальным или неформальным правилам, ограничивающим власть правительства. Но если право голоса действительно есть средство защиты свободы личности, эта свобода должна быть также обеспечена строгим осуществлением принципа разделения властей через формирование отдельно исполнительной, законодательной и судебной власти, а также через обеспечение основных прав и свобод человека — свободы слова, свободы передвижения и защиты от произвола. Протективная демократия ориентирована на предоставление гражданам как можно более широкого круга возможностей жить как хочется. Здесь она очевиднейшим образом перекликается с принципами свободного капитализма и той концепцией, что именно индивида следует наделить максимальной ответственностью за свое экономическое и социальное положение. По этим основаниям больше всего сторонников протективная демократия находила среди приверженцев классического либерализма, а в современной политике — «новых правых».
Демократия развития
Первоначальная теория демократии была более всего озабочена защитой прав и интересов личности, но вскоре в ней появился существенно новый акцент — акцент на развитии человека и общества. Новые концепции, возникшие в этом русле, сегодня можно отнести к модели, называемой демократией развития. Наиболее смелый для своего времени подход в данной области выдвинул Ж.-Ж. Руссо. Во многих отношениях идеи Руссо знаменовали собой решительный отказ от господствовавшей либеральной концепции демократии, в дальнейшем им суждено будет оказать влияние как на марксистские, так и анархистские традиции, а еще позже — на «новых левых». Для Руссо демократия была средством, с помощью которого люди обретают свободу или независимость в смысле «подчинения лишь тому закону, который каждый из нас предписывает сам себе». Граждане в его теории «свободны» лишь тогда, когда они самым прямым и постоянным образом участвуют в делах сообщества. Руссо, таким образом, выходил за рамки того понимания демократии, которое сводит ее к выборам, и выдвигал идеал прямой демократии, совершенно радикальный для своего времени. Не случайно он подверг самой жесткой критике ту систему выборов, что сложилась в Великобритании. В «Общественном договоре» (1762) он, например, писал:
Полагая себя свободным, английский народ глубоко заблуждается; он свободен лишь тогда, когда избирает членов парламента; как только они оказываются избранными, люди попадают в рабство; это пустышка. Получая на краткий миг свободу, английский народ пользуется ею так, что заслуживает того, чтобы его этой свободы лишили.
Однако в теории Руссо совершенно новым была его глубочайшая убежденность в том, что в конечном итоге свобода человека невозможна без его подчинения общей воле. Он считал, что общая воля есть «истинная» воля каждого гражданина в противоположность его «частной», или эгоистической, воле. Подчиняясь общей воле, люди тем самым следуют своей собственной «истинной природе»: общая воля есть то, к чему стремился бы каждый человек, действуй он всегда бескорыстно. Руссо при этом имел в виду самую широкую демократию, для которой необходим весьма и весьма высокий уровень как политического, так и экономического развития. Он не был сторонником общественной собственности, но при этом предлагал, чтобы «ни один гражданин не был настолько богат, чтобы купить другого человека, и ни один настолько беден, чтобы ему приходилось продавать себя».
Теории Руссо помогли сформироваться одной современной идее, с которой в 1960—1970-х годах выступили теоретики «новых левых». Речь идет об «обществе участия» — обществе, в котором каждый гражданин имел бы полную свободу развития через участие в решениях, определяющих его жизнь. Этого не достичь без открытости, подотчетности и децентрализации главных общественных институтов — семьи, рабочего места и местного сообщества, а вместе с тем и политических институтов — партий, групп интересов и законодательных органов. В основе этой модели лежит концепция «низовой» демократии, или, как ее еще называют, «демократии корней травы»: идея здесь заключается в том, что политическая власть должна восходить снизу вверх и при этом с максимально низкого уровня. Однако теория Руссо подвергается критике на том основании, что «истинная» воля граждан совершенно оторвана от их «мнимой», или чисто субъективной воли. Опасность здесь и впрямь заключается в том, что поскольку общую волю нельзя определить, опросив граждан об их желаниях (ибо ими может руководить элементарный эгоизм), то появляется возможность определить эту волю сверху; и совершенно нельзя исключать, что на практике бывает не сделает диктатор, вообразивший себя носителем «истинных» интересов общества. Именно поэтому иногда в Руссо видят провозвестника так называемой тоталитарной демократии.
Концепция развивающей демократии имела и более умеренный вариант, во многом сопряженный с либеральной моделью представительного правительства. Ее основополагающие элементы были сформулированы еще Джоном Стюартом Миллем. Главное достоинство демократии Милль усматривал в том, что она способствует «наивысшему и гармоничному» развитию способностей человека. Участие в политической жизни повышает уровень сознания граждан и воспитывает их чувства, словом, развивает их. Демократия здесь предстает как своего рода образование. Поэтому Милль призывал к расширению сферы участия граждан в политике, считая, что право голоса должно быть предоставлено всем людям, кроме неграмотных. Избирательное право — радикальнейшую для того времени идею — он распространял и на женщин. Важное место в его теории занимала и местная власть, сильная и независимая, дабы больше людей исполняли те или иные должности.
Милль, как и другие либералы, осознавал и опасности демократии. Правда, в отличие от основных представителей либеральной мысли он совершенно не признавал идеи формального политического равенства. Так же, как в свое время Платон, он не считал, что все мнения в мире политики имеют одинаковое достоинство. Отсюда его предложение ввести множественное голосование — такую систему, при которой неквалифицированный работник имел бы один голос, квалифицированный — два, а выпускник колледжа и ученый — пять или шесть голосов. Но у Милля были в данном случае и более серьезные сомнения, идущие от извечного страха либералов перед тем, что Алексис де Токвилль в знаменитой своей фразе назвал «тиранией большинства». Демократия в этом воззрении всегда несет в себе опасность того, что права меньшинства и свобода личности могут быть принесены в жертву идее народа, что свобода дискуссии, критика, духовная жизнь вообще — все это может быть принесено в жертву некоей воле большинства, и тогда воцарится однообразие и скучный конформизм. Большинство ведь не всегда право; истина не выясняется процедурой поднятия руки при голосовании. Милль поэтому всячески поддерживал идею совещательной, или парламентской, демократии (Совещательная демократия — демократическое правление, уделяющее особое внимание дискуссиям и дебатам, что помогает выявить интересы общества.).
Народная демократия
Термин «народная демократия» идет от тех ортодоксальных коммунистических режимов, что создавались по советскому образцу после Второй мировой войны. Мы, однако, будем применять его в более широком смысле, относя сюда самые различные модели демократии, порожденные марксистской традицией. Их немало, и все они находятся в разительном контрасте с более распространенными либерально-демократическими моделями. Марксисты, как известно, всегда отмахивались от либеральной, или парламентской, демократии, видя в ней не более чем форму «буржуазного», «капиталистического» правления. К понятию или идеалу демократии они тем не менее обратились потому, что в них присутствует идея равенства. «Демократия» здесь означала социальное равенство, выстроенное на обобществлении собственности («общественная демократия», как марксизм изначально понимал этот вопрос), что надлежало отличать от «политической» демократии — видимости, фасада равенства.
Маркс был убежден в том, что достаточно свергнуть капитализм и демократия рано или поздно восторжествует. Правда, до настоящего коммунизма будет еще далеко, поскольку потребуется так называемый переходный период с характерной для него «революционной диктатурой пролетариата». Так в конце концов на смену «буржуазной» демократии придет совершенно новая система «пролетарской» демократии. Маркс не вдавался в детали того, как может быть организовано это переходное общество, но в общих чертах его понимание вопроса видно из того восхищения, которое в нем вызвала Парижская Коммуна 1871 г. — весьма кратковременный эксперимент, по смыслу близкий прямой демократии. Дальнейшую перспективу он понимал так: с преодолением классового антагонизма и окончательным построением коммунистического общества пролетарское государство попросту «отомрет». С ним вместе уйдет в прошлое необходимость в правительстве, законах и даже политике как таковой, — по сути дела, все это распространяется и на демократию.
Но еще более чем Марксу модель демократии, реализованная в коммунистических госуд