Реформы Елизаветы Петровны
Окончательное разделение цензурных функций было утверждено императрицей Елизаветой Петровной, постановившей, чтобы «все печатные книги в России, принадлежащие до церкви и церковного учения, печатались с апробацией Святейшего Синода, а гражданские и прочие всякие, до церкви не принадлежащие, с апробацией Правительствующего Сената». При этом, отмечает Жирков, цензура при императрице носила несколько «неупорядоченный» характер[4]; правление Елизаветы было примечательно тем, что императрица стремилась уничтожить все следы предыдущего кратковременного царствования своей свергнутой предшественницы, Анны Леопольдовны[21]. Так, указом от 27 октября 1742 года Елизавета постановила сдать «для надлежащаго в титулах переправления» все книги, напечатанные в период с 17 октября 1740 по 25 ноября 1741[26].
18 сентября 1748 года Синод постановил: «и буде где у кого найдутся с помянутым известным титулом какие печатные церковные книги, оные собрать… и вынув из них только следующие для исправления одни листы, отослать в типографии, где что печатано, как поскорее без всякого задержания и медления»[26]. Контроль был установлен и за ввозом литературы из-за границы; издания на иностранных языках, продаваемые на территории империи, необходимо было предоставлять на проверку — на предмет упоминания всё тех же нежелательных лиц.
В это же время был усилен контроль церкви над лубочными картинками. Синод запретил требники и требовал контроля за их изданием; цензурные нововведения распространились и наиконопись. Указ от 10 мая 1744 года гласил: «в деревенских крестьянских избах иконы закопчены, грязны, на них часто не видно ликов; это может привести к насмешкам заходящих в избы иноземных путешественников». Новые правила обязали церковнослужителей следить за чистотой икон и контролировать в этом селян. При этом, однако, положение науки изменилось в лучшую сторону — увеличился объём издания книг, появились новые академики; произошло отделение Университета от Академии. Печать (через контроль над типографиями) была полностью сконцентрирована в руках правительства, но чёткого цензурного законодательства всё ещё не существовало[5].
Реформы Екатерины II
Следующие важные изменения были предприняты при царствовании Екатерины II Великой; значимым событием для русской культуры и, в особенности, журналистики стал указ от 1 марта 1771 года, разрешивший на территории Российской империи печатать книги иностранным подданным (правда, на их родном языке, чтобы не подрывать отечественную экономику). Через пять лет иностранцам было разрешено выпускать и русскоязычную литературу, но под пристальным присмотром Синода и Академии наук. Следующим знаменательным событием для прессы стал закон о вольных типографиях (15 января 1783 года), приравнявший производство книг к промышленности и давший возможность частным лицам открывать своё дело[4]. Разумеется, печатать было возможно исключительно книги «непредосудительные Православной церкви, правительству, добронравию»[5].
При общем либеральном характере реформ Екатерины II, императрица, однако, обязала Императорскую Академию наук и художеств ужесточить надзор за ввозимыми в страну книгами; многие неугодные издания изымались из продажи и частных коллекций. Указ от 15 января 1783 года содержал такое положение: «В случае самовольного напечатывания таковых соблазнительных книг [противных законам Божиим и гражданским, или же к явным соблазнам клонящихся], не только книги конфисковать, но и о виновных в подобном самовольном издании недозволенных книг сообщать, куда надлежит, дабы оные за преступление законно наказаны были». Таким образом, констатирует Жирков, усиливалась рольполиции в цензуре, её полицейская функция[4]. Блюм же, комментируя указ 1783 года, называет его не иначе как положившим начало частному книгоиздательскому делу в России; также исследователь замечает, что весьма неосмотрительно данное нововведение возложило предварительную цензуру изданий на полицейские учреждения. Последние, «несмыслённые урядники благочиния» (цитата из книги «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева), к новым обязанностям относились халатно и зачастую, возможно, не имели даже должного образования для выполнения цензурных функций[27].
Параллельно с этим была намечена поддержка иностранных мыслителей, в частности, Вольтера и Дидро, всячески поощрялся ввоз в страну литературы просветительского толка[5]. Одновременно, однако, ввозимая в страну литература попала под более пристальное, нежели ранее, внимание. В сентябре 1763 года императрица напомнила, что «…в Академии наук продают такие книги, которые против закона, доброго нрава, нас самих и российской нации, которые во всем свете запрещены, как например: „Эмиль“ Руссо, Мемории Петра III <…> и много других подобных», и приказала «наикрепчайшим образом Академии наук иметь смотрение, дабы в её книжной лавке такие непорядки не происходили, а прочим книгопродавцам приказать ежегодно реестры посылать в Академию наук и университет Московский, какие книги они намерены выписывать, а оным местам вычеркивать в тех реестрах такие книги, которые против закона, доброго нрава и нас. Если же будет обнаружено, что такие книги все-таки продаются в лавке, то она будет конфискована и продана в пользу сиропитательного дома[28]». Определённым новаторством императрицы, считает Жирков, была попытка издавать печатный орган, который бы руководил общественным мнением и направлял его, — таким изданием был журнал «Всякая всячина», который должен был затрагивать темы достоинств русского правительства и не концентрировать внимание читателей на имеющихся проблемах[4].
2) Журналистская деятельность Фаддея Булгарина.
Личности и деятельности Фаддея Венедиктовича Булгарина невозможно дать однозначную оценку в силу нескольких причин разного характера. Как писал А.И. Реблайт: «Посмотришь с одной стороны – перед тобой просветитель, искореняющий пороки и исправляющий нравы. Посмотришь с другой – видишь меркантильного издателя, превыше всего ценящего деньги. Только что перед тобой был прямодушный отставной улан, друг А. Бестужева и Грибоедова, и вот уже на его месте циничный доносчик, дающий советы по организации тайной слежки. Патриот Польши, много сделавший для пропаганды ее культуры в России, он резко обрушивается в своей газете на восставших земляков и подсказывает, как лучше вести военные действия против них».
Писать Фаддей Венедиктович начал еще в юношестве во время учебы в кадетском корпусе в Петербурге, но начало журналистской деятельности приходится на период после окончания наполеоновских войн, когда Булгарин возвращается на Родину в Вильну, где он активно публикуется в городских газетах, в основном анонимно, а также издает бесцензурный журнал «Варшавский свисток» на польском языке.Уже тогда в нем выработался «нюх на сенсацию, жадность к действительным фактам, политическая гибкость, если не выразиться сильнее, и беспримерное чувство вкуса толпы, вкуса заказчика, который должен оплатить его беллетристические старания и новации». Это был талант Ф.В. Булгарина, который в нем все же отрицать нельзя, потому что природа наградила его хваткой памятью, наблюдательностью и немалым даром риска, всегда необходимым в журналистском деле.
В 1819 г. начинающий журналист и писатель переехал в Санкт-Петербург, где ему было разрешено поселиться – полякам тогда благоволил сам император Александр I, а потому им многое прощалось, даже прошлая служба Наполеону, которая определила для Булгарина славу беспринципного журналиста.Оказавшись в столице, он подает прошение министру духовных дел и народного просвещения А.Н. Голицыну с просьбой разрешить издание в Санкт-Петербурге «Дамского журнала» на польском языке. Однако ему было отказано из-за отсутствия в столице цензора, знающего польский язык – даже польское происхождение не помогло пройти через барьеры цензуры.
В сентябре 1821 г. Булгарин вновь предпринял попытку стать издателем собственного журнала, подав просьбу об издании уже не польского, а русского журнала истории, статистики и путешествий «Мнемозина», с указанием цели издания – «способствовать изгнанию романов и простых сказок занятиями более достойными людей просвещенных и благонамеренных», что отвечало потребностям русской просвещенной публики. На этот раз Булгарин уже 6 октября получил разрешение, так как к этому времени был достаточно известным литератором, членом высочайше утвержденных обществ, и с изменением названия на «Северный архив» приступил к изданию своего первого журнала, обретя статус русского журналиста.
Первый номер «Северного архива» вышел в январе 1822 года с эпиграфом, выбранным издателем для журнала из басни Федра: «Трудись лишь с пользой». Ф.В. Булгарин так определял для читателей программу своего издания: «Цель сего журнала состоит, во-первых, в распространении полезных сведений по части истории древней и новой, отечественной и иностранной, статистики и политической экономии относительно к России и другим странам, а во-вторых, в доставлении отечественной нашей публике чтения приятного и наставительного, как достойного людей просвещенных и благонамеренных».
«Северный архив» выходил в начале и середине каждого месяца, причем Фаддей Венедиктович не только заботился о своевременном поступлении журнала, но и тщательно следил за точностью публикуемого, что не соответствует образу, созданному впоследствии.
Имя Ф.В. Булгарина в 1830-е гг. прочно связывается с изданием «Северной пчелы». В 1825 г. он вместе с Н.И. Гречем создал первую русскую частную газету «Северная пчела». Важно, что в это время всем частным газетам строго запрещалось касаться политики. Исключение из общего правила представляла только «Северная пчела», которая начала выходить как «газета политическая и литературная».
Редакция «Северной пчелы» пыталась обеспечить доступ газеты во все слои населения и прежде всего к широкому читателю. Жанры и формы материалов газеты пришлись по нраву малотребовательному, неискушенному «среднему» читателю – купцам, мещанам, ремесленникам, мелкому чиновничеству, провинциальным помещикам. Ф.В. Булгарин и его сотрудники старались предлагать легкое занимательное чтение, часто основанное на сенсации, вымысле и непроверенных фактах, но начиненное советами хранить преданность царю и церкви.
А.В. Западов не зря назвал Ф.В. Булгарина «дельцом от журналистики», так как он превратил «Северную пчелу» в доходное предприятие, внеся в журналистику взяточничество и шантаж. «Скрытая реклама» в тестах (так называемая «джинса») находилась почти во всех материалах газеты: в статьях, очерках, фельетонах указывались фамилии фабрикантов, названия фирм, адреса модных магазинов и мастерских, причем упоминания эти напрямую зависели от того, чем мог помочь «рекламодатель» Ф.В. Булгарину. Таким образом, «Северная пчела» оказалась родоначальницей продажной «желтой» буржуазной прессы в России, положив начало «торговому направлению» в русской периодике.
«Северная пчела», по мнению многих критиков, впервые в России ввела отдел фельетона, и самому Ф.В. Булгарину, удачно перенесшему опыты французского фельетониста Виктора Жюи, обычно приписывают «русификацию» этого жанра. С развитием фельетона вместо тяжеловесной публицистики возникает легкий разговор с читателем о текущих событиях и насущных проблемах. Особенным успехом пользовался многолетний цикл Ф.В. Булгарина «Журнальная всякая всячина».
Интересно также, что имя такому художественному направлению, как натуральная школа, дал не кто-либо из его представителей, а злейший её противник – Ф.В. Булгарин. Вскоре после появления некрасовского альманаха «Петербургский сборник» он употребил в своей «Северной пчеле выражение, которое он сам и его союзники употребили в качестве бранной клички, а оно было подхвачено самими участниками нового направления и наполнено другим, положительным смыслом.
Среди изданий Ф.В. Булгарина нужно вспомнить о театральном альманахе «Русская Талия, подарок любителям и любительницам отечественного театра на 1825 год», где была опубликована урезанная цензурой комедия А.С. Грибоедова «Горе от ума» –первая и последняя при жизни автора. Немаловажен и так называемый «Булгаринский список» «Горя от ума» –текст комедии с дарственной подписью автора, который он оставил перед своей последней поездкой в Тегеран.
В литературе Булгарин оставилслед и созданием первого популярного русского авантюрного, плутовского романа. Созданный в 1829 году «Иван Выжигин» был переведен на французский, итальянский, немецкий, английский, литовский и польский языки и выдержал еще два переиздания в 1829 и 1830 годах – всего более десяти тысяч экземпляров. Н.И. Греч пишет, что «должно вспомнить, что он был, по времени, первым русским романом и что им началась обличительная наша литература. Многие черты и характеры схвачены в нем удачно и умно». А В.Г. Белинский отмечал, что «он приучал к грамоте и возбуждал охоту к чтению» среди тех, кого мало интересовала «высокая» литература. Среди заслуг Фаддея Венедиктовича также нужно отметить его роль в развитии русского исторического романа вальтер-скоттовского типа, такие как «Димитрий Самозванец» (1830) и «Мазепа» (1834).
Фаддею Венедиктовичу принадлежат и одни из первых в русской литературе опыты в жанрах утопии («Правдоподобные небылицы, или Странствование по свету в XXIX веке», 1824) и антиутопии («Невероятные небылицы, или Путешествие к средоточию Земли», 1825). Не отличаясь особыми литературными достоинствами, произведения Ф.В. Булгарина были, тем не менее, написаны живо, интересно и профессионально, что обеспечивало ему успех у современников.
Потомки должны быть обязаны Булгаринуза помощь подследственному А.С. Грибоедову и за спасение архива К.Ф. Рылеева, хлопоты по смягчению его участи в 1826 г., окончившиеся, к сожалению, неудачей – декабриста казнили.
Но все эти положительные факты биографии Фаддея Венедиктовича были забыты в связи с его службой Наполеону, полемикой с А.С. Пушкиным, его отнюдь не аристократичные произведения, за словесный портрет разыскиваемого властямиВ. Кюхельбекера, доносы и служебные записки III Отделению – за которые он получил нелицеприятное прозвище ВидокФиглярин. Можем ли мы только по этим фактам судить об исторической личности? Это однобокое представление о Булгарине заставило почти на целый век подвергнуть его имя анафеме, поставить его в один ряд с Геростратом.
А ведь современному исследователю печати будет интересно и поучительно знать перипетии судьбы Ф.В. Булгарина, видеть его след в русской журналистике. Необходимо отметить отличительную особенность рассуждений Булгарина: его представления, записанные в разных литературных источниках имеют как бы идеализированный, теоретический характер, причем он сам часто забывал про провозглашаемые им самим принципы. А потому, с некоторой натяжкой можно сказать, что одним из уроков, который дает Фаддей Венедиктович своим читателям, заключается в формировании определённого скептицизма, недоверия хитросплетенным словам. На пример, из «Воспоминаний» мы можем почерпнуть не только стилистические черты, но и получить опыт «обеления» нелицеприятных фактов биографии и превращения судьбы в сюжет романа.
Журналистика представляется Фаддею Венедиктовичу как особая сфера деятельности, где можно употребить свое влияние, где самое главное достичь успеха, выбрать правильную нишу, где можно реализоваться: «Как журналист, состоя в беспрестанных литературных сношениях со всеми литераторами, цензурою и публикою, я узнал их потребности, недостатки и похвальные качества <…>». Он действительно понимал, что делал, все его действия носили осознанный характер – он потому и написал докладную записку о цензуре в 1826 г.: «Нашу публику можно совершенно покорить, увлечь, привязать к трону одной тенью свободы в мнениях насчет некоторых мер и проектов правительства <… > … все зло происходит от того, что у нас смотрят не на дух сочинения, но на одни слова и фразы, и тот, кто искусными перифразами может избежать в сочинении запрещенных цензурой слов, часто заставляет пропускать ее непозволительные вещи».
Но он не заблуждался в природе журналистики, а потому сознавал, что «журналисту надлежит быть обходительным, ладить со всеми, иначе долго не протянешь». Задачу журналиста он сформулировал так: «Мы служим публике в качестве докладчика, и должны переносить все её прихоти, терпеливо слушать изъявление неудовольствия и быть весьма осторожными во время её милостивого расположения». Ему приходилось быть и на вершине успеха, и прозябать в безвестности, терять с таким трудом приобретенную славу, а ведь он создал в своей жизни все сам: и богатство, и славу, но он также и разрушал свои же труды.
Интересным представляется и то, что вопрос о выборе ориентации либо на массовый интерес читателей либо воспитание его, проявился еще в противостоянии двух знаменательных для эпохи журналистов – А.С. Пушкина и Ф.В. Булгарина.
Исследование жизни и творческой деятельности Ф.В. Булгарина ставит ряд вопросов, которые предстоит решить для себя современному журналисту. Нельзя отрицать новаторства в журналистике Ф.В. Булгарина: становление «желтой» журналистики в России (в этом отношении его имя можно поставить в одном ряду с У.Р. Херстом), но в то же время им издавался один из первых в России научно-популярных журналов и первый в России театральный альманах «Русская Талия», обращение со страниц периодических изданий к средним слоям: мещанам, купцам, темсамым он формировал общественное мнение в рамках официальной политики государства.
Основные направления развития рос. Журналистики в 19 веке. Борьба с цензурой
Основные запретительные нормы цензурной практики сложились в XVI-XVIII вв. и не потеряли своей актуальности в XIX столетии. Приоритетными для цензуры на протяжении XVI - XVIII вв. были темы религиозные (защита чистоты христианкого учения), государственного устройства (монархии), причём как российской, так и европейской. Охранялась и фильтровалась информация о личной жизни монарха и его семьи. Строго запрещались для обсуждения в печати темы о восстаниях, бунтах и революциях.
С начала XIX века начинается процесс институализации цензуры. Появляется цензурное законодательство и соответствующие органы управления, складывается цензурная практика. Этот процесс был связан с модернизацией институтов абсолютистской власти. Прослеживается стремление власти к организации цензуры как государственной службы. Появляется профессия - цензор. Российский цензурный аппарат был централизованным. Страна была покрыта сетью цензурных органов, подчиняющихся Главному Управлению по делам печати.
Анализ документов центральных и местных органов цензуры позволил выделить несколько направлений государственной политики в области цензуры печати. Это контроль над изготовлением, хранением и распространением печатной информации. Контроль над производством информации осуществлялся с помощью установленной системы выдачи лицензий на открытие типографий, литографий и фотографических заведений и последующих проверок их деятельности. Органы цензуры сотрудничали с органами полиции, которые давали характеристику о благонадёжности лица, желавшего открыть издательский бизнес. В соответствии с рекомендациями полицейских органов власти принимали решение о выдачи лицензии. В контролировании хранения и распространения информации цензура так же сотрудничала с полицией. Проверялись частные библиотеки, проводилась перлюстрация частной корреспонденции. Строго контролировалась книжная торговля и деятельность библиотек и читален.
Особое место в цензурной практике XIX века занимал контроль над периодической печатью, так как основная задача периодических изданий -формирование общественного мнения. Цензура задавала рамки развития газетного и журнального дела. Пристальное внимание к этому виду печати обусловлено тем, что периодика тесно связана с публицистикой. Следует отметить так же популярность периодики в широких кругах с середины XIX века, значительные тиражи изданий, регулярность выхода их в свет. Поэтому по отношению к периодическим изданиям использовались наиболее жёсткие санкции, как к основному средству массовой информации.
На основании критического анализа источников и литературы, можно утверждать, что провинциальная печать находилась в условиях более жёстких, чем столичная. Главными цензорами на местах были представители местной администрации, что приводило к возможности произвола в этой сфере.
Цензурное законодательство на протяжении всего XIX века строго регламентировало провинциальную печать. В результате реформирования цензурной системы столичной печати предоставлялись послабления цензурного режима, по отношению к местной печати уступок законодательно практически не было до начала XX века.
Для цензурирования печатной информации Ставропольской губернии и Кубанской области характерна трёхступенчатая система. Губернатор и начальник области являлись первой цензурной инстанцией, курирующей вопросы местного книгоиздания. Свои действия они координировали с Кавказским цензурным комитетом, в ведении которого находились. Последней высшей инстанцией было Главное Управление по делам печати. Такая система осложняла процедуру открытия типографии или газеты. Деятельность типографий, литографий, библиотек, книжных магазинов контролировали чиновники особых поручений при губернаторе и начальнике области. В осуществлении контроля активно принимали участие полицейские органы.
Учреждение Кавказского цензурного комитета свидетельствует о важности региона в целом, в государственной политике в области цензуры печати. Геополитическое значение региона обусловило его приоритетное место в цензурной практике. Северный Кавказ - пограничная, многонациональная, удалённая от центра территория. Регион военных действий и место ссылки политически неблагонадёжных. Эти обстоятельства требовали организации здесь цензурного комитета. Комитет осуществлял светскую цензуру, как внешнюю, так и иностранную. Цензоры комитета рассматривали произведения на русском и восточных языках.
Не только выпуск и распространение печатной продукции Ставрополья и Кубани строго контролировались, но и исходящая информация. Правительство было заинтересовано в положительном и правильном отображении государственной политики на Северном Кавказе.
Государственная политика в области цензуры не ограничивалась системой запретительных мер. С середины XIX века политика в этой области становится более гибкой. Правительство осознаёт необходимость создания своих информационных каналов, способных влиять на общественное мнение и противостоять радикальной печати. Создаются органы альтернативной печати -официозы. Практикуется финансовые вливания в издания проправительственного содержания, поддерживается правая печать в противовес радикальным изданиям. Создаётся конкуренция за читательскую аудиторию, за влияние на общественное сознание. В этой информационной войне в силу различных обстоятельств, правительственная пресса выступает более слабой стороной.
Институт цензуры был недостаточно эффективен. При эволюции социокультурных основ общества, под влиянием общемировых процессов духовные искания в обществе не могли быть остановлены даже совершенной цензурою. Фунуционирование цензуры порождало зону сопротивления, борьбы за свободу печати. Деятели печати использовали арсенал различных средств, специально разработанных для борьбы с цензурным надзором: привлечение подставных лиц для открытия книгоиздательского бизнеса, субъективизм цензоров, коньюнктуру в цензурном ведомстве. Одним из замечательных явлений этого времени стал так называемый «эзопов язык», использовавший автором в своих сочинениях: особый вид повествования с помощью иносказаний, аллегорий, недомолвок, внедрённый в практику и усвоенный читателями. К тому же, существование цензуры привело к развитию самоцензуры. Автор в процессе работы не забывал о наличии цензуры, и у него вырабатывалась внутренняя цензура. О неэффективности цензуры свидетельствует применение параллельной цензуры.
Государственная политика в области цензуры проводилась с целью контроля и формирования общественного мнения, возможности управления и манипуляции общественным сознанием. Вместе с тем, институт цензуры не мог не вызывать недовольство и возмущение прогрессивных умов России. Отмечая борьбу за свободу слова, следует иметь в виду, что в России значительная часть населения не участвовала в общественно-политической жизни страны, что в этой борьбе принимали участие в основном литераторы. То есть, она по большому счёту носила профессиональный характер. Вместе с тем, многие представители общества, в том числе и сами литераторы, высказывались за ограничение произвола цензуры, признавая её необходимость. В XIX веке распространённым явлением было литературное доносительство - своеобразный вид цензуры общественного мнения, характеризующий консервативные взгляды на эту сферу.
В условиях монархии не было и не могло быть свободы слова. Но дореволюционная цензура в отличие от советской не была тотальной. Цензура была официальной и действовала на основе законодательства. В XIX веке была выработана обширная правовая база российской цензуры, заимствовавшая европейский опыт и выработавшая свои традиции. Россия апробировала смешанный предварительно-карательный тип цензуры. Цензурная реформа 1865 г. ввела в цензурную практику элементы буржуазного права, положив начало переходу от системы предварительной цензуры к закону о печати, основанному на судебной ответственности. Однако, в 1882 г. в законодательном порядке было ликвидировано существо правил 1865 г. В годы первой русской революции правовое положение печатного слова изменилось коренным образом. Предварительная цензура была отменена, дела по преступлениям печати передавались в суд.
Богатый опыт российской цензуры состоит в том, в принципе цензура нужна в виде самоконтроля граждан, желающих действовать в интересах своего общества. Критерии и факторы самоконтроля - проблема для отдельного исследования, актуальность которого определяется интересами современной России.
Государственная политика в отношении печати - сложнейшая и важнейшая часть в сфере управления страной. Политика в этой области должна проводится компетентно и корректно. К сожалению, просчёты и недостатки в сфере контроля над информацией на современном этапе продолжают традиции XIX века. Нет необходимой правовой базы осуществления свободы слова, не определено правовое положение автора, издателя. Предстоит кропотливая работа в этом направлении. Слабым звеном остаётся практика контроля над изготовлением печатной продукции. Местная печать находится в более трудном финансовом и правовом положении, чем столичная.
На наш взгляд, следует соблюдать следующие принципы регулирования отношений власть - пресса. Необходимо оказывать на государственном уровне поддержку местному книгоизданию, выражающеюся как в финансовой, так и юридической помощи. Вместе с тем, необходимо курировать местное книгоиздание, отслеживая профессиональный уровень печатных изданий.
Особое внимание в государственной политики в отношении печати следует уделить контролю над изготовлением информации - деятельностью различных частных типографий. На современном этапе отменено лицензирование типографской деятельности, тогда как эта сфера потенциально опасна. Бесконтрольная типографская деятельность ведёт к возможности противозаконных действий посредством нелегального печатного бизнеса.
Современное развитие информационных средств, культурный и правовой уровень развития нашего общества предопределяет необходимость контроля над информацией. Этот контроль не предполагает идеологической цензуры, но защищает граждан от аморальной с общечеловеческих позиций информации. Необходима работа на государственном уровне над формированием этики журналиста, основ правовой ответственности перед потребителями информации.