Небольшая горстка из нас была в курсе ужасающей правды о Корее. Мы потеряли ее не из-за того, что нас разбили на полях битвы, а потому что нас компрометировали изнутри. К русским консультантам, стоявших плечом к плечу с северокорейцами, наши планы попадали даже раньше, чем они попадали к нам в штаб Мак Артура. И когда мы направляли свои военные технологии на поля и в воздух, Советы уже имели планы по их захвату и отправке в Россию. Когда настало время проведения мирных переговоров в Пханмунджоме и договариваться об обмене военнопленных, я знал, где эти американцы были, в десяти милях к северу от границы, и кто не вернется домой. В самом нашем правительстве были люди, которые допустили, чтобы они остались в лагерях для военнопленных, в которых они могут находиться вплоть до наших дней.
Поэтому, генерал Трюдо одарил меня своей очень мрачной улыбкой и когда мы подошли к запертой, темно оливкового цвета, военной картотеке у стены его кабинета, он сказал, "Вы мне нужны, Полковник, чтобы прикрывать мою спину. Вы мне нужны, чтобы наблюдать за тем, что я делаю, я не могу сам себя прикрывать".
Независимо от того, что планировал Трюдо, я знал, что он скажет мне в свободное время. И он сказал бы мне только то, что он считал необходимым мне знать. Для особенного подарка я должен был стать его специальным помощником в УИР, в одном из самых чувствительных подразделений всей пентагоновской системы, потому что это было таким местом, где самые секретные планы ученых и создателей оружия приводились в жизнь оборонными контрактами. УИР был интерфейсом между чьей-то светлой мыслью и частью прототипа оборудования, выкатывающегося из производства, чтобы продемонстрировать свой потенциал военным чинам. Это и было моей работой, сохранять тайну пока оно развивалось.
"Но есть еще кое-что, что я хочу, чтобы Вы сделали для меня, Фил", - продолжил генерал Трюдо, положив руку на картотеку. "ЯсобираюсьпереместитьэтукартотекувВашкабинет".
Генерал разместил меня в кабинете на втором этаже внешнего кольца, прямо под своим кабинетом. Поэтому вскоре я обнаружил, что при экстренных вызовах я мог подняться к нему наверх через черный ход так, что никто не знал, где я нахожусь.
"В ней содержатся особые дела, военные материалы, которые Вы никогда прежде не видели, и я хочу передать их под Вашу ответственность по работе с Иностранными Технологиями", - продолжил он. Специфика моей работы относилась к подразделению по Исследованиям и Развитию Иностранных Технологий, поэтому я подумал, что это будет довольно сухая переписка, так как главным образом требовалось, чтобы я был в курсе исследований и развития вооружения наших союзников. Я читал доклады разведки, смотрел фильмы об испытаниях оружия, опрашивал ученых и различный исследователей в университетах о том, что делали их коллеги за границей, давал предложения по оружию, в котором, возможно, нуждалась армия. Это было важно и у этого направления была своя сфера деятельности для "рыцарей плаща и кинжала", но после того, чем я занимался в Риме, где упорно искал замаскированных нацистами офицеров Гестапо СС и замаскированных под итальянских коммунистов групп из НКВД, это было похоже на прекрасную возможность помочь генералу Трюдо придержать некоторые военные идеи от лап других военных служб. Но тогда я не знал, что было внутри этой картотеки.
Армия обычно разделяла направления исследований в области вооружения на две основные группы – отечественные и иностранные. Были исследования, которые проистекали из работ, идущих в Соединенных Штатах и исследований за границей. Я знал, что буду следить за тем, что делают французы с разработками современных вертолетов и смогут ли британцы сделать истребитель с вертикальным взлетом и приземлением, на что мы не надеялись после Второй мировой войны. Была большая немецкая пушка "Фау 3", внучка Большой Берты, которой немцы угрожали Парижу во время Первой мировой войны. После вторжения в Нормандию мы нашли под Кале стволы немецких орудий в сборе и знали, что нацисты работали над чем-то, похожим на самолетный реактивный двигатель и новый танк, что возможно, могло изменить итоги войны, если бы они подольше продержали нас во время проведения Арденнской операции.
Я отвечал за разработку этой технологии, идей, до которых мы не дошли и разрабатывал рекомендации для включения их в наше планирование разработок вооружения. Но я не знал почему генерал продолжал похлопыватьпо верхнемувыдвижному ящику картотеки.
"Если хотите, я сразу ознакомлюсь с этими документами, Генерал", - сказал я. "И напишу некоторые предварительные записки о том, что я об этом думаю".
"Это займет у Вас немного больше времени, чем все остальное, Фил", - сказал Трюдо. Он почти засмеялся, чего за ним тогда не замечалось. Фактически, я помню один единственный раз, когда он так смялся, это случилось после того, как он услышал, что его предложили на пост командующего американскими войсками во Вьетнаме. Он также слышал, как они хотели, чтобы я возглавил отделение разведки для команды военного Спецназа во Вьетнаме. Мы оба знали, что военная миссия во Вьетнаме была обречена, так как это была война мозговых центров. И людей в мозговом центре более волновало сдерживание армии, чем уничтожение Вьетконга. Поэтому у Трюдо был план: "Мы или выиграем войну или попадем под трибунал ", - сказал он. "Но они поймут, что мы были там". И он засмеялся после своих слов о том, что даст мне время на знакомство с содержимым картотеки, также как и тогда.
"Вы захотите это обдумать, прежде чем начнете писать какие-то записки", - сказал он.
Я не смог не почувствовать нервозность в его голосе, усиленную смехом, точно такую же нервозность, которую я услышал в нашем первом телефонном разговоре. Действительно здесь было что-то, о чем он мне не сказал.
"Есть что-то еще, что я должен знать об этом, Генерал?" -спросил я, пытаясь не выдавать своих колебаний в голосе. Обычное дело, ничего необычного, никто не может сбить меня с пути.
"Фактически, Фил, материал в этой картотеке немного отличается от обычных материалов из других стран, который мы получали до сих пор", - сказал он. "Я не знаю, видели ли Вы когда-либо секретную информацию о том, что у нас здесь есть, когда Вы были в Белом доме, но прежде чем Вы напишете любые заключения, Вам возможно, потребуется провести некоторые исследования документов из Розуэлла".
Теперь я услышал о Розуэлле больше, чем имел прав знать в свой первый день в Пентагоне.
Вокруг Розуэлла плавали и более дикие истории о том, что мы продолжали там что-то делать. Но я не проводил связи между делами в Розуэлле и тем, что говорилось в кабинете генерала Трюдо. В основном я надеялся, что после форта Рили все забудется, я смогу просто спрятать голову в песок и меня будет волновать бюрократическая борьба в Вашингтоне, а не маленькие инопланетяне в закрытых гробах.
Генерал не стал ждать, пока я ему отвечу. Он оставил меня в своем кабинете и вышел в приемную, я слышал, как он отдает приказы по громкой связи. Только он успел выключить громкую связь и вернуться в кабинет, где я находился, как вошли четверо военных с грузовой тележкой, отдали честь и замерли во внимании, пока Трюдо продолжал смотреть на меня. Он ничего не сказал. Вместо этого он повернулся к военным. "Грузите картотеку на эту тележку и следуйте за полковником в его кабинет на втором этаже. Нигде не останавливайтесь. Ни с кем не разговаривайте. Если Вас кто-либо остановит, то отправляйте его ко мне. Этоприказ ".
Затем он повернулся ко мне. "Почему бы Вам не потратить какое-то время на это, Фил". Он сделал паузу. "Но не слишком долго. Сержант" - он переключил свое внимание на военного с самой короткой стрижкой - "пожалуйста, проследите, чтобы полковник спустился в свой кабинет".
Они погрузили картотеку на тележку, будто внутри нее ничего не было, подтащили ее к черному ходу и уставились на меня, пока я не последовал за ними. "Не затягивайте, Полковник", - сказал генерал Трюдо, пока мы выходили в дверь и спускались вниз.
Я помню, что после того, как картотеку привезли и поставили в моем кабинете, я долгое время просто смотрел на нее. В ней было что-то зловещее, что противоречило ее тихому, военному предназначению. Таким образом, я должен признаться, что учитывая комментарии генерала, некоторая часть меня хотела открыть ее немедленно, как Рождественский подарок. Но другая моя часть, которая победила, позволила ей просто оставаться стоять там, защищенной, пока я думал о том, что сказал генерал Трюдо о Розуэлле и массе документов, циркулировавших в Белом доме, когда я был в Штабе по вопросам национальной безопасности. Нет, я не собирался читать документы из Розуэлла. Пока еще не собирался. Только после того, когда я хорошенько изучу, что там находится. И сделаю это только когда будет готова остальная часть моего кабинета. Что бы я не собирался сделать, я хотел сделать это правильно.
Я немного походил по своему новому кабинету, пока обдумывал то, что сказал генерал, почему эта картотека ждала меня в его тайном кабинете и почему он специально хотел поговорить со мной об этом. От меня также не ускользнуло и то, что я не увидел ни одного клочка бумаги о передаче ее мне, ни моей подписи о приеме. Возможно, что это произошло с такой легкостью потому, что этой картотеки даже не существовало. Насколько я знал, ее видели только его глаза и вскоре мне тоже предстояло ее увидеть. Поэтому, независимо от того, что это было, это было серьезным и по умолчанию очень секретным.
Я помнил ту жаркую июльскую ночь в форте Рили четырнадцать лет назад, когда я был молодым офицером разведки, только что приехавшим из Рима. Я помнил, как попал в складской ангар с помощью одного из часовых, такого же как я члена команды по боулингу в форте Рили. То, на что он той ночью указал, лежало под массивным непромокаемым брезентом оливкового цвета и было очень, очень секретным, и задержав дыхание я надеялся, что находившиеся в этой картотеке материалы, не имели отношения к тому, что я видел той ночью 6 июля 1947 года в Канзасе.
Я открыл картотеку и мое сердце почти сразу замерло. Рассмотрев содержимое обувной коробки полной запутанных проводов, странной ткани, облегающего наголовника и небольших вафель, которые были похожи на крекеры Ритц, только со обломанными краями и темно-серого цвета, и разные другие вещи, которые я не мог даже описать словами, я понял, что в моей жизни начались большие изменения. Той ночью в Канзасе, я сказал себе, что я видел иллюзию, нечто, что очень трудно представить в реальной жизни и которое не должно было существовать. И после того, как я попал в Белый дом и увидел описывающие "инцидент" бумаги Совета национальной безопасности, в которых говорилось о "грузе" и "предметах", я знал, что странное тело, которое я видел плавающим в жидкости в контейнере в форте Рили, было просто дурным сном, который я мог забыть. И при этом я не мог забыть о радарных аномалиях на полигоне в Красном каньоне или странных сигналах тревоги на авиабазе Рамштайн в Западной Германии. Я очень надеялся, что все это никогда не вернется ко мне снова, и я мог прожить оставшуюся часть моей армейской жизни в другом мире. Этого не должно было случиться. Чье-то искореженное барахло было пустяком, который, как я понял, вовлечет меня во что-то более глубокое, чем я когда-либо мог себе представить. Независимо от того, чем я должен был заниматься в этой жизни, эта работа изменила мою жизнь.
Вы помните, как в кино Бад Эбботт открыл шкаф, увидел там висящий труп, закрыл дверь шкафа, открыл шкаф снова и увидел, что тело исчезло? Я сделал тоже самое.
Никто меня не видел, по крайней мере я в это верил, поэтому я открыл картотеку, закрыл ее и открыл снова. Но это было не в кино и все осталось на месте.
Итак, здесь лежали собранные в Розуэлле предметы. И теперь, как в страшном сне, они снова всплыли. Я услышал шаги за своей дверью и задержал дыхание. В Пентагоне ночью всегда были какие-то звуки, так как здание никогда не пустовало. Большинство людей даже не знает, что где-то в кабинетах, в различных уголках здания, о который никто не знает, некоторая группа людей планирует войну, которая, как все мы надеемся никогда не произойдет. Поэтому, Пентагон, это такое место, где больше чем в любом другом здании, за исключением Белого дома, кто-то всегда ходит.
Генерал Трюдо просунул свою голову в дверь.
"Смотрели внутрь?" - спросил он.
"Что Вы сделали со мной, Генерал?" - сказал я. "Я думал, что мы друзья".
"Вот поэтому я передал это Вам, Фил", - сказал он, но он не смеялся и даже не улыбался. "Вы знаете, какая это ценность? Вы знаете, что бы сделали другие службы, чтобы заполучить это в свои руки?"
"Вероятнее всего, что они бы убили меня", - сказал я.
"Вероятно, что они захотят Вас убить в любом случае и это делает их еще более сумасшедшими. Военно-воздушные силы хотят заполучить обломки, потому что они думают, что они принадлежат им. Военно-морской флот хочет их заполучить, потому что они хотят все, что хотят военно-воздушные силы. ЦРУ хотят их заполучить, чтобы передать русским".
"Что Вы хотите, чтобы я сделал, Генерал?" – спросил я. Я не мог представить себе, что он думал, если только он не думал, что я должен просто спрятать эти материалы и оставить их в таком состоянии.
"Мне нужно, чтобы Вы подготовили план", - сказал он. "Но не просто описали к чему это относится, а что мы можем с этим сделать. Что-то, что придержит их вне игры, пока мы не узнаем, что это и как мы это можем использовать ". Это имело все признаки заговора, чистого и простого.
"И кто же является для нас самой большой проблемой?" – спросил я, но это был вопрос ради проформы, потому что я уже знал ответ.
"Те же люди, которые упустили Корею и с кем Вы должно быть сталкивались в Белом доме", - сказал он. "Вы знаете о ком я говорю. Мы по-любому придержим эти ценности подальше от чужих рук, ведь совершенно ясно, как и то, что мы находимся в Пентагоне, что они проложат им дорогу прямо в Кремль".
Были люди, плавающие рядом с Вашингтоном, которые даже из самых своих лучших побуждений, отправили бы эти документы из Розуэлла в Россию, подстраиваясь под президента Кеннеди и оказывая ему содействие в поддержании мира во всем мире. И так же, как и те люди, которые прирезали бы Трюдо вместе со мной и оставили бы нас истекать кровью на полу, пока выносят эту картотеку. Так или иначе Трюдо не нужно было цитировать мне главы и стихотворения, чтобы донести, что он дал мне одно из самых важных поручений, которые я когда-либо получу от него. Он дал мне ключи в совершенно новую страну, но ни он, ни я не знали, что можно было сделать с этим материалом, за исключением передачи его русским. По крайней мере это было началом.
"Сначала нам надо узнать, что мы имеем", - сказал я.
"Теперь это Ваша работа. Что мы имеем? Есть в этом что-либо применимое? Объединим специалистов, которым Вы можете доверять из тех что у нас есть, пройдемся по спискам контактов с оборонными подрядчиками. И это ведь только часть того, что у нас есть. Часть лежит внизу в хранилище, о чем другие спецслужбы ничего не знают. Они прибыли сюда из Нью-Мексико, вместо того, чтобы попасть в Огайо. Не спрашивайте меня почему. Сейчас Вам принесут коробки. Просто объедините все, не спешите и оцените это все для меня".
"Кто-нибудь знает, что это все у меня?" - спросил я.
"Все знают, что если Вы вращаетесь вокруг чего-то, то это должно быть важным", - сказал он. "Так что не поступайте как кошка, которая съела канарейку. Они наблюдают за Вами также, как они наблюдают и за мной". Затем он подошел к дверному проему, осмотрел оба конца комнаты и вернулся ко мне. "Но займитесь этим в первую очередь, потому что мы можем покинуть кабинет меньше чем через год и я не хочу волноваться о том, что нам не хватит времени".
И он сразу ушел, как будто мы ни о чем не говорили.
Я не прикасался к документам той ночью, даже после того, как в моем кабинете появился другой обычный деревянный ящик, похожий на те, в которых перевозят овощи, который принес обычный армейский капрал. Следующей ночью я также не изучал материалов. Но в течение следующей недели, каждый раз, когда я был уверен, что вокруг меня нет никого, кто мог бы зайти без предупреждения, я перекладывал материалы из коробки в картотеку и проводил время рассматривая их. Это было как падение сквозь увеличительное стекло в другой мир, в пазл из отдельных частей, которые только приблизительно были описаны в документах, которые я читал в Белом доме. Неудивительно, что никто в действительности не хотел что-либо делать с этими обломками, открывавшими незнакомый нам мир, но уже в 1947 году правительство решило держать все в абсолютном секрете.
Карьера любого, после карьеры в правительстве, даже только намекавшего на большую темную тайну Розуэлла, распылялась, кто бы ни стоял за этой операцией. И хотя я знал намного больше в чем я даже признавался себе, я никогда не буду молчать. Но теперь это дело, которое я в конечном счете назвал бы "сумасшедшими документами" генерала Трюдо, стало моим и так как следующие недели превратились в месяц, я постепенно разбирался в частях этого пазла.
Сначала была тоненькая, прозрачная ниточка, гибкое как провод стекло, вплетенное в своего рода серый жгут, как будто это были соединенные между собой кабели. Это были тонкие нити, даже тоньше, чем медный провод. Когда я направлял край жгута на свет со своего стола, я видел, как через них проходило сверхъестественное свечение, будто они проводили слабый свет и разбивали его на различные цвета. Когда поисковая служба в пустыне вблизи Розуэлла вытащила их из упавшего дельтовидного объекта, они подумали, что это были своего рода провода - жгут, как они сказали - или возможно некоторые из них подумали, что это была распределительная коробка или электрическое реле. Но независимо от того, что они подумали об этом, они полагали, что это не было похоже ни на что известное им на этой планете. Пока я крутил объект в руке, я согнул их так, чтобы отдельные нити не ломаясь выгнулись вперед и назад и проводили луч света вдоль своей длины, они были какой-то разновидностью проводов. Но у меня не было подсказок, для как цели они предназначались.
Затем была тонкая матовая примерно двухдюймовая пластинка в форме крекера из материала, который был похож на пластмассу, но имел разводку из крошечных проводов, едва выступавших/протравленных на поверхности. Они были размером с монету в двадцать пять центов, а гравюры на поверхности напоминали мне раздавленных насекомых с торчащей в разные стороны сотней ног, расходящихся во все стороны от плоского тела. Некоторые скруглялись или шли по эллипсу. Это была схема - любой мог понять это в 1961 году, особенно когда Вы рассматриваете ее через лупу - но учитывая способ, которым эти вафли были сложены друг с другом, это была схема отличающаяся от любых других, которые я когда-либо видел. Я не мог понять, как ее включить и какой ток ей был необходим, но было совершенно ясно, что это точно была проводная схема, которая находилась в составе более большой схемы на борту летающей тарелки. Моя рука немного дрожала, когда я держал эти детали, но не потому что они были страшными, а потому что всего на несколько секунд испугался важности этой находки. Это походило на обнаружение памятников архитектуры, на открытие некоторой давно погибшей культуры, Розеттского камня, и кто-бы ни упал там в пустыне, он все еще вел активную деятельность и кружился над нашими самыми секретными военными и воздушными базами.
Я больше всего интересовался сопроводительными описаниями к двум комплектам темных и тонких как кожа эллиптических накладок на глаза. Патологи Уолтера Рида сказали, что линзы прикреплялись к глазам внеземных существ и казалось, преобразовывали видимый свет даже когда вокруг была полная темнота, осветляя и усиливая изображение в темноте, давая возможность их владельцу различать формы. В рапортах говорилось, что патологи, которые провели вскрытие одного из этих существ в больнице Уолтера Рида, попытались посмотреть сквозь них в темноте, чтобы понаблюдать за несколькими армейскими часовыми и медицинскими санитарами, спускающихся в смежном с лабораторией патологии коридоре. Фигуры были зеленовато-оранжевыми, в зависимости от того, как они двигались, но патологи видели только внешние контуры. И когда они находились рядом друг с другом, их формы смешивались в один контур. Но они могли также видеть расположение мебели, стен и предметов на рабочих столах. Возможно, думал я, когда прочитал этот доклад, что солдаты могли бы надевать забрало, которое усиливало бы изображение посредством отражения и увеличения доступного света и находиться на поле битвы в темноте с такой же уверенностью, будто они находятся на своих постах средь бела дня. Но эти окуляры не делали из ночи дня, они только выдвигали на передний план внешние контуры предметов.
Там же среди предметов был темный, серовато-серебристый подобный фольге образец ткани, который нельзя было свернуть, согнуть, порвать или скатать комок, так как он принимал свою оригинальную форму без каких-либо складок. Это было металлическое волокно с физическими характеристиками, которые позже назовут "суперпрочностью", и когда я попытался резать его ножницами, лезвия просто скользили не оставляя следов на волокнах. Если попытаться растянуть его, оно принимает первоначальную форму, но я заметил, что все нити, как казалось, располагались в одном направлении. Когда я попытался растянуть его в ширину, было похоже, что волокна переориентировались в направлении растяжения. Это не было похоже на ткань, но очевидно, что оно не было сделано из металла. Это была комбинация ткани, с моей ненаучной точки зрения, сотканной с включением металлической нити, у которой была гибкость и податливость ткани, но также и прочность с устойчивостью металла. Я был в самом центре самых секретных проектов Пентагона по разработке оружия, но у нас не было ничего подобного даже в мыслях.
Еще было письменное описание и эскиз другого устройства, похожего на короткий фонарь, практически со встроенным источником энергии, который не имел ничего общего с батареей. Исследовавшие его ученые из Райт Филд сказали, что не видели исходящего из него пучка света и когда они направляли похожий на карандаш фонарь на стену, они видели маленькое красное пятно, но исходящего луча с торца похожего на линзу не выходило, это было похоже на то как если вы играли фонарем на удаленном объекте. Когда они поставили предмет перед этим лучом, пятно исчезло, а луч был настолько сильным, что предмет задымился.
Они долго играли с этим устройством, прежде чем поняли, что это было инопланетное режущее устройство по типу газовой горелки. Однажды они пропустили луч через дым и внезапно увидели его. Все что было невидимо, внезапно проявилось в виде круглой, мельчайшей, подобной тоннелю форме. Почему у обитателей тарелки на борту есть такое режущее устройство? Только позднее, когда я прочитал военные рапорты об увечьях рогатого скота, у которых были удалены все органы без каких либо заметных следов повреждения окружающих тканей, я понял, что режущий световой луч из Розуэлла был хирургическим инструментом, как скальпель, который инопланетяне использовали в медицинских экспериментах с нашим домашним скотом.
Там было самое странное из всех устройство, практически наголовник, с приборами для снятия электрических сигналов с обеих сторон. Я не мог бы объяснить области применения этой вещи, если бы не необычный ободок для головы. Казалось, что его размер не подходил к голове, но по крайней мере не к человеческой. Возможно он снимал сигналы мозговых волн, как электроэнцефалограф и чертил диаграмму. Но эксперименты с ним не дали ничего. Ученые даже не поняли, как его подключать или где был источник питания, так как он был без батарей или схемы.
Были ночи, когда я раскладывал все эти предметы вокруг себя, как рождественские подарки. Были ночи, когда я просто доставал одну вещь и крутил ее, пока я не запоминал как она выглядела с разных углов взгляда и откладывал ее. Проходили дни и не общаясь на эту тему с Трюдо, я знал, что он начинал беспокоиться. Когда мы сидели рядом на совещаниях, а вокруг были другие люди, он ничего говорил и я почти слышал его внутренний взрыв. Были периоды, когда мы были одни и Трюдо не хотел поднимать вопрос о нашей общей тайне.
За стенами Пентагона шло сражение, снова и снова разыгрывались бури, как бывало во времена правления Трумэна и Эйзенхауэра. Чья разведка точнее? Чья правдивее? Кто пытался управлять Белым домом и кто полагал, что играя или прокручивая факты, он мог изменить ход истории? Джон Кеннеди возглавлял молодое правительство, способное на экстраординарные ошибки. И в самом центре его администрации были люди, собственные представления которых на то, как должен работать мир, вдохновляли их на искажение фактов, на неправильные заявления о намерениях и игнорирование очевидных фактов в надежде, что их взгляды будут преобладать.
Что еще хуже, в глубинах секретного правительства внутри правительства были такие, кто был поставлен туда профессиональными шпионами из Кремля. И у нас был очень серьезный повод опасаться их. Прямо сейчас, ВоенУИР распоряжается этими остаткам инопланетных технологий из Розуэлла. Я не знал сколько времени у нас было. Итак, за полуночной чашкой кофе в кабинете генерала Трюдо, он решил, что мы перевезем этот материал оборонным подрядчикам, туда, где ученые бы увидели его и где под маской главной тайны это окажется в системе, прежде чем ЦРУ сможет его так спрятать, что его не найдет никто, кроме тех людей, от которых мы пытались его скрыть.
"Это дьявольский план, Генерал", - сказал я Трюдо той ночью. "Почему Вы думаете, что мы сможем выйти сухими из воды?"
"Не мы, Фил", - сказал он. "Вы. Вы тот, кто выйдет сухим из воды. Я просто подержу их подальше от Вас достаточно долго, пока Вы работаете".
Теперь, все о чем я мог думать были события той ночи в 1947 году и самым плохим во всем мире было то, что я собирался со всем этим материалом сделать. П осле той ночи в Пентагоне я спрашивал себя сотни раз "почему я?" И спрашивал, почему после четырнадцати лет и опыта в форте Рили я стал наследником документов из Розуэлла. Но тогда у меня не было ответов, как их нет и сейчас. Если генерал Трюдо хотел это сделать, когда он возглавил УИР за три года до того, как я туда попал, то я об этом не узнаю. Он никогда не объяснял, только приказывал. Но так как он был основным стратегом, я иногда думаю, что он полагал, что я вероятно имел некоторый опыт столкновений с инопланетянами и не был бы так испуган, работая с технологиями из документов о Розуэлле.
Я никогда не спрашивал его об этом, что выглядит странно, потому что в армии не задают вопросов. Вы просто выполняете приказ. Сейчас, как и тогда, я ни в чем не сомневаюсь. Я только помню, что вышел из той ночи, чтобы по возможности дать ход максимальному числу документов из Розуэлла и считал, что в любом случае я правильно поступаю.
ГЛАВА 4
Внутри Пентагона, Иностранные технологии, Пентагон никогда не спит.
И в первые несколько недель работы в Иностранных Технологиях УИР, я ничего не делал, а только ломал голову над стратегией, которую мог рекомендовать своему боссу. Среди постоянного двадцатичетырехчасового движения внутри здания, где всегда кто-то работает, я провел за своим столом больше времени, чем дома. Вечерами, выходными днями, ранним утро перед восходом оранжевого пламени солнца над рекой в Вашингтоне, Вы могли обнаружить меня глядящего на четыре ящика стоящей напротив угловой стены картотеки. Во время обдумывания стратегии применения этих инопланетных предметов, я иногда настолько поглощался игрой с кодовым замком, что забывал последовательность чисел и ожидал, пока мой мозг не перезагрузится. И всегда, недалеко от моего кабинета существовала сдерживаемая безотлагательность кризиса, взведенный спусковой механизм военной машины, готовый напасть всегда и везде, в любое время, в звуке голоса на другом конце зашифрованного телефона, в мягко окрашенных стенах кабинета и дальше среди миль коридоров во внутреннем или внешнем кольце.
Вы думаете о Пентагоне как о чем-то вроде аморфного существа с одним единственным типом мышления и одной единственной целью.
Вероятно, также большинство людей думает о структуре американских вооруженных сил: одна армия, одна цель, все идут вместе. Но это почти полностью неправда. Американские вооруженные силы и их кабинеты, Пентагон, как и любые большие бизнесы с сотнями различных отделений, где многие прямо и явно соревнуются друг с другом за одни и те же ресурсы, но с различными стремлениями и тактическими целями. Когда дело доходит до защиты Америки и войны, у разных армейских подразделений оказываются разные цели и таким отличиям весьма свойственно появляться даже внутри одного отделения.