ИЗ ПРОТОКОЛОВ ЗАСЕДАНИЙ СОВЕТА ВТОРОЙ СТУДИИ




Мая 1919 г.

Постановлено:

Заявить новым членам Студии (бывш. Студии Е. Б. Вахтангова), что при новом рассмотрении вопроса об их положении в Студии Совет остался на прежней точке зрения и считает, что требования одной группы об удалении другой ни в каком случае удовлетворены быть не могут. Совет повторяет, что он не признает никакого деления на группы.

Мая 1919 г.

Представители группы 12 (вахтанговцы) говорят о причинах, по которым они не могут работать с группой 5‑ти. Выход из положения, по их мнению, следующий: Вторая студия должна быть «Пантеоном». Работают три группы и приносят свою работу для целого.

{293} Судаков:

Пантеон — Вторая студия — это дело будущего, а пока есть только маленький театр «Вторая студия». Все возможности выявлять свое творческое лицо должны быть представлены, но сейчас нужно думать о ближайшем будущем, о насущном хлебе. Здесь никаких разделений на группы быть не может: нужно напрячь и использовать все силы. Сейчас нужно думать об общем плане и об общей линии работы.

Группа 12 просит отдельную «площадку» (лабораторию), где бы они могли работать с теми, с кем хотят и могут работать, и проверять свои опыты на публике. После обсуждения приходят к следующему:

1. В репертуаре первой линии — заняты решительно все те, кто нужны.

2. Должна быть особая лаборатория, где происходят опыты, искания и т. п.

3. Репертуар третьей линии (районный). Занимаются все нужные.

Желательно, чтобы у лаборатории было особое положение.

Группа 12 просит, чтобы устройство и заботы о лаборатории были предоставлены им.

Решено назначить особое заседание, на котором все эти вопросы должны быть выяснены.

В. Л. Мчеделову поручается переговорить об устройстве лаборатории с К. С. Станиславским. <…>

Переговорить с Е. Б. Вахтанговым относительно летней работы над «Сказкой».

Мая 1919 г.

При окончательном рассмотрении вопроса о студийной лаборатории и прочих вопросах, окончательно не решенных на прошлом заседании,

постановлено:

1) Предупредить вахтанговцев о том, что Студия, вероятно, не будет национализирована[clxxx], что все студийцы, в том числе и они, будут разбиты на категории, будут получать жалованье на общих основаниях, т. е. на основаниях полезности для Студии и занятости в студийной работе.

Примечание: некоторые могут получать даже только разовую плату за каждый спектакль.

2) Ввиду неопределенного материального будущего Студии Студия не может обещать нести какие-либо расходы по организации студийной лаборатории.

КОММЕНТАРИИ:


Мая 1919 г.

Е. Б. Вахтангов распределяет роли в «Сказке об Иване-дураке» в связи с летней поездкой.

Иван — Антонов и Калужский

Тарас-Брюхан — Баталов

{294} Семен Воин — (если Иван — Калужский) Благонравов

(если Иван — Антонов) Калужский

Жена Тараса — Соколова

Жена Семена — Телешева

Тараканий царь — Захава

Бес — Тураев и Юдин

Ведьма — Касторская

Единица — Грачева

Двушник — Елина

Троешка — Александрова

Четырка — Зуева Л. И.

Пяток — Зуева-Евсеева А. П.

Июня 1919 г.

Группа 12 (мансуровцы) обратилась опять с вопросом, действительно ли они нужны Второй студии, не обременяют ли они бюджет Студии, и с просьбой назначить совместное заседание.

Поручается Е. В. Калужскому ответить следующее:

1) Совет Студии считает своим долгом ответить им, что не вся группа нужна Студии, а нужны некоторые лица, так как группа эта составлялась не Второй студией.

2) Вопрос о совместном заседании выяснится после разговора с Е. Б. Вахтанговым.

Июня 1919 г.

Присутствующие представители группы 12 (мансуровцев) просят не брать их на бюджет Студии, по возможности не занимать их в постановках Студии и дать им возможность работать на своей «площадке». Если Студия примет эту «площадку», она будет «площадкой» Второй студии. Обсудив эти вопросы, Совет пришел к следующим решениям.

1) Следующие 12 человек: Серов, Завадский, Волков, Алексеев, Баратов, Алеева, Вигилев, Антокольский, Вершилов, Никольский, Шиловцева [и Котлубай. — Зачеркнуто ] выделяются в особую материальную категорию.

2) В отношении выполнения репертуара Второй студии они находятся в равных со всеми другими членами Студии условиях.

3) При распределении работ Студия по возможности считается с интересами этих лиц.

Публикуется впервые.

Тетрадь для записи постановлений Совета Второй студии МХТ.

Автограф.

Музей МХАТ. К. С. № 14132. Л. 17 – 18, 20, 51, 54.

Е. Б. ВАХТАНГОВ — В. А. ЗАВАДСКОЙ
4 июня 1919 г.

Единственная и Прекрасная,

Мне не стыдно называть Вас так, потому что это так для меня. Мы никогда не говорили. Я мало видел Вас. Годами исчисляются промежутки между нашими письмами. И все-таки — Вы Единственная, о которой я мог и могу думать восторженно. {295} И все-таки Вы открыли мне, чужому Вам по жизни и счету встреч, красоту Вашего сердца.

И я снова кланяюсь Вам, кланяюсь до земли, снова взволнованный молитвенной благодарностью к Вам.

Дайте мне Ваши руки. Ваши руки.

Вы сказали, что Вам тяжело.

Ей, Единственной и Прекрасной, тяжело сейчас и одиноко. Мне нужно, чтобы Вы почувствовали, какая печаль у меня от того, что я не могу сейчас видеть Вас.

Юра [Ю. А. Завадский] Вам скажет.

У меня есть много слов, сильных, открытых мне жизнью, чтобы успокоить Вас, но я не скажу их, ибо Вы мудрее меня.

У меня есть покойная вера, рожденная во мне близостью смерти, — я два раза почти шутил с нею и шел к ней просто — но я не скажу Вам моих молитв, ибо Вы умеете верить лучше меня. У меня есть много тонких и чудесных слов, чтобы дать Вам почувствовать глубины души моей, где живете Вы, но я не произнесу их, ибо нет слова, достаточно чистого, чтобы коснуться Вас и не оскорбить Вашей Чистоты.

У меня, греховного, найдется много грубых и дерзких слов Богу, за то, что Он так мало щадит Вас. Я бы мог взметнуть в Небо, покойно и безбоязненно, слово, которое не любят Там, у Ангелов, но я не сделаю этого, потому что это оскорбит и запечалит Вас, Единственную и Прекрасную.

Дайте мне Ваши руки.

Пусть Бог жесток. Пусть люди — Его злая шутка. Пусть я — со своим человеческим мясом буду отправлен, куда судьбе заблагорассудится, и убран с лица земли, когда угодно — мне теперь все это неважно: моя земная жизнь дала мне Вас — у меня есть семь лепестков Вашей изумительной души.

Я знаю, что Вы дороги всем, кого коснулись Вы. Но если Вы посланы на землю принести Свет, то никто не получил его больше, чем я.

И никто, никто не омрачен сейчас так, как омрачен я.

И нужно, чтоб Вы знали это. Мне начинает казаться, что Богу и это хочется скрыть от Вас.

Один факт Вашего существования, факт Вашей жизни дал мне, живому и, как все, смертному, мне, не видевшему смысла в земных днях вообще, дал мне прозрение: я знаю теперь, для чего надо было жить — чтобы ощутить Свет такой, как Вы.

И вот, мне это послано. Мне дадено.

Я умру легко.

Говорю это просто.

Это не у всех бывает.

И не все бывают, как Вы.

В моей жизни Вы — Единственная.

Вы — Посланная.

Мать, те, кого я любил, мать моего сына, сын мой — не открыли мне смысла жизни вообще, ибо я не пережил с ними такого чистого и восторженного волнения.

Я нашел.

И вот, я умолкаю перед Небом, ибо оно дало мне Великое.

Вы поймите — Единственное дало мне. Одно — солнце. Один — Бог. Одна — жизнь. Одна — смерть.

Вы вдумайтесь в слово — Единственное.

{296} Нет «еще». Нет «до». Нет «после». Только одно.

На всем пути бытия — одно, единственное.

Вы на моем пути — одна, единственная.

И Вы — Светлая, как Солнце.

И Вы — Великая, как Бог.

И Вы — Единственная, как Жизнь.

И Вы — Неустранимая, как Смерть.

Не надо печалиться.

Дайте мне Ваши руки.

Давайте доживем свои дни столько, сколько нам положено.

А я, верующий только в чудо, буду молиться своему богу чуда, чтобы он взял у меня мои дни и отдал Вам.

Говорю это просто, ибо мои дни не прибавят мне ничего, ибо — Единственное бывает только один раз, ибо прозрение длится миг, а у меня есть Единственная и у меня был этот миг, на что же мне следующие дни.

Верую, что мы встретимся.

Верую, что Вы поправитесь.

Верую, что у Вас будет радость. Будет. Будет.

Дайте мне Вашу руку.

Ваш Е. Вахтангов

 

Автограф.

РГАЛИ. Ф. 2718. Оп. 1. Ед. хр. 2451. Л. 3 – 4.

Впервые опубликовано: Дама в плаще (Письма Е. Б. Вахтангова к В. А. Завадской) /

Публикация И. П. Сиротинской //

Встречи с прошлым. Вып. 5. М., 1984. С. 198 – 200.

Е. Б. ВАХТАНГОВ — Н. О. ТУРАЕВУ
16 июня 1919 г. [по штемпелю]

Натан Осипович,

Привезите пьесу «Фиоренца» Томаса Манна — есть в 1‑м томе собр. соч. Т. Манна, изд. «Современные проблемы», 1910 г. Там же — «Жажда счастья», «Фридеман» — повести.

Е. Вахтангов

 

Публикуется впервые.

Автограф.

Музей Театра им. Евг. Вахтангова. № 43/Р.

ИЗ КНИГИ ВПЕЧАТЛЕНИЙ
[Июнь 1919 г.]

Спектакль «Покинутая»
в Клубе имени Михайловского

Выдержали экзамен на публике двое: Е. В. Ляуданская и О. Ф. Глазнек. У обоих было соответствие между внутренним и внешним, между содержанием и формой, {297} в которой это содержание доносится до публики. Отсюда — четкость, сценичность, уверенность в своих задачах.

У остальных же необходимость донести до публики свое чувство вызывала смущение и убивала самое чувство. Отсюда — штамп, мазня, неуверенность в своих задачах, отсутствие необходимого на сцене покоя.

Теперь особо о О. Н. Басове.

Меня, Осип Николаевич, просто поразило Ваше отношение к спектаклю. Вы на меня производили впечатление актера, в сотый раз играющего давно надоевший водевиль, которому играть совсем не хочется, но, увы: «брюхо хлеба просит». Меня поразило Ваше «халтурное» отношение к спектаклю. Может быть, Вы в этом не виноваты. Может быть, Вы не знаете о том, что бывает и другое отношение. Всякая «халтура» характеризуется не тем местом, где актер играет, не той публикой, которая на Вас смотрит (можно играть во всяком месте и при всякой публике), а тем отношением к спектаклю, с каким актер одевается, гримируется и играет. «Халтурное» отношение к спектаклю создает «халтуру». Можно играть в помещении Художественного театра, перед самой чуткой и восприимчивой публикой и все-таки в результате дать «халтуру».

Нельзя, Осип Николаевич, за час до спектакля не знать, в каком костюме Вы будете играть. Нужно одеться по крайней мере накануне. Одеваться к спектаклю — это не техническая необходимость, это тоже «художество». Нужно «искать» костюм, как художник ищет форму своего произведения. Костюм не должен быть случайным. Должно быть найдено все: воротник, галстук, туфли, носки, запонки, манишка. Вы скажете: «Откуда же мне все это взять, раз у меня нет?» Но Вы, Осип Николаевич, сделали не все, что от Вас зависело, чтобы найти. В том костюме, в котором Вы играли, немыслимо играть «Покинутую». Это преступление — выходить на сцену в таком виде. Но оставим костюм. Дальше: разве можно так готовиться к спектаклю, разве можно так сидеть на гриме и, наконец, так идти на сцену.

Трудно было понять, что важнее для Вас: предстоящий спектакль или кефир.

В другой раз, Осип Николаевич, я уже не буду ждать, пока Вы напьетесь воды, в другой раз я уже не буду прерывать грим, чтобы дать Вам возможность выпить Ваш кефир или выкурить папиросу, в другой раз — я просто уйду.

Для того, чтобы играть водевиль, нужно быть веселым, нужно хотеть «валять дурака», нужно готовить себя к тому, что я буду «валять дурака». Вы скажете, что Вы устали. Нужно уметь, будучи усталым, захотеть выполнять те задачи, которых от вас требует пьеса. Ведь и усталые дурачатся. Ведь Вы же в первый раз играли на сцене пьесу, приготовленную в Студии. В первый, а не в сотый.

То, что сказано мною Осипу Николаевичу, в большей или меньшей степени относится и к остальным участникам спектакля. Главное: не было праздника. Были любители, играющие ради заработка.

Публикуется впервые.

Автограф.

Музей Театра им. Евг. Вахтангова. № 241/Р‑4. Л. 141.

КОММЕНТАРИИ:

Водевиль «Покинутая» О. Н. Басов и Е. В. Ляуданская подготовили, еще будучи участниками Мамоновской студии.

{298} Е. Б. ВАХТАНГОВ — Н. О. ТУРАЕВУ, Б. Е. ЗАХАВЕ, К. И. КОТЛУБАЙ, Ю. А. ЗАВАДСКОМУ
21 июня 1919 г. Петроград

Дорогие Н. О., Б. Е., К. И., Юра!

Я приеду в субботу — спектакли кончаются в четверг[clxxxi]. Выезжаем в пятницу.

О Вас ничего не знаю.

В здешней газете была заметка об «Антонии» — компиляция из Рижской газеты[clxxxii].

Радуйтесь — вас хвалят.

Особенно Котлубай и Завадского.

Обнимаю Вас.

Верю, что у Вас все хорошо.

Прошу кого-нибудь из Вас позвонить Надежде Михайловне [Вахтанговой] и сказать, что я здоров, что приеду в субботу.

Ваш Е. Вахтангов

 

Публикуется впервые.

Автограф.

Музей Театра им. Евг. Вахтангова. № 63/Р.

КОММЕНТАРИИ:


Б. Е. ЗАХАВА — Е. Б. ВАХТАНГОВУ
[Конец июня 1919 г.] Шишкеево

Дорогой Евгений Богратионович!

Натан [Тураев] дал твердое обещание самолично доставить Вас к нам в будущую среду. Поэтому я в Москву не приеду и буду ждать Вас здесь. Приезжайте, дорогой Евгений Богратионович, непременно. Все мы Вас ждем с нетерпением.

Ваш Бор. Захава

 

Публикуется впервые.

Автограф.

Музей Театра им. Евг. Вахтангова. № 133/Р.

Е. Б. ВАХТАНГОВ — Л. М. ШИХМАТОВУ
1 июля 1919 г. Ст. Рузаевка М.‑Каз. ж. д.
Заштатный городок Шишкеево, Пензенской губ.

Леонид Моисеевич, дорогой!

Напишите нам, как у нас дома.

Кроме того, сделайте одолжение: найдите Марию Александровну Николаеву (адрес по телефону у Леонида Андреевича [Волкова]) и попросите ее (по телефону {299} же или лично — она живет в Мансуровском где-то), чтобы она получила по табачной карточке мою порцию. Сговоритесь с нею о способе, как Вам получить этот паек. Затем (потрудитесь уж, будьте добры) передайте полученное в «Габиму» Науму Лазаревичу [Цемаху], чтоб он передал Вахтангу Левановичу Мчеделову, который и привезет табак мне.

У нас очень хорошо. Сытно и мирно.

С благодарностью

Е. Вахтангов

 

Есть у Вас (в домовом комитете) охранная бумага на квартиру? Ее должны были прислать.

Мансуровцы прибыли благополучно, хотя с приключениями.

Привет Мансуровскому переулку.

Пусть пишут.

Публикуется впервые.

Автограф.

Музей Театра им. Евг. Вахтангова. Без номера.

ЛЕТО В ШИШКЕЕВО
Надежда Вахтангова:

В 1919 году мы провели лето в Шишкеево, Пензенской губ. Евгений Богратионович приехал туда со Второй студией МХТ готовить «Сказку об Иване-дураке» Толстого. Туда же приехала и Мансуровская студия.

По утрам репетировали, а вечером все собирались у Евгения Богратионовича, и шли беседы. По воскресеньям отдых проводили торжественно. Это называлось: «Великосветский прием». Целую неделю мы ходили босые, в сарафанах, а в воскресенье все собирались к нам в пять часов к чаю и должны были приходить в своих лучших туалетах и каждый со своей чашкой. Мы жили на площади против церкви, в доме священника. С нашей террасы было видно, как со всех концов идут к нам «гости». Моя мать пекла пироги. После чая выходили на крылечко, и Евгений Богратионович устраивал бега. На крылечке мы открывали тотализатор и ставили на бегунов. После играли в горелки. В наши игры втягивались шишкеевские девушки и парни. Гулянье продолжалось до поздней ночи. В одно из воскресений мы со своего крылечка увидели, как у церкви собирался сход. На этом сходе, оказывается, поднимался вопрос, как выжить актеров из деревни, потому что мы развращаем нашими гулянками молодежь. Тогда Евгений Богратионович поставил спектакль. Была приглашена вся деревня. После этого отношения резко изменились. Даже старики приходили на наши игры. Когда мы уезжали, нас провожали, как друзей.

Беседы о Вахтангове. С. 218 – 219.

РЕПЕТИЦИИ «СКАЗКИ ОБ ИВАНЕ-ДУРАКЕ И ЕГО БРАТЬЯХ»
Евгений Калужский:

Вахтангов искал не внешний образ, не интонации, а человеческий характер. Разорившийся купец Тарас-Брюхан и Семен-Воин, которого играл я, просят отца отделить им по третьей части имущества. В тексте просьба выражена коротко и {300} каждым из братьев одинаково. Евгений Богратионович объяснял, что Тарас просит в затянутом ритме, стараясь слезливым смирением, напускным простодушием разжалобить отца и вызвать его сочувствие. Семен-воин скорее не просит, а без всякого стеснения требует, точно он пришел не получить, а завоевать у отца свою долю. У Семена, привыкшего постоянно командовать, ритм быстрый и отрывистый. А у Тараса короткая реплика должна была звучать растянуто, как целый монолог.

В образе Ивана-дурака (его репетировал Н. А. Антонов) Вахтангов старался уловить могутность, чистоту, ясность, добродушие и юмор русского мужика, в образе Тараса-Брюхана — жадность, хитрость и ханжество хапуги-купца. Он добивался, чтобы образы отца и братьев, будучи совершенно реальными, были не бытовыми фигурами, а образами собирательными.

Евгений Богратионович был очень наблюдателен, умел сам и учил других наблюдать так, чтобы не копировать внешнюю линию поведения, а уловить связь между внутренним самочувствием человека и внешним его выражением.

Часто за нашими репетициями наблюдал, сидя на завалинке своей избы, старик-крестьянин. Наблюдал он за нами и тогда, когда мы собирались где-нибудь поблизости от него в нерабочие часы. Он следил за нами своими острыми глазками с явным неодобрением, совершенно очевидно считая нас всех подручными «антихриста», а Евгения Богратионовича самим «антихристом». Один раз, когда у него на глазах репетировали сцену в «аду», старик вскочил, убежал в избу и, вынеся икону, стал кропить свой забор «святой водой», шепча не то молитву, не то заклинание. Крестьянин этот был совсем неграмотный, «темный», но, несомненно, умудренный жизненным опытом, умный и пытливый. Вахтангов советовал А. М. Азарину, который играл отца, наблюдать за стариком. При этом он учил отбирать те черты, которые нужны были для образа опытного, мудрого, крепкого и строгого, очень «себе на уме» отца из «Сказки».

Увлекательно репетировал Вахтангов сцены в «аду», где действовали бес, его жена — ведьма и дети — чертенята. Сам он чрезвычайно легко и изящно показывал, как двигается, слушает или еще что-нибудь делает чертенок. Хотя он был без грима и костюма, да и ростом был велик для чертенка, но он так перевоплощался, так жил в этом образе, что, действительно, это был и не человек, и не зверь, а какое-то сказочное существо. Для каждого чертенка он искал особое «зерно». Один был явным меланхоликом, другой озорником, третий избалованным, застенчивым «маменькиным сынком». Очень смешно они вели себя, когда в поощрение за какие-нибудь успехи или удачи отец-бес награждал своих детей ударом дубины по лбу. Каждый чертенок в своем «зерне» выражал удовольствие и благодарил за награду чиханием.

Для исполнителей «адских» сцен Вахтангов искал особого ритма, совершенно отличного от «земного». Вместе с исполнителями ролей чертенят искал ритм и сам Вахтангов, который был самым легким и ритмичным «чертом». Иногда «черти» лазили по деревьям, приникали к земле или ползали по ней; иногда, чтобы разбудить фантазию, Вахтангов предлагал им одеться и загримироваться во что угодно и как угодно, чтобы легче отойти от обычного земного ритма. Кажется, во время одной из таких репетиций и начал кропить «святой водой» свой забор наш недруг-старик. Для исполнителей «земных» ролей Вахтангов искал непрерывного, плавного ритма, гармонирующего с бесконечным ритмом природы. Для того {301} чтобы подчеркнуть вековую народную мудрость в образе старика-отца, Евгений Богратионович придумал даже какую-то бесконечную плавную мелодию. Большое внимание уделял Вахтангов дикции и манере говорить каждого действующего лица.

Вахтангов. 1959. С. 410 – 411.

СИМБИРСК

После Шишкеева мы были в Симбирске. Это был 1919 г. В августе месяце мы были в Симбирске, где Евгений Богратионович со Второй студией играл в пьесе «На дне» Барона.

Публикуется впервые.

Стенограмма беседы с Н. М. Вахтанговой.

3 июля 1939 г. Правленый маш. текст.

РГАЛИ. Ф. 2740. Оп. 1. Ед. хр. 57. Л. 103.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-04-03 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: