Молодые сердца, уж тем прокляты вы;
Что вихря захватили вас порывы.
Обманами преступно соблазняют,
Слабую невинность осаждают,
И, вот тому причина, говорят:
Чашу дружбы чаровницы поднимают,
Их руки тонкий источают яд.
Выпил невинность – простился с чистотой,
С мирным детством, с добродетелью святой.
Что с духом происходит, что потерян?
В церкви и среди святых раскол,
К забвению катехизиса веры привел,
И господина Кюре наставлений.
Так Антуана добрый Ангел наставлял
После же он кабаки поносил,
Где по милости глупец ему налил.
По облакам возбужденно ходил,
Я должен отомстить за себя - Иногда повторял
Тут он ударил себя по лбу в гневе,
Который искры от удара источал
Он вывод из этого сделал такой
Умны некоторые идеи, но плохи собой.
Разрушен его замысел великолепный
Антуаном Органтом и Селянкой нежной
о которой было столько шума прежде:
согласилась Ниса. Подпрыгнув, он радости предался
И взмахнул своими пестрыми крылами
С живописно золочеными краями
Он улетел, позади себя оставляя
След, что благоухал и лучами света пробивался,
Он позади него по небу растекался.
И величественно в полете зависая,
Направился он в земли химер,
Прежде всего, наших отцов, королей.
На границах этой Вселенной глупой,
Ужасно пребывание, где срок отмерен всему
Вечное небытие расширяет свою страну;
Вот где мы видим различных духов
Детей невесомых тени и света.
Что снуют, в обличья без числа одеты.
В ночной темноты глубинах,
Спасаясь от дня, что уничтожит их.
Есть Доктора и медики, и есть софисты,
Торговцы раем, сектанты, алхимики нечистые,
руки тянущие, сокровищ мастера,
Пустые шарлатаны с глупой их наукой,
Точнее с нашим незнаньем близоруким
Каждый момент – метаморфоз пора.
Дым золотом, золото дымом станет в раз.
Мы видим Святилище Памяти здесь находилось,
Гордость изобретательным автором была,
Под счастливым именем Славы там поместилась
Его же из темного дыма она соткала
Из действий, известных на земле давно
И злодеяний, порождаемых войной.
Он на лаврах позора почивал,
В руках напудренные ветви он держал,
Которыми безостановочно он ставит,
Клеймо надменное, что с ним всегда и давит,
И назойливый свет отвращает
Этого факела, чья справедливость ужасна,
На небе сильно, неподкупно, страстно
Пустоту его сердца выжигает.
Он с руками и губами окровавленными,
С глазами напряженными, гордыми, грозящими
И все-таки бесстыдная низость проявлена
Вокруг него фимиама невежества горящего
Которого пар и волны бурлящие
Рисуют идола очертанья сквозь пелену,
Пусть дурак превозносит его, и лопнет умник.
Там помещены все эти подлые Завоеватели,
Нами хвалимые, осыпаемые в их времена проклятьями;
Эти жестокие Боги, их известность
Перемешала кровь, дым и слезы вместе.
Ах! Сил нужно столько положить,
Чтобы презренье и позор купить.
Попутно на этих берегах Ангел увидал
Правду, Равенство, Добродетель-
Милых, гонимых в нашем мире всегда
Что заставило его еще больше сожалеть.
В эти прекрасные места он возвратил
Двух гномов - будто пощадил;
На Нисы-Капеллана осла один похож
Другой как Рыцаря скакун пригож.
На свой небесный луч их поместил
Колет, исчезает, бежит, летит, внезапно прилетает:
Чистый дух его сущность подкрепил.
Эта группа в воздухе род человеческий поражает,
Которое думало, что просто видит Комету.
Некроманты взялись за их амулеты.
Многие монашки сказали: Иисус! Сестра моя
Конец света принесут сии несчастья.
Увидели, как крест Скинии дрожал;
Каждый святой в году том чудо совершал.
Особо набожным были видения;
Слушали, говорили лишь о Демонах.
Во время течки Папа, епитрахиль надев,
Поучал с вершины Капитолия всех,
И все - для Святого, который так рвался,
Который их всех очень мало смущался,
Но между тем Органт и его дама
Под носом у Святого бреда, смеяться стали.
Такой вид (все было для этого устроено)
Расшевелил его мозги обеспокоенно.
Он сделал так, что зазвучала атмосфера
Эй! кто будет опасаться клясться от момента сего?
Проходит Слуга, сам Король, Король; но…
Но как клянутся в сохранении света того?
Каждый стороной своей должен идти,
Антуан Органт и возлюбленная простая его
По воле Ангела разделятся в пути,
Гном каждый брел дорогой, выбранной для него.
Оруженосец Жан скакал, вперед устремленный.
Чтобы выбрать себе хозяйку в обличие простом
и без затей. На глазах у двоих влюбленных
Скачут гномы по равнине галопом
Герои за ними следуют, дыша с трудом.
Ниса подумала, чтоб скинуть капюшон
И они оба потеряли разум при том.
Ангел-хранитель, невидимой рукой
Подгонял их бег прекрасный и живой.
Органт кричал: в эту ночь, Плутовка
святого Луки я свяжу тебя ловко!
Тень ответила ему с издевкой:
Еще посмотрим и устремилась вдаль
В своей стороне Ниса, осел которой,
Перебирая нетерпеливо, бежал столь скоро,
Видя далеко, прокладывал дорогу к стороне
Ее дорогого любовника на Испанском коне
Подождите – кричала вслед Тени с укором
День кончался, на долину опускалась тьма,
Благоприятствовала этому обману она.
Органт, наконец, до дома добрался,
След Нисы далёко в полях потерялся.
В тот момент их глаза распахнулись
Они вокруг себя оглянулись;
Но напрасно. Ниса слезам предалась,
А ее любовник - ужасной ярости.
Будто лев ужасный Гиркании
Скупого Мора, что без сожалений тревожных
Сражен был не насмерть неосторожно.
Боль, перешедшая в ярость стенания
Его любви следом должна была стать
Заставила пустыни вокруг звучать.
Тогда Шампань пришел к своему хозяину
Что, - говорит он, -Сеньор, что слезы вы льёте!
Подумайте, и скажите честно, без труда
Иль в мире других грудей не найдёте?
Вы тысячу встретите вместо одной Нисы
Итак, не тратя времени, неплохо вечер проведёте;
Стакан в руке, забудем мы судьбы капризы
Когда счастливы - смеётесь, а при несчастье - пьёте.
Небу наши огорченья интересны мало
Боги наверху, нектаром опьянены,
Вожжи рукам случая слепого преданы
От рода людского, они могут свободно плавать.
Наша жизнь это река бурная
Свободна на бегу, и метры волн,
пересекают мир, куда ведет ее уклон
то хлынет на скалы хмурые -
Постели тины, в ужасную пропасть.
То в места, где небеса лазурные.
Мне жаль того, кто жертвой должен пасть
Простой игры случая и судьбы
Я не страшусь ничего, и склепа тоже,
Коль, под ударами, моя душа умереть не может
После смерти, над смертью посмеемся мы.
Ваша боль – бесполезна она,
Не в состоянии сделать ничего;
«Впрочем, она изменчива и ветрена;
Но волею каприза, снимет с вас добро.
Вот что за эффект это сможет дать.
Тем временем, партия, что нужно хватать,
В том состоит, чтоб наказанье пО ветру пустить:
В том состоит, чтобы петь, смеяться, выпивать,
Чтоб в радость наказанье превратить,
Иль - наименьшее из этого - память потерять.
Это - Героям, кои себя околдовать позволят?»
Органт отвечал: «Ах! Как любить бы стоило!»
Была ночь, Диана туманная
В стадии растущей луны пребывала.
Ниса, игрушка любовного наказания.
Не разбирая дороги, шагала.
Временами, в просторных равнинах:
Мой милый Органт! Органт! - она кричала;
И только эхо, на далеких вершинах,
Жалобно «Органт» ей отвечало.
Свои милые руки к Небу она обращала,
И полные красоты бесполезной глаза,
Которые тонули в бесполезных слезах.
Была ночь; Какое пристанище ее ждАло?
Кому предлагаться? Ее наказанье ужасное
что в черном одеянии она выступала.
В то время как, неопределенная, несчастная,
Плыла между тысячей проектов она,
Рожденных один из другого, различных весьма,
Она услышала волынки звук
Доносившийся из леса, что вокруг.
Послушать ее, плача, Ниса остановилась вдруг.
«Он счастлив, увы, она говорит без сомнения!
«Тот, кто поет, и кого слушаю я в упоении»
Ниса, с этими словами, заплаканная, дрожащая
Отправилась в те места, где пастух играл,
Вялое верховое животное, рысью бежавшее,
Странное действительно, я бы сказал,
Удовольствие получало от сапога, что его подгонял
К тому моменту, как Нисетта выезжает,
Наш Пастух оставил волынку свою,
Она место хмурому молчанью уступает.
Наша Нисетта, приближаясь к ручью
Увидела старика под кленом во сне
Она спускается, робкая, на осле
Бежит, спешит и мыслит, что пастух пред ней
Но перед ней сидит Идрахот, Чародей.
Который, чтоб парить легко в эфире,
Оставил свое тело в этом мире.
Одежды белоснежные, льняные
Завитки античной бороды искусные,
Потоки золотые на грудь струили
Пояс, осыпанный камнями, узкий.
Во время отдыха вокруг него легли
Палочка, книга и колец круги
Что магии предметами адскими слылИ
Ниса колебалась, и робкой рукой
Тихо она старика касалась.
Ибо разбудить его боялась;
Но разум, занятый пустотой,
Был освобожден от связей с телом,
Был далеко, вне низкого мира пределов.
Он знал Астрономию основательно,
Факел Магии очевидно обязательный,
И в вечных он полях гулял
Где судьбы смертных изучал.
На берегу у воды, Ниса рассеяла свои чары,
Ожидая пробуждения Идрахота;
Вдруг, она слышит гонцов в галопе.
"Вот идут, Жандармы – она сказала,
Давайте удалимся». Газовую ткань подняла,.
Наверх поспешила и в ложбину легла.
Это был Органт и Шампань, его друг,
Искали ее, бродили без цели вокруг.
Органт все время иль клялся, иль рыдал,
Оруженосец на осле проповедь читал.
Наши драчуны бегут через зеленые равнины.
Горы, деревья, и пустыни горловины,
На следующее утро, они очень удивлялись,
На берегах Рейна вновь вдруг оказались.
Они слышали военный шум издалека;
Органт остановился, шляпу приподнял слегка.
«Друг, говорит он, здесь бой идет;
Готовы будем к смерти. Счастлив, кто умрет!
Пока говорили, из равнины соседней вдруг,
Качаясь, Зефир до них доносил
Серебряного колокола резкий звук.
Шампань свои уши навострил;
Он заметил в голубоватой дали
Петуха на монастырской колокольне.
«За Бога,- сказал он, - мы бы лучше бой вели,
Собрались бы поужинать мы коли.
За деревьями, в одиночестве молчания,
Вдали от светского общества и суеты ворчания,
Один лекарь, запоздалых сожалений полон,
Строит монастырь на берегах Небосклона.
Здесь появляется башенка крытая,
Золотыми слезами изгнанных вдов омытая;
Там сожаленье возвело святые стены
Горьких слез, крови сирот незабвенной.
Кощунственное, невежественное Изобилье
Там это кровь текла, чтоб за нее отмстили,
На этих алтарях, где Бог, добрый, сердечный,
Делает Человека Богом, и Бога – человеком.
Покаяние запоздалое и холодное.
Оттуда Монахов поступленья доходные.
«Значит, это - жадный Интерес именно их,
Омывают руки в платах по счетам других,
От жертв, убийств жирея, разрастаясь,
«Навсегда от иных преступлений откупаясь!
Несколько постригшихся оплачивают бедствия
Невиновных, слезы коих пьют они впоследствии?»
Антуан Органт, таким образом свою речь ведет,
Жан из Мотье обнаружил огромный вход,
Там возвышался на кресте умирающем,
Бог для нас каждый день возрождающийся.
Органт примчался; он в монастырь входит.
Старая липа у дверей его встречает,
В почетной обители наедине с собой он пребывает.
Задира ценности большие там находит
И благодати Рая предвкушенье.
Крупные затворники, от муската в цветении,
Страхом охвачены, завидев, что за гость.
Отец Анакле вышел навстречу ему скоро
При каждом шаге его брюхо тряслось
От дрожащей земли оно все зашлось
Он сгибался от нестойкой опоры;
Рубинов тысячи, будто пламя занялось,
Сверкали на его носу горбатом.
И его подбородок, на камзоле неопрятном,
Гулял в складках маслянистых, мятых.
Он кричит, ругательство далёко разнеслось
Против храбреца, который без разрешения
Вступил на землю Сиона священную.
Органт, болью и бешенством иссушен,
Сразу кулаком это великодушие утешил.
Монсеньор Инквизитор отступил, опешив,
Тогда поверили в монастыре занятье грабежом.
Наш Оруженосец, осторожный и спокойный
Спешился на землю, и ищет подвал тёмный
Святые отшельники, с исполненным страхом лицом.
Святого Жана молили бурю унять в ее буйстве лихом.
И воскликнули: «О Странствующий Палладин!
Ах! Возьмите все, но оставьте нам бутылки вин.»
Сказал им Органт: «Накройте же стол, Господа;
Я выпить пришел сюда за здоровие ваше.»
Клобук у двери от приветливой речи тогда
Духом любезности стал разукрашен.
От вина рассеялись вскоре тревоги,
И от токайского вина тонкого аромата
Краснеют фронты, что страх побелил когда-то.
Антуан Органт им рассказал о подвигах многих;
Он начал свою печаль забывать,
И любовь, что в вине начала утопать.
За десертом: говорит им Алкид наш
Сильным голосом, в духе отважном,
«Это не все, вскакивающие с мест, вот вы;
Надо, Мессиры, врагов бить в ходе борьбы:
Я их увидел на ваших горах при рассвете;
Рейн защищает от них вас он лишь один;
Продвигаются быстро они в кампании этой,
И доберутся уж скоро до погребов ваших вин
Смелые люди, вооружитесь; следуйте за мной! »
При этих речах, его грозная рука,
На глазах безумных оробевшей армии той,
Начищала до блеска сталь тесака.
Отец Люка свой стакан так не опустошил
Один подписался, другой попросил,
Тут окно внезапно отворилось,
И с небес на землю осел спустился
Мои наблюдатели были невежественными людьми,
Чтоб в ослином раю гнездиться идти.
Со слов отдельных Комментаторов
Объяснялся так сей неверный поход:
«Очевидно, когда душа Докторов
Свободна от почестей земных оков
Чтоб по наследству улететь на небосвод
Осел появляется в обличии неприкрытом»
Но вернемся к святому человеку - ослу моему
Его туловище было одето в сутану,
Большая шапка с верхом открытым.
Накрыла глаза его, да и уши не видны
Что подобные шапки и скрывать должны!
Осел, паривший на крыльях Аквилона,
Чрез окно забрался внутрь салона,
Где пировали все блаженные Отцы.
«Я прихожу, говорит он, мои братья, с небес высоты,
Чтоб вас спасти от гибельной опасности,
Куда вас мужество якобы могло привести
Что! Презирая святого Отца и Церкви влияние
Вы бы способствовать могли светскому деянию
Этого Рыцаря. Horret a sanguine
Ecclesia!» Облаком густым витал,
Он разгневанного рыцаря накрывает,
Лицо которого как зажглось, он увидал.
Так Венера, где Карфагена причал,
Своих сынов непроницаемо скрывает.
Осел речь на латыни продолжал:
«Он был дурак, изобретательный Апостол,
Который тихо, через строгие законы свои
Защищал себя в каждом из монахов просто
Предательски, неверных религиозно,
Не купался ли в крови он братьев моих?
Этим средством, от шума мирских,
Вы смеетесь над несчастием людским;
Вас заставляют пить лживые сожаленья, что мертвЫ
И даже под черным плащом смеетесь вы,
Когда вы видите, как смертный тупой
Целует следы, что оставлены вашей стопой
Рыцарь утомленный слушать устал,
Бредни на латыни он не понимал;
С бракемаром в руках, бросился он
Из облака, которым был окружен.
Уколами и ударами нападая.
Ни зги не видя, он рвется во все стороны.
Святые отшельники бежали, страхом сорваны,
Большую пирушку свою бросая,
Что они учинили. Органт наудачу
Наносить мечом Святому удары начал.
Осла и уши, и хвост, показались вдруг
Горном голос его зазвенел,
В воздухе на весь монастырь и вокруг.
Так он и прежде проповедовал смел.
Одним махом, отважно, смело, легко
Он устремился к ослиной спине
Святого и ускользнул через окно.
Осел лягается, ревет, скачет все чудней.
Органт уши как уздцы схватил
Веселясь, исчез, воспарил,
И наш робкий банкет усмирил,
Что разогревшись, собрался и пил.
Органт парил в бури порывах,
Оскорбитель на летящем Святом;
Сильфы, шалуны летели мимо,
Смеясь над тем, что сталось с ослом.
С озорством, они его за уши тягали,
И неоднократно с ним так поступали.
Матье нам скажет, что эти мозги шаткие
Наполнялись солью и слова гладкие,
Коих деликатный и тонкий дым
Не подходил вовсе к мозгам другим.
Время от времени Святой его лягал,
И герой сильными ударами обтесал
Небесного Бюрика святые бока,
Который говорил энергично так,
Чтоб Господь на него суд ниспослал.
Ночью Вселенная паруса поднимает,
Все они яркими звездами сверкают,
И в направленье западных держав
Колеснице с тощей лошадью бежать.
Привлек нашего Рыцаря взор
В воздухе кристальный дворец величав,
Который выстроил из облаков узор.
Матье Пари ведь обожал чудеса.
Золотыми буквами надпись на фронтоне:
Странность обитает в этих местах.
Органт улыбается и говорит в беззлобном тоне
«Я разбираюсь в красоте храмов
в мире». Произнося много таких слов,
Он восхищался зданием странным,
Сверкающим миллионами факелов рдяных.
Под порталом, он yвидел массу дураков.
Наших Ведьм плач о пощаде печальный,
Также мавров, галлов, испанцев, ост-готов, бойцов
Что с обоих полюсов туда бежали,
Искусства, вкус, остроумие найти стремясь
И радости, которые В…ль призывали.
Здесь была ненависть в ненависти, смеясь.
Там встретили меня Куртизанки загоревшие.
Убеленные могилы: эти розы устаревшие
Продают людям смерть, которая их пища здешняя.
Играет любовь, ее милости и ее пожар.
Вид спокойный, в глубине души угар,
За кусок хлеба сердце отдает.
Там Богатство бедному руку подает.
Безумны глаза, бродит Желанье по соседству;
Новый Тантал, видно, продолжается так:
Маленькая брошь, карета, фрак.
Здесь Гордость, а там - Кокетство,
Взгляд стороной, подступ милый, льстивый;
Киноварь ему заменяет стыдливость.
Она выдвигается; и в ее компании снуют:
Глухая Интрига и скромность,
Набожность и Бесстыдства томность;
Там педанты реформируют страну свою.
Там Прелаты, Отшельники, духом красивы
Что верят искренне в пустынность мира;
Там заботы, что от смеха замирают;
Там рифмоплеты измождены, сухи, смущёны,
Чей только голод бред вызывает;
Там мужество звуками ветоши вещает;
Там наглецы и злодеянья золочёны.
«Богиня, - спросил у Портье Антуан
Она здесь? Увидеться с ней мы б могли?»
Нет; во Франции, вот адрес вам,
Кривой Париж, соединяющий страны земли.
Перевод принадлежит группе https://vk.com/louisdesaintjust и сообществу https://revolutioninfrance.diary.ru/