Евгений Раевский
МОСЬКИНЫЛАВРЫ- 2
И ты, Владычице, не напрасно именуемая "Нерушимой Стеной", буди для всех враждующих против меня и замышляющих пакостная творити мне воистину некоей преградой и нерушимой стеной, ограждающей меня от всякаго зла и тяжких обстояний.
Память 31 мая/13 июня и в Неделю Всех святых
В предыдущем номере журнала "Новгород литературный" вышла в свет моя статья "Моськины лавры" как ответ на хамские выпады в мой адрес не много ни мало главного редактора какой-то там интернет-газеты Ольги Лавровой. Честно говоря, мои друзья, поклонники, читатели и почитатели с улыбкой на устах и сдержанной брезгливостью обратились ко мне с вопросом: а кто такая Лаврова-то эта? Она что, таким образом себе пиар делает? Зачем она в интернет-помойках копается? Что за падальщица такая? Сама-то что она за стихи пишет?
Что ж, господа читатели, извольте, но не пугайтесь... Открываю книгу О. Лавровой "Я думала, что мир преобразился" и ужасаюсь от вычурной недопоэзии и богохульства. Рекомендую вдуматься:
Вы встречаетесь реже, реже
(У подруг - мужья, малыши).
Это счастье как бритва режет
Обнажённую плоть души...
("Одиноко бредёшь с работы", с. 19.)
Что? "Плоть души"? И это пишет верующий человек?! Часом плоть-то госпожа Лаврова не перепутала и, превратив непонятно чьё счастье в бритву, эту плоть режет. Но не будем вдаваться в подробности о принадлежности этой плоти и, памятуя о том, что душа бессмертна, спешу успокоить читателей: счастье-бритва в данном контексте - бессильная абракадабра. Поражает и зачин стихотворения:
Одиноко бредёшь с работы.
Выходные промчатся зря -
У подружек свои заботы,
И теперь им не до меня.
Не понимаю, какая связь между одиночеством и бесполезными выходными днями. И почему "заботам" не до Лавровой?.. Но, впрочем, показательная неряшливость и махровое любительство автора сопровождает всю эту книжку:
Я, конечно, горжусь этим городом древним и славным,
Величавой Софией, могучим и гордым Кремлём...
Но во мне нет любви, он чужой для меня, как ни странно,
И избитыми фразами я повествую о нём...
("Новгород", с. 31.)
Это что же так автор признаётся в ненависти к своему родному городу, акцентирует на том, что она пишет "избитыми фразами", повествуя о нём? Стоит ли "чужим" гордиться? Стоит ли вообще писать такую чушь?!.
Стихотворение "Ангелу Хранителю" просто пронизано богохульством:
Ты со мною, Хранитель мой верный!
Светлый ангел, меня защити,
И очисти от всякия скверны,
И за всё меня, милый, прости.
Сколько раз я тебя обижала,
Сколько горестных слёз Ты пролил!
Помоги мне вернуться к Началу,
Стать такой, чтобы счастлив ты был.
Ангела, понимаете ли, самого хранителя много раз наша авторесса "обижала", до слёз, несчастного, довела, но он, сердечный, должен ей теперь срочно помочь вернуться к какому-то там "началу", и тогда, похлопывая его по плечу, Лаврова его вновь счастливым сделает. Короче говоря, наша "богиня" дошла до ручки, идёт дальше...
Ночь напролёт дождь танцевал на крыше,
А в полночь ветер постучался в дом.
Я всё ещё надеялась услышать
Знакомый голос за моим окном.
Вот чёрный дрозд прильнул к стеклу и замер.
Мне показалось, что он тоже ждёт.
Я всё смотрела, как играет пламя,
Хоть утром было дел невпроворот...
Или:
Что ты сейчас идёшь в плаще рассвета,
Влюбляясь в наш озёрный, тихий край,
И мне хотели рассказать об этом
Тот чёрный дрозд и крики птичьих стай.
("Предчувствие любви", с. 41)
Ну дождь, слава богу сплясал на крыше, ветер в дом постучал, но что за голос-то знакомый, который Лаврова ждёт? Кто-нибудь что-нибудь понял?.. Я - абсолютно ничего. Но читаем дальше. Дрозд чёрный у оконного стекла, замер. Чего ждёт этот несчастный дрозд, когда вокруг пламя играет, правда, непонятно с кем. Полнейшая белиберда! Далее можно всё оставить без комментариев, но словом-паразитом "хоть" наша недопоэтесса перечёркивает все свои желания и заявляет, что ей вообще не до любви. Мол, Бог с ним, с этим пламенем, и без этого дел невпроворот... Но, тем не менее, в каком-то там "плаще рассвета", кто-то влюбляется на ходу в озёрный тихий край, и жаль, что об этом только хотели рассказать г-же Лавровой пресловутый чёрный дрозд и неизвестные крики неизвестных птичьих стай. Трудно без ужаса читать эту бессвязную дурь!
В своей биографии г-жа Лаврова пишет о том, что аж триста человек похвалили её "поэзию" на интернет-портале Стихи.ру. Но в "братской могиле" этого портала Стихи.ру числится более миллиона поэтов, из которых 90% вообще ничего не понимает в поэзии, и освещение такого факта вызывает только горькую усмешку. Прошу извинить меня, дорогие читатели, но на мой сайт, согласно статистике, заходят по 300 человек в день - это люди, действительно понимающие в поэзии.
Слова бывают холодны,
Как страх, как ночь, как смерть.
Но могут солнышком весны
И в стужу отогреть.
Бывают лезвия острей,
Кислее, чем лимон,
А могут быть в сто раз добрей,
Чем самый добрый сон.
Ну и как вам, дорогие читатели, этот ужастик? Может, автору пора проснуться и обратиться к врачам соответствующего профиля? Объяснить, как могут холодные слова, как смерть, "согреть" и что это за загадочные лезвия, которые "кислее, чем лимон"?
Читая эту абракадабровую пакость, полностью лишённую здравого смысла, хочется сказать госпоже Лавровой: "Уймитесь, не обрекайте себя на полнейшее осмеяние! Вы не во вкусе нормальных читателей! Да и я с литературными пигмеями не борюсь".
"Спит - слепит", "уходить - жить", "величать - кричать", "озаряет - убивает" и прочие глагольные, а также однокоренные рифмы, отсутствие сюжетности, полнейшая некомпетентность в историческом содержании, скудная лексика - вечные литературные тупики, из которых автору не выбраться никогда...
- Почему же мой ангел плачет,
Как покинутый человек?
(С. 54)
А чего ему ещё, бедолаге, делать-то, униженному Лавровой и оскорблённому? Плакать, только плакать. А что делать? Ну, полная безнадёга, отчаяние!
Ты слышишь, слышишь? Это - дождь.
Он, знаешь, может без испуга
Упасть с небес на острый нож
Холодных улиц Петербурга.
("Дождь", с. 53.)
Госпожа Лаврова утверждает, что множество улиц Петербурга - это острый нож. Сравнение более чем дикое. Да если ещё и в дождь при этом нас всех призывает обратиться, то я тут ни при чём и хочу человеком остаться. Надеюсь, что никто и никогда не будет реагировать на эту белиберду - так можно и разум потерять.
Мне очень жаль, что в настоящее время развелось великое множество интернетных падальщиков, маргиналов, приспособленцев к творчеству, которые сегодня совсем распоясались и думают, что им всё дозволено. Ан нет! Никакие лавровские бренчалки и побрякушки никогда не найдут поддержки в умах и сердцах здравомыслящих людей, и наша недопоэтесса будет восприниматься как полное литературное посмешище.
Однако непомерной графомании, природной наглости и богохульства госпожи Лавровой нет предела. Она объявляет себя бессмертной:
Нет, умирает время, а не мы!
Извечно, непрерывно, беспрестанно!
А мы живём, хоть лучшие умы
Твердят, что наша жизнь непостоянна.
Всё глуше, всё спокойней пульс минут,
Раз - сгинула секунда, два - другая.
Мы не умрём. Мгновения умрут,
Нас за бессмертье наше не прощая.
На этом, господа читатели, умолкаю без пояснений и комментариев, не хочу больше обсуждать вышеупомянутую наглость, скудоумие и бескультурье. Именно такими авторами, серыми и бездарными, старается окружить себя председатель Правления Новгородской писательской организации Светлана Петрова, чтобы выделиться на их бледном фоне. Этим она потворствует оскорблению серостью писателей ярких и деятельных, планомерно превращая организацию в шарашкину контору. Что и делается в Петербурге известным литературным ничтожеством, занимающим должность руководителя Санкт-Петербургского отделения Союза писателей России, Б. Орловым, которого я не считаю руководителем, а могу назвать просто шпаной.Но, возможно, это кому-то выгодно, господа.
В Новгородской писательской организации не соблюдаются требования Устава, собираются нелегитимные собрания с полным отсутствием кворума, правда, это особый разговор.
Но мы пойдём другим путём. Как сказал великий итальянский гений Леонардо да Винчи, "живопись - это поэзия, которую видят, а поэзия - это живопись, которую слышат". А в антипоэзии г-жи Лавровой нечего видеть, нечего слышать и ничего не понять. Впрочем, куда уж нам до "бессмертных"-то с изрезанной плотью пустой души.