(Воспоминания о городе Вологде сороковых-шестидесятых годов 20-го века)
из книги Татьяны Вертосельги «Банановый город»
«А помнишь, когда купаться начинали?» «В детстве?» «Н-ну, после третьего грома, как положено.» «А мы,… а мы начинали сразу от последнего школьного звонка. Помню, только-только сошел снег, а мы, как ожившие лягушата, плаваем в, наполненных стаявшим снегом, ямах, оставшихся от выбранного торфа на болоте. Ну да! Теперь там завод ЖБИ стоит, и улицы в несколько рядов, а мы ещё за голубикой туда бегали!..» «А я тоже помню эти болота,
Тесно стало на главной улице Заречья, а расширяли - деревья вон все выкорчевали, и всё равно на этой оголившейся улице теперь стало тесно и транспорту и пешеходу. Зелёный мигнул! Нет, не мне - пешеходам. …А когда-то в далёком детстве моём, давным-давно улица легко просматривалась от Красных Казарм и до самого моста Октябрьского, там линией горизонта - девятая мужская школа. Весной, когда только-только распускались листочки (я всегда с нетерпением ждал этого момента), улица казалась окутанной зеленовато-голубой дымкой... Весь луг по правую сторону вдоль Чернышевского был когда-то медленно засыхающим болотом, а там, вон там справа за тюрьмой, маленькими старенькими домишками начиналась Красноармейская, а с другой стороны останавливало её кладбище - старое-старое, с памятниками над прахом купцов, дворян городских… Трудовая улица, Краснормейская – а дальше улиц не было и до самых Прилук - поля, огороды - владения совхоза Заречного, куда мы бегали летом полоть грядки - подрабатывали. Ахха вот они три дуба тут и сейчас стоят ещё. Ой, как давно они тут стоят! А вокруг – болото было - болотце такое, лужок непросыхающий. Речка-безымянка власть свою держала, слева - отворотка на Заболотную. В конце сороковых барахолка там вон(почти у самого кладбища) когда-то торговала. Заболотная... Нну, куда ты?! Вот старбень, по сторонам не смотрит! Зелёный не для тебя, а моторам! …Дружно на одной скорости тронули с места. Пешие стоят, глядят, ждут себе зелёного. …А вон там была остановка автобусная, домики маленькие, деревянные(теперь пятиэтажка жёлтая), а тогда здесь сухо было, пыльно; столики стояли… вот как раз тут, в сторонке от дороги На столах - рыба красная, колбаска, ветчинка тоненькими пластиночками нарезанная; мужики толпились, пиво пили; пиво из огромных бочек деревянных качали, в кружках пенилось, но все пристойно - разговоры веселые, не матерные (и прохожие не шарахались) - отдыхали, никому не мешали… … Зелёный выкатился, родной, яблочком зелёненьким... полетели, полетели, “пчелка” моя золотая! Вот как удачно едем: который уж перекрёсток без остановки - хорошо бы всегда вот так, без красного, как сейчас - сквозняком «зелёная улица». Ну дак ведь, воскресенье - все на дачах; движенья никакого, машин на улицах мало. …по-оцелуй меня удачаа-а… - замурлыкал я, радуясь удачному стечению обстоятельств.Ну, замигал - замигал! Вот так всегда: только начал жить-радоваться – хлоп – красный: «Стой!» Ну, стою я, стою! И чего строжишь, гневом обливаешься, глазом горящим - уголёчком краснеешь, опасностью дышишь? Машин на дороге - раз, два и обчёлся… еэсли нет я не заплаччю… Кривой переулок»... Где-то... вот, вроде бы, здесь... не узнаю место, домик куда-то пропал... вот этот - похож... Стоял тут домик (в школу мимо него - не один год, из школы - тоже...), из стены кран торчал, воду брали - бассейка, а внутри люди жили. Такой же сказочный домик ещё... да, точно, на углу напротив Дома пионеров, как раз на пересечении Советского и Калинина, теперь на углу остался изящным треугольничком небольшой скверик; и ещё (надо же чего вспомнилось) - у деревянного моста через Золотуху по Урицкого, в пересечении с Ульяновой. Золотуха – одна, из всех мелких городских речушек, зимой не замерзала, а весной не разливалась. Берега Золотухи крутые, заросшие бузинами, черёмухой; застроенны, не то, что у тех, когда-то юрких и шумных, теперь не текущих, засыпанных, заасфальтированных, и когда разливались по весне ручейки эти, нужно было их переходить по шатким тесовым мосточкам.
Всё заасфальтировали, сравняли, застроили - следа не осталось от речушек тех безымянок. А когда-то, когда мне ещё было... сколько же мне тогда было?..
Почему-то вспомнился весенний пасмурный день. Бывают весной такие дни: остатки грязного снега то там, то здесь белеют на черной продрогшей, раскисшей земле; моросит то ли дождь, то ли снег; деревья голые, сиротливые; галки, грачи кричат,.. и кругом вода холодная, мутная - талые снега, проснувшиеся реки, речушки, ручейки... - ни пройти, ни проехать посуху - весна!
Весна приносила вместе с криками желтоклювых грачей и мальчишечьи радости. Каждому из мечтателей она дарила возможность ощутить себя капитаном дальнего плавания, мореходом; и ничего, что корабль небольшой и небыстроходный, а борт его сколочен из двух-трёх досок. Но как лихо сходились и расходились плотики-корабли в океане весеннего половодья! Капитаны заплывали на своих кораблях к самым дальним-дальним островам: солдатским складам, соседским сараям, могильным склепам (детство моё прошло на окраине города, у Введенского кладбища). Весенний разлив позволял заплыть даже туда в недоступные (дальние страны): “Цветоводство”, “Красные казармы”, соседские огороды единоличников - где летом, и особенно осенью граница строго охранялась, и таможня, то бишь, заборы, сторожа не допускали без визы никого на хозяйскую территорию. Но весной всё было доступно для путешественников. Широким половодьем разливались весной маленькие речушки. Летом они почти пересыхали. Рождались они все, может, в далёком-далёком лесу, а, может, прямо тут, в ближайшем болоте, на огромной территории которого шла добыча торфа. Коричневые кирпичи торфа, сложенные в большие штабеля, просыхали на летнем солнце. В ямах от выбранного торфа собиралась талая и дождевая вода. Там мы и купались ранней весной, а летом ходили на торфяник по ягоды. Кустарник голубичный тянулся на многие километры к востоку и западу от Введенского кладбища. Вот оттуда-то издалека и несли свои воды в шумный город тихие лесные речки, стремясь соединиться с большой, ещё широкой тогда, рекой Вологдой. И к нашей улице оттуда речка бежала через нижнее кладбище, затопляя его весной. Почти постоянно до зимы в изумрудной зелени кладбищенской низины стояла вода, где мы ловили краснобрюхих тритонов, а на более возвышенных сухих местах в густой траве готовились к экзаменам, а летом играли в лапту и прятки. Речушка бежала через территорию нынешних гаражей, под домом летчиков (Этот дом построен на месте дома начальника тюрьмы - добротный, деревянный, с красивыми резными окнами и воротами, обнесенный высоким забором, он занимал половину бывших огородов жителей поселка). Прошмыгнув под забором и ублажив огород нового хозяина, речка спешила через огороды единоличников, журча и слегка пенясь, ныряла под дорогу главной улицы заречной части города - ул.Чернышевского, затем пряталась под мостик через улочку Трудовую, мимо красного кирпичного здания ФЗО, мимо цехов артели “Игрушка”, бежала по территории хозяйственно-жилых построек тюрьмы (склады, свинарники, общежитие, клуб, магазин, сторожевые башни...) Освободившись, наконец, от всего этого общества, речушка бросалась мимо пивзавода под мост набережной, обрывалась крутым водопадом и, широко расплескав мутные воды топким илистым устьем, отдавалась во власть течения большой сильной реки. Наш берег (а где Горбачевское кладбище – «тот берег»), так вот, наш берег был крутой, обрывистый, и здесь обрывались городские постройки. Наш берег - любимый зимой и летом. Зимой – горки, санки; летом - райская жизнь. Днём весь берег и река забиты купальщиками, купальщицами. Вечерами под тихими зорями скользят по незаметному для глаза течению лодочки с влюблёнными. На другом, более пологом берегу, в берёзовой рощице пряталось Горбачевское кладбище с действующей церковью. В послевоенные годы землю от реки до кладбища засевали картошкой, капустой и прочими овощами. Дальше - почти до Прилук весь берег был занят огромными штабелями спиленного леса(тогда ещё лес по реке сплавляли). В середине пятидесятых годов городские комсомольцы заложили на том месте «парк Мира». Тоненькие веточки, что мы, когда-то сажали и поливали, теперь выросли и превратили весь берег в сплошной тенистый парк. Туда летом теперь едет отдыхать почти весь город. Вторая речушка - сестра первой, бежала через кладбище Введенское, через “Цветоводство”, барахолку… (Теперь здесь всё застроено многоэтажками, магазинами. А на месте, где сейчас стоит роддом, зеленел когда-то сад с фруктовыми деревьями, ягодными кустами - на зависть всем около живущим мальчишкам. Посреди сада на возвышенном берегу речки стоял старый бревенчатый дом. Однажды он сгорел.) Прожурчав весенним разливом через улицу Заболотную, пошептавшись с яблонями в старом саду, поиграв пышными травами, речушка,словно в нерешительности, останавливалась перед мостовой улицы Чернышевского. Постояв перед ней небольшим прудочком, затоплявшим в дожди мосточек, она, торопливо проскользнув под дорогой, резко уходила в сторону той же тюрьмы, торопясь догнать подружку, но почему-то задумчиво застревала небольшим болотцем у трех огромных старых дубов. И приходилось обходить по проезжей части дороги (эти переходы я до сих пор проделываю во сне, и сны, почему-то не радостные: цветные или белые, а всегда мрачные - чёрные). Это теперь там сухо: асфальт, ателье, магазины, а раньше стоял двухэтажный деревянный дом дореволюционной постройки с вывеской “нарсуд” и деревянные мостки соединяли прохожих с его крыльцом. Всё пространство от здания ремесленного (впоследствии фабрично-заводского, а затем технического) училища до улицы Заболотной было труднопроходимым заболоченным лугом. Была ещё одна речка, за Красными казармами, но, поскольку я редко бывал в тех местах, то помню только, что она вилась из недалёкого лесного кустарника за совхозными грядками; перебегала улицу Чернышевского и врезаясь крутыми берегами во дворы деревянных домов и сараев, быстротечно падала в реку Вологду там, где теперь заканчивается улица Спортивная, оставляя в месте впадения огромное количество желтого песка - место желанное для всех, кто не умел плавать…
Потом вода в речках зелено зацветала, и там водились пиявки, толстые, коричневые; головастики лягушачьи резвились вовсю, а в тихую погоду по гладкой поверхности бегали пауки-водомеры на длинных лапах... на Кривом рядом с бассейкой каланча пожарная –пожарка, а до революции полицейский участок тут был. Такая же на Калинина стоит.
А в этом доме – вон этот № 28 – двухэтажный, деревянный, старинный (сейчас напротив него кинотеатр стоит «Родина»), брат мой старший живёт. Вон крылечко, окна… До революции полдома занимали Сперанские – известная фамилия. (Дед моей невестки был губернским инспектором учебных заведений.) А рядышком скособочился маленький, одноэтажный (№ 26) домик Гиляровского – писателя нашего вологодского (королём репортажа называли его современники). Предан забвению в наши лета, дом как и хозяин его. Забытый, не возведённый в ранг музея, просто так – жилая развалюха А вон уже и мост в горизонт упёрся, т.е. в девятую мужскую. С моста раньше, наверное, на тормозах съезжали в сторону заречную, - такая крутая горка была, а теперь – ровненько, поло́го... оппа- «зелёный»! на меня так ласково глянул, мол, «не трусь, Петрусь, шевели тормозами!». …даа, было, скатились с моста (ни каких тебе «красно-зелёно-жёлтых» и всё с обоюдосогласности); и первый перекрёсток - улица Калашная, за ней - Подлесная (шумная улица стала, бойкая и называется теперь «улица Горького»);. «Стоять!» - жму на тормоз, а собака - умница будто услышала меня, остановилась, пропускает свирепо урчащих,железом лязгающих. Очень легко теперь под колеса попасть - с тротуара шагнул, не глянул вправо, и... Красный! - Стоим по ранжиру: автобус, трёхтонка и я - моя «пчёлка» (своими руками собрал, она мне дороже всяких фордов) …а когда-то (ещё в 40-х, да и пятидесятых)на этой улице не асфальт был, и не вровень с тротуаром, как теперь, а булыжная мостовая высоко поднятая над пешеходными мостками, мосточками тесовыми; да ещё канавы вдоль дороги - попробуй, выскочи, не глядя, на дорогу, аха, сначала вскарабкайся туда! Ага, попробуй! А теперь – на мост и налево (мимо девятой мужской) поворот, и ещё один мост (когда-то он был деревянный) через Золотуху… Стоп! – на повороте подкараулил «красный». Слева – аптека, справа – поликлиника, прямо – парк. В парке Вечный Огонь хранит память героического прошлого. Теперь парк ухожен, в цветниках и почете. “Герои труда” – доска с портретами достойных уважаемых граждан города в ряд перед входом. А было время, парк обходили стороной и называли тошниловкой. Заросший, неухоженный, он не вызывал желания отдохнуть под тенистыми зелёными кронами. Но его с удовольствием посещали многие горожане – и стар и млад (кого приторопит) – с другой стороны, со стороны здания областной библиотеки (сейчас там филармония). Так вот, с той стороны – с улицы Лермонтова – в парке стоял общественный туалет – каменный такой домик, ещё дореволюционной, постройки, (а иначе, кто бы стал строить такое заведение в таком прекрасном архитектурном исполнении!) Домик был похож на небольшую красивую часовенку. Стены были толстые, чуть не в полметра! «…в бананово-лимонном Сингапуре…» – где-то громко включили радио. Вся площадь и окрестности затихли во внимании: дома загадочно сверкают окнами; ветер улёгся на солнечный асфальт и чуть дышит на зелёные листья, чтоб не завяли; на перекрестке красный глаз светофора остановил рычащие моторы – стоят, пыхтят, слушают а мы дружненько, осторожненько катим вниз по бывшей Кирилловской сквозь строй магазинов, магазинчиков… Тут вот когда-то (в моём детстве)“молочный” очереди собирал, четвёртая школа – теперь ЗАГС; направо – кинотеатр “Искра”; налево – облисполком буквой «П», а рядом – вот тут, в ограде, в липах густых церковь стояла, - нет её - снесли, видно … слева река и Красный мост но мне пока туда не надо. Обжужжим с Пчёлкой сейчас сквер, припаркуемся у политеха, как, вроде бы, мы свои. Встали. Замерли. Отдыхай, “Пчёлка”, не жужжи. Прогуляюсь по магазинам.
Старый парк, густо зеленый в кронах, прозрачен в аллеях. Высоко в зелени – голубыми лоскуточками летнее небо. Ветерок шуршит в листве. В парке тихо, прохладно.
Этот небольшой скверик, когда-то неухоженный (кому надо!) зелёный островок среди серых, со всех сторон окружающих его автодорог, живописным букетом красовался на площади:непроходимые заросли бузины, сирени, шиповника…- всё разрослось и росло, как хотело. Среди кустарников и кривых низкорослых стволов прятались под зелёным шатром деревянные скамейки, очевидно, поставленные там посетителями(подальше от любопытных глаз), не боявшимися ни иголок шиповника, ни тёмных дебрей. По наблюдению горожан, там властвовали школьники соседней школы и студенты, а вечерами счастливые влюбленные стремились к заветным своим скамеечкам. Теперь здесь парадно размеченные чистые дорожки; стела – память землякам, погибшим в Отечественную войну; цветники, и никаких диких зарослей. Кусты аккуратно подстрижены… и только вороны не желали сдавать позиций. Эта аллея единственная легко проходимая (может, оттого, что крайняя – по периметру, рядом с оградой), а остальное – почти непроходимые заросли.
…Я шагнул на тротуар в толпу, в шум суетный, весёлое разноголосье летнего
жаркого полдня. И в глазах зарябило рекламно,
броско – это солнце резко отрикошетило от стекол витрин. Зажмурился,
отвернулся: люди… люди… Людской поток, неторопливо плывёт
мимо белых от жаркого солнца домов, и жёлтых, гроздьями висящих,
щедрыми грудами лежащих на прилавках бананов; мимо необъёмных
букетов цветов в вёдрах с водой; мимо прозрачных, отсвечивающих
солнцем, красочных витрин магазинных.