Города
Для многих из нас города – это просто точки на карте, иногда я и сама ловлю себя на мысли, что города, в которых я не была, представляются мне зыбкими словно миражи образами. Зато родной город для каждого из нас реален до мелочей, он как старый знакомый, который вечно вмешивается в чужие судьбы. Так давайте представим наши города друг другу, чтобы на карте вместо точки появился новый образ…
Щорс
Город героя, убитого в спину,
То ли – чужими, скорее – своими.
Город-станция, город-таможня,
Город, возникший неосторожно,
Как запятая в школьном диктанте.
Город, который отмечен на карте
Маленькой-маленькой скромной точкой,
Город-райцентр, отмеченный строчкой…
Дмитрий Аквилов
Иногда мне кажется, что города чем-то неуловимо похожи на книги... Своими старыми и свежими историями, живущими в них героями-персонажами, стилем и духом жизни-слова... Есть города – старые фолианты в кожаных переплётах, инкрустированные золотом и драгоценностями древних строений, украшенные полузабытыми легендами и событиями. Есть – аккуратные небольшие томики, строго оформленные и всем своим видом говорящие: "Я – серьёзен и солиден. Шапито сюда не заезжает". Есть – бестселлеры в глянцевых обложках, недавно возникшие, стремительно развивающиеся и ставшие знаменитыми во всём мире. А есть города – пухлые потрёпанные книжицы, никому не известные и пылящиеся где-то на чердаке до тех пор, пока на них не наткнётся случайно читатель и не погрузится с головой в повествование...
К последней категории относится и мой родной город. Щорс – небольшой городок, расположенный на севере Украины, возле границы с Беларусью и Россией. Появился он совсем недавно, только в 60-х годах ХIХ века, когда сюда пришёл крестьянин Корж со своей семьёй и основал хутор. А чуть позже на железной дороге рядом построили станцию и депо, хуторок слился с посёлком рабочих и родился город... Город с сердцем-вокзалом и душой, поющей под перестук вагонных колёс... Что интересно, даже в наше время локомотивное депо – визитка Щорса, а мои любимые места – это пешеходный мост над железной дорогой и перрон. А ещё жд-клуб, большое и старое деревянное здание, монументальное, завораживающее... От него просто веет историей и какой-то магией... Впрочем, я могу долго рассказывать о старинных домах Щорса... Пусть городок и не очень древний, но эти строения видели Первую мировую, революцию, Великую Отечественную войну... Они помнят множество людей и судеб, радостей и бед щорсовчан... Не буду пересказывать все исторические подробности, если кого-то они интересуют, можно посмотреть фильм о нашем городе "Тяжёлый песок" по книге Анатолия Рыбакова, родившегося в нашем районе (предупреждаю заранее – книга не для слабонервных).
И раз уже я вспомнила о Рыбакове, напишу о других известных уроженцах Щорса... В одно время с этим писателем здесь жил Натан Рахлин, очень знаменитый тогда дирижёр и музыкант... Сейчас о нём почти уже не помнят, только иногда фамилия мелькает в титрах к старым фильмам. И наверняка все знают Н.А.Щорса, легендарного комдива... Кроме того, многие выходцы из нашего городка довольно известные люди в масштабах области и страны.
И главное, чем славится Щорс – это прекрасная природа! Очень чистая по нынешним меркам речка Сновь, на которой он стоит, окружающие его леса, живописные озёрца и родники... Если бы я не привыкла ко всему этому с рождения, то написала б здесь целую повесть, воспевая каждое дерево и каждую каплю воды в реке! Потому что отдыхающие всегда очень нахваливают и воздух, и воду, и лес, и всё то, что мы здесь принимаем как должное.
Нет, я не буду доказывать, что мой Щорс – идеальный и лучший город в мире... Недостатков в нём столько же, сколько и достоинств. Помните, даже Дмитрий Емец писал: "За жизнь в маленьком городе приходится расплачиваться дрязгами, затхлостью и скукой"? Если честно, список можно и продолжить. Но... города – они же как книги. Города – они же как люди. Их или любишь, несмотря ни на что, просто за то, что они есть, или нет, хоть бы город и казался объективно прекрасным... А сам город или не подпускает тебя, или принимает, прощая тебе все твои плохие качества, пытаясь незаметно переделать под себя и меняясь сам...
Анна Остапенко
То была прекрасная Таврида...
Этот город напоминает маленькую Венецию, ту, что сошла с картинок с каналами, ярусными домами сочных оттенков, узкими улицами, где так сложно протиснуться вдвоём с подругой, и множеством разбитых ступенек.
Этот город спускается к морю, этот "город счастья" ведёт к ветреному вдохновению, это счастье приводит снова и снова в магазинчики с мороженым, а заблудится здесь так же легко, как и неожиданно открыть новый сверкающий сквер в лучах майского солнца. Неожиданное явление настигает, когда снова и снова наблюдаешь улыбки, витающие не только на лицах от старого до малого, но и словно в воздухе, окруженные запахом гор, залетают в глубину души, и ты ещё раз можешь почувствовать как прекрасен мир...
Этот город со множеством сувенирных лавок, возле которых хочется стоять часами под пристальными взорами продавцов, разглядывая силуэты деревянных фантазий, этнических украшений и морские фотографии, пропитанные духом старины и путешествий…
Этот город как солнечный день, его вдруг обнаруживаешь утром, радуешься при каждой встрече, а гулять хочется, проводя каждую свободную минутку, отдыхая на белых скамейках...
Когда на этот город надвигаются сумерки, словно волшебная пелена окутывает дома и кипарисы, хочется нырнуть во мглу с головой, вкус лёгкого кофе оставляет на губах привкус чуда, а морской шум наводит на мысль, что именно здесь ты не хочешь быть совсем одинок, как там где-то в больших городах…
Этот город как маяк: мчишься к нему в надежде обрести то, что у тебя до сих пор не срасталось, прильнуть щекой к горячему асфальту, отрезвиться от фантазий и снова загрустить, увидев знакомый силуэт…
Любовь – это не то, что планируется, это не рассчитывается на полях тетради, не превращается в сюжет из слащавой драмы, это неожиданно, как слепой дождь, как незаслуженная оценка, как милость, проявленная свыше, от которой хочется петь и ликовать! Любовь – это награда... То ли за хорошее поведение, то ли за баллы по шкале успеваемости, то ли за то, что ты не ставишь её превыше всего, а живёшь на полную, зная, что Бог одарит, когда ты будешь готов!
Этот город как ступень взросления, которая передвигает тебя ближе к мечте, наводит на ностальгически-грустные мысли, но учит радоваться спокойной мелодии будней, где снятся сны про родной дом и детство, а находишь тут то, что так давно искал.
Haru_Ta.
Всеволожск
Живу я рядом с Северной столицей – Питером. А именно – в городе Всеволожске. Городок наш маленький, но удаленький.
Есть в России города, главная прелесть которых в том, что, будучи в непосредственной близости от мегаполиса, они этому самому мегаполису совсем не стремятся подражать, тем самым сохраняя свою первозданную неповторимость. И Всеволожск именно такой город. Попавшим сюда в первый раз трудно понять: город это или деревня. Кварталы в стиле модерн внезапно сменяются частными полуразрушенными домами. Лично мне неоднократно удавалось стать свидетелем воистину комических ситуаций. Например, куры на главном проспекте города, или корова, привязанная к балкону современной девятиэтажки. Что касается достопримечательностей. Их не так уж много, но они воистину уникальны. Например, Красный замок в Румболовском парке, рядом с которым проходила Шведская дорога. Дорога Жизни, которая спасла множество петербуржцев (тогда еще ленинградцев) во время Второй Мировой. Усадьба семьи Олениных Приютино, где по слухам отдыхал сам Пушкин… Посмотреть есть на что.
Надо сказать, что смешение архитектурных стилей на городских улицах – не единственная примета Всеволожска. Едва ли в России найдется еще такой город, в котором путаница в названиях географических и административных объектов вполне признается милой нормой. Пытливый путешественник, изучая карту города Всеволожска или беседуя со всеволожцами, непременно обратит на это свое внимание.
Красный замок, где в советское время находился филиал Красного Треугольника, на котором изготавливались калоши и клизмы.
Несомненный плюс этого населенного пункта – непосредственная близость к мегаполису, и в то же время отсутствие напряженной атмосферы больших городов.
Интересно то, что Всеволожск изначально не был ни городом, ни даже Всеволожском. А был усадьбой, или мызой Рябово. Усадьбу эту получил в подарок от Петра небезызвестный Александр Меншиков. Потом ее владельцем стал барон Фредерикс. А в 1818-м году имение досталось Всеволоду Андреевичу Всеволожскому.
Всеволод Андреевич собственной персоной)
Всеволод Андреевич, как ни странно, не поторопился дать ему свое имя, и усадьба Рябово сохранила своё название вплоть до второй половины двадцатого века. Даже несмотря на то, что в 1895 году рядом с ней была построена железнодорожная станция, названная Всеволожской. В официальных документах нередко возникала путаница – свежеиспеченный город еще долго называли то Рябово, то Всеволожском.
Город расположен в долине реки Лубья. И река эта – тоже повод поговорить о путанице с географией. Потому что даже в официальных источниках существует два ее названия – Луппа и Лубья, оба с ударением на «у». А в речи местных жителей встречается третье – Лубья, с ударением на последнем слоге. Считается, что название это происходит от ижорского «лупью», что значит «заваленная деревом река», и, в общем, Лубья вполне это представление оправдывает. Берега ее настолько поросли деревьями и кустарниками, что, стоя в двух метрах от воды, саму реку можно и не заметить.
Усадьба Приютино
В целом в растительности Всеволожска преобладают хвойные породы деревьев, что в сочетании с современной архитектурой придает городу совершенно неповторимый, чудесный до сказочности облик…
Lilith
| Рубрика «Свиток магфиков» |
Города, города… стук колес плетущегося поезда… стук пальцев по клавиатуре ноутбука… стук мерно бьющегося сердца. Наверное, у каждого свое отношение к путешествиям. Мне нравится узнавать новое, посещать местные достопримечательности, гулять по паркам, дожидаясь своего транспорта… а потом снова эта бесконечная дорога. Пожалуй, впервые за несколько месяцев у меня есть время остановиться, оглянуться назад и подумать. О том, что будет дальше, о том, что осталось позади. Многие предпочитают часто менять обстановку. Я привыкла к своему городу и людям, которые меня окружают. Бывает очень тяжело со всем этим расстаться и сесть в очередной скачущий по дорогам транспорт. Но мне есть куда ехать, и есть к чему стремиться. Города, города… и снова стук колес плетущегося поезда… стук пальцев по клавиатуре ноутбука, стук мерно бьющегося сердца…
Это такая небольшая зарисовка на ассоциацию с нашей темой номера. На самом деле движение вперед и есть жизнь, так что стоять на месте просто не имеет смысла. Мы с вами не будем стоять на месте и перейдем к нашим фанфикам. Уважаемые авторы, не забывайте соблюдать «золотую середину» между интересным сюжетом, авторской идеей и смысловым подтекстом. Именно такие фанфики наши читатели смогут увидеть на страницах журнала. Приятного вам прочтения!
Танети
Воспоминания валькирии
Она сидела на крыше многоэтажки. Девушка лет семнадцати. Русая. Длинноволосая. Четырнадцатая валькирия.
Она была особой. Свет не призывал ее на службу, но он дал ей шлем и копье. Копье веры.
Она страдала. Сидела и думала об этом таком ненастоящем мире.
–Что произошло с человечеством? Мрак маскирует правду, пряча настоящий бриллиант среди горы стекляшек. Мрак вызывает в нас чувства лени и неохоты, чтобы мы не нашли этот камень. И мы охотно этому поддаемся. Хватаемся за первую стекляшку, веря, что блеск ее граней – благородный блеск… Как мне достучатся до мира, когда даже друзья меня не воспринимают?
Слезы сами брызнули из глаз. Она навалилась спиной на стоящую рядом бочку. В луже купались голуби. Один из них стал осторожно подбираться к девушке в поисках угощения. Но, вздрогнув, поспешно взлетел, испугавшись ее голоса. Она говорила вслух. С кем? Наверное, с небом.
– Больше всего на свете я боюсь повзрослеть. Разучиться верить. Стать как все. И, наверное, у меня будет муж, которому я никогда не скажу правду о том, кто я. У меня будет работа, семья, дом… Я никогда уже не вспомню о своих нынешних принципах. Засыпая, я уже не буду мечтать. Мне будет как бы не к лицу. Все будет забываться, как сказка. Время будет пересыпаться песком в часах, отсчитывая минуты. И, наверное, в тот момент, когда я совсем забуду, как это – верить, в глазах моей будущей дочурки, Дашеньки, я увижу озорного сокола. И это будет момент. Момент смерти старой валькирии. Я уйду, отдав свое копье, шлем и рассказав ей правду. И моя Дашенька сделает то, что не сделала её мать, такая бестолковая валькирия копья веры…
Полуденное солнце жарило голову, а спину охлаждал ледяной бетон. В воздухе пахло сыростью от недавней грозы. Вот он – самый вкусный коктейль природы…
Пора. Девушка рывком встала. Подошла к краю, немного постояла, оглядывая окрестности. Мир как будто застыл в ожидании чего-то. Валькирия улыбнулась и шагнула с крыши вниз…. Через пару секунд в небо взмыл белый сокол.
kira
Audire disce [1]
Фальшивое никогда не бывает прочным.
Пьер Буаст
Мы не доверяем даже умнейшим людям, когда они советуют, как вести себя, но не сомневаемся в непогрешимости собственных советов.
Люк де Вовенарг
Если спросить Арея, что ему нравится в Вихровой, он ответит однозначно: уверенность. Именно так, потому что Ната, опасающаяся запачкать ручки и не способная дверь открыть без криков о помощи, – одна большая мастерская иллюзия. В “час икс” эта слабая особа быстренько забывает свою мнимую беспомощность и бросается в бой безо всякого саможаления, без размышлений и колебаний. По сравнению с лучшим воином мрака она ничто, конечно, но сама по себе – очень даже, не хуже других учеников будет. Вот только есть в ней червоточинка одна, беспокоящая Арея…
– Не стоит так полагаться на хитрость, – назидательно говорит мечник, когда Ната, ругаясь, лезет под скамейку – доставать выбитый из рук клинок. – Честный бой всегда эффективней.
Дело не в гуманизме и не в морали, конечно, а в том, что Арей лишь делится опытом; уж его-то у первого воина мрака хватает, что и говорить.
Ната выползает из-под скамьи, с отвращением стряхивает с волос паутину и недовольно бурчит:
– Я только пыталась повторить тот приём! Ну, помните: поворот – и меч под доспех...
– Ты косишь глазами так, что только идиот не догадается о подлянке, – безапелляционно отрубает Арей, глуша её самомнение на корню, и Вихрова надувается как мышь на крупу.
– Это была моя магия! Вы же знаете, что она порой непроизвольна!
– Знаю: вечный театр мимики и жеста. И всё же если уж лжёшь, делай это уверенно. А то тебе даже светлые не поверят.
Арей знает: в прямой схватке от уловок и хитростей проку мало, там один шанс выжить – на себя полагаться да мечом активней работать. Во лжи вообще проку мало, глупо это отрицать. Такие вот крамольные мысли, многолетним опытом подкреплённые.
– Совсем спятила – меч опускать? – рявкает он в одну из тренировок. – Думаешь, твои глазки против тартарианских клинков сработают?
– Против клинков, может, и нет, а вот против самих стражей… – самодовольно отзывается Ната, и по подвижному лицу её прокатывается мимическая волна.
Арей иронически поднимает перечёркнутую старым шрамом бровь.
– Даже если их будет десяток?.. Головой поручишься?
Вихрова тушуется и мгновенно делается как известный зайчик – белой и пушистой.
– Обычно работает же, – оправдываясь, бормочет она. – Да и толпа стражей – маловероятно как-то…
Через четверть часа ей приходится отбиваться от вооружённой десятки, вызванной бароном из Тартара, и Арей с нескрываемым удовольствием наблюдает, как Вихрова, запарившись, скачет козлом, забыв и о магии, и о вечных хитростях: глазки глазками, а на закалённых вечным пламенем тартарианцев только стальные аргументы и действуют.
Так в него хотя бы пальцами тыкать не будут – выучил, мол, бездарность, позор стражей, – и кто выучил-то? первый мечник мрака!..
Верно: своё имя барону дороже головы ученицы. Если ума в ней нет, зачем такая голова нужна – для шапки, что ли? Так их в Тартаре не носят, там и без того жарко.
Одно не нравится Арею: Ната меры не знает, и эта её любовь к хитростям наводит на безрадостные мысли. Сколько таких воинов Арей повидал – вроде бы и умелых, но скатившихся затем либо в бессмысленную жестокость, которая – уж прости, мрак – губительна не меньше слабости, либо в лживость и продажность – потому что нечестный бой, как ни крути, рука об руку с предательством ходит. Не всегда, конечно, но слишком часто.
Арей не знает пока, какой из путей ждёт Вихрову, но подозревает, что золотой середины она так и не изберёт. Tertium non datur[2] – неизменный закон мироздания, а для Наты верного пути уже нет, в отличие от тех же Петруччо и Мошкина.
Просто женщины во мраке падают быстрее и глубже.
– Когда-нибудь ты станешь настоящим воином, – замечает Арей, когда она начинает пропускать меньше половины его атак. – Если не сорвешься.
– В смысле? – Ната встряхивает взмокшей шевелюрой, улыбается довольно, но напряженно: хотя одобрение мечника дорогого стоит, оговорки ещё важней – если хочешь жить, конечно. И не “долго и счастливо”, куда там, а хотя бы просто жить.
– Любая крайняя степень губительна, а ты вечно её и выбираешь. Запомни уже: не эффектность сражения важна, а его итог. Но и любой ценой побеждать не всегда правильно.
Арей любит порассуждать на тему честного боя, но внимать этому лучше спокойно – в противном случае за гримаску можно заплатить если не головой, то уж точно литром пота и десятком синяков: спарринги Арея есть спарринги Арея. Бывший бог войны, как-никак, и характер у него вспыльчивый, а рука тяжелая. Поэтому Ната молчит, хоть язык у неё и чешется, как спина чесоточного, и усиленно контролирует мимику, чтобы, не дай мрак, не нарваться.
– Если следовать твоей логике, – с раздражением продолжает Арей, – меч вообще лучше отбросить, а взяться за яд: и проще, и спокойней. За одним лишь уточнением: достойной славы так не заработаешь!
О да, мечник не выносит придворных подлецов и махинаторов, неизменно изобиловавших в окружении повелителя Тартара, и будь он на месте того же Сальери (премерзкий страж был, надо сказать, вспомнить противно!) – скорей прирезал бы Моцарта, чем стал бы трястись над вином с отравленным перстнем.
– Так что, – продолжает барон, – хотя честность придумали светлые, глупо не признавать, что порой она полезна и нам. Не всем, конечно, – иронический взгляд в сторону кривящегося с портрета Лигула, – некоторым она хуже серпа в задницу.
Ната фыркает: любой монолог о чести всегда заканчивается одинаково – издёвками в адрес начальства. Тот, кто думает, что мрак держится на солидарности и повиновении, сильно ошибается.
Если спросить Нату, что ей не нравится в Арее, она ответит однозначно: циничное морализаторство. Вихрова вообще не переносит, когда её учат жить, но тут особенно: тот факт, что барон мрака может говорить об опасности мрака, раздражает её безумно. В голове не укладывается: сильнейший тёмный страж, солдафон, убивающий без сомнений, – а туда же, за монологи! И вообще, советы, как лучше жить, – дело светленьких, злобно думает Вихрова – но лишь думает, не озвучивает, само собой, потому как наглость её всё ж не граничит с безумием.
Будь Ната чуть умней, под налётом холодной иронии и убийственного цинизма барона мрака она, несомненно, разглядела бы замечательную прозорливость – объяснимую, конечно, ведь Арей пожил достаточно, и повидал и испытал многое. Увы, условия не всегда воплощаются в реальность, и Ната лишена чуткости Дафны, способной отделять зёрна от плевел, а личное мнение для неё – единственная истина и мера всех вещей. И когда мечник предупреждает её об опасных путях, она просто не может понять его. Всё может, а тут словно разговор немого с глухим получается, и Ната раздражается до крайности. Какие опасности, помилуйте! Есть она и есть враги, и когда доходит до сражения за свою жизнь, все средства хороши!.. Во мраке вообще все средства хороши, думает Ната, на то ж он и мрак – всё позволено, всё можно, а если упадешь, до дна всё равно не достанешь. А пока падаешь, можно притвориться, что летишь, – даже приятно будет.
Вихрова верит в свободу и вседозволенность совершенно искренне и пропускает мимо ушей все слова Арея. На воинскую славу ей плевать: кому интересно махать клинком, когда можно влюблять одним взглядом! Ну а ложь… а что ложь? Полезная штука, если разобраться, и совсем не опасная... Да и не Арею их чести учить, в самом деле! Подумайте, какой моралист нашёлся, ха и трижды ха!..
Ната уверена: хитрость (слово “лживость” она считает глупым и напыщенным) к продажности отношения не имеет, и предавать она не собирается, вот ещё!
Да никогда, говорю вам, даже если станут угрожать смертью!..
Ната вспомнит слова Арея, когда, заплатив за неправильный выбор своими силами, навсегда распрощается с миром стражей.
“Предательство никогда не окупается, – говорил барон. – Во всём должна быть мера, даже во мраке”.
Он прав был, конечно.
Она всё-таки сорвалась.
AnaisPhoenix, anais_phoenix@mail.ru
Сын Кавалерии.
– Ну, пойду я. А то эти бездельники что-то расшумелись шибко, – сказал Кузепыч, вставая со стула.
– Конечно, – уголки губ жесткой Кавалерии слегка дрогнули.
Едва за Кузепычем закрылась дверь, Кавалерия неожиданно изменилась. Исчезло командное выражение лица, прямая осанка и привычка высоко держать подбородок. Теперь за столом директора ШНыра сидела обычная ссутулившаяся, невероятно уставшая и несчастная женщина. Зевнув, она сняла очки-половинки и прилегла головой на стол, подложив под нее обе руки. Глаза, казавшиеся беззащитными без стекол очков, были неимоверно печальны. Калерия Валерьевна тяжко вздохнула.
– Димка... – отчетливо прошептала она, погружаясь в дневной сон.
После нырка было особенно тяжело оставаться собранной, все-таки годы уже не те. Так что получасовой сон был бы самым лучшим лекарством от боли, лекарством от усталости.
Перед глазами Кавалерии снова всплыли те годы, пронесшиеся с неумолимой скоростью, так и не давшие насладиться свободой. Во сне уголки губ директора ШНыра слегка приподнялись, как бы в полуулыбке. И женщина погрузилась в глубокий сон.
– Ой, Димк, привет! – радостно кинулась навстречу ему светловолосая девушка. – А я тут иду себе, иду… – она смущенно покраснела, – не ожидала тебя увидеть.
Какую бы боль он не чувствовал после самого сложного нырка в своей жизни, его губы расплылись в улыбке при виде этой светловолосой девушки, казавшейся маленьким игривым котенком.
– Привет, – отозвался он.
– Ой, что-то мы встали прям на проходе, метро все-таки! – заявила она.
Дмитрий не сопротивлялся, а милая девушка уже утаскивала его на эскалатор.
– Ну как ты там, как твои ныряльщики? – радостно улыбаясь, спросила она.
Шныр вздрогнул.
– Что-что Оль? – его лицо побледнело от страха.
– А разве в вашей закрытой школе нет уроков дайвинга? Ты же сам писал мне в аське! – словно обиделась девушка, поставив руки в боки.
Дмитрий облегченно вздохнул.
– Да-да, прости, я совсем забыл, – улыбнулся он, смахивая темную челку с глаз.
– Ой, это так классно! – оживленно всплеснула руками Оля. – Всегда мечтала поплавать с аквалангом. Вот представь, ты – и рыбы... Красота, наверное, неописуемая, черепахи морские плавают, дельфины. И ты все это видишь, все можешь потрогать! – восхищенно говорила она. – Да о чем это я? Ты же гораздо лучше меня обо всем этом знаешь! – одернула Ольга себя.
"Если честно, то даже понятия не имею. Наверное, это кто-то из друзей решил над ней подшутить, пока я, скажем, вышел из комнаты", – подумал Дмитрий.
– Ты, Димк, такой классный! И с аквалангом нырять умеешь, и в престижной закрытой школе учишься. Вот бы мне так! – с восторгом произнесла она.
Дмитрий явно смутился, тем более что это было неправдой.
– Ты не расстраивайся, это не главное, у тебя полно других талантов, – ответил он. – И потом, у тебя же есть я, – он осторожно наклонился к Ольге (она стояла ступенькой ниже) и коснулся губами ее щеки.
– Ой, Димка! – зачарованно прошептала она. – Ты меня чмокнул... – девушка начала подпрыгивать и визжать. – И-и-и-и!!! Димка, как же я тебя люблю! – она, широко улыбаясь, кинулась ему на шею, и тоже поцеловала в щеку.
Дмитрий зачарованно смотрел в ее глубокие голубые преданные глаза, полные восторга и искреннего счастья.
"Жаль, что она никогда не сможет узнать всей правды", – с грустью и сожалением подумал он.
Они сошли с эскалатора, и вышли на улицу, вынесенные толпой.
– Ой, я что-то есть хочу, – засмущалась Оля.
Шныр улыбнулся. Она была такая нежная, открытая и беззащитная. Она была вся как на ладони, большой комок ярких, радостных эмоций.
– Ну, вообще-то в мои планы не входил перекус, – произнес он, – но мы можем зайти в кафе.
– Ди-имка, – довольно протянула она, неожиданно беря его под руку, – что бы я без тебя делала?
"Жила бы нормальной жизнью и была бы в безопасности", – подумал он. Но вслух произнес только:
– Это что я бы без тебя делал.
Ольга только посмотрела на него и широко улыбнулась.
В кафе было по-будничному тихо и пустынно, шныр с девушкой решили присесть за дальний столик у окна.
– Тут так уютно и так тихо! – положив руки на колени, произнесла Ольга. – Никогда не думала, что в центре Москвы еще остались такие местечки. Вот у нас дома, в Новосибирске, почти все кафешки такие.
Дмитрий неопределенно пожал плечами. Он знал, что Ольга приехала сюда учиться, и уже в сентябре будет поступать в МГИМО.
Незаметно к их столику подошла вежливая официантка в синей форме местного заведения.
– Здравствуйте, добро пожаловать в кафе "Лето", что будете заказывать? – спросила она, держа наготове карандаш и блокнот.
– М-м? – поднял взгляд на Олю шныр.
– Я уже все решила, – улыбнулась ему девушка. – Два апельсиновых сока, пожалуйста, ванильное мороженое и кофейный торт, – бойко сообщила она официантке. – Ой! – спохватилась Оля. – Ты ведь тоже любишь апельсиновый сок, да? – с надеждой поинтересовалась она, запоздало понимая, что заказала еду на свое усмотрение, не спросив у Дмитрия.
– Я люблю все то, что любишь ты, – нежно улыбнулся он.
Неожиданно шныр ощутил жжение на запястье левой руки. Немного неловко встав из-за стола, Дима сказал:
– Я отлучусь на минутку.
– Ладно, жду, – кивнула головой Ольга.
Шныр спокойным размеренным шагом дошел до туалета и свернул за угол. Тут же показное спокойствие слетело с него, как шелуха. Он закатал рукав ветровки, стала видна нерпь.
– Димка! Димка!!! – взволнованно кричали на том конце. – Ты чего не отвечаешь?
– Жека?! – от неожиданности Дмитрий чуть не упал. – Что случилось?
– Все пропало, нас разбили, их было больше, да еще с берсерками и ведьмами. У них смешанные четверки, – сбивчиво говорил тот, кого назвали Жекой.
– Где? – побледнел второй шныр. – Где вы?
– В парке, в Сокольниках, – ответил Евгений. – Сообщи в ШНыр. Один сюда... – на той стороне все стихло.
– Жека? Жека?! Ты там? Ответь! – почти кричал в Кентавра Дмитрий.
– Да-да, тут я, – отозвался тот, через некоторое время. – Пришлось кое-кого отправить в Арктику, – добавил он, намекая на использование пнуффов. – Ты только один сюда не суйся, передай все Кавалерии.
– Не забывай, она моя мать, – усмехнулся Дмитрий.
На том конце что-то противно заскрежетало, послышались выкрики, и все стихло.
Дмитрий вздохнул, понимая, что он действительно бессилен, и прислонился спиной к стене. Пальцы его потянулись к Кентавру.
– Мам? – робко поинтересовался он.
– Калерия Валерьевна, – сухо отозвалась та.
– Наши пятерки, в Сокольниках, в парке. Нужно подкрепление, срочно. Долго они не протянут.
– Спасибо за информацию. – Коротко и жестко ответила директор ШНыра, затем, помолчав несколько секунд, она проговорила: – Ты тоже дуй туда, остальных из вашей пятерки я пришлю.
Дмитрий отключился, он понял.
Шныр вернулся к столику, где счастливая Оля сидела около подтаявшего мороженого.
– Ой, я тебя заждалась! Даже есть не стала, думала, ты быстро вернешься, – подмигнула она.
Шныр через силу улыбнулся.
– Я должен идти, – с трудом проговорил он. – Срочно вызвали из школы.
– Сейчас же лето? – удивилась девушка. Но еще раз взглянув на серьезное лицо своего спутника, сникла. – Ладно, иди, – грустно сказала она.
– Прости, я правда не знал, и только не подумай, что я мог... – сбивчиво начал извиняться он, но Ольга встала и приложила палец к его губам, заставив умолкнуть.
– Не надо ничего говорить, – неожиданно спокойно произнесла она. – Если тебе надо – иди, – девушка подняла на него взгляд и понимающе улыбнулась.
– Ты удивительная, – пробормотал Дмитрий. Он хотел добавить что-то еще, но подумал о других шнырах, что сражаются с ведьмарями, а он, сын самой Кавалерии, с девушкой проститься никак не может. Больше не говоря ни слова, парень вышел на улицу и дотронулся до Сирина.
Перед глазами что-то промелькнуло, и Дмитрий приземлился на траву, телепортация как всегда далась без особого труда, впрочем, как и все остальные шныровские "штучки". Чтобы научиться хорошо управляться с пегами, ему понадобилось меньше двух недель, стрелять из шнеппера вообще не учился. Казалось, не целился даже, но попадал всегда точно и метко. С нырками обстоятельства были почти такие же. В первый же раз, который произошел всего через месяц после набора, шныру удалось вытащить сверхсильную синюю закладку, которую не каждый бы взрослый шныр сумел пронести через болото, а тут новичок – и такое. Закладку правда вытащил, только потом пришлось самого с того света вытаскивать, как-никак такой нырок тяжело дается. Но тут конечно не обошлось и без лучшего друга – Жеки. Тот тоже был прекрасно всему обучен, но конечно никто не мог сравнить его с Дмитрием, хотя Евгений совсем не обижался из-за этого. Они прекрасно ладили и понимали друг друга, этого было достаточно, чтобы сказать, что никакие преграды им не страшны.
Потом вспомнилось и другое: шныр до сих пор не мог понять, как мать умудрялась скрывать от него, что она шнырка: всегда говорила, что по командировкам ездит, дома ночевала где-то пару раз в год. А потом как-то лет пять назад, в восьмом классе, на контрольной по математике к мальчику на руку села удивительная пчела с золотыми крыльями...
Вообще, все воспоминания, связанные с матерью, казались бесценными. Пальцев на одной руке хватило бы, чтобы пересчитать, сколько раз Кавалерия сбрасывала маску строгости и безразличия. А как она должность директора получила – это вообще что-то, правда никто об этом толком ничего не знал, но слухи ходили разные.
Дмитрий огляделся. Горстка шныров, по крайней мере, она такой казалась по сравнению с количеством ведьмарей, отчаянно отбивалась от двух четверок берсерков и одной четверки колдунов-вуду.
Инстинкт сработал незамедлительно. Если бы шныра спросили, он бы и сам не смог сказать, как это два шнеппера оказались у него в руках. Два коротких выстрела отправили колдунов-вуду втыкать иголки в своих куколок где-то на острове в Атлантическом океане, следующие два добавили им в компанию берсерков.
Неожиданно толстая ведьма беззубо прошепелявила: "Уходим", и все ведьмари неожиданно сорвались с места, исчезнув в облаке ее телепортации. На долю секунды Дмитрию показалось, что они действительно его испугались, но здравый смысл возобладал над этой мыслью. Было понятно, что кто-то сверху приказал отступить ведьмарям, но кто и с какой целью? Впрочем, это не имело значения для Дмитрия, потому что Женька и все из его пятерки были живы.
Неожиданно, словно из воздуха, рядом материализовались еще шныры:
– Ну как? Где они? – удивленно спросила девушка с розовыми волосами.
– Ушли, – отозвался Евгений. – Мы должны были закладку тут проверить зарядную, а тут эти напали. Я лично даже заметить их не успел. Потом появился Димка, а потом они исчезли.
– Странные какие-то ведьмари... Неужели они нашего Дмитрия Кавалерьевича испугались? – пожала плечами розововолосая шнырка. – Нет, он конечно страшный, я понимаю, но не до такой же степени! – хмыкнула она, полагая что сейчас выдала самую лучшую шутку в мире. Никто не рассмеялся.
– Спасибо за комплимент, Дина, – совершенно спокойно отозвался Дмитрий. – Ты всегда знаешь что сказать, – добавил он, усмехаясь.
– Главное закладка на месте, с ней все нормально и мы все живы, – попытался вставить средний шныр со странным длинным именем, которого никто не помнил.
– Это-то и настораживает, – сдувая с лица розовую челку, произнесла Дина.
– Ладно, ребят, я конечно рад очень, но у меня дела еще, – сказал один из старших шныров.
– Знакомое чувство, – согласилась Дина.
Все как-то неожиданно разбрелись, Дмитрий и Евгений, взаимно посовещавшись, решили, что телепортировать все же будет удобнее, чем идти пешком, вследствие чего оба через секунду были в ШНыре.
– Ну как твоя таинственная незнакомка? – лукаво подмигивая, поинтересовался Женька.
До другого шныра не сразу дошло, о чем идет речь.
– Ах, Оля! – наконец понял он. – Оля хорошо, – невольно улыбнулся Дмитрий, вспоминая ее лицо. – Она такая ласковая и теплая...
– Так как вы там с ней? Свидание назначил? В любви признался? – с явным интересом спросил Евгений.
– Зачем признаваться в любви, если и так понятно, что я ее люблю, а она меня? – ответил Дима, сворачивая к пегасне. – Кстати, ты связался со мной во время нашей встречи, – добавил он.
– И ты как истинный джентльмен бросил девушку одну на свидании и помчался к другу, – шутливо закончил Женя. – Бедная девушка в МГИД поступать приехала, а ты...
– В МГИМО, – машинально поправил его Дмитрий. Затем он остановился. – Тебе, наверное, лучше к Калерии Валерьевне сейчас зайти, а то все остальные "свидетели" разошлись.
– Тут ты прав, – усмехнулся Евгений. – Зато ты у нас как обычно к пегам. И как Зоэ тебя слушается? Ее же вообще психованной считали, причем в прямом смысле. Но не будем же мы в ШНыр ветеринаров приводить? А тут ты взялся – и вроде сразу нормальная кобыла стала, – заметил он.
– Не знаю, о чем ты. Я тоже ее ненормальной считал, но потом никаких пегов больше не было, уж не знаю, как так вышло, пришлось на ней тренироваться. А потом она мне так понравилась, что даже представить не могу нырок на ком-то другом, – пожав плечами, ответил Дима. – Ну ладно, я пошел. И ты давай.
В пегасне было на удивление тихо, Дмитрий расслабился. Наверное, это одно из самых удивительных мест на земле. И