В каждом пятом российском доме нет книг
(18 июня, 2011)
Социологи обнародовали результаты исследований домашних библиотек россиян. Оказалось, что вообще не держат дома книги 18% жителей страны. У большинства же в собраниях насчитывается менее 100 книг. И с каждым годом обладателей минимальной библиотеки становится все больше. Если в 1990г. таких респондентов было 28%, то в 2011г. - 49%.
Такие данные были получены в результате опроса, проведенного Всероссийским центром изучения общественного мнения (ВЦИОМ). При этом у каждого пятого респондента количество книг варьируется от 100 до 300 (19% против 24% в 1991г.), и только 6% опрошенных смогли собрать у себя от 300 до 500 изданий.
Домашние библиотеки, в которых имеется от 500 до 1000 томов, есть у 4% россиян. Обладателями свыше 1000 книг оказались всего лишь 2% участников опроса. Как правило, достаточно обширное собрание есть у высокообразованных граждан (46%), а также москвичей и петербуржцев (60%).
Несмотря на сокращение книжных собраний, читать россияне стали ненамного меньше. Если в 1992г. среднестатистический житель страны за три месяца прочитывал около четырех книг (4,25), то сейчас это показатель сократился не очень сильно - 3,94. Наиболее читающие респонденты - в Москве и Санкт-Петербурге (5,28) и люди предпенсионного возраста (4,45).
Книги, которые хочется почитать, россияне чаще всего покупают (33%). Традиция брать их у знакомых стала менее популярной, чем раньше (с 37% до 27% за два года).
Более востребованным стало скачивание книги из Интернета: к такому способу прибегают до 11% опрошенных (ранее - 5%). Но при этом покупку книг в интернет-магазине предпочитает только 1% россиян.
Бумажные книги остаются по-прежнему самым удобным форматом чтения для россиян (их предпочитают 89% из читающих опрошенных). Приверженцами электронных книг являются 28% респондентов. В то время как 33% вообще не знают, что это такое.
Инициативный всероссийский опрос ВЦИОМ проведен 28-29 мая 2011г. Опрошены 1600 человек в 138 населенных пунктах в 46 областях, краях и республиках России. Статистическая погрешность не превышает 3,4%.
В эпоху цифровой революции личные библиотеки снова престижны
(31 марта, 2011)
Глава Роспечати, председатель Совета Национального союза библиофилов и известный коллекционер Михаил Сеславинский рассказал обозревателю "Известий" Наталии Осс о том, какое значение имеют частные библиотеки для культуры России, как создаются крупнейшие коллекции русских книг на Западе и зачем поддерживать традиции собирательства в эпоху цифровой и интернет-революции.
Известия: Вы называете библиофильство болезнью. Когда и при каких обстоятельствах вы заразились?
Михаил Сеславинский: Знаете, до сих пор ведется дискуссия об истоках библиофильства - имеет ли оно наследственный генетический характер или вирусный инфекционный? Но все сходятся в одном – все-таки эти бациллы мы получаем в детстве. Детская любовь к книге перерастает в книжное собирательство. То же самое происходило и в моем патологическом случае. Я рос в семье провинциальной советской интеллигенции в городе Дзержинске Горьковской области, и у нас в трехкомнатной квартире было шесть книжных шкафов. Мой папа был провинциальным книжным собирателем. У нас было 11 изданий "Евгения Онегина".
Известия: А сейчас у вас сколько "Онегиных"?
Сеславинский: Даже не возьмусь подсчитывать. Думаю, что более 20-30 дореволюционных изданий. Самой главной редкостью является "Евгений Онегин" в главках, которые издавались с 1825 по 1832 год. Комплект главок уже в XIX веке считался большой библиографической ценностью.
Известия: Всегда хотелось понять – в чем смысл собирательства? Это тщеславие, это чувство историзма или романтическое ощущение причастности к культуре и литературе?
Сеславинский: Тут причудливая смесь, конечно. С одной стороны, потрясающее ощущение испытываешь, когда держишь в руках, например, издание, за которым и 200 лет назад гонялись люди, а оно теперь в твоей библиотеке. Конечно, это щекочет тщеславие. Как правило, библиофилы – хвастуны, им нравится хвалиться друг перед другом найденными экземплярами. Описание счастливчика, который выиграл в лотерею миллион долларов, их задевает меньше, чем рассказ товарища-библиофила о том, как он на нижней полке провинциального книжного магазина нашел какую-то редкость и за копейки ее купил! Вот что не дает собирателю спокойно спать месяца три. И, конечно, русская литература – это то немногое, что признается во всем мире. Даже в отличие от русской живописи, например. Очень сложный дискуссионный вопрос – произведения Айвазовского, Репина и Шишкина являются шедеврами мировой живописи или они гаснут перед именами классиков живописи XIX века из других стран? Русская литература сомнений не вызывает. Ну и с утилитарной точки зрения книги – удобная форма собирательства. Не требуется столько денег. Собирать Айвазовского могут только отдельные Богом избранные люди, которые занимаются нефтью, цветными металлами или газом. Для Айвазовского нужны и соответствующие площади. Первые десять картин, которые вы купили в свой маленький домик на Рублевке, заполнят и спальню, и гостиную, и кабинет. С книгами ситуация попроще, хотя они тоже вытесняют вас из собственного жизненного пространства.
Известия: А, например, высокие цели вы, как библиофил, для себя ставите? Научные, исследовательские, просветительские?
Сеславинский: Болезнь одновременно является и терапией. И библиотерапия – это фантастическая составная часть жизни, которая помогает наполнить ее смыслом. Человек периодически задается вопросом – для чего он существует в мире? И качественная библиотека – это хороший ответ на вопрос, на что он потратил свою жизнь и финансовые ресурсы. Многие исторические труды навсегда канули в Лету, а история изучения книги как узкое направление исторической культурологической мысли востребовано и хорошо известно. Я занимаюсь научной работой в том числе. Библиотерапия даже для чиновников – мы об этом часто говорим с известным библиофилом Константином Львовичем Эрнстом – дает вторую ипостась существования. Для любого человека важно, чтобы в его жизни присутствовала важная гуманитарная составляющая.
Известия: Из материалов заседаний Национального союза библиофилов, которым вы руководите, следует, что таковых наберется 400-500 человек на всю Россию. Почему книжное собирательство непопулярно даже в среде хорошо образованных людей?
Сеславинский: Всегда и во всем мире это так. Среди интеллигенции любой европейской страны, США или России, слой людей, которые собирают старую книгу, составляет микроскопический процент.
Известия: В советское время считалось, что библиофил – каждый первый в нашей самой читающей стране.
Сеславинский: В советское время процент был повыше за счет больших крупных частных собраний, принадлежащих ученым. Любой профессор, заведующей кафедрой и, конечно, член Академии наук имел кабинет и богатую библиотеку. Шкаф или хотя бы полочка с дореволюционными книжками обязательно присутствовали. Сейчас этого не происходит – по экономическим причинам и технологическим – произошла цифровая революция. Вспомним, где мог человек прочитать того же Солженицына, как не в отпечатанной на машинке переплетенной книге. Цветаеву, Булгакова было трудно купить. Все это ставилось на полку и считалось вечной ценностью с точки зрения содержания. Сейчас библиофильство утратило этот смысл – все тексты доступны, их можно прочитать в любой момент, открыв компьютер.
Известия: То есть библиофильство неизбежно умрет?
Сеславинский: Сейчас мы наблюдаем очень сложный переходный период. Но постепенно появляются признаки возрождения библиофильства, фактически уже постмодернизация. Люди хотят чего-то для души, уже полностью пройдя через соблазны доступности текстов. Они хотят почувствовать аромат старых корешков, хотят их видеть перед своими глазами, перелистывать, рассматривать иллюстрации, читать эти книги своим детям.
Известия: Как собирается хорошая коллекция? На русских книжных аукционах Christie's и Sotheby's, которые проводятся теперь регулярно?
Сеславинский: Частному собирателю там нечего делать. Существует масса богатых западных библиотек, в первую очередь в Соединенных Штатах Америки. Это университетские библиотеки, которые имеют благотворителей в отличие от наших бедных библиотек. И покупка идет не на государственные бюджетные средства, а на частные пожертвования. Выпускники, разбогатев, считают необходимым подкармливать свою альма-матер. Периодически библиотеки принимают решение сформировать собрание, имеющее отношение к России. В первую очередь это Чехов и Достоевский, книги русского авангарда либо детские книги начала XX века – уникального периода в нашем книгоиздании. Если выделяются крупные ассигнования на формирование такой коллекции, частному собирателю тягаться не имеет смысла.
Известия: Вы думали о судьбе своей книжной коллекции?
Сеславинский: Этот вопрос меня мучает все последние двадцать лет, что я занимаюсь этой темой. Собиратель при жизни обязан распорядиться своим собранием. Великий отечественный библиограф и библиофил Петр Александрович Ефремов завещал все свое собрание распылить и распродать отдельными экземплярами. В этом есть великий смысл, потому что если нет книг на рынке, то как говорить о продолжении библиофильства? Я думаю, что и мое собрание должно разойтись по рукам. Мне будет приятно, когда люди через десятилетия будут держать в руках томик, видеть экслибрис "Из книг Михаила Сеславинского" и с гордостью говорить: о, это книга из его библиотеки!
Известия: Есть в этом что-то от законов мироздания: сначала – жизнь, потом – тлен, распыление, затем – опять новая жизнь.
Сеславинский: Знаете, у меня есть одна из инкунабул, то есть книг, изданных до 1500 года, – "Корабль дураков" Бранта с иллюстрациями Дюрера. И действительно, когда берешь эту книгу в руки и понимаешь, сколько людей ее хранило в течение пятисот с лишним лет... В общем, в этом есть что-то мистическое.
(https://www.izvestia.ru/culture/article3153453/)
`Личные библиотеки — часть культуры`
(14 февраля, 2011)
Недавно созданный Национальный союз библиофилов планирует сформировать вокруг себя особую культурную среду и возродить в России интерес к книжному делу
В планах Союза библиофилов — крупные тематические выставки, на которых был бы представлен особый пласт русского искусства — произведения книгопечатания, собранные из многих частных и государственных коллекций. Об этом и других проектах союза "Огонек" спросил его председателя — Михаила Сеславинского, руководителя Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям.
— Зачем понадобилось создавать особое сообщество библиофилов?
— Библиофилы действительно такие же редкие люди, как и книги, которые они собирают. В России их найдется не более 400-500. Тем не менее, эти люди очень важны для нашего общества. Личные библиотеки, несмотря на обилие государственных, всегда оставались крайне существенной частью культуры. В какой-то момент казалось, что в 1917 году традиция домашних библиотек была прервана. Многие из них сгорели вместе с дворянскими усадьбами, особенно редкие и ценные — продавались за рубеж через специально созданное общество "Международная книга". В частности, Библиотека конгресса США, Нью-Йоркская публичная библиотека тогда приобрели массу драгоценных книг с экслибрисами членов императорской фамилии. Оставшиеся экземпляры благодаря декретам Совнаркома поступили в государственные хранилища. Однако постепенно уважение к редким, изящным книгам возрождалось в обществе. Уже в советское время без книжной полки со старыми фолиантами не обходилась ни одна профессорская квартира. Поэтому, в частности, традиции дореволюционного Кружка любителей русских изящных изданий в XX веке продолжились, появились новые объединения библиофилов — Русское общество друзей книги в Москве и Ленинградское общество библиофилов. Уже в 1990-е годы функционировало некое неформальное сообщество — Организация российских библиофилов. Сейчас мы постарались придать нашему партнерству более определенную форму, которая позволила бы проводить совместные акции и активнее влиять на культурную жизнь страны.
— Как вы представляете себе это влияние?
— Помимо библиофильских заседаний планируется издание каталогов, альбомов, проведение совместных выставок. Собственно, наша инициатива предполагает объединение усилий частных коллекционеров и сотрудников государственных архивов для создания целостной истории книги в нашей стране. Уже первое заседание клуба, посвященное 180-летию знаменитого русского библиографа Петра Ефремова, показало, насколько это важно. Несколько десятков собравшихся — среди них были и индивидуальные коллекционеры, и руководители крупнейших государственных книгохранилищ — рассказали об имеющихся у них книгах из библиотеки Ефремова, впервые составив себе полное представление о судьбе этих книг, восстановив пробелы в книговедческой науке. А ведь судьба книг — это во многом судьба всей страны, их собирание — собирание истории. Любому библиофилу доставляет особое удовольствие прослеживать историю попавших к нему экземпляров. Например, прижизненное издание Пушкина значится в дореволюционных каталогах магазинов антикварно-букинистической торговли, потом на нем появляются экслибрисы отечественных собирателей ХХ века, и вот — оно в твоих руках. Традиция продолжается.
— Сотрудничество индивидуальных коллекционеров и служащих государственных библиотек не омрачается соперничеством?
— Когда-то мы действительно были конкурентами. Сейчас это время во многом прошло: во-первых, государственные книгохранилища сформировали свои фонды, во-вторых, их финансирование недостаточно, чтобы участвовать в книжных аукционах и приобретать раритетные издания, которые могут стоить десятки тысяч долларов. Впрочем, даже в советские годы помимо соперничества существовала некая взаимодополняемость. Государственные книгохранилища по понятным политическим причинам не могли закупать редкие издания книг опальных авторов. Например, в наших библиотеках почти не найти книг с автографами Марины Цветаевой. Они сохранились в России, не были вывезены за рубеж и не канули в Лету только благодаря стараниям нескольких собирателей. Теперь, благодаря созданию нашего союза, подобные сокровища частных коллекций могут стать доступны более широкой публике. С другой стороны, серьезными соперниками отечественных собирателей сегодня стали западные библиотеки. Бренд "великая русская литература" до сих пор остается очень привлекательным для тех, кто собирает фонды зарубежных книгохранилищ. У них достаточно средств, чтобы участвовать в аукционных торгах. Откликаясь на интерес клиентов, крупные аукционные дома — Christie's и Sotheby's — один-два раза в год устраивают специализированные сессии продажи редких русских книг. Однако с каждым годом их становится все меньше: книга, попавшая на библиотечную полку, исчезает из поля зрения собирателей. Интересные экземпляры все реже поступают в открытую продажу.
— То есть сегодня начинающему библиофилу будет очень сложно пополнить свою коллекцию?
— Входить в сообщество библиофилов — крайне непросто. Точно так же, как мы сейчас завидуем собирателям, которые покупали книги в 1980-е годы, старые библиофилы завидуют тем, кто собирал свою библиотеку в 30-40-х годах. А все вместе мы завидуем тем, кто закупал книги в начале XX века, потому что по каталогам книжных магазинов видим, что прижизненные издания Пушкина тогда стоили 5, в крайнем случае 10 рублей. Сегодня ценное издание может попасть в продажу, если, например, расформируется какая-либо из частных коллекций. Все библиофилы так или иначе задумываются о будущем своих собраний. Как правило, дети не склонны продолжать их дело, редкий ребенок скажет своему родителю: "Какой ты, папа, молодец, что не купил мне новую машину, а купил эту старую истрепанную книжку с произведениями Пушкина". Поэтому часто коллекции уходят из семей после смерти своего создателя. Часть библиофилов передает собрания в государственные хранилища, а часть — по примеру того же Ефремова — завещает их новым поколениям, распродавая издания через антикварно-букинистические магазины.
— Существует ли список книг, за которыми охотятся библиофилы? Какие издания сегодня самые желанные?
— Как правило, коллекции выстаиваются вокруг какой-то одной темы. Поэтому правильнее говорить о модных темах для собирания, чем о модных книгах, которых слишком мало и которые слишком дороги для того, чтобы за ними всерьез охотились. Постоянно модной остается поэзия Серебряного века, а вместе с ней — собирательство прижизненных изданий русских символистов. Это обусловлено еще и тем, что наша поэзия имеет таинственное свойство: она существует волнами. Последней волной стало поколение шестидесятников, и вот уже 40 лет мы переживаем период затишья. Поэтому, конечно, стихи поэтов прошлого остаются на устах: как девушки учили наизусть Блока в начале XX века, так это происходит и сейчас. Человек, который любит поэзию, скорее всего, будет собирать издания Серебряного века.
Еще одна очень популярная тема — это детские книжки. В начале XX века и в первые годы советской власти их оформлением занимались лучшие отечественные художники. Это по сути своей удивительное явление: люди, которые могли масляными портретами, пейзажами, жанровыми картинами зарабатывать существенные деньги, не гнушались работой для детской книги. В результате появились иллюстрации Билибина, Васнецова, Бенуа, Пахомова, Штеренберга и других выдающихся живописцев. Обычно оформленные ими издания выходили большими тиражами, но дети, как известно, враги книг. Точно так же, как наши дети разрисовывают книжки фломастерами, и в то время детишки разрисовывали книги цветными карандашами, рвали их. Поэтому сохранное издание сегодня — настоящая редкость. Библиофилы любят их еще и по другой причине: когда читаешь своему ребенку, например, "Мойдодыра" с рисунками Анненкова, то и сам получаешь удовольствие, и малышу передаешь уважение к книге, ее аромату, ее истории.
Наконец, многие коллекционеры выбирают тему русского авангарда и конструктивизма, поскольку здесь нашему книгоизданию тоже есть чем гордиться. Но главное, конечно, это не мода, а индивидуальный вкус. Библиофил полностью посвящает себя своему занятию и, конечно, должен иметь к нему очень сильную душевную склонность. Собирать и хранить можно только то, что любишь.
Беседовала Ольга Филина
Журнал «Огонёк» № 6 (5165) от 14.02.2011