Ларионов Андрей Николаевич
Пролог
Эта история случилась давно, в 1989 году, когда старый миропорядок рушился, а на смену ему приходили новые явления. Тогда все было иначе, чем сейчас. Тогда еще был жив СССР.
Струящиеся во времени исторические события уходят в прошлое, но в памяти людей они остаются. Потому что нет ничего на свете, что было бы искажено в действительности. Потому я напишу сейчас вам правдивую историю прошлого о том, кого вы все, наверняка, знаете. Это период, когда берлинская стена разрушалась, а Германия объединялась в единое государство…
Глава 1. Толпа у штази
«Владимир, Владимир!» – доносился откуда-то издали с высоты чей-то призыв. Серое небо застлано было тучами в этот миг, что от востока до запада бежали в высоте. Молодой человек посмотрел сначала на небо, и увидел там мрачную картину, – почти апокалипсический небосвод; затем Владимир Пулькин посмотрел в ту сторону, откуда звали его. Вокруг были лишь пятиэтажные дома прозябающие в измерении снов. Фасады и антенны казалось, обмакнулись в те тяжелые сгущающиеся тучи, что волоклись по небу бесконечной волной издали. Улицы были пустынны. Здесь не было никого, кто мог бы позвать сейчас парня в этом месте. Это был сон, но даже во сне, Владимир испытал напряжение перед тем зовом, что обращался к нему по имени.
«Владимир! Владимир, спаси Россию!» – кто-то, может быть, из глубин однородного неба обращался к нему, и молодой человек замирал, всматривался то в однородное печальное небо, то в пустые улицы и панельные серые пятиэтажки. В домах зажигались огни. Свет в окнах был уютным и теплым. Особенно, это казалось с улицы, где гулял лишь холодный ветер.
И какой-то заборчик, что тянулся между этими пятиэтажками, разрушался от сильных порывов ветра. Ветер крепчал; и Владимир слегка прикрывал лицо от усиливающегося дыхания ветра. Казалось это с самих небес приходили лавины воздушной силы. Забор рассыпался от низвергающегося с высоты серой плоскости ветра. Камни и обломки этой преграды разлетались в разные стороны, глухо разбиваясь об каменистую землю с упоением ждущую дождя. Лишь в небесах все также стремительно тянулись пласты безликих облаков, уходя вдаль за горизонт, что таил еще один горизонт. И в сумерках небосвода, посреди едва моросящего дождя, вспыхнула корона. Это была величественная огромная корона императора, какие носили правители в прошлом Российской империи. Свет ее мерцал в бездонном и в одновременно плоском небосводе. Ветра дули сильнее. Становилось холодно. Молодой человек поднял глаза к небу…
Затем Владимир слегка вздрогнул и проснулся. Увидел свою квартиру, темные очертания утвари, где лишь синеющее сумеречное окно выделялось во мгле ночи, и сразу же понял, что это был лишь сон. Сновидение взбудоражил сознание Пулькина. Мысли прошлого, настоящего и о неизвестном еще будущем, вырисовывались перед его сознанием. Он еще тогда не знал, о чем этот было это сновидение и его толкования. Возможно, что он забыл о сновидении позже, потому что значения сна еще не знал в тот утренний час. Может быть, это было что-то смутное из юности, что вспыхнуло у него во снах. Отголоски прошлого были это или зов неба о будущем, что было судьбой для него? Судьбу нельзя обмануть, нельзя изменить свое предначертание на этой земле. Однако тогда Путин был лишь простой офицер, что служил в восточной Германии в КГБ. Он не был президентом ни СССР, ни России. Это было время объединения ФРГ и ГДР, где СССР добровольно покидала Европу, и две части Германии близились к своему историческому объединению. Это тоже, наверное, было судьба, потому что, то, что прописано с небес, людям не изменить…
Значения сна Владимир не знал. Возможно, даже и не вспомнил о нем с приходом очередного дня, что готовил испытания для подполковника Владимира Владимировича Путина. Великое будущее ожидало офицера КГБ…
***
Берлин. Январь 1989 года.
День был мрачным и холодным. Тучи то сгущались, то рассеивались. Слегка накрапывал дождь, однако, так и не начался в полную силу. У берлинской стены было неспокойно. Протестующих людей было все больше и больше. По улицам все чаще можно было увидеть озлобленные или печальные лица людей, которые были чем-то недовольны. Мрачное небо, что было застлано тучами в этот январский день, подогревали в людях недовольство существующим миропорядком. Из восточной Германии желали получить визы на Запад. Люди даже пытались перебраться через стену, что разделяла Берлин на две части. В восточной части города располагались советские войска, на западе же были американские силы и правительство ФРГ.
В этот день прямо с утра пограничники столкнулись с толпой людей, что требовали разрешить им покинуть пределы ГДР. Недовольных людей становилось все больше и больше. Люди кричали, угрожали, давили на людей в формах. Некоторые даже буквально перелезали через стены. Советское правительство же бездействовало, решение исходило от Горбачева. Москва молчала; и здесь на западной заставе советской сферы влияния было неспокойно. Стена близилась к разрушению, и ни на востоке, ни на западе не могли уже помешать этим процессам. Дни Германской Демократической Республики (ГДР) были сочтены.
К вечеру ситуация накалилась. По городу шатались тысячи протестующих, что требовали объединения Германии. Некоторые с воплями провозглашали на немецком о своем единстве с западной Германией. Они были недовольны запретами выезда граждан ГДР на Запад. С плакатами и табличками они заявляли этому миру о своем протесте. Германская стена, что демаркационной линией разделяла одно государство на две противоборствующие стороны, – теряла силу.
***
ФРГ и ГДР были игральными картами в руках двух сверхдержав – США и СССР; и великие сверхдержавы мерились силами в любой точке земного шара. Антагонизмы противостояния то усиливались, то ослабевали. Заморозки, сменялись оттепелью, оттепель обращалась в очередную холодную военную зиму. Страны третьего мира были ареной для сражения двух супердержав в холодной войне. Однако не только в странах третьего мира шли противостояния. Европа – родина европейской цивилизации, была передовой линией фронта холодной войны, и на закате этой войны СССР проигрывал, убегал на восток в привычный ареал обитания восточных славян. Советской империи было все трудней и трудней подавлять восстания и мятежи на западных границах в странах сателлитах. Демократия, государства благоденствия вызывали восхищения у советских людей в ГДР. После семидесятых годов нефтедолларового изобилия советская экономика испытывала стагнацию. Германская Демократическая Республика все сильнее и сильнее отставала от ФРГ. Об этом говорили и экономические показатели, и результаты производственного развития в ГДР - западном бастионе коммунизма.
***
Когда свет погас в небе, и зимнее небо погрузилось во мглу, Берлин зажегся тысячами огней, что как звезды сверкали во мраке немецкого неба. Было холодно, прохожие дрожали от январской сырости. Температура едва ли поднималась выше плюс пяти градусов. Но даже в такую холодную погоду протестующие были настроены решительно.
Идущие монолитом с плакатами толпа продвигалась вперед сначала вдоль здания министерства государственной безопасности, а затем уже по внутренней территории штази. Во мгле города можно было заметить, как германские офицеры в форме пытались преградить путь толпе. Люди в ночи не боялись этих агентов, некоторые агрессивно настроенные протестующие буквально избили двух солдат, что боролись с проникновением на территорию министерства государственной безопасности ГДР. Наверное, темное немецкое небо делало смелее этих людей.
Толпу же нельзя было остановить. Разъяренные люди с обветренными лицами и раскрасневшимися носами ворвались в здание немецкой разведки штази. Они неистово стучались в двери и окна первого этажа. Какой-то мужчина в запотелых очках тарабанил у главного входа и постоянно повторял одну и ту же фразу. Затем, когда им все же открыли двери, люди ворвались в штази, хлынули, как вода в здание, и человеческий гул заполонил некогда почти гробовое молчание штази. Сотрудники МГБ пытались помешать толпе, но восставших было слишком много.
– Они ворвались на территорию! – Надсадно и зло крикнул офицер штази. Остальные сотрудники МГБ принялись лихорадочно уничтожать документы и архивы. Отдел архива заполонили звуки треска шредера. Бумага стружкой и лентой летела во все стороны. Кто-то у входа в здание МГБ еще сдерживал натиск толпы, однако противостояние подходило к концу.
- Как Москва могла допустить такое? – Задал вопрос один из новичков германской агентуры.
– Лучше спроси у Вольфганга, где охранный полк? – Ответил второй, уже разрывая бумагу руками. Один из шредеров вышел из строя; однако комнату по-прежнему наполняли жужжания уничтожителей документов.
Протестующие тарабанили и кричали внизу, и офицеры слышали вопли толпы, и даже чувствовали незримое присутствие осаждающих граждан в штази. Кто-то торопливо шагал к архивному отделу, и эхо летело по второму этажу.
– Нас пугали «Першингом-2», а в итоге свои же берут нас штурмом… – раздосадовано прошептал немецкий агент, когда увидел, как люди побежали к входу штази. Оголтелые голоса восставших были уже на первом этаже здания МГБ, и эхо мрачно разлеталось по министерству безопасности. Из темных коридоров глазницами тусклого света синело германское небо. Мрачные небеса созерцали сцену захвата штази.
Толпа поднималась по лестнице.
Кто-то из агентуры на лестнице также пытались воспрепятствовать людям. Боялись и те, и другие: восставшие прижимались друг к другу и для уверенности держали плакаты над своими головами, а немецкие сотрудники министерства инстинктивно хватались за кобуру пистолетов.
Держать оборону офицеры долго не смогли. Толпа, как лавина истекающая из жерла вулкана, подминала стоящих на дороге сотрудников германской разведки.
Решительные действия офицера советской разведки на втором этаже также не остановили людей, что в полумраке можно было заметить, как нападали на солдат штази. Едва уловимый свет еще тлел над Берлином, возможно, что это были даже фонари ночного города. И рассвет нового дня был еще не скоро в спокойном и безмятежном небе. Лишь здесь в штази происходили столкновения, и даже боевые сражения.
– Это здание министерства безопасности! Покиньте территорию МГБ. – Слова не останавливали людей, сотрудник штази пятился и с ужасом в глазах разглядывал искаженные от гнева лица протестующих.
Второй шредер в отделе архивных документов также заклинило, и бумага застряла в этой безжизненной машине, повергая офицеров в ужас. Немцы начинали лихорадочно разрывать документы трясущимися руками, выбрасывая клочки то в окна, то собирая их в мешки.
За окнами в этот час не было видно ни протестующих, ни охранного полка государственной разведки, ни советской армии.
Столица СССР бездействовала, и запросы из штази о подмоге отклонялись. Русские, казалось, сами предчувствовали всю неизбежность процессов, что происходили в Германии в тот год. Именно потому сейчас офицеры разведки не вынимали даже оружия из кобуры, словесно, самостоятельно сдержали или даже уговаривали толпу отойти назад. МГБ было без поддержки со стороны Горбачева.
– Отойдите назад, повторяю приказ! – Надсадно кричал офицер германской агентуры, размахивая пистолетом перед людьми, что темными силуэтами выныривали из мрака Берлина. Озверевшая толпа даже не слушала слов сотрудника КГБ. В полумраке раздался выстрел, и трудно было понять, что там произошло. Нельзя было уже остановить людей, и они набросились на офицера с криками брани. Истязая сотрудников советской разведки, митингующие прорывались дальше. Когда офицеры были схвачены, протестующие начали вламываться в кабинеты. Суматоха в таком тихом здании, ошарашила бы даже призраков, которые обитали здесь среди пыльных стеллажей секретных документов.
Люди выносили оттуда все документы и архивы, лишь некоторые из восставших бездействовали и словно просто прогуливались по коридорам разведки, разглядывая все то, что хранилось в кабинетах. И все тот же мужчина в роговых очках с толстущими линзами присматривался к закрытой на ключ двери.
Москва предательски молчала, не отвечала, не высылала солдат на подавление мятежа. Единственной надеждой, была связь с генералом воинской части базирующейся в окрестностях Берлина. Возможно, что генерал тоже что-то знал, отчего отказался выслать солдат для защиты штази. Именно потому осаждающие без особого сопротивления разграбили, избили советских солдат штази и забрали документы. Чернеющее берлинское небо казалось в эту ночь темнее обычного, ведь здесь было так неспокойно…
Глава 2. Офицер против восставших
Дрезден. 1989 год.
В ту ночь Владимир Пулькин не видел снов, он трудился в здании МГБ. Однако он еще тогда помнил про тот удивительный сон, где явственно созерцал мрачное небо, и видел разрушающуюся стену от порыва ветра. Говорят, что не бывает видений или снов о будущем. Это ложь! Во сне люди видят иногда свою, либо чужую судьбу наперед. Однако сновидения забываются, и сознание человека уничтожает картины будущего.
Та зима в Германии не была ни холодной, ни теплой в тот год. И новости о падении штази в Берлине разлетались по всему ГДР. Все понимали, что приходили смутные времена. В Дрезденском управлении МГБ ГДР работа шла в штатном режиме.
Пулькин все также с упорством занимался своей работой. Он работал в основном с агентами и изучал экономику ФРГ. Владимира Широкова не было, и Пулькин сидел за своим столом скрупулезно изучал документы. Сам «шеф» начальник дрезденского управления МГБ ГДР генерал-майор Сорст Бем вручил Пулькину бронзовую награду «За службу в Национальной армии ГДР». Кроме того, Владимир Пулькин был один из приглашенных в дрезденское управление МГБ ГДР на праздничный вечер «Братья по оружию» в честь 70-й годовщины Октябрьской революции. Тогда после торжественной речи генерала Бема шампанское лилось рекой. Однако будни чекистов не так веселы и отрадны, как праздники.
– Сюда идут восставшие! – Крикнул кто-то, пробегая по коридору, что Пулькин вздрогнул от неожиданности. В коридоре слышен был топот. Офицеры прильнули к окнам здания КГБ, увидели схожую картину, как в Берлине: огромная толпа людей с плакатами и надписями подходили к Дрезденскому управлению МГБ. Владимир даже на какой-то миг вдруг вспомнил из туманных забытых снов прошлое. Однако то мимолетное сновидение было погружено в забвение сознания.
Печальное небо не предвещало ничего хорошего. Обнаженные деревьев тянули свои ветви-руки к небосводу. Ветер был холодным, и съежившаяся от холода толпа уже находилась на территории здания КГБ СССР.
Подполковник оставшийся за главного в КГБ, вышел навстречу к этой массе людей, что как лавина пытались смести тех, кто их контролировал.
«То, что упала Берлинская стена – это добрая воля нашей страны! Здесь здание, которое мы охраняем. Это собственность Советского Союза! Поймите правильно – это собственность другой страны. Мы офицеры – выполняем свой долг…» – Возвысив свой голос, произнес агент Пулькин, глядя то на печальное мрачное небо над Дрезденом, то на людей обступивших его.
Чекистов было восемь человек: все с оружием. Они выполняли свою работу, а восставшие же с чувством негодования и даже ненависти смотрели на них, как на тех, кто мучили их и контролировали. Это была холодная война. Именно потому агент каждой страны следил за своими же гражданами, а также успевал еще ловить чужих агентов.
В толпе были лица в полых шляпах, они внимательно и цепко смотрели на Владимира. Он же обращался к людям, говоря им: «Вы знаете – я офицер. Я вооружен пистолетом. Один патрон я оставлю для себя. Но, выполняя свой долг, я буду стрелять. Я по-другому не могу – я офицер!»
Холодный зимний ветер прилетал издали, чуть дыша на лица людей. Это было похоже на столкновение или противостояние, где Владимир Пулькин обращался к немцам, а толпа слушала обращение подполковника КГБ.
Немецкое небо заволоклось синевато-сизыми тучами. От востока до запада был их след. Кажется, что здесь должно было случиться, как в Берлине, у здания штази. Однако убедительные слова Владимира возымели успех. Он не целился в них из оружия. И после произнесенной речи медленно и уверенной походкой поднимался по ступеням здания КГБ. Никто не посмел бросить ни камня, ни бросить реплику, ни ринуться вслед за офицером советской разведки. Дрезденский ветер трепал плакаты людей.
Пулькин медленно поднялся по ступеням, еще раз обернулся на людей стоящих у здания. Молчаливые взгляды провожали уходящего советского офицера КГБ.
– Они уйдут? – поинтересовался кто-то из младших у Владимира.
– Да, они расходятся…
Холодный саксонский ветер летел по небу, а облака летели стайками клочков ночи и дождя в небосводе вдаль, где границы берлинской стены теряли свои очертания…