ВОЗВРАЩЕНИЕ В КУНДЖИ ЗАГ 9 глава




Священная книга общины – «Предание о Масихе» (помазаннике). Члены общины не верят в Новый Завет, точнее, они считают, что их «Предание» и есть Новый Завет, и что наши Евангелия частично верны, но вообще-то написаны людьми, не понимавшими учения Мастера.

Абба Йахийя, человек огромного роста с лицом святого, был несомненным эрудитом. Он в самом деле прекрасно знал их священные писания и вдобавок очень многие еврейские священные писания. Он слышал об учениях «еретиков», кок он называл различные направления известного нам христианства, и не хотел иметь с ними ничего общего.

— Сын мой, — сказал он на своем мягко акцентированном персидском, — эти люди читают и повторяют только часть истории. Они совершенно ошибочно поняли то послание, которое она передает. У нас есть вся история, рассказанная нам самим Мастером, и через него мы спасемся и станем целостными. Некоторые из событий, изложенных в том документе, что вы называете Библией, подлинные, но очень многое приукрашено или является плодом воображения, или вставлено по, мягко говоря, недостойным мотивам. Иса прожил более тридцати лет после завершения тех событий, чьи описания имеются у вас, и Он поведал нам, как было на самом деле.

Коротко, их доктрина гласит, что Иисус был Сыном Божьим, потому что достиг этого ранга благодаря своей доброте и жертвам. Таким образом Он стал равен божественной личности. Он пришел вслед за Иоанном Крестителем, достигшим высочайшей степени развития, возможной в то время. Иоанн крестил водой, Иисус – духом и огнем. То были три стадии понимания, которым учились их «христиане».

Сначала между нами было много путаницы, ибо я говорил о таинствах и спасении, и мне понадобилось какое-то время для понимания того, что люди Аббы Иоанна считали крещение, Святой Дух и Царство Божие тремя стадиями в процессе просветления человека. В этом, по их утверждению, и состоит функция Церкви: сохранить и применить данные три стадии к верующим.

У них есть ритуальная трапеза, напоминающая Последнюю Вечерю, но она проводится раз в неделю. Они едят хлеб и пьют вино, но как символы более грубого и более тонкого питания, которое есть переживание близости к Богу.

Можно, конечно, считать этих людей просто еретиками или последователями кого-то, кто выдавал себя за Иисуса, однако на меня необыкновенное впечатление произвели их благочестие, их чувство уверенности, их простота и отсутствие отталкивающих форм рвения, часто встречающихся в небольших сектах. Они уверены в том, что придет день, и мир откроет правду об Иисусе. Когда это произойдет, миссия Последователей будет состоять в том, чтобы выйти из безвестности и учить тех, кто пожелает верить в Иисуса, методам, с помощью которых человек может «войти в Царство Божие».

Глава девятая.

ДАМАСК

Может быть в большей степени, чем любая другая арабская страна, Сирия удерживает в полной мере ту ускользающую атмосферу необычайности и интимности, которая буквально очаровывает иностранца. Побродите по Большому Базару Дамаска в любой день недели, и вы увидите иностранных туристов, глазеющих на происходящее, - на шагающего бедуинского шейха или клинок дамасской стали - со всей той отрешённостью, которую может низвести на человека Восток. А Дамаск - это сердце Сирии, быть может, арабская душа нашего времени.

Тогда как Джидда большей частью современна, ясна и непосредственна, Мекка сердечна, Каир - ни то, ни другое, Дамаск блеснёт и спрячется, как и подобает драгоценности; он отмечен печатью безвременья, как место, которое многие считают древнейшим обитаемым городом на Земле. Дамаск упомянут в Книге Бытия (глава XIV), в нём находится церковь св. Иоанна Крестителя, он стал местом сосредоточения войск Саладина и был столицей мировой империи сарацинов, сынов Омейя, почти тысячу триста лет назад.

Сирия, в отличие от большинства ближневосточных стран, плодородна и мало населена. Её базары заполнены фруктами и цветами этой приветливой земли. Жесткобровые, молчаливые друзы с гор ходят по её улицам, и римские развалины всё ещё можно увидеть на "улице, называемой Прямой", которая и до сих пор называется Прямой улицей. В 1440 году Дамаск был опустошён Тамерланом. Все эти факты, эти впечатления роятся в уме, когда вливаешься в толкающуюся суетливую толпу, из которой состоит сегодняшний Дамаск - некогда часть империи Древнего Египта, и, когда я был там, он недавно освободился из когтей второго нилотского деспота.

Со всего мира, от Лос-Анджелеса до Токио, от Ганы до отдалённых тихоокеанских островов, сирийские торговцы шлют свои прибыли домой, помогая таким образом обогатить свою страну сокровищем нынешних дней, иностранной валютой. Как и её история, народ Сирии расслоен: это рабочие, крестьяне, шейхи и их подданные, феодальные аристократы и торговцы. Как и режимы прошлого, нынешние очень различаются по качеству и популярности.

Халид, сын Тарзи ("Портного"), носил имя первого арабского завоевателя Сирии, и он стал моим первым суфийским другом в Сирии. Халид пригласил меня в свой огромный городской особняк, возвышающиеся стены которого укрывали дом, подобный многим в Дамаске. Как и в Испании, Марокко и других местах, где было сильно влияние арабской архитектуры, дом был предназначен для того, чтобы в нём жить, а не для того, чтобы на него смотрели со стороны. В результате внешние стены были совершенно плоскими, двери крепкими, но неинтересными. Однако, попав внутрь, находишься под впечатлением, что в распоряжении хозяина все ресурсы средневекового халифа. Слуги-суданцы, фонтан, плещущийся в лазуритовой чаше, потолки, украшенные золотым листом и каллиграфическими надписями, карп, вырезанный целиком из одного куска горного хрусталя (куплен в Китае в девятом веке): то был дом, характерный для Тысячи и одной ночи.

В центральном дворике, являвшем собою что-то вроде испанско-мавританского патио, я нашёл, по-видимому, неотделимую от средневосточного образа жизни группу людей: гости издалека, с какой-нибудь рекомендацией к хозяину дома; друзья детей-подростков, один-два учителя, поборник религии, доктор юриспруденции. Они сидели и беседовали в ожидании хозяина, или пришли сюда просто обменяться информацией, или, возможно, "нанести визит", то есть, просто провести время.

В Дамаске западные и восточные влияния боролись в открытую, и было облегчением уйти от их слишком жёсткого столкновения, от остатков французской культуры и агрессивного интеллектуализма эффенди, отбросившего собственную культуру и облаченного в современность без изящества. То, что иностранцы ценят в Сирии, как и в столь многих восточных странах, часто оказывается тем, что имеющие голос горожане пытаются изжить. И никто не зайдет так далеко в своей грубости, чтобы сказать приверженному Западу уроженцу Востока, что, по крайней мере, в половине случаев он весьма убогая копия европейца, вне зависимости от суммы, потраченной им на свою трансформацию.

В доме, подобном дому Халида, обычно можно получить представление о натуре и качествах хозяина по его гостям. Иногда это полный двор любящих споры университетских студентов, выплёскивающих затверженные ими аргументы политических теоретиков; иногда плотная группа богословов с серьёзными лицами, в мантиях и тюрбанах, обсуждающих какую-то теологическую тонкость, в которой тупик был достигнут тысячу или более лет назад. Из присутствующих, по крайней мере, шестеро не были ни сирийцами, ни даже арабами. Их присутствие, по-видимому, влияло на атмосферу собрания больше, чем можно было заподозрить. Слышна была арабская, французская и английская речь. Халид ушёл на встречу с каким-то земельным агентом, и я оказался сидящим на низкой, покрытой кожей скамье с некоторыми из иностранцев.

- Люблю я этот обычай оставлять гостей развлекать друг друга, - сказал мне искренний молодой американец, как только я уселся.

- Кто вы?

На такой вопрос, конечно, нет настоящего ответа. Чтобы не вводить элемент дисгармонии в происходящее, я сказал ему, что путешествую на дизельных грузовиках, что я часто и делал.

- Да? - сказал он. - И что, трудновато их продавать?

- Не слишком трудно, - сказал я, что было достаточно правдиво, ведь я никогда не пытался это делать. Техника, которую я автоматически использовал, - игра словами, чтобы показать их ограниченность, в данном случае пропала зря. Её применяли древнегреческие учителя, и теперь она выродилась в стычки остроумия в современной философии. Суфии по-прежнему, часто с лёгкостью, применяют эту технику. Комедианты используют её, чтобы выжать шутку из противоречий во фразах. Ирландцы, кажется, употребляют её как нечто само собой разумеющееся.

Как часто случается, когда присоединяешься к группе людей, я скоро стал своим в этой толпе, и разговоры продолжались без особого внимания ко мне. Уже наступил вечер, и было похоже, что дискуссия длится довольно давно. Или, может быть, они приходили сюда каждый день, чтобы пообщаться в атмосфере своеобразного клуба.

Причиной этого собрания в данном месте, или скорее причиной того, что оно состояло из этих конкретных людей, была не столько личность хозяина, сколько личность одного из гостей. Этот гость, как я уже знал, был сравнительно молодым человеком, которого называли по-разному: Шаргхарб (составное слово, из арабских слов "Восток" и "Запад"), Шарик - Просветитель или просто - Шах (Король). Он был как раз тем человеком, которого я очень давно хотел увидеть, тем, кого община в Кунджи Заге называла Учёный Король - то был прямой перевод его имени, более полно звучащего как "Его Присутствие, Идрис Шах, Хашимит". Он был тем, чьё имя я впервые услышал в Кунджи Заге.

Американец стал рассказывать историю об этом человеке: "Сначала я столкнулся с этим парнем в Каире, понимаете? Когда мы пару раз поговорили с ним, он пригласил меня зайти, у него была комната возле университета Азхар. Там было полно студентов и других людей. Когда я туда попал, случилась первая странная вещь: некто сказал ему, что какой-то старик заболел. Он ответил: "Я должен пойти к нему". Другой сказал: "Он не позволит тебе вылечить себя, потому что он в это не верит". Но он встал и стал заматывать шарф вокруг шеи - была зима, понимаете?

Когда мы вышли из дома, он сказал мне: "Они не могут отнять у меня заслугу посещения больных, потому что в этом есть нечто для меня. С ними нужно разговаривать именно так, а не говорить, что делаешь что-то для них. Но какая разница?"

В конце концов, после долгого пути мы оказались у маленького дома, где жил один копт. Его жена открывает дверь, а этот старик лежит в роскошной кровати. Он владелец магазина, и дела у него, я бы сказал, идут неплохо. На вид ему было около семидесяти. Вдесятером мы с трудом вошли в комнату, такая она была маленькая. Но никто не пытался остановить нас, все было как бы по-соседски. Когда копт увидел этого человека, он застонал и закрыл глаза. Тогда тот поднимает руки над лицом копта, и мы ждем, что он что-то скажет. Но он ничего не говорит. Потом улыбается и берет старика за руку.

Потом он просто говорит " Таваб ", что означает что-то вроде, знаешь, заслуги от посещения больных и бедных. И выходит из дома, спросив пожилую женщину, как та себя чувствует. Она говорит, что у неё ревматизм, но скоро придёт священник, и всем станет хорошо. Её служанка сломала ногу, но она срастётся".

Американец, похоже, очень хотел, чтобы мы восприняли все детали того, что он хотел рассказать.

"Я спросил этого человека, что с коптом. Он не знал, и спросил своего друга, того, что пришёл с этим известием. Он сказал, что там была сердечная болезнь и ещё несколько неприятностей внутри. Старик уже не мог жить, и у него были сильные боли. Он только улыбнулся и сказал: "Мы делаем всё, что можем. Этого нам достаточно. Когда мы приобретаем таваб, его получает каждый, в большей или меньшей степени".

Американец остановился и посмотрел вдаль.

- Что было дальше? - спросил я его.

- Ах, да. После этого я слышал, что он был три раза у этого старика. Тому было лучше, и он уже ходил. Служанке было лучше, и она в хорошем настроении. И у жены прошел ревматизм.

- Или этого всего нужно было ожидать, или это был эффект внушения, - сказал тихий, но державшийся с достоинством человек приблизительно пятидесяти лет, слушавший рассказ американца. Он был очень хорошо одет на западный манер и выглядел как юрист.

- Да, да - сказал американец, - вы верите в то, во что вам хочется верить. Так вам лучше.

- Я думаю, вы - искатель сенсаций, - сказал второй своим спокойным голосом, тщательно выговаривая слова, его английский был несколько неуверенным, вероятно из-за нечастого употребления.

- Тогда как насчёт меня? - вновь вступил американец, - я не верил в него, даже не просил его помочь мне, но он же вылечил мою астму.

- Это была астма ума, - сказал этот пожилой человек, - и воображение избавляется от того, что само создает.

Тут встал небольшой жилистый и темпераментный человек, которого остальные называли Хатимом, и который до сих пор сидел на полу.

- Вы говорите о лечении. Он помог мне в большем. Если я болен, я иду к врачу. Но если я беден, а этот человек делает меня преуспевающим, как насчёт этого?

Мы все посмотрели на него. Он не выглядел преуспевающим. Какого успеха он добился? Вскоре мы узнали.

- Я расскажу вам, – быстро сказал Хатим.

Вкратце история такова. Как оказалось, Хатим был персом. Однажды на безлюдной дороге он встретил Учителя, и тот подвёз его. Суфий спросил его, чего он хочет от жизни. "Я хочу всегда иметь сытную еду и хорошие шансы", - вот что вынудило сказать его внутреннее побуждение. "И очень хорошо, - сказал "король", - всё, что тебе нужно сделать - это посидеть в таком-то кафе между таким-то и таким-то часом, и ты достигнешь исполнения своего желания".

Хатим пошёл в это кафе в Багдаде (куда они приехали), желая узнать, как свершится его судьба. Он был механиком, и хорошо управлялся с любыми машинами. Просидев в кафе не более получаса, он увидел человека, который вошёл, сел за его столик, предложил ему работу - обслуживать машины, которыми он владел, и заплатил вступительный взнос за обучение в языковой школе. Говорил ли Хатим Шаху, что он механик? "Конечно, нет. В любом случае, он не знаком с моим нанимателем, вы можете это проверить".

Я спросил его, что он делает в Сирии, если он работает механиком в Ираке. "Я приехал поцеловать его ноги, вот что".

Встречал ли он его после того, как получил работу? "Да, - сказал Хатим, - и спросил его, как он получил свои силы, и как они действуют. Знаете ли, что он мне ответил? Он просто сказал: "Ты хороший механик, Хатим Джан. Ты чинишь двигатель для человека, который ничего не понимает в моторах. Он спрашивает, как именно ты это сделал, и как оно работает. Что ты ему скажешь?". Конечно, он был прав. Если это нечто подобное, ты не можешь ничего объяснить, неправда ли?"

- Ничего нельзя сделать без воли Аллаха Всемогущего, - сказал один из старцев, разместившийся возле нас, смысл разговора ему переводил другой член нашей группы. - Этот человек - пусть будут долгими его дни - имеет благословение Аллаха и Пророка - Мир Ему и его Семье - потому что он происходит из Дома Хашима.

И он углубился в долгое описание чудес, совершенных членами Дома Пророка. Существует традиция, что каждый прямой потомок Мухаммада имеет два дара: один - барака, благословение, который даёт ему возможность делать добро, даже если оно кажется злом. Второй - тайная система тренировок, которая делала Шарифов, Потомков, высшими людьми. Некоторые говорили, что это было внутреннее учение Пути Суфиев. Не было сомнения, что почти все суфийские ордена вели свою линию духовного наследования от Пророка Мухаммада. Он приводил примеры великих суфиев из семьи Хашимитов. Теорией об этой скрытой благодати в данной семье не раз злоупотребляли в прошлом. Люди, утверждавшие, что они потомки Пророка, организовывали такие сообщества, как Ассассины, которые позднее становились террористическими организациями, угрожавшими миру на Ближнем Востоке в течение многих лет. Но этот Шах, как известно, принадлежит к одной из старейших и наиболее выдающихся ветвей семейного дерева.

Я слышал и раньше, что суфийское учение было внутренним учением Мухаммада, предназначенным для немногих учеников, одним из которых был Али, его зять. Все Шарифы - потомки Али, который был двоюродным братом Мухаммада и мужем Фатимы, его дочери.

- Но ведь, - сказал я, - сами суфии утверждают, что их учение гораздо древнее Дома Пророка? Следы его обнаруживают во многих странах, и в писаниях, датируемых временами до Мухаммада.

- Я просто передаю то, что говорят, - отвечал старец, - и я знаю, что суфии утверждают, что только в Доме Пророка сохранялось это учение до тех пор, пока оно снова не было отдано всем после завоевания Исламом всего Востока. Сам я теолог и доктор Исламского Права. Я не суфий, но уважаю великих суфиев, потому что некоторые из них были великими мастерами права, как Газали и Имам абу-Ханифа.

Разговор снова стал общим.

- Если говорить о семьях, - сказал один индиец, - я знаю кое-что об отце этого нашего суфия. Я видел, как его отец накричал на одного человека, который хотел попасть в Англию. Тот не поехал, но его компаньон отправился. Этот компаньон в пути заболел оспой и умер.

- Это могло быть совпадением, - сказал пожилой человек.

- А сколько раз должно произойти совпадение, чтобы перестать быть совпадением и стать фактом? - спросил индиец, у которого, как мне предстояло убедиться, было настоящее пристрстие к спорам.

- Вы подсоединяете провода к батарейке и к лампе. Загорается свет. Это совпадение, поскольку одновременно происходят определенные события. Но это также и факт.

- Да, - с триумфом сказал человек средних лет, - но вы не можете заставить вашего суфия повторить каждое его чудо таким же образом, так что они не являются фактами.

- Никто ещё не повторял чудо по приказу, просто потому что ему сказали это сделать, - сказал индиец, - я своими глазами видел, как один индус садху шёл по воде, потому что он хотел пересечь реку. Если бы я попросил его сделать это снова, он бы отказался. Зачем? Чудеса совершаются для некоторой цели, а не на показ. Поэтому они более практичны, чём научные демонстрации.

Наш хозяин присоединился к нам и, задумчиво улыбаясь, перебил нас:

- Один молодой человек пришёл сюда, чтобы встретиться с нашим суфием-сейидом, когда тот был здесь в последний раз. Он попросил помочь в сдаче экзаменов. Сейид сказал, что ему нужно проконсультироваться у своего внутреннего "Я". После минутного размышления он простёр свои руки над головой этого парня, затем отослал его без слов. Парень сдал свои экзамены. И другой случай. Почтальон принёс письмо, и прежде чем прочесть его, он просто повернулся ко мне и сказал: "Приготовь, пожалуйста, ещё одну кровать для друга". Письмо извещало о прибытии кого-то, кто хотел его видеть. Это могли быть совпадения или намеренный обман.

Однажды он сказал мне:

- Халид, берегись человека с окрашенными хной волосами, - и в тот же день человек с крашеными волосами, которому я доверял, попытался обмануть меня в делах. Когда Сейид поехал в Париж, он написал мне, что мне следует, если я захочу, купить некую землю, когда поступит предложение. Я купил её, когда мне предложили, и сейчас я перепродал её под застройку с более чем десятикратной прибылью. Все эти вещи могут быть обманом, или самообманом, но я доволен, потому что факты таковы, что всё это в мою пользу, и он мне друг.

- Разве вы не видите, - сказал пожилой человек с раздражением, - что всё это вопрос престижа? Человек с достаточным престижем может заставить людей верить во что угодно.

- Но в земельной сделке не было никакого престижа, - сказал Халид.

Оппонент проигнорировал замечание.

- Вы просто ищите признаки неведомого, потому что это возбуждает вас. Вы ищите неизвестное, а затем превозносите его.

- Подобно тому, как он вылечил мою недействующую руку, и одним долгим взглядом дал новую жизнь, новую надежду молодой женщине, у которой было психическое расстройство? - Халид, в сущности, не был раздражен, но он без сомнения был уверен в своей правоте.

- Подобно тому, как вы ищете все, что угодно, что вы можете превозносить, не осознавая этого.

- Я ищу это потому, что верю, что оно есть. Я верю, что это единственное, что может объяснить так называемые чудеса. Но если бы я превозносил это, я бы остался в проигрыше. Если вы позволяете своим эмоциям править вами, вы утрачиваете связь с миром, и не можете видеть истину. Вероятно, это и происходит с вами. Я не осмелюсь следовать этому человеку из чистого любопытства. Если бы я поступил так, он бы изгнал меня. Я видел, как такое происходило. Поверьте мне, такой человек появляется не часто, может быть один раз в поколение. Был такой во времена моего отца, и вот другой здесь, в этом доме, сейчас, но вам кажется, что этого не может быть, потому что вы не способны это оценить.

В одном из углов на большой кожаной подушке сидел, по-видимому, важный человек, которому было за шестьдесят. Несколько молодых людей с военной выправкой окружали его и прислуживали ему. Он был невысокого роста и подвижен, и, идя в ту сторону, я слышал, как его называли "Превосходительство".

- Познакомьтесь с Пашой, - сказал инженер.

С некоторым удивлением я обнаружил, что жму руку знаменитого ближневосточного государственного деятеля.

Что он здесь делает? Он улыбнулся.

- Вы, вероятно, не часто участвуете в собраниях дервишей, мой друг, - сказал он, - Вам надлежит знать, что мы путешествуем когда и куда хотим, и общаемся с кем хотим. Только так мы можем делать нашу работу.

Он задал мне много вопросов о моих делах, неизменно тихим голосом на почти совершенном английском. Я понял, что это человек, с которым нужно считаться. Его выдающаяся карьера, начавшаяся с самого низа, основывалась на какой-то магии, какой-то особой способности, которую не часто встретишь у обычного человека.

Я спросил Пашу, повлияло ли то, что он дервиш, на его мирской успех. Это, казалось, его очень позабавило.

- О, да, конечно, вы, западные люди, всегда ищите причину - магическое заклинание, которое объясняет успех или неудачу человека. Но в этом случае Вы правы. Я ничего не делаю, но я факир.

Поскольку у факиров прозвище - воющие дервиши, и в большинстве рассказов о них есть эпизоды, от которых волосы становятся дыбом: о бандах растрёпанных полунищих, орущих на улицах, - я был несколько озадачен. И сказал об этом. Он заставил меня замолчать одним из своих быстрых жестов.

- Брат, помни пословицу: "Осел судит обо всех наслаждениях по качеству чертополоха, который он ест". Вы почти никогда не встретите настоящих факиров. Вообрази меня, на дипломатических приёмах в нашей столице, одетого в вечерний костюм, говорящего на европейских языках. Могу ли я говорить о реальных вещах жизни, когда единственные люди на Западе, называющие себя "духовными", по нашим меркам сами неуравновешенны и алчны? Нет, конечно, нет. И я ничего не говорю. Но в собрании такого человека, как наш хозяин здесь, от меня может быть польза. И он может быть полезным мне, ведь именно от него я черпаю свою бараку, силу Учителей и великих людей настоящего, прошлого и будущего.

Он пожал мне руку, встал и ушёл.

Появился слуга и объявил, что прибыл глава суфиев, о котором мы говорили. Через мгновение появился он сам, следом за другим слугой. Он был высоким, сухощавым, с крупным носом и густыми чёрными волосами. Он выглядел так, как должен выглядеть испанский аристократ. На нём был строгий европейский костюм очень хорошего покроя, а на голове его была маленькая красная феска. Улыбаясь, он пожал руки всем присутствующим, некоторые из них, очевидно, знали его очень хорошо. Несомненно, в нём было нечто поразительное - то, что называют "личность", когда не могут этого объяснить. Он сел на край софы и молчал.

- Хадрат, - сказал по-английски наш хозяин, - выпейте, пожалуйста, кофе, почтите нас. Суфий кивнул и ответил на совершенно чистом английском: "Большое спасибо, я выпью".

Вероятно, чтобы предупредить лавину вопросов, Халид сказал учителю:

- Мы здесь говорили о так называемых чудесах и их связи с обычной жизнью. Не могли бы Вы что-то сказать на эту тему? - Сам рожденный и воспитанный как патриций, он со всей очевидностью питал к суфию огромное уважение.

- Чудеса, - немедленно ответил тот, - чудеса происходят каждый день. Сегодня мы можем с помощью науки делать вещи, которые считались бы необъяснимыми в недавнем прошлом. Это, конечно, банальность. Но то же относится к человеческому мозгу, будем называть его так. Разница в том, что для совершения того, что вы называете чудесами, муаджизат по-арабски, нам приходится использовать себя в качестве машины. В этой области, области человеческих отношений, мы не можем использовать мёртвые машины. Людям не нравится использовать себя, потому что они уже натренированы наслаждаться внешними воздействиями или внутренними удовольствиями. Возможность использования человеческого организма для конструктивной цели не привлекает их.

- Вы имеете в виду, что они не знают, как они могут себя развить? А если бы Вы сказали им, они бы не стали этого делать.

Наступило молчание.

- Почему они не будут этого делать? – требовал ответа тот самый человек средних лет.

- Потому что им придется честно выслушать вас. Это значит - слушать слова, видеть вещи, чувствовать вещи, делать вещи. Людей научили верить, что всё, что можно делать, либо врожденное, как талант, либо этому можно научиться, выстраивая в определенном порядке слова. Это один из самых грубых обманов, которые когда-либо совершались. Другой, совершаемый "психической" школой, - в том, что цели можно достичь, просто думая о чем-то, или делая такие вещи, которые по-разному обозначаются как "медитация", "концентрация", "созерцание" или как угодно иначе.

- Связано ли это с человеческими переживаниями? - хотел знать художник, - потому что если да, то человеческие переживания, несомненно, могут быть переданы от одного человека к другому: я пытаюсь сделать это своим искусством.

- Мой дорогой друг. Ваше искусство может быть совершенным само по себе. Мы не обсуждаем этого. Я вернусь к нему, если хотите. Но почти все художники суть лишь предтечи средств массовой информации. Они могут передать, перенести переживание в одной форме, но это будет не активное, а опосредованное, эрзац-переживание. Видите ли, для нас искусство - это не способность стимулировать некоторые эмоции. Это способность совместно чувствовать, и ещё - жить, жить. Я показываю вам фотографию комиксов, и вы улыбаетесь. Я показываю вам телепрограмму, и вы смеетесь или плачете. Разве это значит жить жизнью, разве это вклад в жизнь? Конечно, вы, наверное, чувствуете, что у этого есть своя функция: делать людей счастливыми и снимать напряжения. Но это также мешает росту их интеллекта, отбирает у них волю.

Глава десятая

МУРШИД ГОВОРИТ

- Приходи ко мне в любое время, - сказал глава суфиев, и я поймал его на слове. На следующее утро он и Халид сидели вместе, беседуя о визитах, которые они нанесли предыдущим вечером, чтобы распределить бараку повсюду; совсем как Харун ал-Рашид и его визирь в старом Багдаде.

Я только что читал лондонские газеты, которые были полны репортажей и рассуждений о юношеской преступности. Это могло быть хорошей темой для обсуждения.

- Что Вы думаете об исправлении преступников и проблеме детской преступности? - спросил я, как только мы уселись. Суфий и Халид обменялись взглядами.

- Ты уверен, - сказал Халид, - что не прислушивался к сплетням, или ты медиум?

Оказалось, что несколько месяцев назад в полной тайне сила бараки была применена для трансформации (это единственно подходящее слово) неисправимых заключённых в тюрьме. Никто из тех, что был освобожден, ещё не вернулся обратно. С тех пор те, что доставляли неприятности, были спокойны, как овцы. Халид подчеркнул, что это был весьма неофициальный эксперимент, потому что власти бы его не одобрили. Почему именно, было неясно. Юношеская преступность была ещё одним предметом, который Муршид принимал очень близко к сердцу. Как оказалось, он занимался очень многими детьми из состоятельных семей, и выяснилось, что они более нуждаются в терапии, чем дети из семей более бедных. То были случаи воровства, грабежа с насилием, кражи машин, подлога и "различных злодеяний". Во всех случаях он добился успеха.

- Но он не желает брать денег, - огорченно сказал практичный Халид, - он лишь предписывает благотворительность. Я знаю случаи, когда он говорил людям послать деньги тому или иному бедному человеку. Но я всё время прошу его основать центр, где он сможет заниматься этой работой.

- Всему своё время, - сказал суфий, - но оно ещё не пришло. Когда наступит пора, это будет сделано.

- Нам пишут люди из Соединённых Штатов, из Швейцарии. Где Вы будете принимать своих клиентов, если у Вас нет центра? Не можем же мы просто сказать: "Наш учитель – странник, у него нет штаб-квартиры. Если он случайно окажется там, где вы в нём нуждаетесь, он поможет вам".

- В каждом случае решение принимается соответственно его достоинствам, - сказал Шах, - не существует теоретических случаев, ты же знаешь. Если мне придется ехать в Йокогаму - название этого города он часто использовал для указания на отдалённость, - я это сделаю, если буду чувствовать, что должен это сделать.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-06-11 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: