Где были сильные действительно большевистские организации, там тоже обошлось без бесчинств: все офицеры заранее были разделены на категории, и к каютам тех, то пользовался уважением команд или кем команды дорожили как специалистами своего дела, признавая их аполитичность, приставили часовых, попросив их
не оказывать этому сопротивления и подождать до утра, а неугодных попросили убраться с кораблей. Пострадали только те, кто очень уж насолил командам своею жестокостью, либо не внял просьбе и по спеси оказал сопротивление. Так было на эскадренном миноносце «Изяслав», где служил мичманом будущий Адмирал Флота Советского Союза И. С. Исаков: его большевики не выпустили из каюты и тем самым сберегли для своего будущего государства (правда это было уже позднее, а не в марте 1917 г.).
То, что произошло на «Андрее Первозванном», на «Императоре Павле», на котором были убиты очень многие, было следствием слабости их партийных организаций, многочисленных[139], но состоявших из недовольных и тяготившихся службой, которые решили сплотить свои ряды, дабы легче было уклоняться от соблюдения воинской дисциплины. Одним из показателей люмпенизации команды и слабости партийной организации на «Андрее» является факт охоты на унтер-офицеров и кондукто́ров, т. е. на тех, кто сам был в прошлом рядовым матросом и на ком теперь лежала повседневная непосредственная организация службы команды по исполнению приказаний офицеров корабля. О той же дерьмовости партийной организации на «Андрее» говорит и неспособность судового комитета и команды самостоятельно организовать защиту корабля от померещившейся им угрозы нападения с берега.
Вследствие такого рода слабости партийных организаций и их весьма специфического — люмпенизированного — состава, положившего начало формированию образа анархиста времён революции именно как распустившегося матроса, на корабли — задолго до событий
3–4 марта 1917 г. — систематически проникали посторонние персоны либо под видом матросов, либо под видом мастеровых. К началу февральской революции на некоторых кораблях береговые гастролёры-говоруны стали как бы "своими" в командах, и для них доступ на борт был открыт если не всегда, то тогда, когда на вахте стоят «свои партийцы». При экипаже крейсера или броненосца
в 500–800 человек, при разобщённости и безучастно исполнительном отношении к службе беспартийной команды, при презрительно брезгливом отношении офицеров к деятельности жандармского корпуса партийная мафия на борту всегда может скрыть от начальства и прокормить до 20–30 человек[140].
Кровавые события на «Андрее», «Павле», других кораблях начинались с того, что вместе со "своими" привычными, приходящими с берега пропагандистами на борт поднялись и бригады террористов. После того, как команды были возбуждены подстрекателями и начались митинги, террористы-профессионалы и их местные распропагандированные пособники приступили к уничтожению офицеров, поставив тем самым команды перед свершившимся фактом массовых убийств офицеров. Поскольку этим верховодили пришлые, чужие для команд подонки, то их жертвами становились без разбора все попавшиеся под руку люди в погонах, вне зависимости от того, как к ним относились в командах кораблей.
У одной из таких бригад террористов командир «Андрея» смог перехватить инициативу в ходе уже начавшейся зачистки корабля от офицеров, благодаря чему уцелели и он сам, и другие офицеры, хотя не обошлось без жертв. Там, где командиры не смогли проявить такой решительности и волевых качеств, либо где они были ненавидимы командами (и было за что), там пролилось много крови офицеров — военных специалистов, в большинстве своём считавших себя вне политики, гордившихся этим и презиравших офицеров корпуса жандармов, таких как А. Спиридович[141], положивших свои жизни на то, чтобы не допустить в России революции, и потерявших вследствие этого честь в понимании чистоплюйствующей интеллигенции и своих собратьев по офицерскому корпусу[142].
На берегу же убивать офицеров было ещё вольготнее, а главное — безопаснее, нежели на кораблях.
Гельсинфорсская история получила не только огласку, но и партийную окраску, что и определило впоследствии отношение изрядной части офицерского корпуса к Советской власти прежде, нежели новая власть успела запятнать себя какими-либо делами. И она во многом способствовала тому, что офицерский корпус России вместо того, чтобы дать кадры управленцев и организаторов Советской власти, сделав новую власть поистине общенародной, позволил ей стать властью партии еврейского фашизма, прикрывшегося именем большевизма.
Именно для этого и был организован погром офицеров на кораблях. Характерно и то, что эта история, предопределившая отношение множества офицеров к будущей революции и Советской власти на VI съезде РСДРП (б) не обсуждалась.
******
Трагическая последующая судьба офицерского корпуса России — закономерный итог в кризисной ситуации для воспитанных на столь модном ныне, идиотском для честного человека, принципе — «Армия (МВД, КГБ…) — вне политики!». Всё общество в политике, а армия — часть общества — «вне политики»? Если «всё общество в политике, а армия — часть общества — вне политики» — это: ИДИОТИЗМ, историко-философское бескультурье, ПОДЛОСТЬ[143], поскольку «вне политики» эквивалентно тому, что национальные интересы, которые призваны защищать армия и спецслужбы — сфера политики —
не касаются тогда армии и спецслужб. А политика, как и общественные науки, также классовая, национальная, многонациональная, государственная… и всё то же самое, но с приставкой «анти-». Так вне какой политики армия и спецслужбы?
Социально замкнутое военное сословие — казачество — с недоверием относилось к большевикам. В целом же армия, включая и казачество (прежде всего на фронте), переставала быть вооружённой силой Временного правительства.
Мы ограничились минимумом текстовых выдержек из протоколов VI съезда, касающихся социальной базы большевиков. Но главных выводов два:
1) Общество расколото, и антагонизм социальных слоёв приближается к максимуму — это потенциал гражданской войны.
2) Социальная база большевиков имеет тенденцию к расширению, и основные массы трудящихся классов в конце концов пойдут
за ними, что эквивалентно поражению прежних правящих классов
в гражданской войне.
Задним числом такие выводы «делать легко», благо они подтвердились исторической практикой. Но и в 1917 г. кто-то наверняка сделал эти выводы и выводы сверх этих выводов.
Исходя из анализа обстановки съезд тоже сделал
выводы, зафиксированные в его резолюциях, ОРИЕНТИРУЮЩИЕ ПАРТИЙНЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ НА МЕСТАХ НА ПЕРСПЕКТИВУ ВООРУЖЁННОГО ВЗЯТИЯ ВЛАСТИ. В Резолюции о политическом положении сказано:
«7. Лозунг передачи власти Советам, выдвинутый перед подъёмом революции, который пропагандировала наша партия, был лозунгом мирного развития революции, безболезненного перехода власти от буржуазии к рабочим и крестьянам, постепенного изживания мелкой буржуазией её иллюзий.
В настоящее время мирное развитие и безболезненный переход власти к Советам стали невозможны (подчёркнуто нами — авт.), ибо власть уже перешла на деле в руки контрреволюционной буржуазии.
Правильным лозунгом в настоящее время может быть лишь полная ликвидация диктатуры контрреволюционной буржуазии. Лишь революционный пролетариат, при условии поддержки его беднейшим крестьянством, в силах выполнить эту задачу, являющуюся задачей нового подъёма» (стр. 255, 256).
И далее: «9. Пролетариат не должен поддаваться на провокацию буржуазии, которая очень желала бы в данный момент вызвать его на преждевременный бой. Он должен направить все усилия на организацию и подготовку сил к моменту, когда общенациональный кризис и глубокий массовый подъём создадут благоприятные условия для перехода бедноты города и деревни на сторону рабочих — против буржуазии» (стр. 256).
Мы приводили данные по составу участников съезда. Средний возраст — 29 лет, возраст, когда благонамеренности много, а глубокого сознания проблем общегосударственного уровня ещё, как правило, нет. Это социальная база для возникновения «вождизма» как одной из сторон толпо-"элитарной" структуры партии. Руководство партии, действительно стремящейся к социальной справедливости, ОБЯЗАНО изживать толпо-"элитарность" в своей среде прежде всего. Однако руководство VI съезда насаждало, поддерживало и развивало толпо-"элитарность" в рядах партии.
Вторая страница протоколов первого заседания съезда: «…тов. Бокий[144]. Предлагаю выбрать почётным председателем т. Ленина. (Аплодисменты).
Председатель (тов. Ольминский). Принято единогласно. Тов. Свердлов. Предлагаю от имени президиума включить почётными председателями тт. Зиновьева, Каменева, Троцкого, Коллонтай, Луначарского. (Аплодисменты). Предложение принято». Так был избран МАЛЫЙ СИНЕДРИОН.
По своему содержанию эта сцена ничем не отличается от избраний в почётные президиумы политбюро во главе с Л. И. Брежневым, что многие помнят по временам «застоя». Даже если это проявление подлинного уважения к деятельности «почётных» председателей и т. п., то таких форм проявления уважения надо избегать, так как они растлевают нравственность общества. Я. М. Свердлов в этом эпизоде выступает как безнравственный растлитель партии. В случае VI съезда в почётной "элите", предложенной Я. М. Свердловым, как на подбор господствуют представители "богоизбранного" племени: так что это ещё и акт сионо-нацистского оболванивания партии. Это всё та же верноподданность, в которой «социалисты» и либералы упрекали монархистов. И современным либералам нечего пенять на культ личности Сталина, противопоставляя ему «скромность» Ленина: культ «вождя» — неотъемлемое свойство толпо-"элитарной" партии, осуществляющей диктатуру или претендующей на её установление. Другое дело: сам «вождь» выше своего культа (как Сталин), или ниже его (как Хрущёв, Брежнев и пр.), или в стороне, скромно потупясь долу (как Ленин).
Соотношение культа и личности связано не с качеством управления делами общества, что мы рассмотрим подробно позднее. Если личность руководителя выше культа, то общество развивается целенаправленно, что находит подтверждение в статистике; если личность руководителя ниже культа, то идёт общественный развал, так как власти никто не доверяет,
В. И. Ленин, как говорят, не любил славословий в свой адрес, НО ОН НЕ ДАВАЛ ИМ ОТПОВЕДИ, чтобы они снова не возникали. Нет работ Ленина, в которых он ЦЕЛЕНАПРАВЛЕННО занимался бы анализом культотворчества и общественным вредом культа «вождей». Работа И. В. Сталина 20‑х годов содержат предупреждения об опасности для общества культа «вождей».
С деятельностью по толпо-"элитаризации" связан и вопрос о приветствиях, посылаемых съездами и зачитываемых на них. Самолюбие тех, к кому они обращены, приветствия безусловно греют и воздействуют главным образом на подсознание, вызывая эмоции
как у приветствующих, так и у приветствуемых. Серьёзная же интеллектуальная деятельность не терпит буйства эмоций, хотя
всегда носит эмоциональную окраску. Эмоционально взвинченной,
не думающей толпой легче помыкать, чем спокойным, мыслящим собранием. На каждом из заседаний зачитывалось от одного до четырёх приветствий в адрес VI съезда. В условиях эмоционального подъёма, в каких судя по всему проходил съезд, это можно рассматривать только как разбазаривание времени и эмоциональное угнетение интеллекта делегатов, отвлечение их внимания, ибо ВДУМЧИВО СЛУШАТЬ НОВОЕ — РАБОТА БОЛЕЕ ТРУДНАЯ, ЧЕМ ГОВОРИТЬ САМОМУ ОБ УЖЕ ДАВНО ПРОДУМАННЫХ ВЕЩАХ.
По своему составу VI съезд был политически активной партийной толпой, ждущей от вождей, ЦК указаний, решений вследствие своего собственного интеллектуального иждивенчества. Указания на развитость этого явления есть и в протоколах съезда.
В выступлении т. Залежского есть слова: «Диалектический метод составляет основу марксизма, а применения его я не замечаю» (стр. 133). Это единственное упоминание на VI съезде МЕТОДОЛОГИИ — СРЕДСТВА ПОЗНАНИЯ ИСТИНЫ, НЕОБХОДИМОГО КАЖДОМУ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫРЕАЛИЗОВАТЬ СЕБЯ В КАЧЕСТВЕ ЧЕЛОВЕКА, но и оно лишено содержания. Сам Залежский продемонстрировал только непонимание методологии, и отрицал верные положения об особых интересах и участии в революционном процессе российской буржуазии и иностранного капитала, выдвинутые на съезде, хотя и произносил слова «диалектический метод», революция как «органический процесс, диалектически развивающийся» и т. п.
«Нам представляется, что ЦК является как бы филиальным отделением Петроградской организации. Это действительно так, и я объяснял это тем, что в Петрограде и в 2–3 других крупных городах существует реальная связь с партийным центром. Во всех остальных местах партийные организации не выполнили той громадной организационной работы, какую они должны были бы выполнить. Одни из товарищей делегатов говорили, что ЦК недостаточно аргументировал лозунги; другие указывали на то, что ЦК плохо обслуживал провинциальные организации. Я должен констатировать, что в массе местных организаций нет творческой инициативы. Вся работа возлагается на ЦК, и все организации ждут от ЦК руководящих директив» (стр. 43, из выступления т. Шумяцкого). Это всё то же концептуальное безвластье, главная из причин которого — отсутствие философской культуры и созданной ею базисной концепции глобального исторического процесса, и вывод этот вполне подтверждается образовательным цензом, профессиональным составом делегатов съезда и содержанием текстов канонического марксизма-троцкизма-ленинизма.
Есть и такие интересные диалоги. При обсуждении повестки дня съезда т. Милонов внёс предложение:
«Предлагаю выделить в особый пункт национальный вопрос, как вопрос очень сложный, ибо право наций на самоопределение есть буржуазное право, и нужно его обсудить.
Тов. Милютин. Я высказываюсь против выделения в особый пункт национального вопроса, потому что он будет рассматриваться в подсекции по разработке программы» (стр. 12).
«Тов. Преображенский. "Я предлагаю поставить вопрос о работе в армии и крестьянстве". (…)
Предложение большинством против 14 — отвергнуто.
Тов. Свердлов, от имени Организационного бюро заявляю о необходимости выделить в порядок дня организационные вопросы, куда внести и вопрос о работе в армии и среди крестьянства.
Предложение принимается». (Стр. 11, это на первом заседании).
На седьмом заседании съезда, происходившем под председательством Я. М. Свердлова, делегат т. Васильев от Поволжья коснулся аграрного вопроса:
«Есть и ещё препятствие, мешающее работе среди крестьян — это недостаток нашей аграрной программы. Не знаю, может быть, на съезде нам не удастся пересмотреть нашу аграрную программу, но нам во всяком случае необходимо разработать хотя бы ближайшие практические требования, Мы хорошо знаем, что наша так называемая муниципализация есть мертворождённое дитя, трусливая меньшевистская мысль1*, и мы настаиваем на другой программе. В проекте аграрной программы выставлено требование национализации земли, Я думаю, что мы должны везде её отстаивать.
Председатель предлагает докладчику держаться ближе к теме. (На наш взгляд, ближе некуда. Среди делегатов съезда ни один не назвался крестьянином, хотя крестьян — большинство населения России, Вследствие чего поддержка крестьян — основа развития общества, но Я. М. Свердлов посчитал необходимым перебить выступление на важном месте — авт.).
Тов. Васильев (весьма послушно вернулся «ближе к теме» — авт.). Я говорил это, ибо считаю, что несовершенство нашей аграрной программы является одной из главных причин, мешающих успешности нашей работы среди крестьян. Но в общем и целом работа в Поволжье, несмотря на целый ряд неблагоприятных условий, поставлена довольно удовлетворительно …» (стр. 90).
В крестьянской стране партия существует 20 лет без малого, остаётся три месяца до прихода её к власти, но аграрной программы, признанной крестьянством, ДО СИХ ПОР нет, а обсуждение этого вопроса — "уклонение от темы".
***
Комментарий:
1* ▼ В ист. 69 к этому месту дано следующее примечание: «Муниципализация земли — передача всех земель крупного землевладения в руки земств и др. органов местного самоуправления, причём крестьянские надельные земли и земли мелких собственников остаются в их собственности — требование аграрной программы РСДРП, проведённой меньшевиками на объединительном Стокгольмском съезде в 1906 г. против требования национализации земли, защищавшегося большевиками». ▼
***
Протоколы съезда и прилагаемые к ним материалы (резолюции и т. п.) не содержат обсуждения Программы партии (куда перенесли национальный вопрос), крестьянского вопроса, аграрной программы. Впоследствии именно в национальном и аграрно-крестьянском вопросе партия и наломала больше всего дров. Могут быть возражения, что национальный вопрос обсуждался на VII апрельской конференции незадолго до VI съезда. На ней с докладом и заключительным словом по национальному вопросу выступил И. В. Сталин. Однако доклад Сталина весьма короток и поверхностен. Он не вскрывает наиболее общей причины национального гнёта и взаимно национальных конфликтов как реакции на национальный гнёт: об этническом разделении труда в нём ни слова. В нём речь идёт о весьма узком аспекте национального угнетения — наличии земельной национальной аристократии и политике государственного колониального угнетения. В силу этого также поверхностны и выводы доклада:
«Итак, наша точка зрения на национальный вопрос сводится к следующим положениям:
а) признание за народами права на отделение;
б) для народов, остающихся в пределах данного государства, — областная автономия;
в) для национальных меньшинств — особые законы, гарантирующие им свободное развитие;
г) для пролетариев всех национальностей данного государства — единый неразделённый пролетарский коллектив, единая партия» (И. В. Сталин, соч., т. 3, стр. 55).
На этих принципах и была построена диктатура сионо-интернацизма, поскольку они не вскрыли механизма возникновения национального гнёта — захвата сферы управления представителями одной нации (или псевдонации) во многонациональной общественно-экономической формации, что, как следствие, вызывает угнетение национальных культур и ограбление (более-менее "деликатное") наций, занятых вне сферы управления. Хотя сами эти принципы могут сочетаться и с общественной организацией без национального гнёта.
Ленинское же выступление по национальному вопросу на VII апрельской конференции затронуло только право наций на самоопределение и отношение к войне и также весьма поверхностно (ПСС, т. 31, стр. 432–437).
Съезды не способны к концептуальной деятельности, и в этом обвинить VI съезд было бы также неправильно, как и XXVIII. Но съезды вправе требовать от ЦК докладов о концептуальной деятельности, а для этого делегаты должны обладать философской культурой, чтобы отличить втирание очков от изложения концепций, отражающих объективное развитие глобального исторического процесса и субъективные цели, которые преследует партия в этом процессе. Коли эти вопросы на съезде затронуты не были, то это значит, что основная масса его делегатов — толпа, являющаяся всего‑навсего поставщиком информации для занимающихся концептуальной деятельностью втайне; что руководство партии
и съезда в целом — слепое орудие в руках надпартийной
силы, стремящейся к изменению форм толпо-"элитарности", но
не к социальной справедливости.
Партия борется за власть. Она двадцать лет без малого воспитывает кадры, которые в случае её прихода к власти должны возглавить государственные и общественные органы на местах по всей стране.
Вполне естественно, что основная масса членов партии, профессионально занятая вне сферы общественных наук, будет обладать гораздо более поверхностным осознанием проблем, стоящих перед обществом, чем «мозговые тресты» партии, специализирующиеся на изучении этих проблем и формировании мнения партии до них. «Мозговые тресты» же должны быть на высоте.
И вот остаётся три месяца до прихода партии к власти. Партия ждёт этого прихода, собирает съезд, на котором произносятся слова и принимаются доктринёрские резолюции, по своему содержанию качественно не отличающиеся от Программы партии, созданной полтора десятка лет назад, содержащей самые общие благонамеренные положения, изрядная часть из которых вздорна,
а Программа в целом — калейдоскопична. Встаёт вопрос: чем занимались более 15 лет "мозговые" тресты партии?
Ответ прост: взаимным обличением реальных и мнимых ошибок инакомыслящих и обличением чужой безнравственности с позиций безнравственности собственной, но не познанием объективных процессов, развивающихся в обществе.
"Мозговые" тресты ВСЕХ партий совершали до революции два преступления1* перед народами России: во‑первых, разрушали исторически сложившуюся государственность (хотя главная вина в её гибели лежит на ней самой); во‑вторых, разрушая сложившуюся государственность, не готовили СЕБЯ к созиданию новой, более совершенной; не готовили СЕБЯ и партию к несению бремени НАДгосударственной концептуальной власти в интересах народа.
В силу чего ВСЕ они были всего лишь слепым орудием антинациональных сил, и роли их при всей их «вражде» в той исторической драме были согласованы сценаристами и режиссурами, оставшимися "за кадром".
***
Комментарий:
1* ▼ Их никто не звал на царство: они самозванцы, как Гришка Отрепьев. Они рвались к высшей власти в государстве своею свободной волей и, обретя власть, оказывались неспособными нести её. И если Цесаревич не волен в большинстве случаев отказаться от бремени власти, даже если он осознаёт, что слаб для неё, то вина его перед народом неизмеримо меньше (право на власть досталась ему по рождению), чем вина тех, кто своею личною волею выбрал путь овладения высшей государственной властью и оказался не готов
к несению её в интересах народа, когда настал его час, и он обрёл высшую государственную власть, устранив исторически сложившиеся формы общественного управления.
Теряющий власть виновен в потере государственного управления. Хватающийся за бесхозную государственную власть виновен
в неспособности её нести; и вдвойне виновен, если разрушал прежнюю государственность. Это потому, что самое страшное, что может случиться в истории любого народа после выхода его из первобытно-общинного общества — потеря исторически сложившимся государством общественного управления: это ведёт к гражданской войне, тем более кровавой и разрушительной, чем больше степень потери управления. В XIX–начале XX века позиции патриотизма и верноподданности совпадали. Российская интеллигенция по своему эгоизму стала орудием антинародных сил в "своей" борьбе за свержение исторически сложившейся государственности, созданной по́том и кровью многих поколений. Государственность — достояние всего народа, а не безответственных политиканов. Защита и совершенствование государственности — благо общенародное; политиканский эгоизм, направленный на свержение и захват государственной власти, всегда антинародный и ничего общего
не имеет с демократизацией.
Концептуальная власть — высший вид власти в обществе, выше любого из видов государственной власти, выше власти абсолютизма монарха. Она открыта для всех социальных слоёв, кому доступно образование, кто разумеющ и не празднен, и не боится своих мыслей. От народов явление концептуальной власти скрывало сионо-масонство. Но внутри каждого народа от его интеллигенции концептуальную власть скрывал только её собственные эгоизм, рвачество, праздность мысли. В России XIX в. концептуальной властью могли обладать и царь, и купец, и инок монастыря, и российской "интеллигенции" следовало (И СЕЙЧАС СЛЕДУЕТ) ЗАБОТИТЬСЯ о расширении круга лиц, несущих концептуальную власть в интересах народа. Монархия им в этом не мешала и не могла помешать в силу самой природы концептуальной власти. Устойчивость любого самостоятельного государства требует, чтобы над ним стояла концептуальная власть народов этого государства. Монархия пала потому, что при крещении Руси государство лишилось жречества, нёсшего народную концептуальную власть.
Почему пало жречество — это другой вопрос, самый тёмный
в русской истории. При этом надо знать, что в агрессии над‑иудейского предиктора всегда первоочередная задача — ИСТРЕБЛЕНИЕ национальных жречеств и недопущение их возрождения. ▼
***
Историческая вина и преступление перед народами России дореволюционной интеллигенции всех партий в том, что они искали высшей государственной власти ДЛЯ "СЕБЯ", т. е. для "синайского дяди", вместо того, чтобы обрести концептуальную власть и
разделить тем самым самодержавие с царём. Тогда, если царь слаб,
то самодержавие не выродится в антинародное самовластье иностранной мафии. И старый лозунг: «Православие, самодержавие, народность» — стал бы животворящим. Концептуальная власть — это самодержавие: форма государственности может быть любая, желательно наиболее эффективная в данных исторических условиях.
Демократизм общества — не в форме государственности, а
в широте социальной базы концептуальной власти.
Основа демократии — расширение социальной базы концептуальной власти до границ всего общества; для этого необходимо совершенствовать государственное управление, а не разваливать его. Развал государственного управления всегда вызывает тиранию или диктатуру, восстанавливающую государственность. В правоте этого положения российской интеллигенции пришлось убедиться после 1917 г. на своей шкуре вполне заслуженно: разрушение государственности интеллигенцией было обычной подлостью, свойственной либерализму. ИСТОРИЯ В ЦЕЛОМ СПРАВЕДЛИВО ВОЗДАЁТ за рвачество, праздность, сладострастие и интеллектуальное иждивенчество.[145]
Но из этого не следует делать вывод, что необходимо решительно смести исторически сложившуюся нынешнюю государственность и восстановить монархию: причины те же, что и тогда — сохранение устойчивости и совершенствование структурного управления обществом, осуществляемого даже сколь угодно несовершенной государственностью.
На VI съезде довольно много говорилось о явке или неявке в суд тт. Ленина, «Зиновьева» и др. Обвинение в связях и подчинённости руководства большевиков немецкому Генштабу появилось 18 (5) июля в «черносотенной» газете «Живое слово», тогдашний ВЦИК по требованию большевистской фракции выделил комиссию — весьма однородного "национального" состава — для расследования: Гендельман, Гоц, Дан, Либер, Крохмаль. Временное правительство постановило сосредоточить следствие в руках прокурора петроградской палаты, и комиссия после этого прекратила своё существование (ист. 69, стр. 311). Вопрос о связях с немцами — политиканский, а
не исторически содержательный. В пользу этого говорит то, что
в протоколах съезда наряду с Лениным упомянут «Зиновьев» и другие (стр. 13), а в учебнике «История КПСС» только Ленин (ист. 87, стр. 199). Так же, в значительной степени политикански, он обсуждался и на съезде. Это лучше всего видно из слов Гольдштейна (Володарского): «Вопрос не так прост, как он кажется многим товарищам. МЫНА ВСЕХ СОБЫТИЯХ НАЖИВАЛИ КАПИТАЛ (выделено нами — авт.1*). Массы понимали нас, но в этом пункте масса нас
не поняла» (стр. 33, 34). Далее «Володарский» оговорил условия, при коих тт. Ленин и «Зиновьев» могут сдаться властям, и закончил выступление словами: «Я думаю, что при таких условиях они должны явиться на суд. Те, которые говорят о деле Бейлиса (ряд делегатов хотели допустить суд над Лениным и «Зиновьевым» и уподобляли его делу Бейлиса, делу Дрейфуса — супругов Розенберг тогда ещё в США не осудили, а то бы и их вспомнили — авт.), забывают, что дело Бейлиса было обвинением царского режима. И дело Ленина превратится в суд над Алексинским (бывший большевик, выдвинувший это обвинение — авт.2*), Церетели и др. У нас все гарантии того, что наша партия выйдет победительницей из этого процесса» (стр. 34).
***
Комментарий:
1* ▼ Будет правильно продолжить слова Гольдштейна: «А часть событий создавали искусственно именно для того, чтобы нажить на них капитал, т. е. занимались и политическим ростовщичеством».
Кроме того, сия фраза Гольдштейна показывает, что по своей психологии и нравственности он близок к Иуде: как утверждают некоторые толкователи, тот сдал Христа Синедриону не для того, чтобы Иисуса осудили на смертную казнь, а для того, чтобы поправить финансовое положение, поскольку Иуда-де был убеждён, что и на этот раз Иисус ускользнёт от посягавших на его жизнь, как то уже не раз бывало в прошлом, а 30 серебряников пополнят казну их «общего дела».
При этом следует соотнести друг с другом два факта.
ПЕРВЫЙ: "демократизаторы" одним из первых демонтировали памятник Ф. Э. Дзержинскому в Москве перед зданием КГБ–ФСБ, и возражают против его восстановления.
ВТОРОЙ: истукан Иуды-Гольдштейна-Володарского по‑прежнему стоит в Петербурге рядом с мостом «Володарского», а характерный бронзовый шнобель истукана едва ли не свисает над Невой, препятствуя судоходству, но никто в Петербургском законодательном собрании не требует его демонтажа, и никто не сдёрнул этот "шедевр" скульптуры в инициативно-самодеятельном порядке, подобно тому, как был сдёрнут с пьедестала памятник Ф. Э. Дзержинскому в августе 1991 г.