Й студент (Чудинов)
Ах, лето жаркое, пора духовной лени.
Прочь, классы с их учёбою, каникулы пришли.
2-й студент (Яковлев)
Теперь настало время наслаждений
В родимом доме, ярких впечатлений
Вольготной жизни, праздника души.
Студенты:
(Калимуллин)Одних ждут родители, хутор, бахча,
(Яковлев)Другой - репетитор детей богача,
(Мозжерин)Кто пляшет, играет, кто песни поет:
(Чудинов)Безделья не любит наш тощий живот.
А лучше всего мы колядки поем,
(Все вместе)Когда колядуем - ох, сытно живем.
Халява: (Галкин)
Да, вольная стая снялась, улетая,
Растаяла, стихла в дали.
Тиберий (Горячкин)
У врат городских остаемся мы трое:
Грамматик один и философов двое –
Тиберий, Халява, Хома,
Втроём будет легче осилить дорогу,
Друг друга поддержим, друг другу поможем,
Опасность в пути не страшна…
Халява: (Галкин)
«Ось ты, Хома, что будешь делать?
Хома: (Доронин)
«Куда пойдешь, Халява, ты?»
Халява: (Галкин)
«Куда глаза глядят.
Тиберий, идешь ты с нами, иль в кусты?»
Горобец (Горячкин)
«Я с вами, с вами, господа.
Единый в поле - слабый воин…»
Все трое:
«Ну что ж, друзья, идём вперед,
Дорога дальняя нас ждёт».
Горобец (Горячкин)
Бредем по Киевскому шляху.
Сгустилась ночь.
На нас она нагнала страху,
У нас нет сил, идти невмочь.
Халява (Галкин)
Вон огонёк мелькнул,Вперед
Горобец (Горячкин):
Вон посмотрите, стоит хата,
Большой сарай в углу двора,
Конец, конец ночному страху,
Еда и отдых ждут… Ура!
Все трое:
Откройте, люди добрые, пустите ночевать…
Старуха (Булгакова)
«Не можно. Тесно, места нет: ни сесть, ни лечь, ни спать».
Все трое:
«Нам только крыша и нужна.
Нас дальняя дорога совсем до ручки довела,
Пустите, ради Бога».
Старуха: (Булгакова)
«Ну, будь по-вашему, но только, всех расселю по одному:
Один в избу, другой в пристройку,
а третьего – в сарай, спать, на полу».
Старуха Халяву с Горобцом пропускает в хату,а
Хому, цепко ухватив за локоть,с крыльца свела, пошла показывать сарай.
Через минуту возвратилась в залитый бледным светом двор,
К луне простерла руки…
Старуха: (Булгакова)
«Душа моя, ты где: вверху, над облаками,
Или внизу, во тьме общаешься с чертями,
Кто я – любимица отца, завидная невеста,
Иль ведьма c помелом, которой на погосте место.
Днём – панночка, дочь сотника, хозяйка дома,
А ночью казака запрячь готова
И ну скакать до самого утра,,,
Да, доля горькая моя быть между небом и землёю…
Пора, пора определиться: я – или ведьма, иль девица
Старуха пошла к размытой тени старого сарая и, чуть помедлив,
Отворила дверь…
Хома: (Доронин)
«Кто там? А, это ты...
Послушай-ка, бабуся,
Ты что, несёшь мне четверть гуся?
В желудке пустота,
Ни крошки нету. Ужинать пора».
Как ворон, с распростёртыми крылами, подпрыгивая скачет по земле,
Старуха двинулась к Хоме…
Хома:
«Но-но...не надо...молод я
И ты мне даром не нужна...
Иди-ка в хату - спать пора
Тебе на печке до утра...»
Ой, что со мной?... я как конь...
А ноги просятся бежать... нет-нет,
скакать, скакать... скакать,
Я не хочу, я не хочу... Скачу...скачу…»
Ведущий (Юрина): Хома чувствовал какое-то томительное, неприятное и вместе сладкое чувство, подступавшее к его сердцу. Он опустил голову вниз и видел, что трава, бывшая почти под ногами его, казалось, росла глубоко и далеко и что сверх ее находилась прозрачная, как горный ключ, вода, и трава казалась дном какого-то светлого, прозрачного до самой глубины моря.
Он видел, как вместо месяца светило там какое-то солнце; он слышал, как голубые колокольчики, наклоняя свои головки, звенели. Он видел, как из-за осоки выплывали русалки…
Танцуют и поют...
Песня русалок
1-я (Евсина)
«Мы лёгкие тени,
Речные мы феи,
Как только погаснет закат.
И месяц на небе
И звёзды на небе
Во мраке ночном заблестят,
2-я:
Выходим на берег,
Выходим на берег
Резвиться, и петь, и плясать.
И в песнях и танцах.
И в песнях и танцах
О жизни своей вспоминать.
3-я:
Мы молоды были.
Мы девами были,
Сердца будоражила кровь,
Ах, как мы любили,
И как нас любили,
Мы верили: вечна любовь.
4-я:
Но что-то случалось,
Но что-то ломалось
И жизнь наша шла под откос:
И вот мы русалки.
Теперь мы русалки.
Приют нам - нехоженый плес.
5-я:
Сквозь воду мы смотрим,
Сквозь воду мы видим,
Как жизнь протекает без нас.
Она бесконечна,
Она продолжается –
Жизни закат не погас».
Голос Хомы (микрофон):
«От ведьма, от змея, от вражья сила...
Найду управу на тебя, куда б ты ни носила.
Ну, брат Хома, себя спасай –
Молитву «Отче наш» читай...
(Читает молитву, после слов: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь...» – короткая пауза)
Голос Хомы:
«Я чувствую, она слабеет, и высота уже не та...»
(Читает):
«И остави нам долги наша, яко же и мы
Оставляем должником нашим...»
Хома:
«Земля, земля, родная мать...
Читать, читать, читать, читать...
«И не введи нас во искушение,
но избави нас от лукавого».
Старуха:
Молитву одолеть мне невозможно,
Я падаю.
Хома:
«Ну, ведьма, всё, конец тебе,
Сейчас уж ты в моей узде,
Я покатаюсь всласть, вперёд!
Быстрей скачи, бесовский род...»
Старуха:
«Устала я...»
Хома:
«Ах, ты устала...
А колдовать ты перестала?!
Из хлопцев кровь сосать, из баб, детей,
Убью тебя…
Старуха:
«Не бей меня, не бей..
Хома:
Не дрогнет моя рука..
Старая колдунья …О Боже, Красавица, которая
Являлась мне, лежит передо мной и умирает…
Хома в ужасе. Он узнает незнакомку
Ведущий:
И снова Киев-град, и снова бурса, снова ректор.
Хома отозван был назад, он вскоре должен
Появиться, здесь, в кабинете. Ректор ждёт…
Ректор: (Фельдшаров)
«Вот горе, вот беда стряслась:
Дочь сотника убита. Нас
Известие о том ошеломило –
В семнадцать лет её могила
Уж забрала.
Отец просил отпеть ее, и срочно,
На хуторе своём, а не заочно
Философа Хому, об этом, мол, она
Пред смертию просила.
Но почему бурсак Хома,
Её обязан отпевать –
Никак я не могу понять.
Он вскоре должен появиться
Его заставлю объясниться....»:
Негромкий робкий стук. Взволнованный философ
Ступает чрез порог, за ним идёт казак…
Ректор: (Фельдшаров)
«Здоровым буди, пан философ...»
Хома:
«И вы, пан ректор, будьте здрав...»
Ректор:
«Езжай немедля в Потылицу-
Село вёрст пятьдесят от нас,
Там отпоёшь одну девицу -
Её наказ и мой приказ…
Ну, езжай, мои слова не забывай.
Кибитка во дворе, а в ней
Пять казаков. Ступай скорей».
В хате у сотника.
Судьба, судьба…Ах, кабы знать, что ждёт тебя, Хома…
В дом сотника его доставили казаки…
Бедой пропитан дом, бедою полон сотник…
Сотник (Радаев)
«Кто ты? Кто твой отец и мать?
И как сподобился узнать
Ты дочь мою?
Да ведь до Киева отсюда
Вёрст этак пятьдесят скакать?!»
Хома:
«Я, пан, студент. Я, пан, философ.
Родителей своих не знал,
Рос сиротой. Отец Клеософ
Меня заметил, подобрал.
А вашу дочь в глаза не видел,
Ей-ей, Господь не даст соврать.
Я в жизни мухи не обидел,
А уж девицу?! Не стоять
На этом самом месте мне-
Гореть на медленном огне...»
Сотник:
«Так почему же дочь моя
Просила отпевать тебя?»
Хома:
«Не ведаю, пан сотник, я...»
Сотник:
«Быть может ласточка моя
Прослышала, что ты, Хома
Большой охотник отпевать,
Молитвы скорбные читать,
Старинные обряды знаешь
И с точностию исполняешь...»
Хома:
«Но, пане...»
Сотник:
«А ещё Хома,
Ты, видно, святостью известен,
Не пьёшь вина, постишься, честен...»
Хома:
«Но, пане...»
Сотник:
«Как настанет вечер,
Тебя проводят в церковь, свечи
И книги нужные найдешь,
Там гроб с покойницей, начнёшь
Читать молитвы чин по чину...»
Хома:
«Но, пане...»
Сотник:
«За её кончину
Я отомщу...
(короткая пауза)
«О, господи, какое горе,
Как тяжела, как горька доля
Родителей. Терять детей -
Нет в жизни ничего страшней,
Чем гибель дочери, иль сына...
Ах, как любил я дочь мою.
Я без остатка жизнь свою
Ей отдавал. Смерть забрала её, а с ней
Взяла и жизнь души моей.
Голубка, ласточка, вот – вот
Пробьёт мой смертный час,
Недолго быть тебе одной,
Мы скоро встретимся с тобой.,
Хома:
«Мне страшно...»
Сотник:
«Э..э… эй, Спирид, философа с собой возьми,
(кричит в дверь):
Сведи на хату, накорми,
Спать уложи, чтоб свежим был,
Всю ночь молитвы бы творил,
И чтобы Господа просил
Грехи с моей голубки снять
И в руки Ангела отдать.
Идите с Богом...»
Спирид и Хома уходят.
Хома (Спириду):
«Здесь говорят, что панночка зналась
С нечистой силою...»
Спирид
«Зналась, да еще как.
Она на мне всю ночь носилась
Верхом до самого утра...»
Хома:
«Врёшь, быть того не может,
Чтоб ведьма средь людей жила,
Ходила в церковь и крестилась...»
Спирид (Виноградов)
«То днём, а ночью проносилась
На помеле.Да вот и Настя, и она тебе расскажет про псаря
Настя: (Соловьева)
Да, помнят все псаря Микитку…
Вот это был псарям всем - псарь,
Верхом, с собакою догонит
И подстрелит любую тварь...»
Хома:
«А дальше, дальше что...»
Спирид:
«А то, что в панночку влюбился.
Бывало, целый день возился
С собаками и лошадьми,
Как будто с малыми детьми,
Фома:
А тут с панёнки глаз не сводит,
Вокруг неё кругами ходит
И услужить ей норовит:
То сесть на лошадь пособит
То луговых цветов нарвёт
Да ей в подарок принесёт.
То в жаркий день подаст водицы.
Спирид:
Короче говоря, девица
Им овладела до того,
Что он забыл, как звать его...
Не вру, ей Богу, слухай дале.
Фома:
В одночасье
Псаря подстерегло несчастье.
Приходит панночка к нему и просит лошадь покататься,
В ответ Микита: «А на мне
Ты не изволишь прогуляться?»
И спину подставляет ей.
Та скок на спину и скорей
Прочь со двора...
Спирид:
Их не было до самого утра,
А утром он приполз живой едва
И на глазах у всех сгорел дотла.
Зола осталась от псаря Микиты,
Что ведьма сотворила с ним - все шито-крыто.
Казак: (Францев)
«И кровь она пила...
Ночами колдовала...
Колдунья, ведьма, сатана ей друг,
Какого страху нагнала вокруг,
Её не токмо отпевать -
Ей кол осиновый вогнать
В могилу...»
Хома:
«Боже мой…
Схватиться с самым сатаной,
С нечистой силою бороться
Мне ночью в церкови придётся.
Господь, спаси и сохрани
Меня на подвиг подыми...»
Спирид:
«Ну что, философ, не пора
Идти нам в церковь со двора.
Останешься в ней ночевать,
Молитвы нужные читать,
Грехи усопшей отпевать...
Пойдем...»
Казак: (Францев)
Казаки, лбы перекрестивши,
старинным поклонившись образам,
оставим мы Хому внутри,
Дверь мы запрем снаружи.
Что будет с ним, с Хомой, подумать страшно…
Хома:
«Как здесь темно и мрачно,
И тихо, как в лесу,
Свечей я вижу пачку,
Возьму их, принесу,
Зажгу — светлее станет,
Их свет прогонит страх,
И лик святых восстанет
В старинных образах.
На аналое книжка,
Чернея, гроб стоит,
Его открыта крышка,
В нём панночка лежит.
Страх к горлу подступает:
Хочу увидеть я
Лик той, что отпеваю,
Что выбрала меня.
Шаг... Ну еще... Смелее,
Глаза не отводи…
О Боже, леденею...
Гляди, гляди, гляди...
А-а-а-а-а, мама...
Старуха… ведьма... чур...
Дверь — заперта...
Решётка на окошке… караул!
В молитвах мне спасенье,
Предчувствие сбылось:
Так вот к чему видение
Явилось — все сошлось.
Круг очертить мне надо
Вокруг себя, сам чёрт,
Вся нечисть, силы ада
Круг не пересечёт.
Хома, не падай духом
И к службе приступай,
Ну, ни пера, ни пуха,
Молиться начинай.
Хома:
Алиллуия, алиллуия, алиллуия.
Глубиною мудрости человеколюбно
Вся строяй и полезныя всем
Подаваяй, Едине Содетелю.
Упокой, Господи, душу рабы Твоея...»
«О… Господи… встаёт, встаёт в гробу...
Спаси и сохрани… сейчас с ума сойду...»
(Хватает книгу и читает):
«Тя бо упование возложиша,
Творца и Зиждителя
И Бога нашего...»(раздается крик петуха)
Настя: Ну что с Хомой?
Спирид:
Да,весь день философ приходил в себя.
Обильная еда, горилки кварта
Ему добавили азарта
И духа крепости. Ведь он, Хома, казак…
Казак:
Всё было б хорошо
Да только день прошёл,
Вторая ночь настала.
Хома:
Все та же стража, та же дверь,
Вновь черный гроб, и ведьма вновь восстала.
Читать,читать, не поднимая взора,
И ведьма в поисках меня весь храм обходит снова.
И снова круг не одолеть нечистой силе,
Ещё немного потерпеть и… ей лежать в могиле.
Ещё немного потерпеть,
Чтобы востоку заалеть,
И громко петуху пропеть. Крик петуха
Я, слава богу, всё перетерпел,
Вторую ночь я одолел.
Спирид казаку:
Хома -то головою поседел,
И расплатился сединой
За свой с нечистой силой бой
Казак:
А вот и третья ночь настала,
И как же выдержать Хоме.
Панночка:
«Он здесь, пришёл, его я слышу,
Я чувствую: он часто дышит
И заикается, холодный пот
Прошиб его до пят –
Он ужасом объят...»
Хома продолжает читать.
Хома:
«Упокой, Господи, рабу Твою
И учини ю в раи...»
Панночка (в ярости):
«В раи… Он – мой земной палач,
Он бил меня, мой слыша плач,
Рука не дрогнула его
Бить девушку...»
Хома (читает):
«Покой, Спасе наш,
С праведными рабу Твою...»
Панночка, расставив руки, идёт на голос Хомы.
Панночка:
«Сюда пришёл живым -
Уйдёшь отсюда мёртвым
И прямо в ад.
Там каждый будет рад
Терзать тебя...»
Доходит до круга, но не может переступить черту.
Хома:
«Всесвятая Богородице,
Во время живота моего
Не остави мене...»
Панночка:
«Тебя мне несподручно сразу убивать,
Хочу с тобой как кошка с мышкой поиграть...»
Хома:
«Господи, Иисусе Христе,
Сыне Божий, помилуй мя, грешного...»
Панночка (идя по кругу, и хватая руками воздух):
«Хома, тебя не вижу,
Куда ты спрятался?
Я всё равно найду,
Когтями горло разорву
И к ране жадно припаду,
Пить кровь горячую твою...»
Панночка кричит:
«Хома, ты где,
Хома, откройся мне, Хома, дай мне тебя убить…»
(Хома в это время читает)
Хома:
«Господи и Владыко живота моего, дух
Праздности, уныния, любоначалия и
Празднословия не даждь ми...
Дух же целомудрия, смиренномудрия,
Терпения и любви даруй ми,
Рабу Твоему...
Ей, Господи, Царю, даруй ми зрети
Моя прегрешения и не осуждати брата
Моего, яко благословен еси во веки веков.
Аминь...»
Панночка:
«Все силы тьмы, все силы ада,
Сюда, ко мне, спешите, надо
Найти, убить и растерзать
Врага и моего убийцу.
Эй, вы, вампиры-кровопийцы,
Скорей сюда на пир горой
Со всею дьявольской ордой,
Эй, черти, оборотни, гномы,
Кикиморы болотные, знакомо
Исполнить вам: живую душу
Свести с ума от страха,
Убить и съесть, не оставляя праха...»
Панночка:
«Ищите же, ищите,
Поймайте, приведите...»
Хома (читает):
«Богородице, Дева, радуйся,
Благодатная Мария, Господь с Тобою,
Благословенна Ты в женах
И благословен плод чрева Твоего,
Яко Спаса родила еси душ наших...»
Панночка:
«Нашли, нашли, он здесь?
Я слышу его голос...»
Нечистая сила:
«Мы слышим, но не видим,
Он здесь, однако, нет его...»
Панночка:
«Вий, приведите Вия...
Хома:
«Отче наш, иже еси на небесах...»
В оркестре изображается тяжёлая поступь и в двери появляется Вий.
Панночка:
«О, наконец-то, Вий...
Ты видишь то, что на земле
Сокрыто для других...
Мне помоги убийцу увидать.
Я так хочу его поймать и наказать
За то, что он убил меня в той жизни...»
Вий:
«Мне веки подымите...»
Хома:
«Читай, читай, не подымая глаз,
На Вия не гляди...»
Не уступай нечистой силе,
Будь твёрдым в вере до конца,
Ослабнет дух – и ты в могиле,
Дух выстоит – ты у Творца…
Вий:
«Не вижу я его...»
Хома:
«Все, нету больше сил...
Вий:
«Вот он...»
Катя (читает): Раздался петуший крик. Это был уже второй крик; первый прослышали гномы. Испуганные духи бросились, кто как попало, в окна и двери, чтобы поскорее вылететь, но не тут-то было: так и остались они там, завязнувши в дверях и окнах. Вошедший священник остановился при виде такого посрамления Божьей святыни и не посмел служить панихиду в таком месте. Так навеки и осталась церковь с завязнувшими в дверях и окнах чудовищами, обросла лесом, корнями, бурьяном, диким терновником; и никто не найдет теперь к ней дороги.
Егор: Как жалко Хому. Я вообще сегодня спать не буду, страшно.
Катя: Хома погиб, но нечисть тоже погибла.
Егор: Получается, он ценой собственной жизни спас людей от всяких виев?
Заходит Полина.
Полина: Ну и где вы, ребята? Ищу вас, ищу. Я вас хотела позвать на спектакль, называется «Тиха украинская ночь..» Пойдете?
Егор: Опять украинская ночь? Я скоро точно начну в чудеса верить.
Полина: А что такое?
Егор: Сегодня какая –то мистика. У нас сегодня с этой украинской ночью такое на уроке было.
Полина: Что такое, расскажи.
Егор: Представьте, начало урока. я и Мишка играем в морской бой.
Заходит преподаватель.
Кораблев: Елизавета Николаенвна, а у нас сейчас литература, а не география.
Е.Н.: Раиса Ивановна заболела, и я её буду замещать.
— Кораблев, к доске! Расскажи-ка мне, что вы сейчас проходите по литературе.
— Мы «Полтаву» проходим, Елизавета Николаевна, — сказал я.
- Ну, скажи-ка, а ты какой-нибудь отрывок из этой поэмы выучил?
— Конечно, — сказал я,
— Какой же ты выучил? — спросила Елизавета Николаевна.
— «Тиха украинская ночь...»
— Прекрасно, — сказала Елизавета Николаевна и прямо расцвела от удовольствия. — «Тиха украинская ночь...» — это как раз одно из моих любимых мест! Читай, Кораблев.
Кораблев;...Тиха украинская ночь.
Прозрачно небо. Звезды блещут.
Своей дремоты превозмочь
Не хочет воздух. Чуть трепещут
Сребристых тополей листы.
Луна спокойно с высоты
Над Белой церковью сияет...
— Стоп, стоп, довольно! — перебила меня Елизавета Николаевна. — Да, велик Пушкин, огромен! Ну-ка, Кораблев, теперь скажи-ка мне, что ты понял из этих стихов?
— Что? Кто? Я?
— Да, ты. Ну-ка, что ты понял?
— Все, — сказал я. — Я понял все. Луна. Церковь. Тополя. Все спят.
— Ну... — недовольно протянула Елизавета Николаевна, — это ты немножко поверхностно понял... Надо глубже понимать. Не маленький. Ведь это Пушкин...
— А как, — спросил я, — как надо Пушкина понимать? — И я сделал недотепанное лицо.
— Ну давай по фразам, — с досадой сказала она. — Раз уж ты такой. «Тиха украинская ночь...» Как ты это понял?
— Я понял, что тихая ночь.
— Нет, — сказала Елизавета Николаевна. — Пойми же ты, что в словах «Тиха украинская ночь» удивительно тонко подмечено, что Украина находится в стороне от центра перемещения континентальных масс воздуха. Вот что тебе нужно понимать и знать, Кораблев! Договорились? Читай дальше!
— «Прозрачно небо», — сказал я, — небо, значит, прозрачное. Ясное. Прозрачное небо. Так и написано: «Небо прозрачно».
— Эх, Кораблев, Кораблев, — грустно и как-то безнадежно сказала Елизавета Николаевна. — Ну что ты, как попка, затвердил: «Прозрачно небо, прозрачно небо». Заладил. А ведь в этих двух словах скрыто огромное содержание. В этих двух, как бы ничего не значащих словах Пушкин рассказал нам, что количество выпадающих осадков в этом районе весьма незначительно, благодаря чему мы и можем наблюдать безоблачное небо. Теперь ты понимаешь, какова сила пушкинского таланта? Давай дальше.
Кораблев наскоро пробормотал:
...Звезды блещут.
Своей дремоты превозмочь
Не хочет воздух...
— А почему? — оживилась Елизавета Николаевна.
— Что почему? — сказал я.
— Почему он не хочет? — повторила она.
— Что не хочет?
— Дремоты превозмочь.
— Кто?
— Воздух.
— Какой?
— Как какой — украинский! Ты ведь сам только сейчас говорил: «Своей дремоты превозмочь не хочет воздух...» Так почему же он не хочет?
— Не хочет, и все, — сказал я с сердцем. — Просыпаться не хочет! Хочет дремать, и все дела!
— Ну нет, — рассердилась Елизавета Николаевна и поводила перед моим носом указательным пальцем из стороны в сторону. Получалось, как будто она хочет сказать: «Эти номера у вашего воздуха не пройдут». — Ну нет, — повторила она. — Здесь дело в том, что Пушкин намекает на тот факт, что на Украине находится небольшой циклонический центр с давлением около семисот сорока миллиметров. А как известно, воздух в циклоне движется от краев к середине. И именно это явление и вдохновило поэта на бессмертные строки: «Чуть трепещут, м-м-м... м-м-м, каких-то тополей листы!» Понял, Кораблев? Усвоил! Садись!
А после урока Мишка вдруг отвернулся от меня, покраснел и сказал:
— А мое любимое — про сосну: «На севере диком стоит одиноко на голой вершине сосна...» Знаешь?
— Знаю, конечно, — сказал я. — Как не знать?
Я выдал ему «научное» лицо.
— «На севере диком» — этими словами Лермонтов сообщил нам, что сосна, как ни крути, а все-таки довольно морозоустойчивое растение. А фраза «стоит на голой вершине» дополняет, что сосна к тому же обладает сверхмощным стержневым корном...
Полина: Да, веселый был у вас урок.
Катя: Ну, пойдем мы на спектакль или нет?
Егор: Если страшный, то не пойдем.
Полина: Нет, это по повести Гоголя «Ночь перед Рождеством».
Песня украинская
Гаснет свет, в микрофон читает.
«Последний день перед Рождеством прошёл. Зимняя, ясная ночь наступила. Глянули звёзды. Месяц величаво поднялся на небо посветить добрым людям и всему миру, чтобы всем весело было колядовать и славить Христа. Морозило сильнее, чем с утра; но зато так было тихо, что скрип мороза под сапогом слышался за полверсты. Ещё ни одна толпа парубков не показывалась под окнами хат; месяц один только заглядывал в них украдкою, как бы вызывая принарядившихся девушек выбежать скорее на скрипучий снег.»
Слышатся песни гуляющих, лай собак, кудахтанье кур.
1) Ну скажи на милость, разве Вакула ей пара?
2) Оксане? Конечно, пара. Они так хорошо смотрятся!
1) Ой, чую не к добру их дружба!
2) Накаркай, давай. Вот увидишь, на свадьбе их еще погуляем!
1) А я тебе говорю, не выйдет ничего.
2) На Новый год, да перед Рождеством все сбывается!
1) Ну, тогда пусть кузнец желание вовремя загадает, тогда может и получится.
2) Получится! Оксана – красавица, да и кузнец хорош собой, мне бы самой сгодился.
1) Тебе? Старая перечница!
2) Мне! А ты ведьма, тьфу на тебя!
1) Это на тебя тьфу! Чтоб ты лопнула!
2) Ах, так! Ну, я тебя сейчас!
Хватаются за волосы и бьют друг друга, убегают за кулисы.
Сцена 2.
Хата казака Чуба. Дочка Чуба Оксана, сидя на скамейке, смотрится в зеркало.
Оксана: И с чего это людям вздумалось расславлять, что я хороша? Врут они всё! Нисколько я не хороша. Ну, что они хорошего нашли вот хотя бы в моих глазах? И брови могли бы изгибаться ровнее, и щёки могли бы быть румянее! А разве хороши мои косы? Нет, я совсем не хороша, теперь я это вижу… Хотя… (задумывается, смотря на себя, наклонив голову) если так посмотреть… Нет, хороша я! Чудо, как хороша! Какую радость я принесу тому, кому буду женою! Как мой муж будет мной любоваться! А кто будет моим мужем? Конечно, самый лучший молодец на свете! Да, да! Парни, которые за мной бегают — разве они достойны меня?
Выходит кузнец Вакула.
Вакула: Неужели не выбьется из моего ума эта негодная Оксана? Не хочу о ней думать, а всё равно думается, как нарочно! Вот отчего так, не могу понять, куда мой ум делся! Будто на свете только одна Оксана! Слава Богу, девчат хороших и без неё на селе много… Да и что Оксана — Господи! Она меня не любит — ну, Бог с ней. Из неё всё равно не выйдет хорошей хозяйки, она только наряжаться умеет… Но отчего же, отчего она так чертовски хороша?! Её взгляд, её речи… Она мне дороже всего на свете, и люблю я её так, как ни один человек на свете не любил, и никогда не будет любить…
Оксана поворачивается и, увидев вошедшего кузнеца, вскрикивает.
Оксана: Ты зачем сюда пришёл? Что, хочешь, чтобы выгнала за дверь?
Вакула: Не сердись на меня, милая Оксана! Если напугал тебя — прости! Но позволь хотя бы поговорить с тобой, поглядеть на тебя!
Оксана (пожав плечами): Кто же тебе запрещает, говори и гляди! (Снова смотрится в зеркало).
Вакула: Оксана! Ты у меня всё, что ни есть дорогого на свете!
Оксана: Ишь ты какой! Знаю я вас: все вы мастера подъезжать к нам.
Вакула: Не веришь? Да я для тебя что хочешь, хоть звёздочку с небес достану! (Обнимает её и пытается поцеловать).
Оксана: Э, э, э! Куда? Смотри, какой прыткий! Ему когда мёд, так и ложка нужна! Отойди, у тебя руки, как железо, жесткие. (Смотрит в зеркало) Меня, наверно, всю сажей обмарал… Вон, у подруги моей, Одарки, черевички новые? Такие модные, с золотом!Счастливая она, у нее есть человек, который может ей всё купить, а мне даже такие славные черевички достать некому…
Вакула (заметно оживляется): Как это? Как — некому? А я на что? Я тебе, моя ненаглядная Оксана, достану такие черевички, какие редкая барышня носит!
Оксана (с усмешкой): Ты? Интересно, где это ты достанешь такие черевички, которые были бы мне впору? Ну, разве что принесёшь те самые, которые носит царица… Ну, вот тебе моё слово: если ты, кузнец Вакула, принесёшь мне черевички, которые носит царица, то даю слово… тут же выйду за тебя замуж! (Смеётся). Достань царицыны черевички, выйду замуж!
Вакула: Смейся, смейся! Я сам смеюсь над собой! (Уходит)
Оксана: А вон и колядующие идут…
Колядки
Сцена 3.
Хата Солохи. У печки стоит сама хозяйка. Она готовит еду. Рядом стол на котором 2 блюда с пирожками и солеными огурцами, бутыль с квасом. В печке слышится какая-то возня, и вскоре из неё выскакивает Чёрт.
Солоха (оборачивается и вскрикивает от удивления): Ой! Какими судьбами?!
Чёрт: Здравствуйте, пани Солоха! А вы нисколько не изменились, всё так же обворожительно прекрасны!
Солоха: Ну, скажете тоже!
Чёрт: Даже как будто помолодели!
Солоха: Вы, я смотрю, тоже не изменились: такой же вертлявый!
Чёрт: Вы мне льстите, дорогая Солоха!.. У вас я смотрю, и метёлка новая? Удивительно подходит к вашим глазам!
Солоха: Спасибо… Недавно купила, старая, знаете, совсем испортилась, все прутья повылезли…
Чёрт: Может, пролетимся вместе? Посмотрите, какая ночь!
Солоха: Я бы не против, да сын должен прийти. Лучше быстрее к делу перейти.
Вдруг, кто-то стучит в дверь
Солоха: Ой, что же делать-то?!
Чёрт: Что делать, что делать… (вертится) Пани Солоха! Выпроводите их отсюда, я вас умоляю! Как хотите! А я пока тут спрячусь…
Солоха: Да где ж вы спрячетесь-то? Тут и спрятаться негде!
Чёрт замечает мешок у стены.
Чёрт: А вот хоть сюда! (Поспешно надевает мешок на голову).
Солоха бежит отворять дверь, но замечает действия Чёрта и спешит ему на помощь.
Солоха: Ну что же вы делаете-то! С другой же стороны надо!.. (Помогает Чёрту выпутаться из мешка). Несчастье моё…
Голова: Эй! Дома есть кто?
Чёрт (интенсивно пытается залезть в мешок): Скорее же, скорее, чёрт возьми!
Голова стучит настойчивее. Солоха бежит открывать.
Солоха (Чёрту): Исчезни!
Чёрт в мешке упрыгивает под стол.
Иду, иду!
Голова садится за стол, поцеловав Солохе ручку.
Солоха: Что-то вас давно видно не было, пан голова?
Голова: Дела, пани Солоха, дела! Измотался весь! Только сегодня вот проходил мимо, решил заглянуть, и даже метели не испугался.
Солоха: Ну, спасибо, что не забываете, пан голова! Вы угощайтесь, угощайтесь…
Голова с аппетитом налегает на еду.
Кваску выпейте.
Голова: Это обязательно. (Пьёт). Эх, пани Солоха, как же всё-таки хорошо у вас, тепло и уютно. Вы, пани Солоха, меня знаете, я человек довольно состоятельный, хозяйство у меня неплохое, казак я полнокровный, в самом соку, как говорится, хоть куда! Всё вроде бы есть, недостаёт только одного — подруги жизни… В общем, считайте, что я вам делаю официальное…
Снова раздаётся стук в дверь. Это Чуб.
Господи, кто там ещё? Эк, как неудобно получилось! Пани Солоха, сделайте такую милость, спрячьте меня куда-нибудь!
Солоха: Ну, прямо не знаю, что с вами и делать, пан голова… Вон в мешок забирайтесь, что ли…
Голова (с готовностью лезет в мешок): Ой, кажется, я там не помещусь…
Солоха: Ничего, захотите — поместитесь! (С трудом оттаскивает мешок в сторону). Вот наказание на мою голову! Хоть сегодня, думала, спокойно одна посижу, так нет! Один за другим так и сыплются! Никаких мешков на них не напасёшься! (Открывает дверь, входит Чуб). Пан Чуб! Здравствуйте! Никак не ожидала вас увидеть!
Чуб: Здравствуйте, здравствуйте, пани Солоха! Не ожидали? Так я, может быть, помешал?
Солоха: Что вы, что вы, нисколько!
Чуб: А почему вы тогда так долго не открывали? Может, вы тут забавлялись с кем-нибудь?
Солоха: Да вы что, как можно!
Чуб (в том же духе): А может, вы даже кого-нибудь спрятали уже, а?
Солоха: Да бог с вами, пан Чуб, что вы такое говорите?
Чуб: Это я просто так, к слову… (Замечает стоящий на столе квас). О, как кстати! (Пьёт). Вот, так-то лучше… (Смотрит на руку Солохи) А что это у вас, пани Солоха?
Солоха: Как что? Рука.
Чуб: Рука! Скажите пожалуйста! (фыркает) А это что у Вас, дорогая Солоха? (показывает на шею)
Солоха (игриво): Шея. А на шее мониста.
Чуб: Какая прелесть! Мониста! (подсаживается ближе и протягивает руку к шее, но тут в дверь стучится кузнец Вакула).
Вакула: Мама, отворяй! Это я, Вакула!
Чуб (давится, Солоха хлопает его по спине): Это кузнец! Пани Солоха, куда хотите девайте меня, Христом богом вас молю! (Лезет под стол).
Солоха: Господи, куда ж вы лезете! (Вытаскивает его). Ох, когда только это всё кончится!
Солоха идёт открывать, Чуб в это время, увидев мешок у стены, в котором спрятался голова, залезает в него.
Эй, не туда, не туда! А, впрочем, ладно! Полезайте, только по-быстрому!
Чуб прячется, Солоха отворяет Вакуле дверь.
Где ты ходишь, не евши? Сколько раз мне ужин подогревать!
Вакула (входит, заметно, что он не в духе): Не хочу я есть, мама…
Солоха: Что, опять она? (Вакула кивает). Вакула, послушай мать, забудь ты про неё! Она ведь тобой, как кошка хвостом, вертит, а ты только сохнешь зря.
Вакула: Эх, мама, не трави душу! Я бы рад её забыть, да не могу… (Солоха вздыхает и качает головой). Послушай, мама, ты ведь женщина умная, так, может, подскажешь, как достать черевички, которые носит сама царица?
Солоха (смеётся): Протри глаза, глупый! Посмеялась над тобой девка, а ты и рад стараться!
Вакула: А вот чтоб она не смеялась, я специально для неё эти черевички достану! Поймёт тогда Оксана, что кузнец Вакула горазд не только языком чесать!
Солоха: Посоветую я тебе вот что: поешь как следует и спать ложись. И не думай про всякие глупости… Чаю хочешь? Я самовар поставлю. (Выходит).
Вакула: Нет, достану я эти черевички, хоть весь свет обойду, а достану! (Встает из-за стола и спотыкается об мешок с Чёртом). Тьфу ты! Мешки ещё какие-то… Их давно пора бы убрать отсюда. Через эту глупую любовь я одурел совсем! Завтра праздник, а в хате до сих пор лежит всякая дрянь. Отнесу-ка я их в кузницу! (Поднимает мешки). Кой чёрт, они как будто тяжелее прежнего! Хотя мне всё сейчас кажется тяжелее… Нет! Что я, в самом деле, баба! Хоть десять таких мешков, всё равно подниму! (Взваливает мешки на спину). Ну вот! А то скоро от ветра буду валиться.
Солоха (входя): Вакула, ты куда? А чай?
Вакула: После, после! (Выходит).
Вакула: Пойду к пузатому Пацюку. Этот пузатый Пацюк был точно когда-то запорожцем, но выгнали его или он сам убежал из Запорожья, этого никто не знал».
Вакула (кланяясь). Я к твоей милости пришёл, Пацюк!
Пацюк поднял голову и снова начал есть галушки.
Ты, говорят, не во гнев будь сказано…– я веду об этом речь не для того, чтобы тебе нанесть какую обиду, – приходишься немного сродни чёрту.
Пацюк поднял голову и снова начал есть галушки.
К тебе пришёл, Пацюк. Дай боже тебе всего, добра всякого в довольствии, хлеба в плепорции. Пропадать приходится мне, грешному! Ничто не поможет мне на свете. Что будет, то будет. Приходится просить помощи у самого чёрта.
Пацюк поднял голову и снова начал есть галушки.
Что ж, Пацюк, как мне быть?
Пацюк. Когда нужно чёрта, то и ступай к чёрту. (Продолжает есть галушки).
Вакула (кланяясь). Для того-то и пришёл к тебе: кроме тебя, думаю, никто не знает к нему дороги.
Пацюк молчит и доедает галушки.
Сделай милость, человек добрый, не откажи. Расскажи хоть, как, примерно сказать, попасть на дорогу к нему.
Пацюк. Тому не нужно далеко ходить, у кого чёрт за плечами.
Вакула. Что? (Опускает мешок.) Что он говорит?
Свет гаснет, и, когда вновь зажигается синий свет, ни Пацюка,
ни кадушки уже нет, а Чёрт сидит на Вакуле.
Сцена 4
Вакула с мешком на спине выходит на сцену. Запыхавшись, останавливается.
Бросает мешок на землю, из мешка вылезает Чёрт. Подбегает к кузнецу сзади и прыгает ему на плечи. Вакула вскрикивает от неожиданности. Чёрт хохочет.
Вакула: Эй, что такое?! Какого дьявола?! Э!
Изловчившись, сбрасывает Чёрта на землю. Чёрт со смехом поднимается.
Ты что, с ума сошёл, что ли?
Чёрт: Ну, ничего, ничего, пошутил!
Вакула: Ну и шуточки у тебя, приятель! Перепугал так, что душа не на месте! И с чего это ты взял, что можешь надо мной шутить?
Чёрт: Да я твой друг! Что ж, над другом и пошутить нельзя?
Вакула: Друг! Вижу я, какой ты друг рогатый!
Чёрт (смеётся): Ты смотри, узнал всё-таки! Я для товарища и друга всё сделаю!.. Вот дьявол, все кости онемели, пока в твоём чёртовом мешке сидел…
Вакула: Может, расскажешь заодно, как ты там оказался?
Чёрт: Ну, это долгая история… Ладно, ближе к делу. Вакула, слушай сюда. Я хочу тебе предложить одну очень выгодную для нас обоих сделку. Продай мне свою душу, а я за это выполню то, что тебе поручила Оксана.
Вакула недоверчиво смотрит на Чёрта.
Вакула: Изволь, изволь! За такую цену готов быть твоим! Только ведь вы, черти — народ ненадёжный…
Чёрт: Да ты что! У нас всё по закону. Без контракта ничего не делают…
Вакула: Ага. Ну что же, я готов. Там, у вас, я слышал, кровью расписываются…
Чёрт: А, да-да-да,