– Не очень… – всхлипнула граха, опять утыкаясь в плечо мужа.
– Это потому что беременные женщины глупеют, – заявил рыжий авторитетно. – Романтические бредни, страсти – чушь это всё, Ю. Любовь – когда дом там, где твоя женщина. На осознание этой истины у меня много времени было.
– Из-за меня… – жалобно прогундосила великанша.
– Благодаря тебе. А это две огромные разницы. Ты и Фемистоклюс у меня уже есть. А всё остальное будет, если захотим.
– Арохновет, - поправила его Ю выпрямляясь.
И улыбаясь так, что несчастной её сейчас бы никто не назвал. Несмотря на мокрые щеки.
– Да хоть Акакрус! – согласился Тхия. – Кстати, я всё решил. Ты, пока меня нет, составь списочек понравившихся имён. А потом мы просто воплотим его в жизнь. Ну, одному же мальчишке скучно будет. Надо ему компанию настрогать.
– Ты только вернись, ладно? – тихо-тихо, так, что Ирраш едва расслышал, попросила Ю.
– Естественно, вернусь. Ведь вы меня ждёте, – также тихо ответил рыжий. – Если я не вернусь, получится, что я вас обманул. А такой долг на самое дно Тьмы утянет, – арифед усмехнулся и снова принялся перецеловывать костяшки своей жёнушки. – Но вы всё-таки с Архой подумайте, как бы так извернуться, чтобы Арохновет не сразу вслед за Фемистоклюсом появился. Против кадетского корпуса сыновей я, конечно, ничего не имею. Но исполнение супружеского долга раз в год – маловато.
– Дурак! - обиделась Ю.
Дальше Ирраш смотреть не стал. Чужими страстными поцелуями любоваться у него ни малейшего желания не было. Поэтому шавер просто развернулся, придержав Мрака, и пошёл Данаша искать. Пусть он выдирает папочку из нежных супружеских объятий.
Только вот к чему именно сейчас ему это вспомнилось? И увидел-то не сегодня, не вчера – уж больше месяца прошло.
Тоска и бессмысленность. Хотя, возможно, тоска от бессмысленности?
Глава третья
Глава третья
Все мужчины мученики. Они страдают либо от
недостатка женского внимания, либо от его переизбытка.
Но чаще всего мужчины мучаются фигней.
(Из наблюдений профессиональной принцессы)
Таких пациентов Арха любила. Бес спокойно а, главное, молча выполнял все указания лекарки. Переворачивался, когда его просили, поднимал — опускал руки по первому требованию и только всё поглядывал на ведунью снизу вверх. Ну, точно как Ир, поймавший-таки курицу. В чём перед ней солдат провинился девушка не знала. Может, его смущало, что она вынуждена тратить на него своё время. Может, подозревал, что его версия падения в костёр никого не убедила. Не мешал работу делать – и ладно.
Закончить же госпитальные дела хотелось побыстрее. Демоны во главе с принцем вчера чего-то там недоговорили и «военный совет» отложили на вечер. Это значило, что до завтра Дан никуда из Дубков не денется. И в планы Архи входило, чтобы никуда он не девался ещё дня три. А такие цели требовали тщательной подготовки.
Сорвать переговоры в первый вечер дело несложное. Под предлогом заботы о гигиене и собственном обонянии загоняешь мужиков в баню – и готово. Дальше нужно лишь следить за наполненностью холодных кувшинов с пивом. Ну, и за тем, чтобы расслабились до кондиции, когда о делах уже и не говорится, но на совершение подвигов ещё не тянет. А напоить демонов сложно и местный хмель с этой задачей справлялся с трудом.
Во второй вечер гвардейцев следовало накормить так, чтобы организм был занят исключительно перевариванием съеденного и на мыслительные процессы возможностей не оставалось. Понятно, что готовить нанятые маркитантки будут. Но за процессом необходимо проследить. А для этого нужно поскорее домой попасть…
– Готово! – облегчённо выдохнула ведунья, затягивая последний узелок на повязке с мазью. – В принципе, завтра вы уже можете отправляться обратно. Я вам дам с собой травки, заваривайте их каждый вечер и…
Взгляд беса стал ещё более жалостливым и просящим. Пожалуй, сейчас его стоило сравнить с Иром, сгрызшим хозяйские туфли.
– Ну, хорошо, – улыбнулась лекарка, потрепав пациента по руке, – думаю, ещё денька три мы вас полечим.
Солдат разулыбался во весь зубной частокол и благодарно закивал головой. По-прежнему молча. Нет, таких пациентов ведунья определённо любила.
– Ежели позволите, то я скажу, всё же, – подал голос бес со сломанной рукой.
Которая, кстати, ему нисколько не мешала сутками резаться в кости с дизентерийными страдальцами. И неизменно у них выигрывать. Лекарка раньше и не подозревала, что кишечные инфекции способны влиять на мозг. Однако противники покалеченного до сих пор не могли уловить связи между их частыми отлучками по нужде и неизменными выигрышами солдата.
– Да позволю, почему нет? – согласилась Арха, пристраивая на крючок госпитальную косынку с красным крестом и чёрный фартук.
– Ежели позволите, – прогудел шулер, – то хорошая вы баба, леди. Душевная.
Ведунья дёрнула ухом, соображая, как к сказанному отнестись. Вроде бы и комплимент отвесили, а вроде и оскорбили. Но настроение было уж больно хорошим, чтобы обижаться.
– Спасибо. Только вот я не леди.
– Как не лядь? – меланхолично отозвался один из дизентерийных. – Как есть благородная лядь! По всему видать. Обходительная и добрая. Понимающая такая.
Арха от такого вывода аж поперхнулась, длинно выпустив воздух через зубы. И борясь с горячим желанием поблагодарить засранца. Между прочим, каковым он фактически и являлся.
Но к счастью, развить тему лядей и страдающих кишечными заболеваниями, ей не дали. Потому что, кажется, штурм неприступных стен Горкола начался-таки. Правда, стены эти оказались как-то неожиданно близко от лазарета. Так или иначе, а за тонкой парусиновой стеной, которую как котёнок лапкой трогал тёплый ветер, оглушительно лязгнул металл. Потом грохнуло, снова лязгнуло, и послышался топот. Видимо, в дело вступила кавалерия.
– Ты думал, что спрятаться от меня сумеешь, кот недокастрированный?! Да я тебя из-под земли достану, кобель! Я тебе лапы-то твои загребущие повыдергаю и вместо ног присобачу, скотина!
Снова бухнуло. На лазаретный шатёр посыпалось, будто гигант щедрой горстью песок швырнул. Пронзительно, так, что в ушах зазвенело, завизжала женщина. И запахло палёной шерстью.
– Ку-уда? – грозным басом взревела та, которая собиралась делать пересадку конечностей. – А ну стоять, трус! Ты мужик или не мужик?! Или у тебя причиндалы в штанах для красоты висят?
– Вот и именно, что не для красоты, – придушенно, словно его за горло схватили, отозвался Шай. – Но после встречи с тобой, счастье моё, я их могу лишиться. Поэтому отступление в этом случае не трусость, а разумная предусмотрительность.
Арха закрыла глаза, для надёжности ещё и ладонью их прикрыв. Собственно, уже после вопля про «недокастрированного кота» следовало догадаться, кто виновник учинённого бедлама. И лично ведунья ничего не имела против полного холощения животного. В смысле, ифовета.
Потому что у блондина весна началась строго по календарю – в марте. То есть, если раньше он менял подружек как перчатки, то теперь он их чередовал парами. В смысле, сегодня две подружки – утром одна, вечером другая – завтра ещё две розы. Но уже новые.
Где он их умудрялся брать в условиях жёсткого дефицита женского пола, знал только сам садовник.
За шатром мелькнула тень, подсвеченная ярко-красным, потом опять бахнуло и посыпалось. А следом понеслись новые эпитеты, красочно описывающие моральный облик Шая. Они были такими цветастыми и яркими, что Арха невольно уши поджала. Хотя за последние месяцы ей чего только слушать не доводилось.
Ифовет сравнения тоже не оценил.
– Любимая, – обиженно прогудел Шай, – твой нежный ротик излагает явную напраслину! Кроме того, двух упомянутых тобой органов у демонов в принципе не бывает. А уж на лбу тем более. И даже с двумя так извернуться я не сумею. Это технически невозможно! Хотя, если приложить некоторые усилия…
– Любимая?! – истерично взвизгнула женщина. Явно не та, что обладала такой богатой фантазией. – Ты посмел мне изменять? Да как у тебя наглости на это хватило? Ради тебя я обманываю лорда Ракшеса, эту честнейшую душу, а ты… Ты же уверял, будто я – единственная!
Последние слова вышли несколько невнятными. Их заглушили бурные рыдание и звонкая пощёчина.
– Розочка моя, но ты и правда – единственная. Другой такой нет, - засюсюкал несколько растерянный Шай.
– Ах, нет, значит? – не вовремя разбуженным медведем взревела фантазёрка.
Как и следовало ожидать, после рёва опять ботнуло. До Архи, наконец, дошло, что за лазаретной палаткой кто-то огненными шарами раскидался.
– Лилия моя нежная, так ведь и ты единственная. Вы все неповторимы!
– Слышь ты, садовник, а я кто, значится?
Появление третьего женского голоса ведунью уже и не удивило. Она морально готова была относиться к происходящему с философским хладнокровием. Постулат «За что боролись – на то и напоролись» с её точки зрения прекрасно подходил ситуации.
– Бутончик мой, брось палочку, – дрогнувшим голосом проникновенно попросил Шай.
Видимо, с перепугу забыв названия цветов.
– Я ща брошу, – нежно пообещала «бутончик», – Я ща так брошу, костей не соберёшь!
И на стене палатки выросла тень, напоминающая гигантского лесоруба, собирающегося одним богатырским ударом рубить дерево. Только вместо топора в руках он держал бревно.
Такого исхода Арха допустить не могла. Нет, её не одолело беспокойство за жизнь Шая. Пожалуй, чугунная голова ифтора прекрасно пережила бы встречу и с бревном. А вот госпиталю мог быть нанесён существенный ущерб.
***
Драма, развернувшаяся за лазаретским шатром, была достойна стать сюжетом трагедии. Или, в зависимости от точки зрения, комедии. Но сцену однозначно стоило бы назвать эпичной.
Главный герой – он же вероломный возлюбленный – боязливо выглядывал из-за пустой телеги, ткнувшейся одной-единственной оглоблей в прошлогоднюю траву. Шай взволновался явно не на шутку. Его глаза не только горели, но ещё и помаргивали, словно он кому-то световые сигналы подавал. Плёночка третьего века дёргалась, то и дело зашторивая радужку. Блондинистый хвост волос съехал с затылка набок, вися над левым ухом неаккуратной метёлкой. А на щеке красавца багровел чёткий оттиск пятерни.
Чуть в стороне от него, изящно раскинув вокруг себя юбки и пряча лицо в ладонях, рыдала ивторка. Образ страдающей демонессы можно было смело назвать удавшимся, если бы не сложная, украшенная жемчужным букетиком, но несколько подпалённая причёска.
Прямо перед телегой, широко расставив ноги, уперев кулаки в бедра и набычившись, словно готовая броситься на врага коза, стояла беса. В этой даме ничего необычного не наблюдалось. Если, конечно, не считать чёрного мундира с сержантскими нашивками спецподразделения боевых магов. Ну и того, что на взгляд Архи, мистрис следовало не огненными шарами кидаться, а в куклы играть.
И довершала сцену девушка неопределённого происхождения, зато весьма внушительных форм. Одна её коса была толщиной с бедро ведуньи. А бедро вполне могло поспорить обхватом с грудной клеткой лекарки. Вместе с грудью. Но больше всего впечатляли не формы крестьянки, а оглобля в её руках. Видимо, только что выломанная из телеги.
– Арха! – облегчённо выдохнул Шай. – Как я рад тебя видеть!
Огненная беса развернулась на каблуках, вперив разъярённый взгляд в лекарку. Леди чуть раздвинула пальцы и снизила накал рыданий, разглядывая новую соперницу. А дрын в руках великанши качнулся в сторону ведуньи.
– Спокойнее, дамы, спокойнее, – попросила Арха, невольно отступая на шаг. – Я к этому господину никакого отношения не имею. И у меня свой мужчина есть.
– Ах, кому это когда мешало?! – патетично воскликнула леди.
– М-да, действительно, чего это я? – смутилась лекарка. – Но давайте разберёмся спокойно, а? Вы считаете, что он вас обманул, так? – три красавицы несколько не в лад, но кивнули. – А теперь подумайте. Хоть одной из вас он говорил, что-нибудь вроде: «Ты у меня единственная!»? Или он говорил: «Ты единственная роза!»? Или там лилия, ромашка, кактус? – Дамы, переглянувшись между собой, ничего не ответили и опять подозрительно уставились на Арху. – Ну, так ведь он не врал! Посмотрите на себя! Вы действительно единственные в своём роде. Можно сказать, букет из разных цветов! Так какие претензии?
– Кто как, а я в венике жить не желаю, – сплюнула себе под ноги беса. – Всех благ, короче!
Она помахала ручкой и, кажется, собиралась отправиться восвояси. Шай с видимым облегчением выдохнул. Вероятно, он считал огненную магичку самой опасной из собравшейся троицы. Но демон не оценил должным образом женского коварства. Юная беса явно не считала плевок достойной платой за обман. Она, уже сделав шаг вперёд, резко развернулась в бёдрах, выбросив перед собой напряжённую руку с развёрнутой к Шаю ладонью. В мгновение ока между скрюченными, как когти, пальцами родился клубок огня. Пламя с едва слышным свистом сорвалось с ладошки и метнулось к демону.
К счастью, магичка убивать коварного любовника не желала. Или, может, у неё прицел сбился. Но огонь только подпалил демону волосы, обкорнав хвост наполовину. Горящий мячик зарылся в песок за спиной ифовета, мгновенно погаснув. А сам Шай как стоял, так и остался стоять столбом, намертво вросшим в землю. Наверное, пытался осознать, что он до сих пор жив.
Беса хмыкнула, ещё разок сплюнула и убралась-таки восвояси, гордо повиливая обтянутой брючками задницей.
Архе показалось, что раздосадованная леди даже зубами скрипнула от злости. Ведунья, конечно, имела не слишком большой опыт общения с дамами высшего света. Но насколько лекарка знала, они стремились всегда и во всём превосходить других. А столь эффектный уход соперницы не оставлял демонессе шансов. Но всё же и она постаралась покинуть сцену красиво.
Леди изящно, как настоящая балерина, поднялась. При этом лицо её отливало безупречной кукольной красотой. Словно это и не демонесса вовсе только что тут рыдала, оглушая окрестности.
– Не надейтесь, мессир, что в моём сердце найдётся хотя бы маленькое местечко для вашей подлой особы, – гордо заявила она.
И отвесила ифтору ещё одну пощёчину. Шай, бедняга, даже покачнулся, едва на ногах устояв. А его щека, только начавшая бледнеть, вновь вспыхнула фонарём.
– Ну, дела… – удивлённо протянула крестьянка, глядя вслед удаляющейся ивторке. – Ладно уж, живи, что ли, болезный.
Она бросила оглоблю на землю. Арха с облегчением выдохнула – у неё эта девушка вызывала наибольшие опасение.
Но как оказалось, облегчение было преждевременным. Статная красавица размяла шею, как борец перед поединком и, не размахиваясь, даже с какой-то ленцой, двинула Шая кулаком в челюсть. Ифтора унесло под телегу.
– Не моги больше девок обманывать! – наставительно прогудела «барышня». – А не то я тебе хребет-то переломлю. Я теперь за тобой следить стану.
Гигантша, сложив из двух пальцев «козу», ткнула в сторону телеги, указала на свои глаза и снова на телегу. Вероятно, демонстрируя, что теперь демон находится под пристальным наблюдением. Правда, впечатлило ли это ифовета, Арха сказать не могла. Со стороны горе-любовника никакой реакции не последовало.
Убедившись, что грозная мистрис покинула поле столь бесславно закончившегося боя, ведунья, подхватив подол, метнулась к телеге. Но наверное, её предположения, что Шай и встречу с бревном переживёт, оказались верными. Ничего страшного с демоном не случилось. Только челюсть его распухала буквально на глазах. Да след от пощёчины темнел, наливаясь фиолетовым.
Сам ифовет лежал на спине, раскинув руки крестом, и элегически созерцал небо. А глаза у него и так большую часть суток были бессмысленными. Если не маслились при виде очередной юбки.
– Ты как? – осторожно поинтересовалась лекарка.
– Арха, вот скажи, почему мне так не везёт в любви? – меланхолично поинтересовался у облачка демон. – Я к ним со всей душой, а они…
– Сказала бы я, с чем ты к ним и в чем тебе не везёт, – хмыкнула ведунья, облокачиваясь на телегу – да воспитание не позволяет.
– Нет, ты не права… – всё так же задумчиво парировал Шай. – Как раз с душой. Я ведь что делаю? Я любви ищу. А как её можно найти, не зная, какая она, твоя половинка? Женщину понять надо, почувствовать, услышать сердцем!
– И, конечно, для этого нужно всех перебрать.
– Конечно! – ничуть не смутился демон. – Вдруг мне покажется – она! А потом я пойму, что ошибся? Я сделаю несчастной и её, и себя. Моё же предназначение в этом мире – дарить радость и счастье.
– Болтун, – фыркнула неромантичная ведунья. – Пойдём, я хоть лёд приложу. Пока не появилась ещё одна претендентка на сердце. И не проломила тебе дурную башку.
Шай тяжело вздохнул, подцепил остатки своей некогда роскошной шевелюры, грустно разглядывая опалённые кончики. И вздохнул ещё раз.
– Никто не понимает поистине тонкую и ранимую душу поэта! – вынес вердикт, разочарованный в любви ифовет.
Арха молча подала ему руку, помогая встать. Зачем ранить и без того истерзанное сердце ехидными замечаниями? Лучше от синяков его избавить.
***
Арха, вполуха слушая романтически завывания Шая, пыталась решить практически нерешаемую, но крайне важную задачу: как, а, главное, где к ужину вина добыть. Лордская трапеза без благородного напитка – не трапеза вовсе. А спиртное во всей округе имелось только при ставке. В прошлый раз, когда ведунья устраивала демонам праздник желудка, желаемое для неё Ируш достала. Как это девчонке удалось, лекарка не уточняла. Но подозрения, конечно, закрадывались.
Просить бесу о помощи вторично девушке не хотелось. Ну, неудобно как-то. Взрослые должны подавать подрастающему поколению пример достойного поведения, а не потворствовать развитию преступных наклонностей и всё такое. Но вино-то нужно!
– Тебе сложно сказать, как лучше? – обиделся Шай, выворачиваясь из-под кулька со льдом, который у его челюсти лекарка держала.
– Что лучше? – вполне искренне удивилась ведунья, полностью утратившая суть пространных рассуждений демона.
– Ты меня не слушала, что ли? Сердца у тебя нет, Арха! И, вообще, друг из тебя фиговый!
– Сердце у меня есть – это я тебе как лекарь говорю. И друг из меня вполне ничего. Я добрая.
Девушка глянула на свёрток в своей руке, критически осмотрела слегка припухшую физиономию ифовета и решила, что лучше всё равно не станет. А стремиться к совершенству ради самого совершенства было лень.
– Ты просто повтори свой вопрос и не устраивай трагедий на пустом месте, – примирительно посоветовала ведунья, отправляя остатки льда в чайник. Не пропадать же добру.
– Ничего я у тебя спрашивать не буду. Всё равно ты ни Тьмы в поэзии не понимаешь, – надулся блондин.
– А ты в поэты решил податься? Ты же можешь срифмовать только «любовь» и «кровь».
Арха отобрала у демона гребень, с помощью которого он пытался реанимировать подпорченную причёску, и взялась за ножницы. Принципиально улучшить опалённые концы расчёска в принципе не могла. Шай страдальчески поморщился, как будто ведунья ему не локоны собиралась обстричь, а что-то гораздо более ценное.
– Вот неправда твоя! Мои таланты гораздо глубже и разнообразнее.
– Например?
– Ну, например… «Жопа» и «попа»! «Сиянье глаз» – «унитаз». Или…
– Не надо! Общее направление твоего творчества я уловила. Это гениально! Просто новое слово в поэзии!
– А я что говорю? – приосанился ифовет. – Просто публика ещё не дозрела до понимания всех глубин аналогий и аллюзий, вложенных мной в рифму и…
Рассуждения о гениальности Шая были прерваны самым беспардонным образом. Дан в каптёрку влетел с такой стремительностью, что едва рогами притолоку не задел. Но, кажется, даже не заметил этого. Ни слова не говоря, он схватил Арху за руку и поволок наружу. Причём и без того мало эмоциональное лицо демона сейчас вообще посмертную маску напоминало.
– Кто? – едва смогла выдохнуть ведунья, старательно перебирая ногами.
– Адаш, – гавкнул хаш-эд.
Лекарка прибавила ходу.
А поспешить стоило. Кронпринцу действительно было плохо. Так плохо, что при их появлении он даже головы от подушки поднять не смог. Его Высочество лежал на диване, свернувшись в позе эмбриона, старательно прижимая обе руки к животу, словно боялся потерять внутренности. Лицо его отливало бледностью до серости, на лбу поблёскивала испарина, а губу демон закусил так, что под клыком выступила алая бисеринка.
Арха, не рассуждая, опустилась рядом с диваном на колени, осматривая страдальца.
– Что вы ели сегодня?
Принц хотел ответить, но только скривился. И это была даже не гримаса боли, а самая настоящая судорога.
– Он завтракал вместе со всеми, я уже спросил, – мрачно ответил Дан, стоящий у входа в шатёр и поглядывающий на улицу. – Отдельно ему ничего не подавали.
Ведунья рассеянно кивнула и села на пятки, нервно теребя подол фартука.
– Данаш, тут хирургов надо звать. Я не могу ничего сделать…
Хаш-эд уставился на неё так, словно она призналась в убийстве младенца.
– Ну а что я сделаю?! – от чувства собственной беспомощности у девушки слезы на глаза навернулись. – Похоже на отравление. А если у него внутреннее кровотечение? Я же только наврежу! Пока не узнаем, что с ним…
– А со своим кристаллом смогла бы? – перебил её демон.
Простую вроде бы фразу он выговорил так, как будто слова силком из горла выталкивал. При этом его перекосило едва ли не сильнее, чем принца. Арха только кивнула, снова поворачиваясь к Адашу.
Цепочку-то ей Дан вернул. А вот о кристалле лекарка даже заикаться боялась. Понятно, что и демоны о нём не упоминали. Скорее всего, амулет давно сгинул в подвалах инквизиции. Или его вовсе уничтожили. Думать об этом было физически больно – в затылке ломить начинало. Как будто бабушку второй раз похоронила – своими руками закопала.
– Держи.
На колени девушки тяжело, как будто из стали отлитая, шлёпнулась сосулька. Сглаженная, будто оплывшая грань, поймала случайный солнечный луч и сверкнула зеленоватым бликом, кольнув зрачок. Арха машинально сжала ладонь на кристалле, чувствуя, как внутри него пульсирует тепло, и подняла голову, глядя на демона.
Дан отвернулся, словно то, что происходило снаружи палатки, его интересовало гораздо больше. Каменнее физиономия хаш-эда быть просто не могла – некуда. Ведунья проглотила вопросы вместе с бурными благодарностями. Ей показалось, что демон их не оценил бы.
Не прошло и часа как принц, выглядящий ещё более измученным и бледным, чем до прихода ведуньи, спокойно растянулся на своём диване, явно намереваясь отправиться в царство снов. По крайней мере, спазмы его не корёжили.
– Больной остро нуждается в уходе лекаря, – пробормотал Адаш, облегчённо закидывая руку за голову. Но вторую ладонь он по-прежнему держал на животе, словно боясь, что резь вернётся. – И чем дальше лекарь уйдёт, тем легче будет больному.
– Стыдно, Ваше Высочество, – отозвалась ведунья. – Я, конечно, и раньше знала, что чувство юмора у вас отсутствует напрочь. Но повторять бородатые анекдоты просто стыдно. Вы хоть шута при себе держите, чтобы он вам остроты придумывал.
Лекарка, посматривая на пациента, прибирала шатёр. Будь ты хоть трижды наследник трона, а промывание желудка всё равно дело грязное и дурно пахнущее. Странно, но у особ королевской крови внутри тоже не розарии цвели. А звать слуг Дан запретил. Правда, надо отдать ему должное, сам же рукава закатал и самую неприятную работу на себя взял.
– Оттого, что она старая, истина не перестаёт быть истиной, – наставительно изрёк принц, закрывая глаза.
– Его отравили? – тихо спросил Дан.
– Это отравление – да, – так же тихо ответила Арха. – Но отравили его специально или просто несвежий кусок попался, сказать не могу. Да и несильна я в ядах, – добавила ведунья самокритично.
– А со слухом у меня полный порядок, – подал голос Адаш. – Дан, не страдай паранойей. Во-первых, кому нужно меня травить? А, во-вторых, сам знаешь, при желании всё можно сделать гораздо чище. Так, чтобы скорбящим близким оставалось только гадать, с чего это покойному прихотнулось скопытиться. А тут слишком… грязно.
Кронпринц поморщился, то ли недовольный методами потенциальных убийц. То ли ему запах в шатре не нравился.
***
Ирраш привык полагаться на свои инстинкты. Но, к сожалению, они тоже иногда засыпали. Чаще всего вместе с хозяином. Предел выносливости есть даже у шаверов. И, в конце концов, наступает утро, когда все недосыпы, хроническая усталость и не долеченный ещё с зимы бронхит наваливаются разом. А последняя бессонная ночь оказывается той самой каплей, переламывающей хребет стойкости.
Утро выдалось пасмурным и сырым. Кони брели почти бесшумно – мокрые космы тумана скрадывали звуки, делая их глуше, словно подушкой накрывали. Вязкая молочная каша ходила тягучими волнами у лошадиных колен. Черные плоские силуэты деревьев выныривали из дымки неожиданно, заставляя Мрака испуганно коситься, всхрапывать.
Сырость пробирала до костей. За три часа пути разведчики, кажется, успели промокнуть до нижних порток. Ирраш нахохлился в седле, кутаясь в тяжёлый набрякший влагой плащ, то и дело клюя острым носом. Надоевший кашель не давал нормально дышать. Но и толком откашляться не получалось. Так и ехал, время от времени кхекая в унисон с галкой, навязчиво и монотонно орущей за туманными космами.
А расслабляться не стоило. Крестьяне говорили, что в здешних местах видели каких-то подозрительных товарищей. Вполне возможно, это были только личные глюки, крепко настоянные на местном пойле. А, скорее всего, в сырых лесах бродили стайки дезертиров, выискивающих добычу подоступнее. Но вполне возможно, что в кустах шныряли разъезды светлых, расчищающие дорогу для отрядов, идущих к осаждённому городу. В любом случае спать в седле не стоило. Но в веки какой-то умник свинец залил.
Ирраш откашлялся в очередной раз, крепко растёр шею под плащом – не помогло. Перед глазами всё равно плескалась муть, точь-в-точь как этот Тьмой проклятый туман. Демон открыл уже рот, чтобы приказать сержанту подтянуть солдат и прибавить ходу. И только тут понял, что в лесу стало совсем тихо. Даже галка заткнулась. И шороха кустов, через которые пробиралась большая кошка, не слышно тоже.
Шавер поднял руку, останавливая отряд, и откинул капюшон с головы, настороженно прислушиваясь. И едва успел шарахнуться в сторону, почти свесившись с седла. Спасибо, хвалёная интуиция проснулась вместе с хозяином. А то бы схлопотал стрелу прямо в глотку.
Бесы шаверским чутьём не обладали. За спиной демона кто-то захрипел. Взвилась на дыбы, дико заржала напуганная намертво натянутыми вожжами лошадь. Что-то пронзительно, коротко рявкнул Вереск. И воздух стал густым, словно желе. Ирраш почти видел следы от стрел, прошивающих туман длинными стежками.
Демон птицей слетел с седла, наотмашь хлестнув Мрака по чёрному заду. Конь всхрапнул, разом ударил передними копытами и единым длинным махом перелетел темнеющие кусты. Перед лицом Ирраша мелькнула стрела, запутавшаяся в лошадиной гриве. Но наслаждаться видами времени не оставалось вовсе.
– Шхар! – крикнул шавер, не на что, в общем-то, не надеясь.
И правильно не надеялся. Потому как ответа не получил. Если не считать за ответ удар тесака, едва не раскроивший череп. Недаром Ирраш не признавал ножен. Чтобы выхватить меч из кольца на поясе и мгновения не потребовалось. Парировать клинок, больше похожий на мясницкий нож. Перехватить самой серединой лезвия, уйти в сторону. Да не влево как ожидает противник, кем бы он ни был, а вправо. Выхлестнуть кистью, обходя тесак. И рубануть по чужой харе. Прямо по выпученным глазам, по раззявленном провалом рту.
На всё и удара сердца не потребовалось.
Разворот. И ещё один, призраком вынырнувший из тумана. Что ж вы все так орёте-то? Страха пытаетесь нагнать или себя накручиваете? Неважно! Распахнутые пасти – чудесный ориентир, точка, за которую взгляд цепляется, когда всё вокруг мельтешит, бурлит ведьмовским котлом.
Ткнуть клинком вперёд – коротко, экономно. Разворот на пятках, прикрывая грудь. Не потому, что нового врага увидел. Просто он там может быть. Собственно, он там и есть. Выхлест – короткий. Не задирая локтя, не открывая бок. И тут же в сторону. Крутись, двигайся, не стой на месте. Бой не танец. Акробатическими этюдами поражать некогда. Экономь движения, не открывайся. Тьма, как же щита не хватает! Какого не взял с собой баклер[1]? Расслабился, отвык…
Двигайся, двигайся, двигайся!
Но эти мысли поверхностны, как рябь на воде, под которой ходит, ворочается громадная рыба. Опять? Кто один раз предал – предаст во второй? «Брат» - только слово? Получается, прав Дан? Нельзя прощать, нельзя наказывать. Верить можно исключительно мёртвым. От них подлости можно не ждать. Не принял правду чужих слов – учись на собственной шкуре.
Удар – уход. Укол – разворот. Отмашка!.. А-а, неловко то как! Трава скользкая от росы, как каток. Ну, на по ногам! Тьма, ещё глаза своей кровищей залил. Кто орёт? Он сам? Они? Неважно! Двигайся!
И ещё ниже ряби сиюминутных мыслей, вовсе уж в глубине притаился монстр – огромный, тёмный охранник Бездны. А, может, плюнуть на всё? Дёргаться, учиться, думать? Нужно только опоздать. Совсем чуть-чуть не успеть – и не будет больше ничего. Ни мыслей, ни бессмысленности, ни тоски, ни бессонницы. Всего-то и надо, что вывернуть кисть, слегка податься вперёд и…