И ЕГО СОЦИАЛЬНАЯ ФИЛОСОФИЯ




ГЛАВА 5

ОСОБЕННОСТИ МАТЕРИАЛИЗМА Т. ГОББСА

И ЕГО СОЦИАЛЬНАЯ ФИЛОСОФИЯ

1. «Первая философия» Т. Гоббса и особенности его материализма. Изложение взглядов крупного философа всегда связано с проблемой необходимости выразить в от­носительно кратком изложении сложную и часто в очень объеми­стых сочинениях разработанную систему его взглядов. И здесь, видимо, нет иного пути, как после тщательного изуче­ния выделить фундаментальные идеи, положенные филосо­фом в основание своей системы, и разъяснить их читателям с надеждой, что производные детали они реконструируют са­ми. Такой путь решения данной проблемы нередко ведет к тому, что приходится отказываться от описания системы взглядов в том виде, в каком она выражена, например, в глав­ном сочинении того или иного философа. В случае с изложе­нием философии Гоббса я вынужден поступать именно так. В первой главе я представил гносеологию и методологию Гоббса не только по первому разделу первой части его «Ос­нов философии», который, напомню, называется «Исчисле­ние, или логика», но привлекал также и другие, более ранние его сочинения. Что же касается самих «Основ философии», то приходится некоторые их части обходить вниманием. Од­нако данное обстоятельство, надеюсь, не будет препятстви­ем, а наоборот, поможет ухватить главное в системе и прин­цип ее организации в целое.

Напомню, что у Гоббса философия вообще делится на философию естественную (которую я в дальнейшем буду называть философиейприроды) и философию граждан­скую. Собственно естественная философия, наиболее фун­даментальные идеи, которой я намереваюсь рассмотреть, из­ложена Гоббсом в трех частях: «Первая философия», «О за­конах движения и величин» и «Физика, или явление приро­ды». Эти части представляют собой соответственно второй, третий и четвертый разделы трактата «О теле».

«Первая философия», по Гоббсу, необходима для того, чтобы исследовать самые общие свойства тел и их причины. А «метод исследования общих понятий вещей есть метод чи­сто аналитический» [3, с. 122]. Понятия самых общих свойств и их причин станут первыми принципами познания. По своей сути познание первых принципов представляет собой не боль­ше, чем только определения или объяснения простейшихпонятий, относящихся ко всем вещам (телам), несмотря ни на какие их различия. Число понятий «первой философии» очень невелико. К ним относятся: пространство и время, те­ло и акциденция, причина и действие, действительность и возможность, количество, тождество, отношения, прямые и кривые линии, угол и фигура.

В той части философии природы, которая называется «О законах движения и величин», Гоббс исследует, к каким следствиям приводят определенные виды движения. Вы­делив и описав различные виды движений – прямолиней­ное, криволинейное, круговое, равномерное и т. п., – он объясняет, какие фигуры и соотношения тел будут возни­кать в результате названных видов движений. Поэтому дан­ную часть своей философии природы он весьма справед­ливо называет геометрией. А метод здесь явно синтети­ческий, поскольку в этой части философии исследуется возникновение таких общих свойств, как линия, поверх­ность, фигура и их разнообразие. Достигается же это пу­тем сложения и умножения различных видов движений, что и представляет собой синтез, или композицию.

В следующей части («Физика, или о явлениях природы») реализуется путь познания от известных свойств, или явле­ний, к их возможным причинам. Особенность данной части философии природы в том, что здесь берутся важнейшие яв­ления самой природы и делается попытка найти их естест­венные причины. Если в «первой философии» были разъяс­нены простейшие понятия самого человека, то в физике человек, сознательно и правильно используя разъясненные понятия, ищет возможные природные причины явлений. Здесь прежде всего исследуется возможная причина того, по­чему и как человеку вообще даны явления. Это изложенная мною в предыдущей главе концепция чувственного образа Гоббса. Затем он очень логично переходит к проблеме поз­нания универсума (мира в целом) и получает однозначный, ответ, что такое познание абсолютно невозможно. Исследу­ет также наиболее вероятные свойства универсума, такие как существование ничем не заполненного пространства, отно­шения между космическими телами, происхождение чувст­венных качеств (цвет, теплота, свет, холод, тяжесть и т. д.).

В данной главе я постараюсь изложить понимание са­мых основных идей «первой философии». А из взглядов на человека и общество остановлюсь лишь на тех, без которых о Гоббсе невозможно говорить, не рискуя прослыть темным человеком.

Автором выражения «первая философия» был Аристо­тель. Он придумал это словосочетание для обозначения то­го раздела своей философии, в котором исследуются пер­вые начала и высшие причины всего существующего[cм.: Аристотель. Метафизика, кн. 6, гл. 1, 1026а, 5-30; 1, с. 181-182.] И хотя внешне это очень похоже на то, как Гоббс определяет предмет и задачи своей «первой философии», однако сам он настаивал на существенном отличии его «первой филосо­фии» от Аристотелевой [см.: 3, с.68-69, 118]. И действитель­но, «первая философия» Аристотеля в составе всей фило­софии стояла после физики. Поэтому она впоследствии (в I в. до н. э.) и получила название метафизики (то, что после физики). У Гоббса же «первая философия» является первой не только по существу, но и по месту, которое занимает в составе философии. И это различие вовсе не пустячное. У Аристотеля знание первых начал и высших причин не может быть получено до и без знаний физики. У Гоббса, напротив, никакая толковая научная физика не может быть разработана до и без знания первых принципов познания явлений. Предлагаю читателю и самому сличить эти соотношения частей фило­софии у Гоббса и Аристотеля и подумать над причинами и следствиями очевиднейших различий. И я уверен, что мало-­мальски думающий читатель сам убедится, что различие здесь действительно фундаментальное, и оно представляет Гоббса как очень оригинального мыслителя именно в обла­сти и гносеологии, и онтологии.

Во-вторых, и что еще более существенно, у Аристотеля «первая философия» претендует найти первые начала и выс­шие причины всего существующего (всех вещей). А Гоббс, хотя и говорит о наиболее простых и общих свойствах и их причинах, но подчеркивает, что речь идет о том, чтобы дать строгие дефиниции простейших понятий человека, т. е. что­бы указать «начало и причину познания, т. е. понимание смыс­ла слов» [3, с. 118; ср. с. 123]. Что касается метафизики как науки, способной найти истинные первые начала вещей са­мих по себе, а тем более познать их высшие причины (ради какой цели все существует), то такую философию он назвал Эмпусой, т. е. божеством, ковыляющим на двух ногах – мед­ной и ослиной. Это ковыляющее уродливое существо симво­лизирует уродливость попыток решить при помощи естест­венного разума человека вопрос о самых первых причинах и началах всего существующего и о конечной цели мира. Та­кое знание может доставлять лишь Священное писание, и принимать его надо с верой и почтением, а не испытывать естественным разумением [см.: там же, с.68-69, 209]. Философия же изучает только тела, их возникновение и взаимодействие, и делает это при по­мощи естественного разума, который устроен так, что не способен в принципе познать даже одну вещь «саму по се­бе». Как же такой разум может постичь самые первые на­чала и самые последние концы сущего? И здесь важно по­нять, что когда Гоббс говорит о происхождении тел, то он имеет в виду проблему происхождения одних тел от дру­гих. Однако ставить вопрос о том, как вообще возникло тело, учитывая возможности наших познавательных спо­собностей, абсолютно бессмысленно.

В «первой философии» Гоббса очень рельефно выступа­ют особенности его так называемой общемировоззренческой позиции. Суть ее в том, что она представляет собой ни с чем не сопоставимую в истории философии по тщательности те­оретической разработки и по строгости проведения принципа систему материализма. Можно смело сказать, что Гоббс – первый настоящий (т. е. недопустивший никаких отступлений) и действительно великий философ-материалист. С оценкой философии Т. Гоббса как первого в истории философии настоящего материализма впервые и очень смело для того времени выступил известный историк философии крупный российский мыслитель, ростовчанин М. К. Петров [7]. В данном случае весьма уместно привести и оценку К. Марксом материа­лизма Гоббса. Маркс высказал эту оценку тогда, когда созна­тельно переходил от идеализма к материализму и потому был предельно чувствителен как к достоинствам, так и к недо­статкам своих материалистических предшественников. По его словам, у Гоббса «чувственность теряет свои яркие краски и превращается в абстрактную чувственность геометра.Физическое движение приносится в жертву механическом у или математическому движению; геометрия провозглашается главной наукой. Материализм становится враждебным чело­веку» [5, 2, с.143]. Последние слова Маркса означают, что хотя Гоббс и выводит все знание из чувств человека, его до­верие чувствам на деле оказывается очень небольшим. Ма­териализм Гоббса доверяет чувствам только в отражении одного аспекта мира – количественного. А все многообразие качеств, как мы видели, трактуется как способ отражения в нашем теле воздействий внешних тел. Собственными (объ­ективными) свойствами тел признаются только геометриче­ские (количественные) и механические свойства: протяжение, величина, движение (покой).

Названные черты материализма Гоббса можно (и совершенно необходимо) прокомментировать относительно их теоретического смысла. И тогда отрицательная оценка, которая явно присутствует у Маркса, вполне естественно меня­ется на положительную. Такой комментарий я буду давать по ходу дальнейшего изложения. Но как таковые эти особенности указаны верно, что наглядно подтверждается тем, с чего начинается обсуждение проблем «первой философии» и как оно осуществляется.

«Первую философию» Гоббс начинает не с объяснения понятия тела, как это можно было ожидать, а с объяснения и определения понятий пространства и вре­мени. И это весьма рационально. Ведь тело не существует, иначе, как где-нибудь и когда-нибудь.

Для объяснения того, что такое пространство, Гоббс при­меняет интересный и по-своему эффективный прием. Он предлагает вообразить себе, что все без исключения вещи, кроме одного-единственного человека, исчезли, перестали су­ществовать. Но человек, который остался, сохранит в своей памяти множество образов, и он вполне в состоянии давать им имена, мысленно, в воображении, связывать эти образы друг с другом и отделять их друг от друга. А если хорошо поразмыслить, продолжает Гоббс, то станет ясно, что и при положении, когда все вещи существуют, в процессе мышле­ния мы «сравниваем только образы нашего воображения» [3, с. 139]. Нам не надо подниматься в небеса, чтобы рассчитать орбиты планет. Мы делаем это у себя в кабинете. Из таких рассуждений очень естественно вытекает сначала разъясне­ние, а потом и дефиниция понятия пространства. Если мы вспоминаем вещь или представляем ее себе и при этом об­ращаем внимание исключительно лишь на то, что она существует вне нашего сознания, то мы пользуемся понятием, которое называют пространством. Таким образом, прост­ранство не есть атрибут, или свойство, или форма существо­вания вещей «самих по себе». Наоборот, пространство – это характеристика наших образов, их специфическое свойство. И именно такое, благодаря которому мы «видим» эти наши внут­ренние состояния находящимися вне нас.

Ведь в действительности образы существуют как раз в нашем сознании, что было детально обосновано Гоббсом в гносеологии и наглядно продемонстрировано приемом вооб­ражаемого устранения всех вещей. А видим мы вещи вне нас. Значит, в самих образах есть свойство, которое позволяет им казаться находящимися вне нас. Эта кажимость на­хождения образов вне нас и есть пространство. Гоббс мно­гократно называет его кажущимся, или воображаемым, про­странством. Понимание же пространства как чего-то прису­щего внешним вещам, по мнению философа, противоречи­во. Если бы оно было присуще вещам как их свойство, то как бы вещи могли заполнять такое «пространство»? Ведь суть пространства именно в том, что оно может быть заполнено. И если бы каждому телу принадлежало пространство как его собственное свойство, непонятно было бы, как одно тело оставляет часть пространства и на эту часть помещается другое тело. То есть в этом случае невозможно было бы мыс­лить пространство как одинаково общее всем телам. И нао­борот, возможно понять пространство как общее всем телам, только если считать его продуктом воображения. Лишь при таком понимании пространства становится осмысленным вы­ражение «пустое пространство», иможно понять, что такое место вообще и пустое место в частности. Исходя из этих соображений, Гоббс дает следующее точное определение пространства: «пространство есть воображаемый образ (fantasma) существующей вне нас вещи, поскольку она про­сто существует, т.е. поскольку мы не имеем в виду никакой другой акциденции, кроме бытия вещи вне представляющего сознания» [3, с. 140].

Если пространство есть образ тела, поскольку оно суще­ствует вне нас, то время есть образ тела, которое непрерыв­но меняет свое место, тем самым время есть образ движу­щегося тела. Гоббс убежден в том, что такое понимание не является отступлением ни от общепринятых воззрений, ни от тех определений, которые давали авторитетнейшие фи­лософы, например Аристотель. Так, хотя все считают, что год есть время, но никто не думает, что год есть свойство (акциденция) каких-либо тел. И никто не думает, что время, которое прожили наши предки, существует где-нибудь, кро­ме памяти тех, кто о них вспоминает. Поэтому ясно, что «вре­мя существует не в самих вещах, а только в мышлении» [там же]. Однако определение «время есть образ движущегося те­ла» недостаточно, ибо здесь нет понятия «раньше», «позже», «теперь», без которых нет времени как такового. Вследствие этого в определение времени должно входить также понятие последовательности перемещения какого-нибудь тела, т. е. понятие, что те­ло сначала находится здесь, а потом – там и т. д. В резуль­тате полное определение времени будет таким: «Время есть образ движения, поскольку мы представляем в движении пос­ледовательность» [там же, с. 141].

Историки философии по-разному толкуют разработан­ное Гоббсом понимание пространства и времени. Одни счи­тают, что он субъективизировал пространство и время [см., например: 6, с. 66-70; 2, с. 31]. Другие [4, с. 115] полага­ют ошибочным приписывать ему чистый субъективизм. Я ду­маю, что понимание Гоббсом пространства и времени во вся­ком случае не было отходом от материализма, как пишет Б. В. Мееровский [6, с. 68], а напротив было подходом к нему. Под пространством Гоббс понимал такую характеристику нашего представления, которая позволяет считать его существую­щим вне и независимо от нас. Полный субъективизм здесь видят в том, что пространство – характеристика нашего пред­ставления. Однако Гоббс дал достаточно солидную аргумен­тацию в пользу того, что понимание пространства как свойст­ва вещей или как самостоятельной внешней вещи, отличной от других вещей, делает его вообще необъяснимым. Поэто­му настаивать на том, что пространство есть нечто внешнее сознанию, не опровергнув аргументы Гоббса, и означает про­водить самый худший вид субъективизма, а именно – произ­вол. К тому же Гоббс называл и объективный источник «вооб­ражаемого» пространства. Та характеристика образа, которая позволяет «видеть» его за пределами нашего сознания (про­странство), есть отражение объективного и фундаменталь­ного свойства тела – его величины. Точно так же и время есть образ движения, а движение – главное, что вообще свя­зывает субъективный мир человека с внешними вещами.

Выработанные Гоббсом определения пространства и времени самым очевидным образом одновременно являют­ся и следствием задумки механико-математического матери­ализма исредством неуклонного проведения мысли, что един­ственная реальность – это единичные и бескачественные тела. В самом деле, если бы Гоббс, подобно древнегрече­скому философу Демокриту, принял такое понимание прост­ранства, согласно которому оно есть существующая до и не­зависимо от человека абсолютная пустота, заполняемая те­лами, то как понять существование такой пустоты? Ведь пус­тота без тел есть полное ничто. И получается тот абсурд, что существует ничто, которое к тому же признается необхо­димым условием перемещения тел. То есть существует та­кое ничто, которое в действительности представляет собой фундаментальное Нечто. Впрочем, для идеалистических си­стем существование пустоты не является принципиальным препятствием и теоретическим абсурдом. В них она может получить интерпретацию как вид бестелесного бытия. Но именно потому Гоббсу и нет смысла признавать реальность пустоты (или объективность пространства), что в этом слу­чае его материализм был бы непоследовательным, а теоре­тическая конструкция слабой. То же самое можно сказать и о времени. Поэтому отнесение Гоббсом пространства и време­ни к свойствам образов – тонко и тщательно продуманный теоретический ход, обеспечивающий как строгость и предель­ную рациональность мысли, так и очень последовательный материализм, а не субъективизм.

Но что же такое само тело? Первое и необходимое свойство тела – занимать некоторое пространство и про­стираться вместе с ним. Однако протяжение не есть са­мо протяженное тело. Далее, тела могут менять свои мес­та. Но перемена места не есть движущееся тело. Ведь тела могут и сохранять свои места. Однако покой тоже не есть само покоящееся тело. Протяжение, движение и по­кой, хотя и важнейшие, но лишь свойства тела, или акциденции. Правда, одна из этих акциденций, а именно про­тяженность, – особая. Она неотъемлема от любого тела. А если бы ее удалось устранить, то не было бы восприя­тия (образа) самого тела. Но все же даже эта акциденция не есть сущность тела. Этим настойчивым подчеркивани­ем того, что нельзя никакие акциденции принимать за са­мо тело, Гоббс проводит мысль о несводимости тела как носителя свойств ни к какому отдельному свой­ству ик любой их сумме, в том числе к их самой полной совокуп­ности. И он находит поистине блестящее определение те­ла, интеллектуальное изящество которого состоит в том, что Гоббсу удалось объяснить тело, не связав его ни с ка­кой акциденцией: «Телом является все то, что не зависит от нашего мышления и совпадает с какой-нибудь частью пространства, т.е. имеет с ней равную протяженность» [3, с. 146].

Так как в природе нет ничего, кроме тел, то причиной дви­жения любого тела является только другое тело, которое, что­бы передать движение, обязательно должно соприкасаться с другим телом. Отсюда вывод: формальная и целевая при­чины Аристотеля не существуют. Что такое формальная при­чина у Аристотеля? Это план, или «первообраз» вещи, в соот­ветствии с которым она создается. А целевая причина – это то, ради чего она создается, [см: 1, с. 146-148]. Однако при­родные явления каждое в отдельности никто не замышляет и никто не создает для каких-либо целей, заявляет Гоббс. Ведь кроме тел там не существует ничего такого, что могло бы замысливать «планы» и придумывать «цели». Поэтому ине может быть в природе причин формальных и целевых, аесть лишь два ро­да причин: действующая и материальная. Действующая причина – это совокупность необходимых для наступ­ления действия акциденций в том теле, которое оказывает воздействие. Причина материальная – совокуп­ность необходимых для наступления действия акциденций в теле, которое подвергается воздействию. Действие наступает только в результате соединения этих причин. Та­кое соединение материальной и действующей причины на­зывается полной причиной. Но данная полная причина не есть что-то третье наряду с действующей и материальной, а оз­начает только, что мы знаем (или имеются налицо) все усло­вия, требуемые для возникновения данного явления.

Возможность и действительность – понятия, каж­дое из которых тождественно понятию причины и понятию действия (или результата). Понятие действительности отличается от понятия причины лишь тем, что когда мы говорим о действительности, то имеем в виду действие, уже наступившее. А когда говорим о возможности, то предполагаем действие, которое только должно будет наступить. При этом совокупность ус­ловий, необходимых для наступления ожидаемого резуль­тата, в теле действующем называется активной потенцией (возможностью). Так же точно совокупность условий в теле, на которое будет оказано действие, называется пассивной потенцией. А соединение активной и пассивной потенций образует полную возможность и тождественно полной при­чине, отличаясь от нее лишь тем, что слово «причина» мы относим к совокупности условий, необходимых для возник­новения того явления, которое уже существует. А слово «возможность» – к совокупности условий того явления, которое наступит. Таким образом, возможность и причина – это одно и то же, а различаются они как прошлое и будущее. Если произойдет соединение активной и пассивной потенций и ре­зультат начнет появляться, то возможность будет переходить в действительность, или станет актом.

Первоматерии, или субстанции, как чего-то такого, из чего образованы все тела, нет. Прежде всего существу­ют только индивидуальные тела, а их общая причина, из которой они все «сделаны», просто была бы недоступна на­шим познавательным способностям. Однако нашей спо­собности суждения вполне достаточно, чтобы убедиться, что такой первоматерии не может быть. Например, ес­ли мы хотим найти материю, из которой сделаны вода и лед, то должны допустить, что она не может быть ни во­дой, ни льдом, а только чем-то третьим. Этот пример по­казывает, что если мы хотим найти материю всех тел, то абсолютно очевидно, что она не должна быть никаким кон­кретным телом. Следовательно, если она существует, то должна быть не-телом, что нелепо. Поэтому слово «первоматерия» не обозначает никакой сущности, а лишь тот факт, что мы говорим о теле вообще, отвлекаясь от всех его акциденций (свойств), кроме количества.

По мнению многих исследователей, материализм Гоббса становится явно непоследовательным в решении им воп­роса о происхождении мира и об источнике движения. Обыч­но говорят, что вопрос о происхождении мира Гоббс оставил решать людям, «которые в соответствии с законом играют ведущую роль в служении Богу» [3, с. 209]. Кроме этого он еще заявлял, что довольствуется тем решением данного вопроса, которое содержится в Священном писании. Од­нако для уяснения точного смысла позиции Гоббса надо учесть, что он формулировал по меньшей мере три поло­жения, имеющих прямое касательство к упомянутому вопро­су. Во-первых, Бог в качестве предводвигателя не может быть чем-то вечным, неподвижным, неизменным и бестелесным, ибо причиной движения тел может быть лишь движение те­ла. Во-вторых, нельзя доказать, что существует такое, а не иное начало мира. В-третьих, словам «вечность» и «бесконеч­ность» не может соответствовать идея какой-либо реальной вещи, а только понятие её отсутствия (отсутствия границы) [см.: 3, с. 207-210].

Следовательно, вопрос о причине мира не подлежит науч­ному решению в принципе, в силу природы научного познания. Научное решение вопроса о первоисточнике движения может дать лишь знание того, каким он не может быть. Так как универ­сум составляют тела, то перводвигатель, если он существует, не может быть бестелесным и неподвижным. Поэтому причиной движения мира не может быть вечное, бесконечное и неизмен­ное существо. Этот ответ не согласуется с религией, и потому вопрос о первоисточнике движения тоже лучше всего исключить из научного рассмотрения. Думаю, что подобное решение двух фундаментальных мировоззренческих вопросов невозможно ин­терпретировать как непоследовательный материализм. Наоборот, здесь трезво оценены возможности науки и строго проведен именно материализм. И отсылки к религии вполне рациональны и весьма соответствуют теории Гоббса. Что же делать, если ра­зум со всей очевидностью показывает неспособность науки дать подобные знания. Может быть, вопреки разуму, но исходя из ин­тересов системы выдвигать положение, что в основе всего ле­жит некая «первоматерия»?! И не заявлять же вопреки элемен­тарному здравому смыслу, что мир был вечным, если никакой человеческий разум не в состоянии охватить вечность. Это было бы отходом не только от рациональности, но и от материализма. Ведь в случае признания такой способности за человеком мы согласились бы, что его познавательные способности осуществ­ляются чудесным образом. А какой же рационализм существует там, где имеет место чудо? Нет, Гоббс был достаточно строгим рациона­листом в том отношении, что был убежден в возможности пос­тичь способности человеческого разума ивыносить суждения омире в точном соответствии с ними.

Однако, несмотря на достаточно благочестивое ограни­чение Гоббсом возможностей разума в познании мира в це­лом, представители церкви очень болезненно отреагирова­ли и на рассмотренные выше положения, и на его взгляды в целом. Гоббса постоянно упрекали в атеизме, в том, что его труды развращают молодежь. И религиозному философу-ма­териалисту приходилось много времени уделять на ответы своим недоброжелателям и на отводы различных обвинений.

Такова в общих чертах «первая философия» Гоббса, ко­торая, как оказалось, является не только определением про­стейших понятий, но кое-что говорит и о бытии, тем самым в немалой степени оказываясь и онтологией. И в таком своем качестве она должна быть охарактеризована как в высшей степени последовательный механико-материалистический материализм.

Итак, особенности материализма Гоббса заключаются в следующем. 1. Это система взглядов, которая признает ре­ально существующими лишь единичные тела. 2.Из объек­тивных свойств тел человеку известны только два: величи­на (количество) и движение. 3. Благодаря движению, тела взаимодействуют и образуют другие какие угодно сложные тела, так что все существующее есть результат лишь движе­ния и взаимодействия тел. 4. Субъективный мир (сознание, душа, познание, воля) человека есть функция (способ дейст­вия) определенных тел (тела человека). 5. Суть данного спо­соба действия в том, что при контакте тела человека с внеш­ними вещами возникает объективная кажимость (призрак) – образы вещей, которые именно в силу их «кажимостной» природы и воспринимаются как «бесплотные». 6. Образы вещей – интегральные «видения», которые складываются из простых: цвета, вкусы, запахи, звуки, очертания, плотность, тяжесть и т. п. 7. В силу этого познать «вещи сами по себе», а тем более «мир в целом», включая его начало и цель сущест­вования, для человека невозможно в принципе, если он расс­читывает только на свои естественные познавательные спо­собности. 8. Научная философия может исследовать лишь причины и следствия явлений. Однако такого знания челове­ку более чем достаточно, чтобы приспособить явления при­роды к своей пользе, усовершенствовать собственные нра­вы иобустроить общественную жизнь.

2. Социальная философия. Принципы своего механи­ческого материализма, или механического детерминизма тел, Гоббс стремится также последовательно провести и при пос­троении социальной философии. Она делится у него на уче­ние о человеке (или этика) и учение о гражданине (или фи­лософия государства). В первом человек рассматривает­ся как отдельное индивидуальное тело с целью изучить склонности, аффекты и нравы людей. Во втором человек рас­сматривается как часть политического тела – государства, чтобы исследовать гражданские обязанности людей.

С одним из аспектов учения о человеке мы познакоми­лись в теории познания Гоббса. Это учение об ощущении (чув­ственном образе) и о мышлении. Мы видели, что в строгом соответствии с принципами механического причинения фи­лософ объясняет ощущение как движение в органах ощуще­ний и в мозгу, а мышление – как исчисление этих образов при помощи чувственно воспринимаемых знаков. Таким же способом объясняется и эмоциональная жизнь человека. При­чиной эмоций человека является движение в сердце. Проис­ходит это так. Ощущения от предметов либо способствуют движению в сердце, либо препятствуют ему. Когда они спо­собствуют этому движению, то возникает удовольствие, или наслаждение. Когда препятствуют – неудовольствие, или страдание. В первом случае предметы вызывают в нас влечение, расположение к себе, во втором – отвращение. Такое толкование эмоций позволило Гоббсу разработать представление о нравственных нормах не как внушенных Бо­гом посредством сверхъестественного откровения, а как воз­никших естественным путем. Человек в своих действиях ру­ководствуется личными интересами. Он стремится к тому, что приятно, иизбегает того, что неприятно. Поэтому добро – это все, к чему мы стремимся, а зло – все, чего мы избе­гаем. Конечно, в таком случае понятие добра и зла не мо­гут оставаться вечными и неизменными, а будут менять содержание в зависимости от условий момента. Все поступ­ки причинно обусловлены. Главная движущая сила всякогоповедения – это стремление каждым человеком достичь бла­га. Таким образом, этика Гоббса в своем исходном пункте может быть квалифицированна как гедонистическая, т. е. объясняющая поведение людей из их стремления к наслаж­дению. А поскольку это влечения природные, направлены к природным телам и имеют естественное происхождение, то данную этику можно назвать также натуралистической.

Но если бы человек жил в одиночку, его поведение нельзя было бы оценивать как добродетель или порок. В естественном состоянии всякое поведение нужно считать естественным. И поэтому здесь не может быть нравственных норм. Они возникают лишь в государстве. «Только в государстве существует общая мера для добродетелей и пороков. И такой мерой могут поэтому служить лишь законы каждого государства», – пишет Гоббс [3, с. 258]. Бесспорно, законы государства меняются. Но независимо от этого только безусловное повиновение власти есть проявление нравственности и добродетели. Потому что лишь такое повиновение сохраняет государственную организацию. А государство – единственная гарантия мира, без которого людям, каждому в отдельности и всем вместе, грозит гибель в «войне всех против всех».

«Война всех против всех» составляет суть так называемого «естественногосостояния». В «естественном состоянии» люди находились до создания гражданского общества. От­ношения между людьми определялись здесь их принципи­альным природным равенством. Все люди, считает Гоббс, равны от природы как в отношении физических, так и умст­венных способностей. А раз люди равны, то они одинаково надеются на достижение своих целей. Имея одинаковые пра­ва, они одинаково стремятся осуществить их. Поэтому меж­ду людьми в естественном состоянии возникает борьба. В этой борьбе никого нельзя считать несправедливым, потому что каждый имеет право на все. Потому-то «война всех про­тив всех» и является всеобщим принципом естественного состояния. Однако в результате такой войны становится не­возможной нормальная жизнь. В естественном состоянии всем одинаково угрожает опасность быть истребленными. Таким образом, равное право каждого человека на жизнь по­рождает у каждого человека страх за саму жизнь.

Но этот страх смерти является началом преодоления «войны против всех» и началом выхода людей из естествен­ного состояния. Разум подсказывает каждому человеку те ус­ловия мира, на основе которых они могут достичь согласия. Таким условием является достигнутое через опыт «войны про­тив всех» и страха смерти понимание каждым, что, стремясь к миру, он должен отказаться от части своего «естественного права» и передать ее отдельному лицу или собранию лиц. Это лицо (или собрание лиц) станет объединением множест­ва отдельных воль к миру в единую волю. Гоббс убежден, что, хотя страх смерти обязательно заставит каждого чело­века стремиться к миру, однако этого множества одинаковых воль недостаточно, чтобы мир действительно установился. Для установления мира обязательно нужно заменить множе­ство отдельных одинаковых воль на единую волю. Ибо толь­ко единая воля (или власть) может удержать людей от новых столкновений, на которые они снова будут идти из зависти, ради славы, почестей, общественного положения и т. д. Такая единая воля может быть утверждена только всеобщим согласием, или общественным договором уступить часть своего естественного права (суверенитета) со стороны каждого отдельного человека органу единой воли.

Когда орган единой воли всех по общему согласию об­разован, то тем самым люди создали не существовавшее ранее в природе новое, политическое тело, а значит, и но­вое лицо – гражданское. Это искусственное тело, которое тоже есть лицо, и представляет собой государство. Если люди переносят свои естественные права на одного челове­ка, возникает монархия, если на собрание представителей всех сословий – республика, если на собрание представи­телей какого-то одного сословия – аристократия. Так как люди переносят на государство свои естественные права, которые в естественном состоянии безграничны, то государ­ство становится единственным независимым (суверенным) обладателем безграничных прав. Власть его по отношению к подданным является абсолютной, а повиновение граждан должно быть безусловным. Государство издает законы, бе­зусловное подчинение которым окончательно устраняет ес­тественное состояние всеобщей войны и обеспечивает всем безопасную и процветающую жизнь.

С позиции господствовавшей у нас не очень давно диалектико-материалистической концепции общества и государст­ва учение Гоббса о государстве нередко оценивалось как идеалистическое, а потому и ущербное. Идеализм Гоббса усматривался в том, что в объяснении государства он пер­выми причинами его возникновения считал страх и разум людей. Я же думаю, что если достоинство концепции ви­деть в материализме, то у Гоббса его в избытке и в объяс­нений природы государства. Страх и понимание людьми выгоды передать часть естественных прав государству он объясняет так, что эти душевные состояния людей жестко детерминированы и не зависят от произвола. То, что дей­ствие осуществляется через сознательную деятельность людей, не отменяет железной необходимости, с которой оно определяет их сознание. Так что упреки Гоббсу в иде­ализме – явное недоразумение. Больше того, поскольку он дал первое строгое причинно-следственное объясне­ние государству и



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-06-30 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: